Крах Крестовых походов Акра раздора
Наполеон Бонапарт вглядывался в морскую гладь. Серо-голубые глаза императора следили за монотонной игрой волн с завидным бесстрастием. За исход кампании, которую историки всего мира позже назовут Египетским походом, он был абсолютно спокоен. Вслед за флагманским кораблем с рейда Тулонского порта снялись 350 судов, на которых разместилась 38-тысячная армия. С такими несокрушимыми молодцами быть ему вторым Александром Македонским! В 333 году до нашей эры захватил он эти земли, на долгие годы превратив древнюю Акру в греческий город. Крепость, о которой писано еще в Ветхом Завете, издавна манила великих полководцев. Здесь побывали Тутанхамон III и ассирийский царь Сеннахариб. Выжженная солнцем земля щедро пропитана кровью славных рыцарей – героев Крестовых походов… Наконец, на горизонте в утренней дымке прорисовались крепостные стены. Дмитрий Мережковский напишет об этом:
«Обогнув подножие Кармила, французы подошли 17 марта к стенам Сен-Жан-д’Акр, древней Птолемаиды… Жалкая крепостишка, „избушка на курьих ножках“, как называл Акр Бонапарт. Крепость казалось ему легкой добычею. Но судьба судила иначе. Два месяца длилась траншейная осада, половина армии была уложена, но Акр не сдался. Когда же английский коммодор Сидней Смит перехватил в море артиллерийский транспорт Бонапарта, а свою собственную артиллерию перекинул в крепость и усилил ее гарнизон 20-ю тысячами штыков, Бонапарт понял, что Акр – конец Сирийской кампании…»
20 мая 1799 года император был вынужден снять осаду и отправиться восвояси.
…Акко стоит на полуострове, замыкающем с севера залив Хайфа. За свою историю, по длительности вполне сопоставимую с историей человечества, он сменил много имен. Акра, Акка, Аккон, Сен-Жан-д’Акр… В бронзовом веке город звался Тель-Акко (по-арабски Тель-аль-Фухар – «насыпь глиняных черепков»). Всевозможных «черепков» эта земля и впрямь хранит немало. Прекрасно сохранились и остатки укреплений. Самые первые стены возвел здесь в 261 году до нашей эры царь Египта Птолемей II. Это при нем город был перенесен на то место, где располагается и поныне. А вот огромный мол построили уже римляне. Они углубили и расширили залив, превратив Птолемиаду в один из самых значительных портов Средиземного моря. Византийцы считали ее святым местом – ведь сам апостол Петр посещал здесь первую христианскую общину… Но в 640 году город был впервые захвачен мусульманами. И с этой поры превратился в настоящее «яблоко раздора» между христианами и неверными – последняя столица государства крестоносцев в Заморье, город, падение которого стало концом Крестовых походов на Ближнем Востоке…
А все так хорошо начиналось!.. 26 мая 1104 года, спустя пять лет после объявления Первого крестового похода, непокорный город пал к ногам новоиспеченного иерусалимского короля Балдуина I. И, как казалось, навсегда. Его величество незамедлительно занялся его укреплением. Возвели мощную двойную стену, выкопали широкий и глубокий ров. Порт был восстановлен, появился новый волнорез, на дальнем конце которого выросла защитная Башня Мух. Увы, все эти усилия оказались тщетны. Вскоре после хаттинского позора город был сдан султану Саладину, и все христианские жители покинули его… Крестоносцы вновь осадили Акру в 1189 году – но на их пути встали мощные фортификационные укрепления, которые они сами же и построили. Почти четыре года длилась осада. И вот, наконец, флот Филиппа Августа и Ричарда Львиное Сердце вошел в залив. Английский король привез с собой чудо осадной техники под названием Malvoisin – «злой сосед». Эта осадная башня была изготовлена заранее и сопровождала Ричарда в его походе в Святую землю. Целый дворец, хотя и довольно скромный, – говорят, он даже зимовал в нем, задержавшись на Сицилии. И вот, 12 июля 1191 года, ровно шесть недель спустя после прибытия флота, английский и французский короли вместе с турецкими эмирами собрались в палатке великого магистра тамплиеров Робера де Саблуа. Именно там был заключен договор о сдаче Акры.
Ричард Львиное Сердце
Тяжелые ворота распахнулись перед крестоносцами. Поверженному Саладину ничего не оставалось, как только обратиться с просьбой об освобождении пленников. «Замолвив словечко» перед Ричардом Львиное Сердце, он попросил магистра де Саблуа. Однако, помятуя о Хаттине, тот ответил загадочной фразой: «У вас слово и пощада, довольствуйтесь этим!» Судьба захваченного гарнизона осталась в руках Ричарда – и вот однажды, выстроив почти три тысячи пленных, он велел перебить всех. Утверждают, что в тот день на короля напал один из ужасных приступов бешеной ярости, которыми страдали еще его предки… Кто знает – может, именно тогда в многострадальную землю Акры были брошены зерна зла, противостоять которому спустя годы у христиан уже не хватит сил… Так когда-то знаменитый искатель золотого руна Язон посеял на вспаханном им поле драконьи зубы, каждое из которых обернулось в вооруженного воина. Одолеть несокрушимое войско древнегреческому герою помогла его возлюбленная Медея – увы, под Акрой подобной волшебницы не нашлось.
Но пока… Пока рыцари торжествуют победу. Иоанниты в честь святого Иоанна Крестителя переименовывают отвоеванный город в Сен-Жан-д’Акр. С потерей Иерусалима он становится столицей Королевства крестоносцев в Святой земле.
В его порту с утра до ночи кипит жизнь. Корабли уносят с латинского Востока в христианскую Европу диковинные товары – хронист Матвей Парижский писал, что прибыль, которую получал правитель Заморья от этих торговых сделок, составляла 50 000 фунтов серебра в год, что превышало доходы короля Англии. Назад корабли везли страждущих послужить святому делу защиты Гроба Господня.
Скоро Акра превратилась в огромный город с сорокатысячным населением. Чтобы разместить всех желающих, в его северной части возник новый жилой квартал – Монмазар. Столицу окружали неприступные десятиметровые стены из пиленого песчаника, усиленные контрэскарпами – отвесными откосами, которые невозможно преодолеть. Перед стенами плескался тринадцатиметровый ров. Широкие улицы – почти проспекты! – были защищены крышами. Здания в городе напоминали современные кондоминиумы – жилые помещения, внутренние дворы, магазины, «подсобные» помещения. Жаль, в те времена не принято было давать жилым комплексам громких названий – чего стоили бы, например, такие: «Жемчужина пустыни», «Квартал Святого Грааля»…
Весь город был поделен между крупнейшими рыцарскими орденами – госпитальерами, тамплиерами, тевтонцами. Каждый квартал – отдельная цитадель. Мощные укрепления укрывали замок иерусалимских королей. Неподалеку от гавани шумели торговые кварталы-коммуны Венеции и Пизы – рынки со складами и магазинами, богатые купеческие дома. Повсюду множество церквей, приютов, больниц. Самая знаменитая из них принадлежала братьям-госпитальерам – огромное подземелье площадью 45 на 30 метров. Восьмиметровый потолок поддерживали три ряда пятиугольных колонн. Над этим «колонным залом» высился четырехэтажный замок крестоносцев, который так любили изображать рисовальщики того времени.
Резиденция госпитальеров располагалась в северной части города. Здания размещались вокруг внутреннего двора площадью больше квадратного километра. В углу двора соорудили каменный колодец – жара здесь стояла такая, что в первую очередь необходимо было заботиться о воде. Обширная сеть дренажных каналов собирала дождевую воду в главный коллектор – что-что, а смерть от жажды рыцарям точно не грозила. Как, впрочем, и от голода – гигантская фабрика-кухня располагалась к югу от внутреннего двора. Десятиметровый купол, пронизанный дымоходами, поддерживали три круглых столба по три метра в диаметре. Судя по всему, это место было для братьев почти культовым – иначе откуда на каменных стенах появились геральдические лилии, символ французского королевского семейства?
Неподалеку от кухни – знаменитая аль-Бостанa, подземная церковь ордена с символической гробницей святого Иоанна. Здесь рыцари молились. А жили они к северу от двора – в анфиладе подземелий, известных как Залы Рыцарей. Здесь же находился двухэтажный туалет на шестьдесят кабинок. Канализационная сеть соединяла его с центральным коллектором города.
От этого же коллектора отходил и так называемый «подземный ход тамплиеров». Теперь в него предприимчивые израильские турфирмы водят доверчивых экскурсантов. Вот как описывает эту достопримечательность один из израильских путеводителей:
«...Нижняя часть туннеля выдолблена в скале, верхняя же часть построена из обтесанных камней, а над ней свод полукруглой формы. Туннель ведет от крепости Тамплиеров на западе, до городского порта на востоке, проходя через Пизанский квартал. Общая протяженность туннеля составляет 350 метров. Туннель являлся стратегическим подземным переходом, соединяющим замок с портом. Туннель освещен тусклым светом ламп, которые находятся в воде под дощатым полом. Тишина, шум воды и общий вид туннеля вводят в атмосферу того времени. Кстати посреди туннеля видно его раздвоение, а также верхний этаж, что наводит на предположение, что туннель под городом не один. Туннель был обнаружен совершенно случайно в 1994 году. Жалоба женщины проживавшей над туннелем, относительно закупорки канализации привела проверяющих к системе подземных туннелей в квартале тамплиеров…»
Впрочем, и, будучи канализационным туннелем, этот подземный ход – настоящее произведение средневековой инженерной мысли. Как, впрочем, и весь квартал тамплиеров, который располагался в юго-западной части города. Вот что пишет неизвестный рыцарь, живший в те годы в Акре:
«Обитель Храма в Акре была хорошо укреплена, окружена прочными стенами и башнями. Ее территория делилась на три части, в первой и главной из них располагались дворец великого магистра, церковь и жилища рыцарей; вторая, именовавшаяся Бургом, включала кельи братьевслужителей; третья, Кетл-Маркет (рынок скота), отводилась для должностных лиц, в чьи обязанности входило обеспечивать всем необходимым орден и его войско… Крепость Тамплиеров была самым укреплённым сооружением в городе и большей своей частью граничила с прибрежной морской полосой. Вход в крепость был защищён двумя мощными башнями, толщина стен которых составляла 28 футов. По обе стороны от башен были выстроены две менее крупные башни, на вершине каждой стоял позолоченный лев размером с быка…»
…Год от года, десятилетие от десятилетия – казалось, господству позолоченного льва на Святой земле не будет конца. Увы, рано или поздно конец приходит всему. Началом заката священной миссии христиан в Заморье стало появление там Людовика Святого. Начатый им Седьмой крестовый поход разрушил хрупкий мир на Востоке. Послание Людовика к прелатам и баронам Франции сколь напыщенно, столь и лишено всякого смысла:
«Смелее, воины Христовы! Вооружайтесь и будьте готовы отомстить за свои обиды и тяжкие оскорбления. Последуйте примеру ваших предков, кои отличались от прочих народов своей набожностью, искренней верой и наполняли слухами о своих прекрасных деяниях мир. Мы опередили вас, поступив на службу к Господу; ступайте же присоединиться к нам. Пусть вы придете позднее, но все равно получите от Господа награду, кою Отче Святого Семейства предоставит равно всем: и тем, кто придет потрудиться в винограднике на склоне дня, и тем, кто явился вначале. Те, кто прибудет сам или пришлет помощь, покуда мы будем здесь, помимо отпущения грехов, обещанных крестоносцам, обретут милость Господню и людскую благодарность. Собирайтесь же, и пусть те, кого любовь к Всевышнему вдохновит прийти или послать помощь, будут готовы к ближайшему апрелю или маю. Что же до тех, кто оказался бы не готов к первому сроку, пусть, по крайней мере, выступят [в поход] ко дню Святого Иоанна. Действовать надлежит быстро, ибо всякое промедление смерти подобно. Вы же, прелаты и прочие служители Христа, заступитесь за нас пред Всевышним, молясь с усердием; прикажите, чтобы молитвы творили во всех подчиненных вам храмах, дабы они несли нам Божественные милость и благословение, коих мы недостойны за грехи наши.
Написано в Акре в год от Рождества Христова 1250-й, в августе месяце».
Судя по всему, Людовик и впрямь был недостоин Божественной милости. В ходе кампании он попал в плен и был чудом выкуплен. Вместе с теми, кто уцелел, он ретировался в Акру, а в 1254 году, оставив в городе отряд из ста рыцарей и арбалетчиков, навсегда покинул Палестину. К этому моменту от Иерусалимского королевства оставалась лишь видимость. Не было ни центральной власти, ни границ; дело Крестовых походов было проиграно. Именно тогда неизвестный рыцарь написал поэму под названием «Гнев и боль»:
«…Гнев и боль осели в моем сердце до такой степени, что я едва смею оставаться в живых. Ибо унизили Крест, который мы приняли в честь Того, Кто был распят на Кресте. Ни Крест, ни Закон не значат боле ничего для нас, не защищают нас от вероломных турок, да будут они прокляты Богом! Но из того, что явствует, чудится, что в нашей гибели Богу угодно поддерживать их. Сначала они захватили Цезарею и приступом взяли укрепленный замок Арсуф. Ах, Господи Боже, через что прошли они, сержанты и горожане, находившиеся в стенах Арсуфа? Увы, Восточное королевство потеряло столько, что, по правде сказать, никогда не сможет оправиться. Не думайте, что Сирия скорбит об этом, ведь она решила и заявила совершенно открыто, что – по возможности – ни одного христианина не останется в ее владениях. Из монастыря Святой Марии сделают мечеть, а, так как ее Сын, который должен был бы испытывать боль за это, доволен сим грабежом, мы также вынуждены находить в этом удовольствие.
Безумен тот, кто хочет бороться против турок, поскольку Иисус Христос больше у них ничего не оспаривает. Они победили – и они победят, что гнетет меня, – французов и татар, армян и персов. Они знают, что ежедневно будут принижать нас, ибо Бог, некогда бдивший, спит, а Магомет блистает мощью и заставляет блистать египетского султана.
Папа оказался весьма щедрым на прощения французам и провансальцам, которые помогли ему [в борьбе] против немцев. Он дает нам доказательства великого вожделения, ибо наш крест не стоит турского креста, и кто бы ни захотел, оставляет крестовый поход ради ломбардской войны. Наши легаты, говорю вам сие по правде, продают Бога и Его Прощение за деньги.
Французские сеньоры, Александрия поступила с вами хуже, чем Ломбардия; турки лишили вас ваших сил и сделали пленниками, и освободит вас только выкуп…»
Гнев и боль – такие настроения царили тогда в Палестине. А еще через восемь лет территория государства крестоносцев ограничивалась лишь несколькими городами со столицей в Акре. И все же в 1270 году Людовик Святой предпринял последний Крестовый поход – столь же бездарный, как и все, за что брался этот достославный монарх. Вместо того чтобы оказать Святой земле помощь в войне с мамелюками, его доблестные рыцари для чего-то высадились в Тунисе и пошли войной на местного эмира… Боевые действия прервала дизентерия, внезапно вспыхнувшая в войске крестоносцев после захвата Карфагенского замка. В результате эпидемии скончался и сам Людовик. До Акры добрался лишь будущий король Англии Эдвард I Длинноногий. Как и в свое время Людовик Святой, он оставил там небольшой отряд, присвоив ему громкое имя ордена Святого Фомы Акрского…
Увы, и заступничество этого святого не помогли многострадальному городу. Равнина вокруг была безжалостно разграблена сарацинскими набегами. И над самой Акрой все больше сгущались столь редкие в палестинском небе тучи… Пал Триполи. Новый султан Египта, мамелюк Келаун, тайно подготовил нападение на город. Правда, его план выдал шпион, находившийся на содержании у тамплиеров, эмир аль-Фахри, и рыцари успели предупредить жителей Триполи. Однако те по какой-то причине не поверили.
Людовик Святой
Хроника сообщает, что, когда мамлюки ворвались в город, командор тамплиеров Пьер де Монкада не покинул своего поста и был убит вместе со многими мужчинами. Уцелевших женщин и детей продали в рабство. Жестокий Келаун приказал разрушить город до основания, чтобы франки никогда не смогли туда вернуться…
А Европа молчала. Один только папа Николай IV сразу же после падения города прислал в Акру полторы тысячи ломбардских наемников. К сожалению, о том, кто будет выплачивать им жалованье, его святейшество не подумал. И оставшись без средств, ломбардские головорезы упоенно принялись грабить окрестные поселения мусульман…
В августе 1290 года они, прослышав, что некую христианку соблазнил сарацин, устроили настоящий погром в магометанских кварталах. Всех, кто носил бороду, беспощадно убивали. Местные рыцари, превыше всего ценившие дисциплину, взяли мародеров под стражу – но об инциденте донесли Калауну. Султан пришел в неописуемую ярость. В Акру отправилось суровое письмо с требованием выдать зачинщиков. Но городской совет отказался делать это – ведь приговорить крестоносца к смерти мог только папа, а правитель неверных на роль судьи совсем не годился. Тогда, как сообщает хронист Гийом де Боже, великий магистр ордена Храма предложил пойти на хитрость. Что, если вместо виновных выдать султану заключенных в городскую тюрьму преступников? Удивительно – но столь толковое предложение «не прошло» на городском совете. Вместо этого к Калауну направили эмиссаров, дабы разъяснить, что ломбардцы просто-напросто не успели изучить местные законы. Так сказать, «простите-погорячился»…
Но разгневанного мамелюка подобная дипломатия не устроила. Его приказ войскам был краток – готовиться к нападению на Акру. Эмир аль-Фахри опять предупредил Гийома де Боже, но и на этот раз словам магистра не поверили. В последней попытке сохранить мир, он направил в Каир собственного гонца для переговоров с Келауном. Султан согласился на перемирие. Правда, при одном условии – ему должны выплатить по одному золотому цехину за каждого жителя Акры. Учитывая то, как разрослась к тому времени столица, выкуп получался немалым, и предложение султана было решительно отвергнуто советом. А самого магистра едва не растерзала разгневанная толпа – искать мира с неверным мог, по мнению большинства, только предатель!
В октябре 1290 года в султанате, объединявшем Сирию и Египет, началась мобилизация. С утра до вечера шли тренировки, строились катапульты. Лес для них вырубали в ливанских горах и везли в Баальбек. Калаун поклялся на Коране не опускать оружия до тех пор, пока из Палестины не будет изгнан последний из франков. Из уст семидесятилетнего старца эта клятва звучала весьма угорожающе, но выполнить ее султану не довелось – он неожиданно занемог и спустя неделю умер…
Справедливости ради надо сказать, что его кончина лишь на несколько месяцев задержала наступление. Сын Калауна Халил у смертного одра отца поклялся, что погребет его с почестями лишь тогда, когда Акра будет стерта с лица земли. И вот, в марте 1291 года, Халил вступил в королевство крестоносцев. Сирийские отряды присоединились к нему в начале мая. Султанские хронисты рассказывают, что восемнадцатилетний Абу-ль-Фида участвовал в сражении вместе со своим отцом. Несмотря на молодость, ему была доверена одна из катапульт под названием «Победоносная» – столь огромная, что ему пришлось транспортировать ее до города в разобранном виде.
«…Повозки были столь тяжелыми, что перевозка заняла у нас более месяца, тогда как в обычных условиях для этого хватило бы восьми дней. По прибытии почти все быки, тянувшие возы, погибли он истощения и холода.
Битва началась тотчас же. Мы, люди из Хамы, были поставлены на самом правом краю. Мы находились на берегу моря, с которого на нас нападали франкские барки с установленными на них башенками. Эти сооружения были защищены деревянными щитами и коровьими шкурами, и враги стреляли из них в нас из луков и арбалетов. Нам приходилось таким образом сражаться на два фронта: против людей Акры, находившихся перед нами, и против их флотилии. Мы понесли большие потери, когда доставленная одним из судов катапульта, стала обрушивать на наши шатры обломки скал. Но однажды ночью поднялся сильный ветер. Под ударами волн судно стало так раскачиваться, что катапульта разломилась на куски. В другую ночь отряд франков сделал неожиданную вылазку и дошел до нашего лагеря. Но в темноте некоторые из них стали спотыкаться о веревки, натягивавшие палатки; один из рыцарей даже упал в отхожее место и был убит. Наши воины успели прийти в себя, напали на франков и вынудили их вернуться в город, оставив на месте боя много мертвых. На следующее утро мой двоюродный брат аль-Малик-аль-Музаффар, правитель Хамы, велел привязать головы убитых франков к шеям лошадей, которых мы у них взяли, и отправил их в подарок султану».
Итак, 5 апреля 1291 года султан Халил осадил Акру. Но перед этим он написал Гийому де Боже, которого городской совет избрал предводителем, письмо, дабы уведомить о своем прибытии. «Султан султанов, царь царей, повелитель повелителей… могущественный, грозный, каратель мятежников, победитель франков, и татар, и армян, вырывающий крепости из рук неверных… вам, магистру, благородному магистру ордена Храма, истинному и мудрому, привет и наша добрая воля. Поскольку вы – настоящий муж, мы посылаем вам послания о нашей воле и доводим до вас, что мы идем на ваши отряды, чтобы возместить нанесенный нам ущерб, отчего мы не желаем, чтобы власти Акры посылали нам ни письма, ни подарки, ибо мы их больше не примем». В бессильном отчаянии отцы города все же не нашли ничего лучше, как направить к своему противнику послов. Разумеется, от подношений он, как и обещал, отказался, а посланцев бросил в темницу… Осада продлится до 18 мая. Со стен крепости осажденные видели бескрайнюю равнину вокруг Акры, покрытую шатрами, поставленными веревка к веревке.
«И шатер султана, который называется „дехлиз“, стоял на высоком пригорке, там, где была красивая башня, и сад, и виноградники ордена Храма, и каковой „дехлиз“ был весь алый, с открытой к городу Акре дверью; и это было сделано султаном потому, что каждый знает: куда открыта дверь „дехлиза“, этой дорогой должен идти султан…»
Осада Акры
Вместе с султаном этой «долгой дорогой в дюнах» прошли его воины – по разным оценкам от 85 000 до 600 000 человек. Разумеется, последнее число мало отвечало реалиям эпохи. Вероятнее всего это некая гипербола, что-то вроде «тьмы, и тьмы, и тьмы», которые из недр русских летописей перекочевали в поэму Александра Блока. И все же «тьмы» неверных, пусть даже условные, превосходили числом армию крестоносцев. К тому же это была отборная армия. Большинство воинов в детстве купили на невольничьих рынках и специально обучали военному ремеслу. В результате получились совершенные машины для убийства, в которых бесстрастность фанатиков причудливо сочеталась с темпераментом Востока. Помните, у Блока? «Попробуйте – сразитесь с нами!..» Сатанинская орда накатилась лавиной. Нет, не зря в «Плаче о погибели Акры» приводится число 666. Столько осадных машин насчитал у врага его безымянный автор. И пусть эта цифра тоже преувеличена – но среди катапульт было четыре гигантских камнемета, каждый из которых вполне мог бы считаться орудием дьявола…
Чем же встретили столь грозного врага крестоносцы? Как ни странно, еще за полгода до начала осады зная о замыслах сарацин, никаких мер для укрепления обороны они предпринимать не стали. Правда, рыцарские ордена обратились к правителям Европы, прося подкрепления, – но откликнулись лишь Эдуард I да кипрский король Генрих, приславший корпус плохо обученных ополченцев. Тогда каждый, кто был способен носить оружие, занял место на крепостных стенах.
Исследователи давно уже вывели общепринятый для эпохи холодного оружия «норматив» – 1,2 человека на метр стены и в среднем 50 человек на башню. Только так можно было защитить крепость. Протяженность двойных стен Акры – около двух километров. На них высились 23 башни. Простой математический подсчет показывает – для их защиты достаточно полутора тысяч человек. Охрана же 4000 метров стен в три смены требовала около 14 500 воинов. Примерно столько их и было – около тысячи рыцарей и четырнадцать тысяч пехотинцев, включая тех самых злополучных ломбардцев, из-за которых, собственно, и разгорелся сыр-бор. Сами стены поделили на четыре сектора. Тамплиеры отвечали за защиту левого фланга – от ворот Святого Антония до того места, где Монмазар «стекал» уступами к морю. Рядом готовились к обороне братьягоспитальеры. Ближе к стенам самой Акры расположился королевский корпус под командованием брата монарха Амальрика, усиленный тевтонцами. Далее – войска «сводного отряда» лазаритов, рыцарей ордена Св. Фомы, кипрских ополченцев. На правом фланге – венецианцы, пизанцы и «папские наемники», а за ними – городское ополчение. Таким образом, на долю тамплиеров и госпитальеров пришлось чуть меньше половины укреплений, а всем прочим досталось чуть более половины. Что ж, как говорится – по заслугам и честь. Честь встать на защиту своего города и первыми умереть за него… Летописцы прошлого не были бесстрастны – в словах безымянного автора смешались те самые гнев и боль, которые владели защитниками древней цитадели…
«Бесчисленное множество людей всех народов и языков жаждущих христианской крови, собралось из пустынь Востока и Юга; земля дрожала под их шагами, и воздух дрожал от звука их труб и кимвалов. Солнечные блики от их щитов сверкали на отдаленных холмах, а наконечники их копий светились, как бесчисленные звезды на небе. Когда они шли, их пики напоминали густой лес, вырастающий из земли и покрывающий все вокруг… Они бродили вокруг стен, ища в них слабые места и поломки; одни рычали, как собаки, другие ревели, как львы, прочие мычали и ревели, словно быки, некоторые били в барабаны кривыми палками по своему обычаю, другие метали дротики, швыряли камни, пускали стрелы из арбалетов.
Не оставалось никакой надежды спастись; но морской путь был открыт; в гавани стояло множество христианских судов и галер тамплиеров и госпитальеров; все же два великих монашеских и военных ордена сочли неприемлемым отступить на соседний дружественный остров Кипр. Они отказались нарушить даже в последней крайности свой долг, который они поклялись исполнять до последней капли крови. В течение ста семидесяти лет их мечи постоянно оберегали Святую землю от нечестивых вторжений мусульман; священная земля Палестины была повсюду полита кровью лучших и храбрейших рыцарей и, верные своим обетам и своему рыцарскому предназначению, они теперь приготовились похоронить себя в развалинах последней твердыни христианской веры.
Гийом де Боже, великий магистр тамплиеров, участник сотен битв, принял командование гарнизоном, который состоял примерно из двенадцати сотен отборных рыцарей-тамплиеров и госпитальеров и отряда в пятьсот пеших и двести конных воинов под командованием короля Кипра. Эти силы были разбиты на четыре подразделения, каждое из которых обороняло свой участок стены; первым из них командовал Гуго де Грандисон, английский рыцарь. Старые и больные, женщины и дети были отправлены морем на христианский остров Кипр, и никого не осталось в обреченном городе, кроме тех, кто был готов сражаться, защищая его, или принять мученичество от рук неверных…»
Да, рыцари рвались в бой – но их тяжелая кавалерия внутри городских стен вынужденно бездействовала. Как эффективно применить ее мощь? Военачальники принимают решение – устраивать десанты.
Хронист Ланкрост утверждает, что после первой же крупной вылазки храмовники привели с собой пять тысяч пленных. Автор «Деяний киприотов» приводит меньшую цифру – но так ли уж это важно? Главное, что защитники Акры буквально рвались в бой!
Гийом де Боже внес предложение – вывезти десант из города морем. Пусть мамелюки покажут, на что способны в открытом бою! А уж тамплиеры не дрогнут – за всю историю ордена не было такого, чтобы рыцарь бежал с поля боя. Увы, в осуществление воинственных планов вмешались весенние грозы. Словно сама природа оплакивала грядущую участь крестоносцев… А когда в середине апреля они все же предприняли рейд на правый фланг мамелюков, корабли рассеяла буря. Вскоре была организована отчаянная ночная вылазка – но кони в темноте запутались в растяжках палаток…
«И когда настал день, наши люди на совете высказали мнение выйти со всех концов на лошадях и пешими и сжечь деревянное сооружение; таким образом, монсеньор магистр ордена Храма, и его люди, и мессир Жан де Грансон, и прочие рыцари подошли ночью к Ладрским воротам, и приказал магистр одному провансальцу, который был виконтом Борта в округе Акры, поджечь деревянное сооружение большой машины султана; и они вышли в эту ночь и оказались около деревянного сарая; и тот, кто должен был бросить огонь, испугался и бросил так, что огонь отлетел недалеко и упал на землю и возгорелся на земле. Все сарацины, находившиеся там, всадники и пешие, были убиты; а наши люди, все братья и рыцари, заехали настолько вперед между палатками, что их лошади запутались ногами в веревках шатров и споткнулись, и тогда сарацины их перебили; и таким образом мы потеряли этой ночью восемнадцать всадников, братьев ордена Храма и рыцарей-мирян, но захватили много сарацинских щитов… и трубы, и литавры…
От луны было светло, как днем, и султан Хамы, охранявший этот сектор фронта, собрал две тысячи всадников, перед которыми небольшому отряду из трехсот воинов, окружавшему магистра ордена Храма, пришлось отступить. Вылазки, которые предлагалось осуществить через другие ворота города, не состоялись, так как сарацины были предупреждены и подготовились к защите… Они и атаковали столь сильно наших людей стрелами, что казалось, что это дождь…»
Но было у сарацин оружие страшнее стрел – камнеметы.
«Одна из машин, которую называли Хавебен, иначе сказать – Гневная, находилась перед постом тамплиеров, – пишет хронист, – а другая машина, метавшая на пост пизанцев, называлась Мансур, то есть Победоносная; следующая, большая, которую я не знаю как назвать, метала в пост госпитальеров; и четвертая машина метала в большую башню, называемую Проклятая башня, которая стоит на второй стене и которую защищал королевский отряд. В первую ночь они поставили большие щиты, и щиты, сделанные из прутьев, выстроились перед нашими стенами, и на вторую ночь они приблизились еще, и так приближались, покуда не подошли к водяному рву, и за названными щитами были воины, сошедшие со своих лошадей на землю с луками в руках… Ни ночью, ни днем не утихали крики штурмующих, и шум военных машин не утихал; стены ломали извне, а под их основание велся подкоп… Стенобитные орудия были такого огромного размера и веса, что потребовалось сто повозок, чтобы перевезти отдельные брусья от одного из них. Мусульмане возвели передвижные башни, превосходившие по высоте стены; их рабочие и передовые части были защищены плетеной изгородью, покрытой сырыми кожами, и все военные изобретения, которые только могли создать искусство и умение века, применялись, чтобы облегчить штурм. Долгое время их величайшие труды сводились на нет усилиями осажденных, которые совершали постоянные вылазки, уничтожая их постройки, сжигая их башни и машины; разрушали их подкопы. Но день за днем численность гарнизона все уменьшалась, тогда как во вражеском лагере место убитых постоянно занимали новые воины из аравийских пустынь, одушевленные яростным фанатизмом их религии…»
Четвертого мая начинается решающий «артобстрел» – он продлится десять дней без перерыва. Одновременно в Акру прибывает король Генрих. На сорока судах он привозит свои войска – около 100 конных и 3000 пеших. На монаршее предложение мира султан отвечает решительным отказом.
И четвертого же мая, как пишет хронист, «после тридцати трех дней непрерывных сражений, большая башня, считавшаяся ключом к крепости и названная мусульманами Проклятой башней, обрушилась под ударами военных машин. Чтобы усилить ужас и отчаяние осажденных, султан Халиль посадил на верблюдов триста барабанщиков с их барабанами и приказал им производить как можно больше шума, когда начнется главный штурм. С 4 по 14 мая атаки не прекращались.
15 мая двойная стена была пробита, и король Кипра, охваченный ужасом, ночью бежал к своим кораблям и отплыл на Кипр со своими сторонниками и почти тремя тысячами лучших людей из гарнизона. Наутро сарацины нанесли удар на его участке; они засыпали ров телами убитых людей и коней, брусьями, камнями и землей, и тогда их трубы протрубили сигнал к атаке.
Выстроившись под желтым знаменем Магомета, мамлюки через пролом и под торжественные крики прорвались в самый центр города; но их победоносное продвижение было остановлено одетыми в броню тамплиерами и госпитальерами, которые промчались верхом по узким улицам и оттеснили врагов, перебив их несметное множество, а остальных сбросив вниз со стен…»
Было похоже, что прибытие подкрепления с Кипра лишь разозлило врага. И вот уже пали Английская башня, башня графини де Блуа, стены у ворот Святого Антония тоже лежат в руинах… Правитель мусульманского Керака, Бейбарс аль-Мансури, тоже оставил воспоминания об осаде Акры. Он пишет о том, как отчаянно защищали арбалетчики крестоносцев небольшую брешь между башней и главной стеной. Тогда он, Бейбарс, под покровом темноты использовал щиты, обшитые войлоком изнутри и потому «имеющие форму длинного белого облака». Они были вертикально подняты с помощью системы мачт и канатов, подобно парусам. Укрывшись за этим экраном, мамелюки засыпали ров и уже готовы были начать штурм – но войска госпитальеров и тамплиеров неожиданно пошли в контратаку…
Трижды пытались мамелюки захватить центр города. И трижды тамплиеры и госпитальеры отбрасывают атакующих. Вновь и вновь строили они баррикады. Но сарацин слишком много. Они все лезут и лезут, их камнеметы ломают укрепления и крушат башни. После того как в стене образуется проем длиной в 60 локтей, султан назначает генеральный штурм. Занималось утро 18 мая.
«На рассвете воздух задрожал от оглушительных звуков барабанов и труб, осаждавшие несколько раз врывались в пролом и были отброшены, а под конец монахивоины перекрыли проход своими телами, преградив, словно стальная стена, путь врагу. Громкие призывы к Богу и Магомету, к небу и святым слышались со всех сторон; после упорного сражения, длившегося с рассвета до заката, тьма положила конец бойне… Неверные предприняли решающий штурм со стороны ворот Св. Антония. Великие магистры тамплиеров и госпитальеров сражались бок о бок во главе своих рыцарей и некоторое время успешно противостояли натиску врага. Они бились врукопашную с мамлюками и врывались, как последний из их воинов, в самую гущу битвы. Но рыцари падали один за другим под ударами мусульманских сабель, и некем было заменить их, тогда как огромные орды неверных наступали с прежней энергией и упорством. Маршал госпитальеров пал, покрытый ранами, а Гийом де Боже, в качестве последней меры, попросил великого магистра этого ордена с пятью сотнями всадников выбраться из крепости через соседние ворота и атаковать вражеский тыл. Сразу после того, как великий магистр тамплиеров отдал эти приказания, он сам был сражен вражескими стрелами; охваченные паникой воины гарнизона бежали к порту, а неверные преследовали их с ужасными криками: „Аллах акбар! Аллах акбар!“
Вслед за воинами в гавань устремились все жители города. Но тут вдруг разыгрался шторм. Над водой виднелись сотни голов – беженцы вплавь устремились в сторону галер. Поистине то был судный день – перед лицом смертельной опасности каждый был как на ладони. Так, тамплиер Роже де Флор, сумевший добраться до одного из кораблей, пытался заработать, вымогая деньги со знатных дам – в обмен на спасение. А патриарх иерусалимский, престарелый Николай, усадил в свою лодку столько беженцев, что суденышко перевернулось, и он первым пошел на дно…»
И все же рыцари отбили штурм у башни Святого Антония. К вечеру все, кто уцелел, собрались в резиденции тамплиеров. Решение было принято единогласно – сражаться до конца. Предводителем избрали маршала храмовников Пьера де Севри. Увы, тяжелораненый Гийом де Боже уже отдал Богу душу… Вот как описывает его смерть случайный свидетель:
«Магистра ордена Храма случайно настигла стрела, когда магистр поднимал свою левую руку, и на ней не было щита, только дротик в правой руке, и стрела сия ударила ему под мышку, и тростник вошел в его тело. Магистр вооружился наспех и носил только легкие латы, соединения которых не закрывали хорошо боков.
И когда он почуял, что ранен смертельно, он стал уходить, а подумали, что он уходит добровольно, чтобы спасти себя и свое знамя… и побежали перед ним, и тогда вся его свита последовала за ним. И поскольку он отходил, добрых двадцать крестоносцев с Долины Сполето подошли к нему и сказали: „Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян“. И он ответил им громко, чтобы каждый слыхал: „Сеньоры, я не могу, ибо я мертв, видите удар“. И тогда мы увидели погруженную в его тело стрелу. И при этих словах он бросил дротик на землю, поник головой и стал падать с лошади, но его свита спрыгнула на землю со своих коней и поддержала его, и сняла с коня, и положила на брошенный щит, который они там нашли и который был очень большой и длинный.
Слуги пронесли его в город по мостику, через водяные рвы и потайной ход, что вели во дворец Марии Антиохийской. Здесь они сняли с него доспехи, разрезав ремни лат на плечах, затем завернули его в одеяло и отнесли на берег. Так как море оставалось бурным, и ни одна лодка не могла пристать, свита перенесла магистра в орденскую резиденцию, протащив носилки через пролом в стене.
И целый день он лежал в храме, не разговаривая… за исключением одного слова, когда он услышал шум людей, бежавших от смерти, и спросил, что это; и ему сказали, что люди сражаются; и приказал, чтобы их оставили в покое, и с тех пор не разговаривал и отдал Богу душу. И был похоронен перед своим алтарем, то есть престолом, где пели мессу. И благоволил ему Бог, ибо от его смерти был великий ущерб…»
А вот раненого великого магистра госпитальеров Жана де Вилье братья все же сумели вывезти из Акры. Позже он писал с Кипра Гийому де Вилларе, приору Сен-Жиль:
«Они рано утром прорвались в город со всех сторон большими силами. Мы с конвентом защищали ворота Святого Антония, где было несчетное число сарацин. Тем не менее мы трижды отбивали их до места, которое обычно называют „Проклятым“. Как в этом, так и в прочих сражениях, братья нашего ордена бились, защищая город, и его жителей и страну, но мало-помалу мы потеряли всех братьев нашего ордена, которые удостоены всяческих похвал, которые стояли за Святую Церковь и встретили свой последний час. Среди них пал и наш дорогой друг, брат маршал Метью де Клермон. Он был благородным рыцарем, отважным и опытным воином. Да примет Господь его душу!
В тот же самый день я получил удар копьем между плеч, который чуть не стал смертельным, что делает для меня весьма трудным писание сего письма. Между тем огромная толпа сарацин ворвалась в город со всех сторон, по суше и по морю, продвигаясь вдоль стен, которые были повсюду пробиты и разрушены, пока не добрались до наших укрытий. Наши сержаны, слуги, наемники и крестоносцы и все остальные оказались в безнадежном положении и бежали к кораблям, бросая оружие и доспехи. Мы и наши братья, огромное число которых было смертельно или тяжело ранено, защищали их столько, сколько могли, Бог свидетель! И так как некоторые из нас притворялись полумертвыми и лежали в обмороке перед врагами, мои сержаны и наши слуги вынесли оттуда меня смертельно раненного и других братьев, подвергая себя огромной опасности. Вот так я и некоторые из братьев спаслись по воле Бога, большинство из них ранено и побито без всякой надежды на исцеление, и мы прибыли на остров Кипр. В день, когда написано это письмо, мы все еще находимся здесь, с большой печалью в сердце, плененные ошеломительным горем…»
Два дня и две ночи в городе царила полная неразбериха. Прорвавшиеся в город отряды неверных занялись грабежами. А последние защитники города накрепко засели в крепости тамплиеров. Неделю мамлюки пытались взять башню штурмом.
«…На следующее утро победоносный султан предложил тамплиерам сдаться на очень почетных условиях, и они согласились уйти из обители, при условии, что в их распоряжение предоставят судно и что им будет позволено спокойно уплыть вместе с христианами-беженцами, находящимися под их защитой, и забрать с собой столько имущества, сколько каждый из них сможет унести на себе. Мусульманский завоеватель поклялся исполнить эти условия и послал тамплиерам знамя, которое было водружено на одной из башен обители Храма. После этого тамплиеры пропустили в обитель три сотни мусульманских солдат, в чьи обязанности входило следить за исполнением условий капитуляции. Среди христиан, укрывшихся там, было несколько женщин из Акры, которые отказались покинуть своих отцов, братьев и мужей, смелых защитников города, и мусульмане, привлеченные их красотой, отбросили все запреты и нарушили условия капитуляции. Разъяренные тамплиеры закрыли и забаррикадировали ворота обители; они накинулись на вероломных неверных и убили их всех, „от мала до велика“. Немедленно после этой бойни мусульманские трубы протрубили призыв к штурму, но тамплиеры успешно защищались до следующего дня. Магистр Гаудини отправил маршала ордена и нескольких братьев с флагом перемирия к султану, чтобы объяснить причину убийства его стражи. Но разъяренный монарх, как только они оказались в его руках, повелел всех обезглавить и продолжал осаду с новой силой. Ночью Гаудини с небольшим отрядом рыцарей собрал сокровища ордена и церковную утварь и покинул обитель через потайной ход, который вел к порту. Они погрузились на маленький корабль и невредимыми добрались до острова Кипр. Оставшиеся тамплиеры отступили в большую башню обители под названием „Башня магистра“, которую защищали с отчаянной решимостью. Храбрейшие из мамлюков раз за разом возобновляли атаки, и маленькая крепость была окружена грудами трупов. Наконец султан, отчаявшись взять башню штурмом, приказал разрушить ее. Рабочие, ведя подкоп, подпирали свод с помощью деревянных брусов; когда их труды были закончены, эти деревянные опоры подожгли; громадная башня упала со страшным грохотом и погребла смелых тамплиеров под своими развалинами.
Султан поджег город в четырех местах, и последняя христианская твердыня в Палестине быстро превратилась в дымящиеся обезлюдевшие руины».
Сарацины принялись вершить расправу. Пленников оказалось столько, что, по свидетельству исследователей, цена девочки на дамасском рынке вскоре упала до одной драхмы, а «многие женщины и дети навсегда исчезли в гаремах мамлюкских эмиров»…
Сразу же после того, как стало известно о падении Акры, сдался Тир – без боя. Капитулировали Сидон и Бейрут. Атлит, или Замок Пилигримов, был оставлен гарнизоном в начале августа и перешел в руки мусульман, будучи так ни разу и не взятым ими… Сдалась и Тортоза. Так закончилась история крестоносцев на Святой земле; история могущества и поражений, гордости и слез, подвигов и позора. Иерусалимское королевство перестало существовать. Рыцарям пришлось покинуть эти места – навсегда. Султан-победитель повелел уничтожить все крепости на побережье, чтобы христиане никогда более не смогли им завладеть.
…Людольф Садхеймский, немецкий священник, писал, что около 1340 года, совершая паломничество в Святую землю, он встретил на берегу Мертвого моря двух стариков. Он заговорил с ними. Оказалось, что это – бывшие тамплиеры, рыцари из Бургундии и Тулузы, захваченные в плен при падении Акры. С той поры жили они в горах, оторванные от мира. Женились, обзавелись детьми. Они и слыхом не слыхивали о том, что орден Храма был распущен, а его последний великий магистр сожжен на костре как еретик… Как в том анекдоте про старого партизана: «А что, милок, война уже кончилась? А я до сих пор поезда под откос пускаю…»
Вскоре бывшие тамплиеры были репатриированы вместе с семьями на родину. Оба были с почетом приняты его святейшеством и провели остаток жизни при его дворе – в дань уважения перед героями, которым так и не суждено было отстоять свой последний оплот на Святой земле…