ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ЭКСПАНСИЯ
К концу 1580-х гг. Республика напоминала туго сжатую пружину со сдерживаемым импульсом. После потери Зютфена и Девентера буквально вся восточная часть севера Нидерландов от Неймегена до устья реки Эмс снова была под властью испанцев. Войска Генеральных штатов отступили на запад к реке Эйссел. В течение 1589 г. испанцы захватили Гертрёйденберг и Райнберг и осаждали Хёсден, вынуждая нидерландские войска отступать вдоль рек на юг. Но на этой неспокойной территории, осаждаемой с юга, востока и северо-востока испанской армией, продолжалось реструктурирование учреждений, военных организаций и экономики, что, как покажут последующие события, неизмеримо увеличило шансы на выживание мятежного государства{819}.
Успешное развитие государства, достигнутое Республикой в 1590-х, очень редко встречается в истории и является результатом комбинации внутригосударственных изменений и исключительно благоприятных внешних условий. Это было решение Филиппа II отозвать основную часть Фландрской армии с севера Нидерландов и вмешаться в гражданскую войну во Франции в надежде не допустить, чтобы протестант Генрих IV стал королем Франции. Это изменило стратегический баланс, и дало Республике благоприятную возможность. Но толчок к развитию Республики в 1590-х гг. и ее становление одной из главных военных, морских и торговых держав в Европе стали возможными только благодаря далеко идущим улучшениям в ядре Республики, которые произошли в течение долгих лет отступлений и поражений.
С 1590 г. началось разительное улучшение экономических условий Республики (см. ниже, стр. 320–334). Торговля и перевозка груза, так же как и города, стремительно развивались. В результате экономическая сила государства постепенно росла{820}, и стало возможным усовершенствовать армию, как количественно, так и качественно, за короткий промежуток времени. Количественный состав армии увеличился с 20 тыс. человек в 1588 г. до 32 тыс. в 1595 г. Артиллерия, методы транспортировки и подготовки были также изменены{821}. Во время наступательной операции 1590-х годов армия под командованием Морица захватила обширные части пяти провинций: Гелдерланда, Оверэйссела, Дренте, Гронингена и северного Брабанта. В общем и целом армия захватила сорок три города (включая несколько крепостей в прилегающих немецких землях) и пятьдесят пять фортов (см. карту 7).
КАРТА 7. Отвоевание территорий Сев. Нидерландов у Испании (1590–1604)
Во многих из этих городов были впечатляющие укрепления и это, вкупе с большим количеством фортов, свидетельствует об усилиях герцога Пармского, после отвоевания Антверпена в 1585 г., создать сеть укреплений в новозавоёванных местах с целью удержать их и в дальнейшем использовать как трамплин для дальнейших наступлений испанцев. Эта сеть укреплений, которая принесла много расходов испанской казне, стала жизненно важной для Испании и католиков в исторических Нидерландах, когда Филипп приказал Фландрской армии присоединиться к Армаде для будущего наступления в Англию в 1587–1588 гг. и для интервенции во Францию в 1590-х. Для герцога Пармского форты и укрепленные города были теперь главным барьером между севером и югом. Кастильские войска в испанских Нидерландах были не только передовой частью армии, но и служили защитой для жизненно важных гарнизонов: Антверпена, Гента, Дендермонде, а так же Дюнкерка и Ньюпорта, которые командовали фламандским берегом, и Слёйса и Сас ван Гента, окруженных Нидерландскими анклавами в устье реки Шельды{822}. Неаполитанские войска заняли Бреду. Герцог Пармский доверял «валлонской» пехоте занимать города, выставляя их перед нидерландцами как своих старших офицеров. Тем не менее в Брюсселе и Мадриде испанцы и итальянцы продолжали считаться необходимыми для сохранения юга Нидерландов в руках Испании и удержания фронта, разделяющего север и юг.
Положение дел начало меняться после неожиданного захвата Бреды в 1590 г. Изначально, несмотря на побуждения со стороны фризского штатгальтера (который первым полностью осознал возможность, которой сейчас располагала Республика), Олденбарневельт, Мориц и Государственный совет не торопились организовывать крупную наступательную операцию. Но к весне 1591 г. Республика Соединённых провинций была готова. Были собраны дополнительные деньги и собраны войска. Штаты Фрисландии убедили свой личный состав действовать далеко от своей провинции — на Эйсселском фронте. Вместе с достойной армией из 26 тыс. человек (Республика впервые собирала такую большую полевую армию) Мориц и Вильгельм-Людвиг начали свою самую потрясающую наступательную операцию{823}. Используя новоразработанные методы транспортировки и осады, Мориц смёл Эйсселский фронт и завоевал один за другим форты и города Зютфен и Девентер. Далее он продвинулся в Оммеланды, завоёвывая все испанские форты, включая Делфзейл, который управлял стратегически и коммерчески важным устьем реки Эмс. Гронинген был окружен гарнизонами Штатов. Сезон закончился завоеванием Хюлста, во Фландрии и падением без единого выстрела Неймегена.
Из-за этих побед вся восточная часть северных Нидерландов изменила свой вид{824}. На севере от рек престиж испанцев пострадал от сокршительного удара, от которого они так никогда и не смогли оправиться. Нидерландцы теперь контролировали Рейн, Ваал и Эйссел и смогли снова открыть речную торговлю с Германией, а также как угодно переправлять войска и запасы на своих флотилиях речных барж. С прибытием войск Штатов Оммеландские йонкеры восстали против Испании и Гронингена. На совете в марте 1592 г. они проголосовали за подписание Утрехтской унии, учреждение реформатской церкви и подавление католической веры и подали ходатайство в Генеральные штаты с просьбой сделать Оммеланды седьмой имеющей право на голос провинцией{825}. Тем не менее этот процесс был на время приостановлен фризами, стремившимся скорее присоединить Оммеланды к Фрисландии, чем сделать его отдельной провинцией Генералитета.
Наступательная операция 1590 г. предоставила разнообразные стратегические возможности, что спровоцировало разногласия в Генеральных штатах и Государственном совете, а так же между Олденбарневельтом и Морицом{826}. Голландия, стремящаяся отодвинуть испанцев обратно на юг, хотела, чтобы в следующем году армия осаждала Гертрёйденберг или Хертогенбос. Но Фрисландия убеждала, что следующим приоритетом должна быть осада Стенвийка — крепости, которая управляет северо-восточным Оверэйсселом и угрожает Фрисландии и Оммеландам, а после — осада Кувордена — ключа к Дренте. Гелдерланд и Оверэйссел выступали за наступление на восток, с целью возвратить Грунло и Олдензал. В конце концов Олденбарневельт убедил Генеральные штаты согласиться на компромисс: армия будет разделена на время первой половины кампании — Вильгельм-Людвиг двинется на юг, а Мориц на север, а затем для второй половины она воссоединится в Залтбоммеле и пойдет на северный Барбант{827}.
Но Мориц проигнорировал это и присоединился к своему кузену в осаде Стенвийка. Осада этого огромного города-крепости, который защищали 1060 отборных испанских солдат, считается одним из самых выдающихся подвигов Морица. Традиционные методы предполагали окружение города плотным кольцом и долгое ожидание его капитуляции. Но в городе было много запасов, и при осаде таким методом он мог бы продержаться в течение нескольких месяцев. Мориц сократил это время, подвергнув гарнизон обстрелу неслыханным количеством артиллерии. Пятьдесят артиллерийских орудий, в общей сложности, выстрелили 29 тыс. раз. Штатгальтер также использовал новые методы улучшения траншей и шахт, разработанные его главными инженерами — Джустом Матье (беженца с юга Нидерландов) и Иаковом Кемпом из Горинхема. Другой инновацией было то, что нидерландские солдаты не призирали работу лопатой и киркой, что было обычно для солдат в XVI веке. Их заставляли подражать древним римлянам и копать самим, не надеясь на помощь местных крестьян.
Несколькими годами ранее штатгальтер специально консультировался с великим ученым-гуманистом Юстом Липсием о том, как древние римляне организовывали раскопки. Крепость капитулировала через сорок четыре дня.
После Стенвийка штатгальтер осаждал Куворден, одну из трех главных крепостей оставшихся у испанцев на северо-востоке, несмотря на недовольство Штатов Голландии, как объяснил Бодли «из-за того, что граф Мориц своей осадой пошел против их указаний»{828}. Куворден, неустанно бомбардируемый, сдался через шесть недель, что возвратило под контроль Генеральных штатов весь Дренте. Сразу после этого Фрисландия и Оверэйссел стали спорить и не могли решить, какая провинция должна защищать Куворден и быть ответственной за оборону Дренте. Фрисландия, как и Голландия охотно использовала закрепленные за ней по распределению, или repartition, гарнизоны, как средство расширения своего влияния. Сильная партикуляристская часть Штатов Фрисландии, возглавляемая Карелом Рордом, подпитывала амбициозные планы по расширению господства Фрисландии не только над Оммеландами, но и над Дренте, северо-западным Оверэйсселом и другими районами{829}. Вильгельм-Людвиг, более предпочитающий сотрудничество с Морицем и Голландию, чем преследование только целей Фрисландии, неоднократно конфликтовал с рордистами, которые обвиняли своего штатгальтера в преследовании противоположных целям Фрисландии интересов и намерении подчинить Фрисландию «соседним провинциям», имея в виду Голландию и Оверэйссел{830}. Между тем, Штаты Оверэйссела беспрестанно жаловались в Генеральные штаты на вопиющее нарушение Фрисландией суверенитета их провинции. Фризские гарнизоны стояли в Хасселте и Стенвийке, хотя Генералитет уже просил убрать их оттуда{831}.
В следующем году Голландия настояла на том, чтобы главная кампания была запущена на юге и выбрала целью Гертрёйденберг. Эта осада стала одним из самых знаменитых подвигов Морица. Так как город был сильно укреплен и находился на мягкой почве рядом с широкой рекой, по которой было легко добраться до главных испанских центров власти на юге. Ещё несколько лет назад Генеральные штаты не осмелились бы и подумать о подобном рискованном предприятии. Чтобы ускорить завершение работы над своими траншеями Мориц снова приказал своим людям копать быстро и методично. За это он платил им дополнительную зарплату — десять стуберов[69] в день, что было равно зарплате рабочего, а также давал премии тем, кто работал на особых незащищенных позициях{832}. Работа продолжалась в таком темпе, что к тому времени как появилась испанская армия, было уже поздно прорывать осаду. Чтобы не позволить оружию утонуть в грязи, инженеры Морица изобрели специальные деревянные подставки. Инновации в методах осады и солдатская дисциплина были на таком уровне, что его лагерь был заполнен местными жителями, которые видя, что здесь нет воровства и агрессии, приходили сюда продавать свою продукцию солдатам. Лагерь также стал достопримечательностью для утонченным дам, включая Луизу де Колиньи, четвертую и последнюю жену Вильгельма Молчаливого, которая вместе со своими спутниками приезжала из Гааги, чтобы посетить его. Гертрёйденберг сдался в июне 1593 г. после четырехмесячной осады.
Тем временем споры между провинциями не прекращались. Рорд был против Голландского доминирования над Фрисландией{833}. Но правда была в том, что не существовало ни одной альтернативы голландскому лидерству и господству. Меньшие провинции не только враждовали между собой, но и не имели достаточной внутренней сплочённости и стабильности, без которых не смогло бы выстоять ни одно государство. Если Республика Соединённых провинций и функционировала как жизнеспособная политическая организация, то необходимая сплочённость могла прийти только из Голландии. В этом лежит центральный парадокс Республики в течение всей её истории и до 1795 г.: она всегда была гибридом конфедерации суверенных провинций (в теории) и федерального субъекта (в большинстве отношений в реальности). Один голландский историк выразил эту мысль так: «Основы федеральных элементов в системе управления вплетенные в ткань конфедератизма»{834}. Господство и внутренняя сплоченность Голландии были двумя столпами, на которых держалась жизнеспособность и долговечность Республики Соединённых провинций. Без них всё сооружение было бы неустойчивым, возможно, даже без давления извне, под весом собственных противоречий и слабостей.
Но даже с силой Голландии и ловкостью Олденбарневельта было нелегко остановить бурлящие конфликты между и внутри малых провинций. Фризы непримиримо враждовали, оммеландские йонкеры были напуганы с одной стороны Фрисландией, а с другой Гронингеном, в то время как Хасселт и Стенвийк противостояли Штатам Оверэйссела, которые в свою очередь претендовали на Куворден и по историческим правам на Дренте, чему решительно противостояли Фрисландия, Оммеланды и Гронинген{835}.
Олденбарневельт распутал этот клубок с помощью двух штатгальтеров, которые видели (несмотря на свои личные мысли об Олденбарневельте), что сотрудничество с Голландией было единственным способом оживить Республику в политическом и военном смысле. Либо они помогут установить власть Голландии над остальными, либо государство развалится — других вариантов не было. Таким образом, указания были разработаны в Гааге и объявлены Голландией через Генеральные штаты{836}. Фризы должны были отдать северо-западный Оверэйссел, Хасселт и Стенвийк под власть Штатов Оверэйссела; временно Фрисландия должна продолжать охранять Куворден; ни Фрисландия, ни Оверэйссел не получат прав на владение Дренте, чье будущее будет определено Генералитетом, другими словами — Голландией.
Испанцы окружили Куворден в конце 1593 г., но не сумели отвоевать город. С отходом их войск, капитуляция Гронингена и устранение испанской власти с северо-востока были лишь вопросом времени. Генеральные штаты не делали заявлений по поводу будущего Гронингена, но чуть после начала его осады в апреле 1594 г. проголосовали — пять провинций против одной (Фрисландии), за то, чтобы признать Оммеланды, чья территория окружала город, седьмой провинцией Унии, имеющей право на голос{837}. Олденбарневельт и регенты Голландии знали, что город был большим, хорошо укрепленным, происпанским и решительно настроенным против штатов. В надежде избежать длительную и дорогостоящую осаду они испробовали несколько хитростей, чтобы город капитулировал раньше. Изначально, до мая 1594 г. Олденбарневельт убеждал городской совет Гронингена, что они смогут избежать ужасов длительной блокады, при этом сохранив католическую веру и право ставить свои гарнизоны на отдаленных фортах, и даже будут признаны Республикой Соединённых провинций как город Священной Римской империи под покровительством Императора, если сложат оружие и отрекутся от Филиппа II{838}. Позже один из командиров штатов — генерал-лейтенант Голландии граф Гогенлоэ, вел секретные переговоры с советом о возможной передаче власти над городом от Филиппа лютеранину герцогу Брауншвейгскому, хотя вероятно, что это была лишь уловка, чтобы посеять раздор в городе. В любом случае, эти переговоры ни к чему не привели. Осада длилась два месяца и стоила жизней 400 солдатам штатов и 300 защитникам города, всего было выпущено десять тысяч пушечных ядер. По мере того, как город ослабевал, магистрат попытался договориться, чтобы католики могли сохранить себе хотя бы одну церковь, но получил отказ. При капитуляции Гронингена группа монахов и священников, которые с 1591 нашли прибежище внутри крепостных стен, вместе с солдатами и женщинами выдвинулись в долгий поход на католический юг Нидерландов. Городской совет был распущен, и исповедание католической веры официально запрещено.
При капитуляции было оговорено, что Гронинген теперь вступит в Унию и что Генеральные штаты определят, как это будет сделано{839}. Исторически Гронинген и Оммеланды никогда не образовывали единое целое, и их взаимный антагонизм был острым как никогда. Завоёванный Генеральными штатами (в сущности, Голландией), Гронингем теперь был соединен с Оммеландами, и вместе они стали седьмой провинцией, имеющей право на голос. По существу это была искусственная смесь, созданная Генералитетом{840}. Генеральные штаты создали комитет, состоящий из Вильгельма-Людвига, который (к неудовольствию рордистов) был назначен штатгальтером новой провинции, канцлера Леонина из Гелдерланда, бургомистра Кампена и регента из Голландии, чтобы составить рекомендации о том, как должна функционировать.
Так возникли Штаты «Города и Оммеландов» — официальное название штатов Гронингена. Они включали в себя город и Оммеланды, каждый с примерно половиной населения провинции. Оммеланды продолжал разделяться на три района — Хунсинго, Фивелинго и Вестерквартир, у каждого из которых была своя ассамблея, в то время как город также продолжал выступать за подчиненные ему территории Горехта и Олдамбта (см. карту 8). Гронингену было дано первенство при подписании документов и голосовании{841}, но в любом случае оба голоса были равноценными. Решающий голос был отдан штатгальтеру, иначе бы процесс зашел в тупик. Оммеландские йонкеры, недовольные тем, что они оказались не выше, а возможно и ниже Гронингена, были в ярости, когда узнали, что было рекомендовано подтвердить штапельное право Гронингена. Олденбарневельт и Генеральные штаты не забыли, что Оммеланды поддержали революцию, в то время как Гронинген выступал против, но решили не лишать город привилегий, данных Испанской короной, понимая, что такой шаг сделает антипатию Гронингена к Унии перманентной. Они понимали, что если не примириться с городом, весь северо-восточный регион останется небезопасным. Гронинген и без того был включен в состав провинции силой, лишен возможности исповедовать католицизм и платил большую долю, равную 6 процентам расходов Генералитета, которую установили Генеральные штаты как новую квоту провинции. Создавая провинцию таким образом, Генеральные штаты (то есть Голландия) рассчитывали контролировать обе ее части. Предписания штатгальтера были составлены не новой провинцией, а Генеральными штатами, которые также придумали новый герб, соединив существующие элементы гербов частей провинции.
Падение Гронингена даровало Оммеландам безопасность и почти даровало ее Дренте. В отличие от Оммеландов, Дренте уже был частью существующей провинции, имеющей штаты своей провинции, представляющие рыцарство и состоятельных фермеров. Более того, штаты этой провинции теперь ходатайствовали о том, чтобы Дренте стала восьмой провинцией Унии, имеющей право на голос, и имела место в Государственном совете{842}.
КАРТА 8. Четверти Фрисландии и Оммеландов, находящиеся под властью Республики, с Гронингеном, Вестерволде и Дренте
Но, несмотря на то что регион был стратегически важным и достаточно большим, чтобы сформировать отдельную провинцию, он был бедным, и его население составляло всего около 20 тыс. человек. Регенты Голландии не хотели делать из Дренте отдельную провинцию, что еще более ослабило бы значение голоса Голландии, но они также не желали присоединять его к Фрисландии и Оверэйсселу{843}. Рассматривался вариант соединения Дренте с Гронингеном, что создало бы эффективный противовес Фрисландии, но Гронинген был против этого, понимая, что третий член провинции нарушит его превосходство в штатах провинции. Так что Дренте отказали в принятии в Генеральные штаты и Генералитет, но в большинстве других отношений, он считался отдельной провинцией со своими штатами и штатгальтером. Это правда, что первого из одиннадцати штатгальтеров Дренте — Вильгельма-Людвига, в 1596 г. назначили Генеральные штаты, но в последующем Штаты Дренте сами выбирали себе штатгальтера{844}. Более того, Дренте, в отличие от Генеральных земель, имели свою собственную налоговую систему, хотя и не выходящую за рамки указаний Генералитета. Тем не менее дроста Дренте (который также был губернатором Кувордена) — самого могущественного судебного и военного чиновника провинции, назначали Генеральные штаты.
Спокойствие в Гронингене привело в свою очередь к изменению сил в Восточной Фрисландии. В этом графстве город Эмден, в котором росло кальвинистское влияние, был в натянутых отношениях с графом — происпанским воинствующим лютеранином. Но, когда испанцы ушли из Гронингена и Дренте, попытки графа Эдцарда подчинить Эмден были безуспешны. В 1595 г. произошло одно из решающих событий в истории Восточной Фрисландии{845}. Кальвинистская консистория Эмдена под руководством Менсо Алтинга, рожденного в Дренте, учившегося в Гейдельберге и работавшего проповедником в Эмдене в течение двадцати лет, захватил Эмден, изгнал городских чиновников, объявил реформатство главной религией в Эмдене и запретил исповедание лютеранства, обратившись за помощью в Генеральные штаты. Регенты Голландии, считающие Эдцарда и его происпанские настроения угрозой Республике, были не против вступить в сговори и нанести удар по Испании, княжеским притязаниям и лютеранству. Голландские войска прибыли в Эмден и у графа не осталось других вариантов, как согласиться с третейским решением Гааги. В результате, по Делфзейлскому договору (1595 г.), граф был обязан признать Республику Соединённых провинций легитимным государством, признать реформатство главной религией в Эмдене и Республику — покровителем реформатской веры в Восточной Фрисланди и разрешить Голландии поставить свои гарнизоны в Эмдене и Лерорте на неопределенный срок. Фактически его заставили согласиться с Голландским господством в Восточной Фрисландии. В Гааге и Эмдене в это время даже подумывали о том, чтобы включить Восточную Фрисландию в Унию и сделать ее восьмой голосующей провинцией{846}.
Больше нигде в Германии кальвинизм не был так близко связан с гражданским самоуправлением и защитой интересов людей от власти как в Восточной Фрисландии. Политическая идеология и церковная политика эмденского переворота в 1595 г. идеально дополняли идеологический курс Нидерландской революции{847}. В середине 1590-х кальвинистский богослов Уббо Эммиус, друг Алтинга, фанатичный приверженец революции против Испании и против графа Восточной Фрисландии, написал свою знаменитую историю «свободы» Фрисландии — «Rerum Friscarum Historia», связывая Восточную Фрисландию скорее с Фрисландией и Гронингеном, чем с Германией. Так же именно эмденские кальвинисты в 1604 г. назначили Альтузия, выдающегося немецкого политического писателя-кальвиниста и главного защитника гражданских прав и гражданского самоуправления от абсолютизма, городским секретарем Эмдена. Иоганн Альтузий (15571638 гг.) — идеолог кальвинизма и антиабсолютизма, никогда не забывал, что Республика Соединённых провинций была жизненно необходимой для кальвинизма Восточной Фрисландии, называя голландские гарнизоны в Эмдене «основой для сохранения» («fundamentum en conservatio») «свободы» города{848}. Только в последующие после вторжения Голландии в Восточную Фрисландию (1595 г.) годы равновесие между лютеранством и кальвинизмом в графстве стало относительно стабильным, с примерно 20% населения, исповедующего кальвинизм (см. табл. 52). Нидерландский стал официальным языком городского правительства, закона и церкви в Эмдене и был им до конца наполеоновской эры.
К 1595 г. Голландия установила сильное влияние Генералитета на северо-востоке и в районе реки Эмс и подавила попытки установить фризский кондоминиум в этой области. Рордисты были взбешены оскорблением, нанесенным гордости Фрисландии, а также растущим налоговым бремем, налагаемым Гаагой, и отплатили Олденбарневельту (которого они обвиняли в таком положении дел) самой жестокой враждебностью{849}. Но рордисты все ещё не теряли надежды на господство Фрисландии на севере государства. Фризские войска все еще находились в Кувордене и в ключевых крепостях Буртанжа и Беллингволде, контролируя пограничные территории Ведде, Вестерволде и Генеральных земель на восточной границе, выходя за пределы юрисдикции новой провинции (Гронингена) (см. карту 8). Но Гронинген, Дренте и Оверэйселл не одобряли стремлений Фрисландии. В Генеральных штатах эти провинции поставили под вопрос права Фрисландии на размещение гарнизонов в Кувордене, Ведде и Вестерволде. В это же самое время Оверэйссел и Дренте делили между собой Куворден{850}.
Решение проблемы, предложенное Олденбарневельтом, ознаменовало новый этап в развитии Республики. В ноябре 1596 г. Генеральные штаты решили, что все приграничные крепости, охраняемые гарнизонами Генералитета и находящиеся за пределами Голландии, Зеландии, Фрисландии и Гронингена, останутся на распределении (r?partitions) своих провинций, но отныне будут контролироваться и управляться Государственным советом от имени Генеральных штатов, а не своими провинциями{851}. Это был решающий шаг на пути к созданию настоящих федеральных войск и оборонной политики, так как большинство крепостей находилось за пределами четырех провинций — во Фландрии, Брабанте, Гелдерланде, Оверэйсселе, Дренте, Ведде и Вестерволде, формируя огромную дугу, защищающую берега Республики. Теперь они стали федерально контролируемым кордоном, управляемым и снабжаемым Государственным советом, а не просто вереницей отдельных крепостей, каждая из которых принадлежит своей провинции. В дополнение к этим изменениям Вильгельм-Людвиг был назначен штатгальтером Ведде и Вестерволде.
Вторая масштабная наступательная операция Республики произошла в 1597 г., когда испанская Фландрская армия все еще находилась на французской границе. Сначала Мориц прошел вдоль Рейна, захватив Райнберг — «блудницу войны», который служил испанцам как главный путь пересечения реки. Это отрезало все пути для оставшихся на севере Рейна испанских крепостей — Грола, Олдензала, Энсхеде, Бредеворта, Отмарсума и Лингена. Далее Мориц захватил Грол, Олдензал и Энсхеде, затем перешел границы Германской империи и послал войска на север и юг, чтобы оккупировать Линген и Мёрс. Захват огромной крепости Лингена, после прибытия артиллерии (которую Мориц транспортировал по морю через Ваттовые острова и Эмден), распространил господство Нидерландов дальше по долине реки Эмс{852}. Завладение Гролом завершило победу над испанцами в восточном Гелдерланде, а захват Олдензала и Энсхеде — в Оверэйсселе. И снова кампания была выдающейся из-за эффективности методов транспортировки, которыми пользовался Мориц — целые армии быстро передвигались на флотах и речных баржах, из-за усложненных техник осады и из-за использования больших количеств артиллерии, чтобы быстро ослаблять крепости{853}. Грол, хотя и будучи хорошо снабженным и защищённым, сдался через две недели.
Через четверть столетия то, что изначально было ненадежным и небольшим бунтующим государством, стало одной из самых мощных держав Европы. К 1597 г. нидерландская регулярная армия была самой технически опытной в Европе и второй по размеру после испанской. Военно-морские силы также увеличили свою мощь и численность в течение 1590-х гг., что расширило влияние в устьях рек Эмс и Шельды и усилило блокаду фламандских морских портов. Так же во внимание был принят вопрос о дальнейшем использовании морских сил Нидерландов во время войн. Тем не менее нельзя отрицать, что великолепные военные победы Нидерландов в 1590–1597 гг. были возможны только благодаря тому, что Испания перенаправила все свои силы во Францию. Смогла бы Республика Соединённых провинций устоять, если бы испанский монарх выпутался из затруднительного положения?
В течение весны 1597–1598 гг. Олденбарневельт с волнением наблюдал за развитием переговоров о франко-испанском мире, которые привели к подписанию Вервенского мирного договора (в мае 1598 г.). Незадолго до подписания договора Олденбарневельт решил возглавить экстраординарную делегацию Генеральных штатов к французскому двору, чтобы лично сделать все возможное в интересах Нидерландов в этой новой и тревожной для Республики ситуации{854}. Делегация, помимо прочих включающая юного Гуго Гроция (который уже снискал известность выдающегося молодого ученого) и Франсуа ван Арссена, сына секретаря Генеральных Штатов, присоединилась к французскому двору в Анже. Олденбарневельт, озабоченный интересами Нидерландов, не стал вмешиваться (хотя гугеноты хотели, чтобы он это сделал) в переговоры между французскими реформатскими церквями и королем, которые позднее привели к созданию Нантского эдикта. Адвокат Голландии предпочитал использовать свои собственные рычаги влияния, чтобы получить как можно больше преимуществ для Республики, чем идти на уступки французским протестантам. И уж тем более не хотел он навлечь на Нидерланды французское давление от лица католической церкви. Видя, что он не может предотвратить неминуемый франко-испанский мир, Олденбарневельт сконцентрировался на получении самой крупной возможной финансовой помощи{855}. На их последней встрече Генрих (имеется в виду французский король Генрих IV — прим. ред.) пообещал субсидировать нидерландские военные усилия в размере миллиона экю в течение следующих четырех лет.
Между тем старый и приближающийся к кончине Филипп И, не видя в обозримом будущем возможности возвратить свои мятежные провинции с помощью оружия, решил создать в Исторических Нидерландах новую политическую структуру, которая бы позволила испанской Короне выйти из битвы, почти не теряя престижа и военной базы на юге. В своем завещании король отдал «покорные провинции» во владение своей дочери Изабелле и ее мужу эрцгерцогу Альбрехту, принадлежащему австрийской линии рода Габсбургов. Они совместно правили в Брюсселе и стали известными как «эрцгерцоги». Тем не менее их власть была скорее номинальной.
Испанская Фландрская армия, которая почти полностью содержалась на испанские деньги, осталась в провинциях и ее командиры и солдаты, а так же губернаторы городов-крепостей, давали присягу на верность новому королю Филиппу III (1598–1621 гг.), который платил и руководил ими{856}. Вооружаемый и субсидируемый Мадридом юг Нидерландов, принадлежащий Изабелле и Альбрехту, продолжал считаться зависимым от Испании. Более того, по завещанию Филиппа, при условии, что «эрцгерцоги» не оставят законного наследника, что уже казалось возможным, южные провинции после смерти Альберхта снова будут напрямую управляться королем Испании.
Тем не менее передача юга «эрцгерцогам» облегчила поиск компромисса, нацеленного на прекращение войны в Исторических Нидерландах{857}. Кроме того, новый король и его фаворит герцог Лерма столкнулись с серьезными финансовыми проблемами и были более гибкими, чем Филипп II в своем отношении к религиозным и политическим восстаниям на севере Нидерландов. Мирная инициатива, предложенная эрцгерцогами и Лермой в 1599 г., поразила Европу. Эрцгерцоги и Испания показали, что они готовы принять многие изменения, которые произошли с 1572 г., чтобы завершить конфликт. Альбрехт предложил принять большинство религиозных и политических перемен, а также признать Морица штатгальтером Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелдерланда и Оверэйссела{858}. Но несмотря на это, было маловероятно, что только начатые разговоры о мире воплотятся в жизнь. Учитывая позицию Испании в Европе и ее роль главного покровителя католической церкви, было невозможно договориться с эрцгерцогами и Лермой без существенных и спасающих престиж Испании уступок со стороны Нидерландов. В частности должна быть признана формальная (de jure) верховная власть эрцгерцогов (а значит и Испании) над Севером{859}, а также должны быть сделаны уступки католической церкви. Но еще с самого начала Олденбарневельт и Мориц были непреклонными в том, что они не могут и не будут подвергать опасности суверенитет Республики Соединённых провинций и делать уступки для католической церкви{860}. Нидерландская сторона тем не менее ответила дипломатам из Брюсселя так, чтобы другая сторона была задобрена и продолжала делать уступки. Главное значение переговоров 1598–1599 гг. — создание иллюзии, что мир уже не за горами. Это снизило возможность нападения испанцев в ближайшем будущем.
Начало нового правления оказалось переломным моментом для испанской монархии. Но перед республикой тоже встала серьёзная дилемма. Если война продолжится, то теперь, когда между Испанией и Францией мир и военные усилия Англии уменьшаются, будущее Республики Соединённых провинций будет чрезвычайно ненадежным и опасным{861}. Теперь Испания могла направить всю свою мощь против Республики. Даже если испанцы не смогут сделать серьезных набегов на территорию Нидерландов, Республике придется увеличить траты на армию и оборону, чтобы запугать врага. Под таким давлением недавно достигнутые сплочённость и богатство Республики могут оказаться скорее иллюзорными, чем реальными. Но именно потому, что Олденбарневельт и Мориц знали об этих опасностях и неустойчивом положении Республики, они решили, что не могут рисковать и идти на компромисс с Испанией и католической церковью. Главы Республики, как любые другие главы маленьких осаждаемых стран, выработали «менталитет осажденного», который выражался в подозрительности ко всему, что способно ослабить барьеры, усыпить бдительность и стереть границы.
Секретные переговоры между двумя сторонами сопровождались шквалом слухов, противоречащих друг другу, и продуманной пропагандой, как печатной, так и в виде гравюр. Последняя встречалась только на севере, так что можно предположить, что здесь, в отличие от юга, она была направлена именно на простой народ. Конфликт начался весной 1598 г. из-за брошюры, напечатанной на юге и адресованной «Голландии», которая призывала Голландцев снова повиноваться их королю и позволить Нидерландам снова стать одной большой страной{862}. Это запустило «обмен», который продолжался в течение нескольких месяцев. Разнообразные голландские ответы «покоренным провинциям» сопровождались иллюстрациями с хорошо знакомыми символами визуальной пропаганды, возникающими с 1572 г.: нидерландский лев, покоряющий металлический ошейник, лживый король, закованный в латы и Папа, представляющий реальную власть, стоящую за испанским троном. Неизменная цель этой пропаганды закрепить в народном сознании ассоциацию юга с Папой, католицизмом и нетерпимостью. Первый ответ Голландии включал в себя изображение казни Анники Утенховен — анабаптистки, похороненной заживо в Брюсселе в 1597 г. Фактически она была последним человеком, казненным за ересь на юге Нидерландов, но естественно, что в 1598 г. об этом никто не мог знать{863}. Но главной темой голландской пропаганды было то, что оливковая ветвь, предлагаемая «покоренными провинциями» была просто обманчивой стратегией с целью снова надеть на нидерландского льва ошейник рабства.
Эта идея точно отражала преобладающие настроения среди руководства севера. Английские члены Государственного совета уверили королеву Елизавету в том, что мирные предложения эрцгерцогов были «подозрительными и пагубными, нацеленными лишь на принесение неудобств, и очевидно, что при малейшем намеке на мирный договор или переговоры по поводу мира они свалятся на нас, так что даже идея об этом опасна, и мы не желаем слышать о таких предложениях, даже будь они такими славными и привлекательными»{864}.
И это было правдой. Нидерландская непримиримость уходила корнями не в отсутствие воображения, или желание продлить войну ради войны, или в жажду новых территорий. Это было достаточно типичным синдромом тяжело завоеванной внутренней стабильности, которая все еще оставалась сложной и хрупкой. Католическая вера медленно возрождалась в Голландии и Утрехте. Напряжение в отношениях между провинциями нарастало. Многие земли Республики были завоёваны совсем недавно, и несомненно, что верность таких территорий, как Твенте, Грол и Гронинген, была сомнительна, и удержать их можно было только силой. Еще хуже были расколы внутри провинций, особенно во Фрисландии, Гронингене и Оверэйсселе. В какой-то момент казалось, что для Республики было менее опасно встретиться лицом к лицу со всей мощью Испанской Империи, чем согласиться на компромисс и взаимодействие с югом Нидерландов и встретить все опасности, которые это повлечет за собой.
Из-за франко-испанской войны испанская армия в Исторических Нидерландах была некоторое время в беспорядке по причине хронической нехватки денег, периодических мятежей и слухов о мире. Нидерландская армия, напротив, была на подъеме после недавних побед и находилась на пике готовности. Поэтому, воспользовавшись ситуацией, Олденбарневельт и регенты решились на массированный удар по Фландрии, до того как Альбрехт сумеет восстановить дисциплину. Идея об этом амбициозном и рискованном предприятии зародилось в штатах Зеландии, где чувствовалось, что необходимо действовать, чтобы помешать строительству сети испанских фортов рядом с Кадзандом. В это же время и Голландия, и Зеландия были встревожены участившимися нападениями каперов из Дюнкерка на свои торговые суда. Олденбарневельт одобрил план, который предполагал нападение вглубь вдоль фламандского берега. Вильгельм-Людвиг возражал, что вторгаться на вражеские территории — бессмысленно рисковать своей армией{865}. Мориц, казалось, не мог выбрать между двумя вариантами.
Решение о вводе войск во Фландрию также отчасти проистекало из опасения нидерландского руководства по поводу сложной ситуации на северо-востоке. Еще не прошло достаточно времени, чтобы починить и укрепить крепости, захваченные Морицом, и создать стойкий защитный барьер. Не прекращающиеся политические сложности в Гронингене были, очевидно, опасными. Генеральные штаты, не сумев остановить конфликт между Оммеландами и Гронингеном, в марте 1599 г. установили ещё одну комиссию по пересмотру штапельных прав Гронингена, которая рекомендовала сократить привилегии Гронингена в пользу Оммеландов. В этот момент Гронинген прекратил любое сотрудничество с Генералитетом, штатами своей провинции и штатгальтером{866}. Встревоженные тем, что Гронинген может снова, как в 1580 г., послужить мостом для восстановления испанской силы на северо-востоке, Генеральные штаты, побуждаемые Голландией (и с одобрения Оммеландов), весной 1600 г. отправили в город войска, чтобы разоружить гражданское население и построить в нем цитадель, которая будет внушать благоговейный страх простому народу{867}. Иронично то, что эта цитадель, укомплектованная гарнизоном в 800 человек под руководством оммеландского йонкера Каспара ван Эвсума, была построена на том самом месте, где тридцать лет назад была крепость Альбы, служившая той же самой цели.
Тем временем Фрисландия раскалывалась все сильнее. Два богатых района Остерго и Вестерго поддерживали рордистов и жестоко враждовали с Зевенволденом и 11 городами, которые поддерживали штатгальтера. Зевенволден и города возмущались превосходством других регионов, что, как они боялись, могло быть использовано (помимо остального) для того, чтобы свалить несправедливо большую часть налоговой квоты провинции на них{868}. В1600 г. штаты Фрисландии разделились на две части. Одна часть, собиравшаяся в Леувардене, поддерживала Вильгельма-Людвига и обвиняла фризскую знать в попытках поработить города, в то время как другая, собиравшаяся в Франекере, была против штатгальтера и обвиняла города в стремлении поработить сельскую местность. Таким серьёзным был конфликт, что Альбрехт и его советники в Брюсселе стали надеяться, что в Фрисландии начнется гражданская война. В то же самое время в Дренте произошёл конфликт между Вильгельмом-Людвигом и знатью провинции с одной стороны и дростом Каспаром ван Эвсумом и состоятельными фермерами с другой{869}. Кроме того, Генеральные штаты были встревожены позицией нового графа Восточной Фрисландии Энно III (1599–1625 гг.), который был ещё более воинствующим лютеранином, антикальвинистом и испанофилом, чем его отец{870}.
На этом фоне Республика вторглась во Фландрию. Переправив войска через Шельду, на сторону противоположную Флиссингену, Мориц продвигался вдоль берега по направлению к Дюнкерку. Но не успел он напасть, как мятежи, парализующие Фландрскую армию, закончились, что позволило эрцгерцогу собрать 10 тыс. отборных солдат и двинуться в сторону Нидерландов с устремлением (?lan), которое сильно напугало нидерландцев. Мориц оказался в совершенно непривычной для него ситуации. Его офицеры впали в почти паническое состояние. Если их заставят сражаться под открытым небом, что теперь казалось вероятным, они знали, что их войска проиграют из-за отсутствия самых современных орудий и умений, которые были у испанцев. Теперь стало очевидно, как сильно рисковал Олденбарневельт, подвергая опасности армию, а с ней и судьбу Республики, ради цели, которая теперь казалась недостижимой.
Во время кампании Олденбарневельт и комитет Генеральных штатов проживали в Остенде, последнем оставшемся на западе от Кадзанда анклавом мятежников. Их целью был наблюдение за армией и тактикой Морица. В течение всей своей истории Республика настаивала на том, что ключевые военные решения, влияющие на жизненно важные для Республики интересы, были слишком значимы, чтобы командовал лишь кто-то один. Но когда выяснилась вся серьезность ситуации, страсти накалились и произошла ссора между Олденбарневельтом и Морицем, их первый открытый конфликт. Фландрская кампания 1600 г. была не единственным случаем в истории Республики, когда регенты Голландии, против своих обыкновений, чудовищно рисковали. Они сделали так же в 1688 г. Но еще никогда с 1574 г. Республика не была так близко к катастрофе, как летом 1600 г.
Побежденный в ряде мелких столкновений и загнанный в угол Мориц 2 июля 1600 г. был вынужден поставить всё на битву на берегах у Ньюпорта. Испанская пехота, все еще самая сильная в Европе, планомерно вытесняла врага обратно вдоль дюн. Их военная отвага была такой, что нидерландцы были бы разбиты, если бы не годы непрерывных тренировок сложного манёвра — медленного отступления, не выходя из строя и не уменьшая боевой мощи передних линий. Час за часом нидерландцы медленно отступали, пока от этого не устали испанцы. Следующие две особенности военных реформ помогли в спасении армии Республики{871}: деревянные подставки, позволяющие нидерландским стрелкам (в отличие от испанских) передвигать артиллерию и стрелять из нее так, что она не утопала в песке, и правило держать часть армии в резерве до решающего момента. Мориц выжидал, когда испанцы устанут, и на закате солнца ударил по ним кавалерией и испанцы разбежались во всех направлениях. Случилось невообразимое — высокомерные испанские ветераны были разгромлены в сражении менее опытными противниками.
Но победа при Ньюпорте не принесла никаких плодов{872}. Нидерландские войска оказались на неудобной стороне от главной испанской армии и подверглись чрезвычайной опасности. Так же битва доказала, что организованные испанцы все же были сильнее нидерландцев. Морицу не удалось захватить Ньюпорт и, предпочтя благоразумие доблести, он выбрал унизительное отступление, несмотря на настойчивое требование Олденбарневельта, что армия должна что-то захватить, чтобы оправдать масштаб и расходы на вторжение. На этом неудачи Нидерландов не закончились — флот из 12 королевских морских кораблей и каперов отплыл из Дюнкерка и в течение августа грабил рыболовные судна в Северном море. Он уничтожил 36 селёдочных буссов или около 10% из почти 300 буссов, принадлежащих рыболовному флоту южной Голландии. В течение последующих четырёх лет ситуация была тупиковой. Нидерландцы не подпускали испанцев. Но для этого им было необходимо увеличивать свою армию, строить новый дорогие укрепления и во много раз увеличить военные расходы. Альбрехт и испанские командиры со своей стороны решили сначала избавиться от мятежника на их территории — Остенде, а уж затем пойти на север рек. Обе стороны собрали столько людей и ресурсов для осады Остенде, что вскоре она стала стойким символом борьбы Исторических Нидерландов, и чтобы не потерять престиж, ни в коем случае нельзя было сдавать город. К марту 1602 г. англо-нидерландский гарнизон увеличился до 5 675 человек. Амброзио Спинола — великолепный новый командующий Фландрской армии пренебрег остальными фронтами и поставил все на новую осаду Трои, как она стала позже называться. Знать со всех уголков Европы приезжала, чтобы разведать новшества военных техник в этом «военном университете под открытым небом». Осада длилась три года и восемьдесят дней. Наращивая свои военные силы, нидерландцы могли извлекать пользу из поглощенности Спинолы Остенде, и одновременно следить за действиями графа Энно. Нидерландская армия увеличилась с 35 тыс. человек в 1599 г. до 51 тыс. человек в 1607 г.{873} В 1602 г. Энно, поддерживаемый Испанией и императором Рудольфом, окружил Эмден. Нидерландцы отправили туда больше войск и заставили графа отступить. По новому договору, подписанному в 1603 г. он снова был обязан согласиться на бессрочную оккупацию Эмдена Нидерландами, а также признать главенство реформатской церкви в городе. Тем временем в сентябре 1602 г. Мориц захватил город-крепость Граве в северном Брабанте. Его попытка по наставлению Голландии захватить Хертогенбос в 1603 г. провалилась, но в следующем году, перед падением Остенде, он успешно провел операцию в устье Шельды, захватив Слёйс и испанские форты вокруг него до того, как Спинола успел помочь городу, а также Эйзендийк и Арденбург.
Остенде капитулировал 22 сентября 1604 г. Несмотря на то, что победа Испании была омрачена недавними успехами нидерландцев, по всему югу были проведены тщательно продуманные празднования, триумф Спинолы был преподнесен как знак возрождения католической церкви. Штаты Зеландии ответили созданием памятных медалей, провозглашающих Остенеде божественным инструментом для передачи Слёйса, Эйзендийка и Арденбурга в руки Нидерландов{874}. Одним из последствий падения Остенде стало обширное переселение протестантского населения, так как этот город был последним оплотом протестантской церкви во Фландрии и протестантам было запрещено оставаться в городе, если они не желали сменить веру на католическую. Большинство людей ушло с солдатами, многие остались в Слёйсе и Арденбурге, которые были хорошо защищены, образуя щит для Шельды и главной точки опоры Реформатской церкви во Фландрии{875}.
Только в 1605 г. испанцы начали отвоевывать свои позиции над речными путями. Но последствия событий 1605–1606 гг. были серьезными для стратегической, политической, религиозной и экономической жизни. Спинола начал с того, что сделал вид, что осаждает Слёйс. Затем, сняв лагерь 24 июля 1605 г., он прошел через северный Брабант, оставив Морица и армию Генеральных штатов далеко позади. Перейдя через Рейн, а затем Мюнстерланд (через Косфельд), 8 августа он и его 15 тыс. человек оказались у Олдензала — чрезвычайная ловкость. Прокатолический и почти не защищенный город сразу распахнул свои ворота. Затем авангард Спинолы подошел к Лингену. Через десять дней и крепость, и графство были в его руках. Меньше чем за две недели Спинола серьезно пошатнул неоспоримую (с 1597 г.) власть Генеральных штатов над германо-нидерландской границей. Из-за сильных испанских гарнизонов, теперь находящихся в Лингене и Олдензале, силы Генеральных штатов должны были оставить все территории Твенте и отойти к Эйсселу{876}. Волнение Нидерландов в следующем году превратилось в настоящую панику. Продвигаясь вперед в июле 1606 г. (в месяц рождения Рембрандта) Спинола снова появился на севере от Рейна. В это время к нему присоединялись подкрепления, посланные новым габсбургским губернатором Лингена Филиппом де Круа и графом Восточной Фрисландии. В этот раз он вторгся в Зютфенский район Гелдерланда, захватив города-крепости Грол и Бредеворт и в то же время обезопасив Райнберг на Рейне. Затем он продвинулся по направлению к Эйсселу, захватив Лохем и угрожав Зютфену и Девентеру, что погрузило всю Республику в беспорядок. По всей Республике в церквях проводились посты и специальные служения во имя спасения Республики Соединённых провинций. Так как достигнув Эйссела, Спинола показал, что не только район Зютфена, но и вся внутренняя часть Республики — Велюве и далее, все еще была уязвима для испанских атак{877}. Войска из далеких гарнизонов Брабанта мчались к Эйсселу, а вместе с ними отряды ополчения, 200 амстердамцев, двигающихся к Зволле, 200 утрехтцев, двигающихся в Девентер и 100 людей из Энкхёйзена, двигающихся в Стенвийк. Но Спинола, удовлетворенный паникой, которую он посеял по всей Республике, не дошел до Эйссела и после некоторого времени отступил.
После этого Мориц и Олденбарневельт решились на чрезвычайно необычную осеннюю кампанию, чтобы попробовать закрыть зияющую дыру в своей обороне. Штатгальтер отвоевал Лохем, но не сумел завоевать Грол (в ноябре 1606 г.), который серьезно охранялся и был полон продовольствия, присланного из Лингена. Линген, стоящий на реке Эмс, был главным сборным пунктом не только для новобранцев, лошадей и продуктов питания, но и для повозок и боеприпасов.
Результатом испанских побед в 1605–1606 гг. было то, что целые районы Твенте и Зютфена и некоторые прилегающие территории снова попали под влияние испанской налоговой системы, в то время как незащищенные деревни и маленькие города платили дань взамен на то, что их не грабили и не разрушали. Испанская кавалерия патрулировала все территории, и поэтому налоги платились регулярное 1606 по 1633 гг., когда испанцы потеряли Райнберг — свою главную базу в Нижнем Рейне. Твенте облагался чуть большим налогом, чем район Зютфена. Хендрик ван Берг (которого Спинола в 1606 г. назначил ответственным за Грол), как руководящий Гелдерландом титулованный сеньор, оказался в интересной ситуации, собирая налоги с графства Берг (Херенберг был в руках войск Генеральных штатов), чьи земли раньше были владениями его предков. Графство Берг платило примерно одну восьмую из 2 тыс. гульденов, выплачиваемых испанцам Зюфтеном каждые 6 месяцев{878}. Боркуло-Лихтенворде, который, как считали испанцы, принадлежал Мюнстеру, изначально был свободным, но и тут с 1606 г. с деревень стали взиматься налоги, когда Генеральные штаты изгнали анабаптистов-мюнстеритов и заняли города (см. ниже, стр. 402).
Неудачная попытка Морица возвратить Грол была последней военной кампанией для захвата территории в первой половине Восьмидесятилетней войны. Патовая ситуация сложилась вследствие голландско-испанского перемирия, заключенного следующей весной. Это открыло путь для более формальных переговоров, что привело к подписанию двенадцатилетнего перемирия в 1609 г. Границы республики были определены и не изменялись до 1621 г., когда война возобновилась, что дало Испании и католической церкви время для поиска поддержки на восточных границах Республики.