Бичерахов и Деникин

Компаративистское исследование развития Белого движения на Юге России, возглавляемого сначала генералами М.В. Алексеевым и Л.Г. Корниловым, а затем А.И. Деникиным, с историей бичераховского отряда даёт любопытные результаты.

Алексеевская военная организация возникает в Новочеркасске в ноябре 1917 г. В неё вступают генералы и офицеры, бежавшие от советской власти из центральной России. В это время Бичерахов уже имеет в своём распоряжении в Персии крепко спаянный и хорошо вооружённый отряд численностью до 1000 человек.

Период с февраля по апрель 1918 г. части созданной в январе 1918 г. Добровольческой армии провели в изнурительном Ледяном походе. Они не смогли привлечь на свою сторону ни донского, ни кубанского казачества, потеряли своего вождя генерала Корнилова. Генерал Алексеев безнадёжно болен.

Лишь к лету 1918 г. добровольцы оправились от тяжёлых потерь. В июне Добровольческая армия насчитывала в своём составе до 9 тыс. штыков и сабель, 24 орудия, 3 бронеавтомобиля. К сентябрю численность армии возросла приблизительно до 30–35 тыс. человек при 80 орудиях[633]. По состоянию на начало декабря 1918 г. генерал А.И. Деникин оценивал численность действующих войск (без учёта тылов) в 32–34 тыс. штыков и сабель при 100 орудиях. Причём на главном, Кавказском театре военных действий против советских 11-й и 12-й армий действовало не более 25 тыс. штыков и сабель при 75 орудиях[634].

Бичераховский отряд, как уже говорилось выше, в октябре — ноябре достиг численности 30 тыс. человек и тоже именовался армией. Как уже отмечалось, бичераховская армия располагала артиллерийскими батареями (всего 107 орудий), 221 пулемётом, бронеавтомобильными частями (8 броневиков), тремя бронированными и блиндированными поездами, военной флотилией (9 военных судов) и авиацией, а также автопарком численностью в 34 легковых и 39 грузовых автомобилей. На момент расформирования бичераховской Кавказской армии, к середине января 1919 г.[635], численность Добровольческой армии, по данным её штаба, составляла 43.556 штыков и сабель, 647 пулемётов, 186 орудий, 11 бронеавтомобилей, 73 легковых и 75 грузовых автомобилей, 102 самолёта и 7 бронепоездов[636].

Цифры вполне сопоставимые. Есть и другие сходства. Боевые качества большинства бичераховских частей были невысоки. Но они были крайне низки и у деникинцев, как, впрочем, и у их противников — многочисленных региональных красных армий. Обе армии были обременены беженскими обозами. Обе армии были рассредоточены на огромной территории и единого ударного кулака не имели.

Принципиально различной была степень политической зрелости бичераховского и корниловско-деникинского движений. Бичерахов начал идентифицировать себя в политическом пространстве воюющей России лишь осенью 1918 г. Политическая модель бичераховцев до самого конца осталась на низком идейном и организационном уровне. Печать самого «провинциального», невероятно далёкого от революционной страны персидского фронта в полной мере легла и на политическое развитие бичераховского движения, если таковым вообще можно назвать набор сентенций о «русской ориентации». Помноженные на харизму начальника отряда, простейшие идеологемы стали основой патриотически ориентированного вождизма.

Напротив, политическая платформа Белого движения на Юге России имела глубокие корни, если такой термин применим к тому стремительному времени. Вполне созревшая к августу 1917 г. генеральская фронда окончилась корниловским выступлением. Затем, в Быховской тюрьме, политические размышления были продолжены. С приходом быховских узников на Дон и воссоединением их здесь с многочисленной колонией беглых политиков центристского и правого толка, уже к началу 1918 г. вызрела вполне стройная политическая концепция, основанная на антибольшевизме, незыблемости прав собственности, непредрешенчестве, выполнении союзных обязательств России в мировой войне, восстановлении России в её прежних границах с возможностью выделения национальных автономий. Правда, добровольцам и их политическим сторонникам пришлось натолкнуться на противодействие казачьей верхушки Дона и Кубани, не собиравшейся сражаться за всю Россию, а отстаивавшей только собственные интересы.

Очень различными были добровольческое и бичераховское движение по социальному составу. Бичераховская Кавказская армия до конца сохранила своё отрядное ядро; офицеры отряда продвигались по служебной лестнице и заняли ключевые посты в Кавказской армии. Приток офицеров со стороны шёл, но не стал массовым явлением из-за географической изоляции региона от остальной страны. Уж тем более в бичераховских вооружённых силах не существовало офицерских частей. На укомплектование штатных должностей партизанского отряда офицеров хватало, но при развёртывании отряда в армию осенью 1918 г. дефицит командного состава проявился очень остро. Ротами в Кавказской армии командовали в основном прапорщики и подпрапорщики[637]. В период наиболее ответственных боёв с турками в Дагестане в октябре — ноябре 1918 г. на роту приходилось не более одного офицера. Бывший начальник полевых войск Кавказской армии Б.В. Никитин именно на нехватку офицеров относил большие потери в людях[638].

Длительное время самым старшим по чину офицером в отряде был сам полковник Бичерахов; подразделениями же и отдельными службами отряда руководили есаулы, ротмистры и поручики. Генералы появились уже в период Кавказской армии, осенью 1918 г., и их число было невелико: четыре генерал-майора производства периода Гражданской войны — сам Л.Ф. Бичерахов, его начальник штаба А.Е. Мартынов, главнокомандующий муганскими войсками Ф.М. Ильяшевич и начальник снабжений Кавказской армии Н.А. Караулов (Мартынов, Караулов и Ильяшевич были произведены в генеральские чины самим Бичераховым 14 декабря 1918 г.); и четыре генерала царского производства и производства Временного правительства — генерал-майор Г.А. Докучаев, генерал-лейтенант А.И. Чаплыгин, генерал-майор И.Н. Колесников и генерал-майор Я.Г. Багратуни.

Не выпало бичераховскому генералитету и какой-то особой исторической роли: генерал Докучаев был формальным руководителем обороны Баку в августе 1918 г., в то время как реальная сила была сосредоточена в руках Воскресенского и Диктатуры Центрокаспия; генералы Чаплыгин и Багратуни формировали (первый в Баку, второй в Энзели) пехотные части при Кавказской армии. Наконец, генерал Колесников, командовавший терскими войсками, присоединёнными поздней осенью 1918 г. к Кавказской армии, фактически ничьей власти не признавал (об этом — ниже).

Ошибкой было бы понимать отношения соподчинения между главнокомандующим и его генералитетом слишком буквально (если оставить за скобками генералов бичераховского производства). Все перечисленные генералы царского производства имели двойное и тройное подчинение, сообразно политическому хаосу того времени, были очень удалены от штаба главнокомандующего и часто действовали по своему усмотрению и в своих интересах. Сколько-нибудь тесных деловых связей, таких, какие легко прослеживаются между Бичераховым и Воскресенским или Бичераховым и Альхави, в данном случае нет. Не обнаружены и прямые личные распоряжения Бичерахова тому или иному генералу, как и отчёты последних ему (хотя это, конечно, не говорит о том, что таковых не существовало вовсе). Не случайно весь «старый» бичераховский генералитет (за исключением Я.Г. Багратуни) в начале 1919 г. быстро нашёл себе место в Добровольческой армии и даже принял активное участие в ликвидации последствий бичераховщины, активно участвуя в процессе расформирования частей и аннулируя бичераховское чинопроизводство и награждения (в частности, этим на Мугани занимался генерал Чаплыгин)[639].

Столь подробный обзор бичераховского генералитета призван «оттенить» социальный портрет Добровольческой армии, костяк которой изначально состоял из представителей высшего генералитета. Ядро будущей Добровольческой армии — Алексеевская военная организация объединяла главным образом офицеров и генералов. Только в 1-м Кубанском (Ледяном) походе участвовало 12 генералов, 54 полковника и подполковника. 24 участника похода имели академическое образование[640]. В дальнейшем число высших и старших офицеров в Добровольческой армии только росло. Должностей на всех офицеров и генералов, даже самых талантливых и храбрых, не хватало. В составе Добровольческой армии имелись части, полностью состоявшие из офицеров.

Добровольческая армия, по мере возможности, повторяла организационно-штатную структуру русской армии, использовала её уставы и наставления. Новому времени были сделаны лишь частные уступки (например, обращение офицеров к солдатам на «вы», а солдат к офицерам — по чинам).

В бичераховском отряде сословные преграды были стёрты ещё в персидский период, когда партизаны едва не заразились революционными идеями от масс беспорядочно уходивших домой русских войск и казаков. Тем не менее командованию отряда удалось удержать ситуацию в некоем пограничном состоянии: офицеры сняли погоны, но не отказались от чинов; казачьи и солдатские комитеты, едва организовавшиеся в Персии, в дальнейшем прекратили своё существование; демобилизационным настроениям удавалось противостоять высокими окладами и хорошим питанием казаков. Всё это позволяло сохранять отряд как крепкую боевую единицу, которая, впрочем, в небоевых условиях достаточно быстро и глубоко морально разлагалась: казаки начинали пьянствовать, дебоширить и грабить местное население. Таков был «революционный» отпечаток на бичераховском отряде. В октябре, вместе с организацией Кавказской армии и «флота», Бичерахов вернул своим подчинённым и погоны. Это хорошо видно на опубликованных в этой книге фотографиях бичераховцев, относящихся к началу 1919 г.[641]

Первоначально сведения, доходившие до Бичерахова о Добровольческой армии и её вождях — генералах Алексееве, Корнилове, Деникине, — были крайне фрагментарны. Это неудивительно. Кубань и низовья Дона были бесконечно далеки от Петровска и Баку. Между ними и юго-восточным Кавказом, бывшим сферой деятельности Бичерахова, протянулось почти непреодолимое расстояние, занятое множеством враждующих между собой правительств и народов. Для 1918 г. весьма характерной была ситуация, когда в значительно более близких пунктах неделями ничего не знали друг о друге: во Владикавказе не знали о том, что происходит в Грозном, в Моздоке — что происходит в Пятигорске, в Темир-Хан-Шуре ничего не знали о Петровске, в Баку о Елизаветполе и т.д. И уж конечно, за 900 километров до Екатеринодара доносились лишь отголоски того, что происходило в Баку, Петровске и Дагестане.

Что знали о Бичерахове в стане Добровольческой армии? «Слухи о нём доходили до нас уже в Екатеринодаре, но определённого о его деятельности никто ничего не знал, и даже до сих пор не знаю, в какой степени он был генерал, — обобщал впечатления екатеринодарского обывателя морской офицер К.К. Шуберт. — Как бы то ни было, это был человек незаурядного размаха. В Баку он владычествовал довольно долго и сумел объединить вокруг себя все враждебные большевизму круги. Ему подчинились и Каспийская флотилия, и все военные чины, случайно застигнутые в Баку и его районе. Военные действия его по обороне города и прилегающего к нему нефтяного района были довольно удачны. Он располагал значительными средствами, добытыми, как говорят, в Персии. Это тоже привлекало к нему сторонников». «Социал-революционному Каспийскому правительству» приписывались огромные амбиции: оно, как считали в стане добровольцев, «мечтало подчинить своему влиянию весь Северный Кавказ, Черноморье, Кубань»[642].

Неизменно очарованные своим начальником чины отряда (Кавказской армии) разносили везде, где оказывались, легенды о Лазаре Бичерахове. «В разное время я встречался с разными его сподвижниками и не могу сказать, чтобы отзывы о нём были особенно неблагоприятны», — свидетельствует К.К. Шуберт. Г.Д. Ивицкий вспоминал, что «приверженцы Бичерахова с упоением рассказывали, как их командующий закуривал в ресторанах тысячерублевыми банкнотами»[643]. Принимая во внимание такие черты характера Бичерахова, как тщеславие, склонность к позе, широкому жесту, подобные поступки вполне могли иметь место.

Кроме слухов, уже в августе 1918 г. агенты военно-политического отделения Добровольческой армии в Закавказье подробно информировали руководство армии о деятельности Бичерахова в Баку. Сообщалось, в частности, что «в последних числах июля в Баку произошёл кризис власти: большевистская власть была свергнута отрядом партизан численностью до 10 тысяч человек под общим командованием полковника Бичерахова, имевшего богатую артиллерию (гаубицы, мортиры и тяжёлые орудия), частью из оставленных русскими в Персии, частью привезённых из Красноводска, попавших туда с русского фронта, и большого количества снарядов. Партизаны со взятием Баку получили огромное имущество, Каспийскую военную флотилию, гидроавиационную станцию с исправными аппаратами, много грузовых, легковых и несколько броневых автомобилей, большие запасы интендантского имущества и весь нефтяной район, большей частью годный к эксплуатации»[644]. Данные эти, доложенные генералу А.И. Деникину, несмотря на некоторые неточности, достаточно объективно отражали картину.

Аккумулируя негативное мнение о Бичерахове в Екатеринодаре, К.К. Шуберт сообщал: «Он вёл себя маленьким царьком и, не стесняясь (здесь и далее выделено мной. — А.Б.), раздавал чины и императорские боевые ордена… По-видимому, это был чистой воды авантюрист, каковых немало выкинуло на свою поверхность русское безвременье» Любопытно, что другой свидетель бичераховских награждений, Г.Д. Ивицкий, описал наградную политику Бичерахова в тех же словах: он «не стеснялся производить в чины и щедро раздавал награды императорскими орденами»[645].

Этот недостаток скромности делал Бичерахова в глазах общественности авантюристом. Шуберт делал из этих наблюдений любопытный вывод, очевидно и в этом случае транслируя обыденное мнение о Бичерахове: «Мне кажется… он, подобно многим крупным русским людям этой эпохи, действовал исключительно «во имя своё», не во имя Христово, не во имя Царя и Родины. Деятельность его, как бы кипуча и разностороння она ни была, по существу своему была беспочвенна и лишена будущего»[646].

Интересно, что Бичерахов, в свою очередь, был невысокого мнения о перспективах добровольческого движения. О последнем до Бичерахова доносились лишь слухи (в октябре 1918 г. он писал А.И. Деникину: «В целом у меня только слухи о вашей армии»). Первоначально он оценивал добровольческое движение как очередной сепаратистский проект, каковым, впрочем, он считал любую политическую силу, не отвечавшую его упрощенческой концепции «русской ориентации». Летом 1918 г. он писал брату: «Алексеевы, Красновы, Семёновы, Дутовы, Деникины, Скоропадские, свободная Грузия — всё это на ложном пути, всё это не жизненно»[647]. К осени достоверных данных о добровольцах не прибавилось.

Первые контакты бичераховцев и добровольцев были скорее случайными: прощупывая политическую почву вокруг себя, обе стороны неизбежно наталкивались друг на друга. «Были у нас алексеевские представители, правда, не имевшие прямой целью нас…» — сообщал своему брату Л. Бичерахов 3 октября. Правда, продолжал он, «как мне казалось, [они] очень мало интересовались общими вопросами и задачами отряда»[648]. «Я даже не успел расспросить их по интересовавшим меня вопросам, как им понадобилось уехать на Теречную», — позднее, не без обиды, он писал уже А.И. Деникину[649]. С Бичераховым встречался и добиравшийся через Каспий в Екатеринодар после своей отставки из Временного Всероссийского правительства генерал А.Н. Гришин-Алмазов. В Петровске он был в начале октября 1918 г. — в период наибольшего могущества Бичерахова[650]. Свои впечатления он донёс генералу Деникину.

Обосновавшись в Петровске, Бичерахов стал настойчиво писать Деникину (всего за период с октября 1918 по февраль 1919 г. Бичерахов написал ему около десяти писем), подробно разъясняя собственную позицию, планы и знакомя с состоянием собственных войск. Чтобы сразу пресечь возможные разговоры о соперничестве и разделе сфер влияния на Юго-Восточном Кавказе, в первом же письме Бичерахов писал Деникину: «Политикой не занимаюсь и во внутренние дела и строительство России не вмешиваюсь и по окончании борьбы с внешним врагом заканчиваю свою военную службу Родине и России и без мундира и пенсии ухожу на хутор (слово «хутор» зачёркнуто. — А.Б.), в станицу зализывать свои старые раны»[651]. «Я человек не образованный, — заверял Деникина Бичерахов, — из простой казачьей семьи, ни о государственном праве, ни о социальных учреждениях не имею никакого понятия. Ни с каким гражданским правительственным аппаратом и его устройством не знаком. По своей специальности и то мало обучен. Я простой рядовой офицер армии»[652].

Уже в первом письме он разъяснил главные задачи, которые ставит перед своей армией: продолжить борьбу с внешним врагом, вести борьбу с врагом внутренним, настолько, насколько это мешает борьбе внешней, а также вернуть Баку, а затем Азербайджан и Грузию «в лоно русской государственности». «Если судьба положена мне всё это исполнить, то я считаю свой долг исполненным. С началом мирной конференции я прекращу свою работу»[653]. Под «мирной конференцией» понимался созыв в той или иной форме народного представительства, уполномоченного учредить новый государственный строй. Как уже отмечалось, в плане непредрешенчества у Бичерахова не было с Деникиным принципиальных разногласий.

Оставался открытым вопрос взаимодействия между Бичераховым и Деникиным до «начала мирной конференции», ведь «может случиться, что наши части будут действовать бок о бок», писал он Деникину. В письме брату 3 октября, излагая план разгрома большевиков на Тереке, он считал необходимым после овладения Кизляром и Грозным снять свои войска и перебросить их на Баку. Остальное довершат добровольцы: «Я полагаю, что на севере ваши дела будут хороши, т.к. Добровольческая армия вошла в связь и действует активно и помощь моего Слесаревского отряда вам не понадобится»[654].

Объединение усилий предполагалось (и предлагалось) Бичераховым не только на сухопутном, но и на морском театре военных действий. В воспоминаниях деникинского морского офицера, изданных анонимно в эмигрантских «Морских записках» в 1954–1955 гг., сообщалось, как осенью 1918 г. Бичерахов «командировал в Чёрное море корабельного инженера, поручика И.А. Дремлюженко, с просьбой к морскому командованию прислать кадр офицеров и команды для ликвидации Центрокаспия и создания Добровольческой военной флотилии, при помощи которой можно было бы стать твёрдой ногой на Кавказе и, обеспечив, таким образом, тыл и правый фланг Добровольческой армии, продвигавшейся через Терскую область к побережью моря, предложить ей прекрасную базу в Баку»[655].

Однако командование Добровольческой армии не баловало Бичерахова своим вниманием. Целенаправленно представители Добровольческой армии вышли на контакт с Бичераховым в середине октября. 15 октября генерал-майор Д.Ф. Левшин, представлявший Добровольческую армию в Терской области, направил Бичерахову короткое письмо, в котором заверял в своём «совершенном уважении» и просил для координации действий с Добровольческой армией дать сведения о себе и наладить радиосвязь[656]. 20 октября уже от имени Левшина в Петровск прибыл полковник О'Рэм, бывший командир Чеченского полка Туземной конной дивизии[657]. Характерно, что О'Рэм привёз Бичерахову не личное послание Деникина, чего тот очень ждал, а всего лишь информационное письмо об истории и состоянии Добровольческой армии, написанное не ему, а командующему войсками Терской области. Возможно, для первого знакомства с Бичераховым к нему намеренно был направлен именно полковник О'Рэм: и чином, и последней должностью на фронте мировой войны он был равен Бичерахову. Возможно, что отправлять для переговоров генерала, а тем более лично обращаться к нему от лица командующего Добровольческой армией показалось генералу Деникину не по чину. Вопрос о командировании в Петровск полковника О'Рэма решался военным командованием армии: в журналах заседаний Особого совещания такого решения не зафиксировано. Вообще надо отметить, что на уровне Особого совещания — гражданского правительства при генерале Деникине, начавшего свою работу с середины сентября 1918 г., вопрос о Бичерахове не обсуждался ни разу.

Осень и начало зимы 1918 г. выдались для Добровольческой армии очень тяжёлыми. Медленно, ведя затяжные бои, она продвигалась по Ставрополью на юго-восток. С 10 октября по 7 ноября шли бои за овладение Ставропольем. Однако в начале декабря в сражении обозначился перелом. Добровольческие войска захватили узел дорог Святой Крест, после чего войска 11-й и 12-й красных армий оказались запертыми в Терской области. После занятия добровольцами в начале января 1919 г. железнодорожного узла Прохладная участь советских войск была предрешена. С захватом Моздока отступление красных войск потеряло всякую организованность. Только на этом этапе добровольческим войскам досталось 21 тыс. пленных, 200 орудий, 8 бронепоездов, огромное количество военных и продовольственных грузов[658]. 10 января войска, действовавшие в восточном направлении на широком фронте от Дивного до Нальчика, были выделены в отдельную Кавказскую Добровольческую армию, весьма скромную по численному составу, несмотря на столь протяжённый фронт (25 тыс. штыков и сабель, 65 орудий)[659].

Столь скромные силы гнали стотысячное советское войско на верную погибель — в безводную калмыцкую степь. Правда, им очень помогли паника и тиф, особенно последний, косивший красноармейцев десятками тысяч[660]. Добившиеся такого небывалого успеха военачальники по праву гордились собой. Следует заметить, что даже во главе такой небольшой группировки войск стояло несколько генералов — частью дореволюционного производства, частью — уже добровольческого периода — П.Н. Врангель, Я.Д. Юзефович, В.П. Ляхов, А.А. Гейман, А.Г. Шкуро, С.Г. Улагай и др. Когда в январе 1919 г. Врангель заболел тифом, главнокомандующий ВСЮР А.И. Деникин оказался в «большом затруднении»: «в глазах доблестных, но своенравных начальников Кавказской армии» было неудобно назначить исполняющим должность командующего начальника штаба армии недавно прибывшего генерала Юзефовича и не успевшего ещё приобрести авторитет в их среде. Идя на поводу своих амбициозных генералов, Деникин так и не издал официального приказа о вступлении Юзефовича в должность, а приказал ему руководить армией от имени командующего[661].

Военным успехам А.И. Деникина в конце 1918 г. сопутствовал и крупнейший политический успех. После длительных переговоров и согласований позиций с донским казачеством 26 декабря 1918 г. было объявлено об объединении всех антибольшевистских сил в рамках Вооружённых сил Юга России. Атаман Всевеликого войска Донского генерал П.Н. Краснов признал верховное командование А.И. Деникина. В приказе номер 1 было объявлено, что Деникин отныне «вступал в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на юге России (выделено мной. — А.Б.)»[662]. Несколько ранее, во второй половине ноября, на представительном совещании антибольшевистских сил, созванном командованием союзников в румынских Яссах, вопрос о едином командовании, как и о политическом объединении антибольшевистских сил, обсуждался одним из главных. Генерал А.И. Деникин на этом совещании рассматривался как главная кандидатура на роль Верховного главнокомандующего, даже в ущерб глубоко символичной кандидатуре великого князя Николая Николаевича — бывшего Верховного главнокомандующего Российской армией в период Первой мировой войны при царе Николае II. Этим признавалось, что Деникин, в отличие от ведшего дачную жизнь великого князя, располагал реальной военной и политической силой[663].

Ясно, что Добровольческая армия к концу осени 1918 г. становилась мощным политическим игроком на арене антибольшевистской борьбы — как внутренней, так и внешней.

Неудивительно, что в таких условиях предложение Бичерахова воевать на равных, плечом к плечу с добровольцами вызывало раздражение в штабе главнокомандующего ВСЮР. Особенно после того, как полномочия Бичерахова как «главнокомандующего Кавказской армии и Каспийского флота» подтвердили генерал В.Г. Болдырев, а после переворота в Омске — и Верховный правитель адмирал А.В. Колчак. Информацию об этом Бичерахов передал Деникину[664].

Как известно, отношения между Верховным главнокомандующим Добровольческой армией (Вооружёнными силами Юга России) и белым Востоком складывались непросто. Созванное, по словам А.И. Деникина, «где-то за долами, за лесами и помимо участия Добровольческой армии» Временное Всероссийское правительство (Уфимская директория) не признавалось белым Югом в качестве «всероссийского центра»[665]. После свержения Временного Всероссийского правительства отношения между Верховным правителем России А.В. Колчаком и А.И. Деникиным также были сложными. Виной тому были как неизбежные амбиции и соперничество, так и громадное расстояние, их разделявшее. Непрямой путь, пролегавший по морям и пустыням, чересполосно занятый друзьями и недругами, нисколько не способствовал налаживанию тесной связи, не говоря уже о серьёзном совместном государственном строительстве и общем военном планировании. Хуже того, даже взаимное информирование друг друга о текущих делах было исключительно затруднено. Типичной была картина, нарисованная одним из ведущих чиновников Особого совещания при главнокомандующем Добровольческой армией (ВСЮР): «Редкие курьеры, пробивавшиеся к нам через Уральскую область, обыкновенно находились так долго в пути, что ко времени их появления у нас оставленная ими на месте обстановка успевала коренным образом измениться»[666]. Есть основания полагать, что официальные документы, подтверждающие полномочия Бичерахова Верховным правителем России, сильно запоздали и пришли, когда тот уже потерял власть и отправился за границу. Г.Д. Ивицкий пишет, что «при отсутствии надлежащей связи назначение было получено, когда генерал Бичерахов уже взял курс на туманный Альбион»[667].

Всё сказанное говорит о том, что легитимации власти Бичерахова белым Востоком в глазах белого Юга было совершенно недостаточно. Добровольческое командование, естественно, не распространялось о подтверждении Колчаком статуса Бичерахова, а также произведённых им награждений и чинопроизводства. До некоторых офицеров из отдалённых бичераховских земель, вроде Мугани, весть об этом дошла только через много лет, в эмиграции[668].

У генерала Деникина имелся свой кандидат на пост командующего войсками на Тереке и в Дагестане. Как уже отмечалось выше, в октябре в Моздок из Ставрополя прибыл его представитель генерал-майор И.Н. Колесников, тоже, как и Бичерахов, терский казак. Он был назначен Деникиным начальником терских войск и Прикаспийского отряда, который ему ещё предстояло собрать.

Вскоре после трагической гибели 9 ноября генерала Э.А. Мистулова Колесников был назначен Терским Временным народным правительством главнокомандующим казачьими силами. Бичерахову ничего не оставалось, как переназначить Колесникова на должность начальника Петровского отряда Кавармии. Сам Бичерахов к этому времени уже покинул Петровск и находился со своим штабом и основными силами армии в Баку.

Назначенный сразу тремя начальниками, Колесников мог чувствовать себя свободным от всяких обязательств. По своей «уважительной» причине (нехватке продовольствия) он не удалялся далеко от Петровска, а лишь рассылал по равнинному Дагестану казачьи разъезды. С одним из них в районе Хасав-Юрта в конце января 1919 г. встретился 1-й конный корпус генерала В.Л. Покровского, совершившего за 14 дней 350-километровый марш по тылам противника.

Особо не задумываясь о моральной стороне дела, Колесников искал себе более близкого покровителя: «Поклонюсь в пояс тому, кто мне что-нибудь даст». Встретивший его в Темир-Хан-Шуре бичераховский агент прапорщик Соколов застал его как раз в процессе раздачи благодарностей Горскому правительству, которое, конечно, преследуя свой интерес, привечало этот большой (800 сабель при 25 орудиях, из которых десять — с обслугой)[669] казачий отряд и не только не отказало ему в постое, но и предоставило фураж и огнеприпасы.

А вообще Колесников с надеждой поглядывал на англичан, дальновидно полагая, что эта-то сторона в проигрыше точно не окажется. Подчиняться Бичерахову он не спешил, в отсутствие регулярных связи и снабжения считал свои отношения с Кавказской армией, «если можно так выразиться, платоническими»[670]. Получив пакет от Соколова, он «удивился ему», поблагодарил за помощь от Кавказской армии, но заявил, что никому подчиняться не хочет. «Мне необходимо непосредственное сношение, а не это, ненужное для меня предписание, которое по счёту третье», — заявил он Соколову[671]. К генералу Деникину в то время Колесников относился также весьма пренебрежительно: тот, мол, даёт ему указания, будучи отделённым от Терской области стовёрстной полосой, занятой большевиками. Успехи Добровольческой армии и последовавший вскоре разгром большевиков на Тереке помогли, в конце концов, генералу Колесникову определиться.

Самое любопытное в том, что в документах Добровольческой армии в декабре 1918 г. генерал Колесников значится как начальник Прикаспийского отряда (начальник его штаба — генерал-майор Б.П. Лазарев), в состав которого включён отряд Бичерахова. Очевидно, сам Колесников об этой нелепице не знал. В противном случае он не преминул бы передать через прапорщика Соколова не только свои хамские выпады, но и «покомандовать» им[672].

Позиция и поведение генерала Колесникова были известны Бичерахову, однако эффективных мер воздействия на него, находясь в Баку, он не имел. В начале января 1919 г. он предпринял последнюю попытку объединить терское казачество под своим началом и одновременно сберечь собственные отряды, находившиеся в Дагестане. Он назначил начальником Терского отряда, а также всех сил, посланных им в Петровск и Темир-Хан-Шуру, полковника Г.А. Вдовенко, на тот момент бывшего начальником Моздокского отряда и Моздокской линии. Генерал Колесников и его помощник полковник Федюшкин, чьи «действия клонятся к вреду Терского отряда»[673], должны были полностью сдать ему дела и суммы (как суммы, принадлежавшие Кавказской армии, так и суммы, ассигнованные ранее на содержание Терского отряда), а также отчитаться за истраченные деньги. Вдовенко поручалось сразу по вступлении в должность реорганизовать все отряды по штатам регулярной армии, насадить крепкую дисциплину, донести о всех нуждах войск. При этом предписывалось шуринский и петровский отряды свести в отдельный отряд, не включая их в состав терских частей[674].

Бичерахов попытался заинтриговать Вдовенко широкими перспективами в самые скорые сроки. «Моя ближайшая задача на терском направлении — освободить Терскую область от захвата большевиков и анархии и установление в ней порядка», — сообщал он Вдовенко. Для этого требовалось восстановить войска и двигаться в Терскую область вдоль железной дороги. Вдовенко было отправлено 300 тыс. рублей[675].

Трудно сказать, выполнил бы Вдовенко распоряжение Бичерахова или, как и Колесников, стал бы искать более близких и надёжных патронов, особенно ввиду приближения к Терской области частей ВСЮР. Вопрос решился сам собой, когда в середине января 1919 г. Петровска достигла весть об отставке Бичерахова и Вдовенко без колебаний связал свою дальнейшую судьбу с добровольцами.