Ледовое побоище «…бе побежая, а не победим»
Это место находится в стороне от больших дорог. Ничто, кроме птичьего пения, не нарушает тишины, которой овеяны древние курганы да дремучие леса. Разве что рыба плеснет хвостом – и уйдет на глубину… Там, на дне озера, хранится немало тайн. Что ж – на то оно и Чудское, чтобы в его окрестностях творились чудеса. А их здесь случается немало. То под лопатой строителей обнаружится загадочное подземелье, то досужий грибник обнаружит в лесу следы «снежного человека», а то по небу пролетит, разливая вокруг таинственный свет, летающая тарелка… Что здесь правда, а что ложь, не нам судить. В конце концов, любая раскрытая тайна становится всего лишь научным фактом – а это уже совсем не так интересно. И все-таки любители тайн и искатели приключений по-прежнему стремятся сюда, чтобы узнать правду о битве, известной нам по учебникам истории как Ледовое побоище… Сражение на Чудском озере оценивают по-разному. В чьем-то представлении оно вырастает до масштабов эйзенштейновской «битвы века» (все наверняка помнят знаменитую черно-белую ленту «Александр Невский»). Кто-то рассматривает ее как ничего не решающую пограничную стычку. Некоторые исследователи и вовсе задаются вопросом: «А был ли мальчик?»
Версия о том, что побоище – всего лишь красивая легенда, действительно существует, несмотря на то что о нем сохранилось достаточно свидетельств. До нас также дошла почти современная сражению запись в Новгородской первой летописи старшего извода. Известно и описание из «Жития Александра Невского»:
«И наехаша на полкъ Немци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозе полкъ, и бысть сеча ту велика Немцемь и Чюди. Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, техъ святыхъ великыми молитвами пособи Богъ князю Александру; а Немци ту падоша, а Чюдь даша плеща; и, гоняче, биша ихъ на семи верстъ по леду до Суболичьскаго берега; и паде Чюди бещисла, а Немець четыреста, а пятьдесят руками яша и приведоша в Новъгородъ. А бишася месяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в субботу».
Псковская летопись добавляет:
«…и Чюди много победи, имь же несть числа, а иных вода потопи…»
Александр Невский
Для русских летописцев битва на Чудском – почти героический эпос. Свидетелям со стороны «нападения» она видится несколько по-другому. По мнению автора немецкой «Рифмованной хроники», итоги сражения были куда более скромными:
«С обеих сторон убитые падали на траву. Те, кто был в войске братьев, оказались в окружении. У русских было такое войско, что, пожалуй, шестьдесят человек одного немца атаковало. Братья упорно сражались. Всё же их одолели. Часть дорпатцев вышла из боя, чтобы спастись. Они вынуждены были отступить. Там двадцать братьев осталось убитыми и шестеро попали в плен».
Тевтонскому летописцу вторит калининградский историк и архивист Анатолий Бахтин, более двадцати лет изучавший события по хроникам и летописям.
«Сама хроника битвы была фальсифицирована, – полагает он. – Не было там умопомрачительного столпотворения воюющих сторон, не было и массового ухода людей под лед. В те времена доспехи тевтонцев по своему весу были сопоставимы с вооружением русских ратников. Те же кольчуга, щит, меч. Только вместо традиционного славянского шишака головы братьев-рыцарей защищал ведрообразный шлем. Не было в те времена и латных лошадей».
Еще одна откровенная мистификация, которая оказала медвежью услугу, – это количество участников сражения. В составлении русских летописей того времени наверняка принимали участие имиджмейкеры, которые, для того чтобы признать значимость победы или объяснить причины поражения, не утруждали себя педантизмом. Количество воинов в те времена указывали одним словом «бещисла», то есть несметное количество. Эта формулировка дала повод псевдоисторикам в советские времена увеличить на порядок количество участников битвы на Чудском озере. Как анекдот, звучали нереальные и необоснованные цифры: восемнадцать тысяч со стороны русских, пятнадцать – со стороны ордена. Между тем историческим фактом является то, что большинство рыцарей Тевтонского ордена в тот период проливали свою и чужую кровь в Палестине за Гроб Господень, а в целом орден состоял примерно из двухсот восьмидесяти братьев-рыцарей.
Ледовое побоище
Так что непосредственно на лед Чудского озера вышли биться не более двух десятков тевтонцев.
Тайной является и само место Ледового побоища. Из летописей было известно, что оно произошло на льду Чудского озера «у Вороньего Камня, на Узмени», и что разбитых немцев гнали оттуда семь верст «до Соболического берега». Казалось бы, три вполне точных географических ориентира. Но оказалось, что Вороньих Камней около Чудского озера больше десятка, а никакого Соболического берега и вовсе нет. Узнали только, что деревня Мехикорма когда-то называлась Узменкой, – но точно такое же имя носил и узкий пролив между Чудским и Псковским озерами, и даже южная оконечность Чудского озера, в наши дни называемая озером Теплым.
Так что же, собственно, мог подразумевать летописец?
В шестидесятых годах прошлого столетия к Чудскому озеру была отправлена научная экспедиция под руководством Г. Н. Караева. Ученым удалось выяснить, что среди небольших островов один носит название Вороньего. Причем окрестные жители называют его Вороньим Камнем! Дело в том, что прежде этот островок составлял единое целое с ближайшим островом Городец – там-то и стоял высокий утес, известный под названием Вороньего Камня.
А еще оказалось, что в озере водится рыба соболек. Весной она кишмя кишит у западного берега, там, где в озеро впадает река Эймаыга, – рыбу и сейчас там ловят. Так был обнаружен Соболический берег, до которого от Вороньего Камня ровно семь верст, как и сказано в летописи.
Казалось бы, вывод очевиден – битва «имела место» у восточного берега озера близ современного острова Городецкий. Но в девяностых годах группа археологов выдвинула новую теорию – побоище вообще произошло не на льду, а на суше, в треугольнике между нынешними селами Таборы, Кобылье городище и Козлово. Откуда иначе здесь появились захоронения средневековых воинов?.. Да и на миниатюре из Лицевого свода, изображающей войска перед началом битвы, хорошо видны оборонительные валы и строения.
Сами летописи ни о каком острове Вороний тоже не говорят, да и о наличии льда упоминается лишь в самом конце… Ученые обнаружили, что в те далекие времена между деревнями Козлово и Таборы находился укрепленный форпост новгородцев. Он был скрыт за деревьями – идеальное место для засады! Здесь-то якобы и попали рыцари в расставленные «сети». А к концу битвы, оттесненные на весенний лед Желчинской бухты, пошли на дно, где и сейчас в толще ила покоятся их останки… Нашелся и новый Вороний Камень на окраине Таборы. Точнее, лишь его подземная часть – века не пощадили утеса. По мнению исследователей, на летописном рисунке он изображен в виде стилизованного ворона. Магическое культовое место наших предков, символ мудрости и долголетия – нечто вроде легендарного Синь-камня, что лежит на берегу Плещеева озера. Идеально круглый, похожий на кита валун когда-то служил для поклонения Яриле-солнцу – и по сей день снежинки тают, едва прикоснувшись к его поверхности. Кстати, именно здесь, в городе Переславль-Залесском и родился Александр Невский…
Яростные споры о том, на каком именно месте он произнес исторические слова: «Разсуди, Боже, споръ мой съ этимъ высокомърнымъ народомъ!» – не утихают и сейчас. Но где бы это ни произошло – без сомнения, Вороний Камень придал князю мудрости и силы…
А вот ливонские головорезы, судя по всему, не нуждались в дополнительных стимулах для поднятия боевого духа. Перед великим походом магистр наставлял их: «Вам предстоит биться с язычниками, особенно с русскими еретиками – самым опасным и сильным нашим противником. Ибо руссы имеют склонность помогать и эстам, и литовцам, и ливам. Мы должны сокрушить их. И мы добьемся этого своим мечом. Действовать надо без пощады, чтобы никто не посмел поднять оружие против рыцарского воинства…» В ответ братья, издавая воинственный клич, потрясали мечами. Они будут разить без промаха!
Прежде их братство звалось орденом меченосцев. На рыцарских плащах красовались два скрещенных меча острием вниз – как символ несокрушимой мощи. Второе название ордена – «Братья Христова рыцарства» – было давно позабыто. Полно, до заповедей ли Божиих, когда речь идет о борьбе с неверными! И братья-рыцари дружно топтали всех, кто оказывался у них на пути. Казнили без разбора, обдирали без совести, брали в заложники…
К 1229 году меченосцами были завоеваны Эстония, часть Курляндии и Ливония. Под именем Ливонии и объединились земли – как владение ордена. «Междоусобия не перестают, кровь льется, набеги русских и впадения рыцарей в их границы пустошат оба края, ничтожат соседние племена… Крепости переходят из рук в руки, везде трупы, развалины, слезы от утешения, вопли от грабежа…» – напишет несколько веков спустя писатель и будущий декабрист Александр Бестужев, много путешествовавший в тех краях. «Буллы Ватикана, как театральные перуны, гремели никого не пугая и не поражая. Должно, однако же, отдать справедливость папам, столь часто клеветанным, что они под проклятиями запрещали делать рабами новообращенных христиан в Ливонии, как и в Америке, и все напрасно. Свои выгоды были ближе к сердцу рыцарей, чем увещевания папы…»
Со временем орден превратился в настоящее «гуляйполе», анархическую вольницу, не признающую никаких законов. Доблестные рыцари сами решали, на кого и когда идти «на вы». И нередко терпели на этом скользком пути поражения. Тогда-то и снарядили посла в Рим – чтобы поведал папе о жалком состоянии братства. Слезно умолял он о соединении с сильным соседом – тевтонцами. И был услышан. Папа постановил: быть гроссмейстеру Тевтонского ордена сюзереном меченосцев. А им, раз квартируют в Ливонии, отныне называться Ливонским – орденом святой Марии немецкого дома в Ливонии. И на груди рыцарей отныне рядом с мечами будет красоваться черный немецкий крест…
…В 1240 году незваные католические «братья» вторглись на Русь и захватили территорию к востоку от реки Наровы, «повоевавша все и дань на них возложиша».
Вторжение на Русь крестоносцев
На землях, прилегающих к Финскому заливу, они возвели крепость Копорье – важный плацдарм, позволявший контролировать торговые пути по Неве. И – дерзко вторгшись в самый центр русских владений, остановились в новгородском пригороде Тесово.
Теперь они беспрепятственно грабили новгородских купцов в тридцати верстах от города. Богатый край постепенно превратился в пустыню: «Не на чем и орати по селам», – сообщает летописец. «Орати» означает «пахать», но вопль отчаяния и впрямь стоял в те дни по всей Русской земле. «Ни одному русскому не дали уйти невредимым. Кто защищался, тот был взят в плен или убит. Слышны были крики и причитания: в той земле повсюду начался великий плач…»
Вскоре пал древний Изборск. Тогда рыцарям «противу… выиде весь град» – Псков. Но и псковское ополчение потерпело поражение – почти тысяча убитых, бесчисленное множество пленных. Преследуя ополченцев, тевтонцы подступили к городу. С ними был и князь Ярослав Владимирович, сын псковского правителя, еще в 1232 году изгнанный за какие-то грехи новгородцами. Бежавшего приютило Дорпатское (ныне – Тарту) епископство. Разумеется, роль отставного князя была Ярославу не по душе, и он, с упорством достойным лучшего применения, подбивал новых союзников выступить против русичей. За помощь в возвращении княжеского трона местному епископу была обещана ответная помощь в борьбе с Литвой. А тут еще поступили обнадеживающие вести из бывшей вотчины отца Ярослава – часть горожан во главе с боярином Твердило Ивановичем обещала поддержку опальному правителю.
И вот немцы уже под стенами Пскова. Горит посад, полыхают окрестные села. «…И зажгоша посад весь, и много зла бысть, и погореша церкы… много сел попустиша около Пскова. Истояше под городом неделю, но города не взяша, но дети поимаше у добрых муж в тали, и отъидоша прочее». Рыцари готовились к штурму – но его не последовало. Слово Твердило Ивановича и впрямь оказалось твердым: он сдал Псков немцам.
«Великим плачем» наполнилась Псковская земля. Помните жуткий эпизод из черно-белого фильма «Александр Невский»? Закованный в железо рыцарь бросает в огонь рыдающего ребенка… И хотя я в детстве всякий раз крепко зажмуривала глаза, жалобный плач еще долго стоял в ушах. Разумеется, как настоящий октябренок, я и слыхом не слыхивала о библейском избиении младенцев. А вот Эйзенштейн, разумеется, Библию читал, и мрачная тень царя Ирода зловеще маячила «между кадров» фильма. Упоминания о сожжениях встречаются и в древнерусской «Повести о Довмонте». Там рассказывается, как тевтонские инквизиторы заживо сжигали монахов, а также женщин и детей, искавших убежища в монастырских стенах: «Изгониша немцы посад у Пскова марта в 4-й день, черноризиц и убогих избиша, и жены, и дети, и монастыри немцы пожгоша...»
Оставив в захваченном городе двух рыцарей и небольшой гарнизон, ливонцы отправились дальше – на Новгород. «Укорим словенский язык себе» – подчиним русский народ! Положение русичей осложнялось еще и тем, что в том же 1240 году на них двинулись шведы. Два года назад римский папа Григорий IX «благословил» их короля Эриха Картавого на крестовый поход против Руси: «Воистину, если бы все поднялись против подобных людей и, невзирая на возраст и пол их, целиком истребили, то это не было бы для них достойной карой!» Тем, кто вернется домой, было обещано «отпущение грехов», а павшим – «вечное блаженство». Что ж – неплохая цена за «крещение» проклятых схизматиков! А заодно не грех и прибрать к рукам богатые балтийские земли. И вот в мае 1240 года в Новгород прибыли кардиналы Гальд и Гемонт. Выслушав их ультиматум, Александр отрезал: «От вас учение не примем!» Видимо, не зря Священное Писание еще в детстве было любимым чтением князя…
А еще, говорят, он до дыр зачитал «Александрию» – книгу о подвигах Александра Македонского. И, чтобы стать вторым Александром, княжич исправно учился – «вседше на коня, в бронех, за щитом, копьем биться». В десять лет вместе с дядькой он поднимал на рогатину медведя, а когда подрос, участвовал в походах отца. В общем, что такое славный бой, он знал не понаслышке.
Тем временем папские послы, несолоно хлебавши, отправились в Швецию. И в первых числах июля рыцари под командованием ярла Биргера, «в силе велице, пыхая духом ратном», вошли в Неву. Неприятеля сопровождали и католические епископы; рассказывают, что шли они с крестом в одной руке и мечом в другой. Высадившись, шведы и их союзники раскинули свои шатры в устье Ижоры.
«С причаливших судов были переброшены мостики, на берег сошла шведская знать, в том числе Биргер и Ульф Фаси в сопровождении епископов… за ними высадились рыцари. В Новгород, где правил Александр Ярославич, полетело дерзкое послание: „Если можешь, сопротивляйся, но знай, что я уже здесь и пленю твою землю“.
Впрочем, письмо запоздало – князь уже и так знал о вторжении врага. Ижорский старейшина Пелгусий, бывший язычник, крещенный в православие и нареченный Филиппом, заметил корабли шведов и тут же сообщил о них в Новгород. Летописи, впрочем, утверждают – дело тут вовсе не в бдительности „морского стражника“.
Просто накануне он имел видение: „…при крае моря, стрежашеть обою пути, и пребысть всю нощь во бденьи; яко же нача всходити солнце, и слыша шумъ страшенъ по морю, и виде насадъ (судно) един гребущь, посреде насада стояща мученику Бориса и Глеба в одеждах червленныхъ… и рече Борис: брате Глебе! повели грести, да поможемх сроднику своему Александру…“»