ГЛАВА ВОСЬМАЯ РАЗВИТИЕ РУССКОГО ВОЕННОГО ИСКУССТВА В ВОЙНАХ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА

РАЗВИТИЕ РУССКОГО ВОЕННОГО ИСКУССТВА В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ 1768–1774 ГОДОВ

Балтийская проблема, стоявшая на первом плане внешней политики России в начале XVIII века, была успешно разрешена в Северной войне 1700–1721 гг. В результате центр и северо-запад России получили условия для более интенсивного экономического развития. Русский металл, лес и лен завоевали европейские рынки.

Теперь насущной задачей внешней политики стало разрешение Черноморской проблемы. Прутский поход 1711 года и война 1735–1739 гг. не разрешили ее.

К середине XVIII века юг России становится основным районом производства товарного хлеба. Экономические интересы настоятельно требовали обеспечения свободного выхода к Черному и Средиземному морям. Без возвращения русских земель в Причерноморье и овладения устьями Дона и Днепра юг России был обречен на экономический застой.

Но была и другая причина, обусловившая активизацию внешней политики России в черноморском вопросе. Южным границам России все время угрожала Турция и ее данники — крымские татары, которые часто нападали на Украину. Они грабили, жгли села и города, угоняли многих крестьян и жителей городов для продажи в Турцию. Чтобы оградить население Украины от постоянной угрозы нападения, нужно было освободить северное Причерноморье от татарских захватчиков и овладеть теми стратегическими пунктами, на которые опирались крымские татары и турки при нашествиях.

Разрешению этих задач способствовала благоприятная международная обстановка, сложившаяся после Семилетней войны. Государства Центральной Европы — Франция, Пруссия и Австрия — вышли из этой войны значительно ослабленными. Расстановка сил в Европе сильно изменилась. Бывшие союзники России — Франция и Австрия — по существу стали ее противниками. Они, не желая дальнейшего усиления России и выхода ее к Черному морю, стали поддерживать антирусские элементы в Польше и подогревать агрессивные намерения в Турции.

Во Франции вынашивается план создания «восточного барьера» против России «от полюса до Архипелага»[1206]. Для этого нужно было заставить Швецию, Польшу и Турцию объединиться для совместной борьбы.

Однако французская дипломатия столкнулась с нежеланием Швеции начинать новую войну. После неудачных войн против России 1700–1721 и 1741–1743 гг. Швеция сильно ослабла и не была способна к активным действиям. Но она отказалась также и от так называемой «Северной системы», которую пыталась сколотить русская дипломатия.

Польша находилась в это время «в состоянии полного развала»[1207] и тоже не могла оказать сколько-нибудь серьезного влияния на европейскую политику. Внутри страны шла борьба между отдельными группировками дворянства, среди которого было немало сторонников русской ориентации.

Таким образом, Франция могла рассчитывать только на Турцию, которая прислушивалась к ее обещаниям оказать помощь в случае войны с Россией.

Австрия относилась к России настороженно и даже враждебно. Враждебность ее усиливалась в связи с ростом русского влияния в Польше и на Балканах. Однако австрийская дипломатия вела двойную игру. Она натравливала Турцию на Россию, но в то же время не прочь была поживиться за счет Турции и вела на этот счет переговоры с Россией.

Пруссия после Семилетней войны находилась в тяжелом положении. Теперь она настойчиво добивалась союза с Россией, рассчитывая этим укрепить свой пошатнувшийся престиж и получить возможность для овладения частью польских земель, разделявших прусские владения. В 1764 году Пруссия подписала союзный договор с Россией, по которому обе стороны обязывались оказывать взаимную помощь при нападении третьей стороны. В случае войны России с Турцией Пруссия обязалась давать субсидию в размере 400 тыс. руб. в год[1208].

Этот договор сковывал Австрию и Францию. Союз с Пруссией означал крупный поворот во внешней политике России. Русская дипломатия выдвинула в это время идею создания союза России, Англии, Дании, Пруссии, Швеции и Польши. Проект Панина, получивший название «Северной системы» (или «Северного аккорда»), не был осуществлен. Но союз с Пруссией сыграл свою роль в разрушении «восточного барьера».

Английская дипломатия с беспокойством относилась к росту могущества России и искала способы ограничить ее влияние на Ближнем Востоке, так как она сама стремилась утвердить здесь свое господство. В то же время Англия была заинтересована в поддержании хороших отношений с Россией, которую она рассчитывала использовать в случае новой войны с Францией. Но, конечно, самое главное было в том, что Англия нуждалась в русском металле, лесе и хлебе, поэтому она добивалась заключения торгового договора с Россией. В 1766 году Россия согласилась подписать договор при условии поддержки Англией русской политики в Швеции и Польше[1209]. Наконец, в 1768 году был заключен договор с Данией.

Таким образом, русской дипломатии удалось одержать большую победу. Она не допустила создания антирусской коалиции во время назревавшего конфликта с Турцией.

Войну против России начала Турция. Подводом для ее выступления явились события, развернувшиеся в Польше в 1763 году. После смерти короля Августа III в Польше началась острая политическая борьба между отдельными дворянскими группировками, в которых одержали победу сторонники укрепления связей с Россией. На польский престол был избран Станислав Понятовский. В результате в Польше сильно укрепилось влияние России. Однако недовольная этим избранием оппозиция объединилась в городе Бар и начала борьбу против Понятовского, который обратился за помощью к России, Русское правительство охотно оказало ему военную помощь.

В ответ барские конфедераты заключили союз с Турцией и направили обращение правительствам Франции и Австрии. Однако союз с Турцией вызвал обострение в самой Польше. Украинские и белорусские крестьяне выступили против польских панов. В их движении определились две стороны: одна выражала антифеодальные настроения крестьян, а другая — желание украинцев и белорусов объединиться с Россией. Однако русские и украинские помещики были обеспокоены антифеодальными лозунгами крестьян. Царское правительство, опасаясь распространения антифеодального движения на Левобережную Украину, приняло меры к подавлению восстания. Организаторы движения — Железняк и Гонта — были арестованы. Но в целом события в Польше объективно вели к усилению русских позиций в Центральной Европе. Стремясь не допустить этого, Франция с согласия Австрии спровоцировала выступление Турции в наиболее острый момент борьбы России с польскими конфедератами.

Непосредственным поводом для выступления явился пограничный инцидент у Балты, захваченной гайдамаками. Турецкое правительство обвинило в этом русскую армию. Оно потребовало вывести русские войска из Польши. Русское правительство отказалось выполнить турецкий ультиматум.

Не ожидая выступления Франции и Австрии, в 1768 году Турция объявила России войну. Свои захватнические устремления турецкое правительство прикрывало декларацией о борьбе за сохранение польской независимостями. В действительности турецкие правящие круги стремились расширить свои владения за счет Украины и Польши. Они рассчитывали захватить Волынь и Подолию. Однако их расчеты оказались несостоятельными. Ни одна из держав, толкнув Турцию на войну, не выступила открыто в ее поддержку. Турции пришлось вести борьбу с Россией только в союзе с конфедератами. Зато у России нашлись союзники в самой Турции. Это были угнетенные турецкими феодалами народы Балкан и Кавказа, которые видели в лице России единственную силу, способную освободить их от турецкого ига. Они стали активной силой, способствовавшей успехам русской армии и флоту в ходе войны.

Характеризуя положение Турции, Энгельс писал: «Наступательная сила турок была сломлена уже 100 лет тому назад, оборонительная же их сила, пока еще значительная, тоже стала убывать; лучшим признаком этой возрастающей слабости были волнения и бунты, начавшиеся среди покоренных христиан, славян, румын и греков, которые составляли большинство населения Балканского полуострова»[1210].

Силы и планы сторон. Объявляя войну России, турецкие правители надеялись на ее быстрое окончание. Турецкое командование решило сосредоточить на границе с Польшей главную армию в 400 тыс. человек, к которой ожидалось присоединение армии польских конфедератов. Главный удар предполагалось нанести из района Хотина на Варшаву, а затем действовать двумя группами на Киев и Смоленск. Главной армии должны были содействовать 80-тысячная армия из Крыма, получившая задачу сковать русские войска, расположенные на Украине, и, наконец, отвлекающий удар предусматривалось нанести силами 50-тысячной армии через Северный Кавказ на Астрахань. В этих целях турецкое командование наметило высадить десант в районе Азова, который должен был действовать совместно с закубанскими татарами и горцами.

Этот план основывался на некотором преимуществе Турции перед Россией. Турецкий флот господствовал на Черном и Азовском морях, армия имела возможность опереться на сильные крепости на Днестре и в устьях Буга и Днепра. Но нельзя не отметить, что армия была слабым местом Турции. Фактически Турция не имела регулярной армии. Она располагала лишь корпусом янычар, составлявшим постоянное войско, и ополчением, созывавшимся на случай войны.

Более или менее четкую организацию и некоторую подготовку имели янычары, насчитывавшие до 70–80 тыс. человек. Ополчение не имело боевой подготовки. Турецкие войска не знали линейной тактики и действовали вне регулярного строя. Располагая многочисленной кавалерией, турки не имели достаточного количества пехоты. Их артиллерия устарела. Таким образом, хотя турецкая армия и была многочисленна, но не отвечала требованиям времени и в боевом отношении была значительно ниже русской[1211].

Турции не удалось собрать силы к тому времени, когда Россия еще не была готова к борьбе, и это обрекло ее план на неудачу.

Русское командование разработало конкретный план ведения войны после того, как боевые действия уже начались. По этому плану предполагалось нанести из района Киева главный удар силами 1-й армии численностью в 80–90 тыс. человек. Из района Елизаветграда ей должна была содействовать 40-тысячная 2-я армия. Для действий против крымских татар предназначался особый корпус под командованием Берга. Отдельный корпус под командованием Медема предполагалось направить на Кавказ. Наконец, в Закавказье вместе с грузинскими войсками должен был действовать отряд под командованием Тотлебена.

Русский флот получил задачу выйти в Средиземное море, чтобы методом дальней блокады сковать морские силы турок. Русское правительство рассчитывало на содействие со стороны народов, угнетенных Турцией. На Государственном совете в ноябре 1768 года обсуждался вопрос о посылке воззвания к народам Мореи, Далмации, Грузии и ко всем другим народам, «в турецких областях живущим». В этих воззваниях народы призывались к содействию русским силам, которые «принуждены вести войну с Турцией за закон»[1212]. В январе 1769 года грамота к греческому и славянским народам была заслушана на Совета[1213].

ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ВОЙНЫ

Кампания 1768–1769 годов. В октябре 1768 года Турция прервала дипломатические отношения с Россией и сразу же начала активные действия.

Южная граница России была плохо подготовлена к обороне. Система кордонных укреплений, созданная по инициативе Миниха в 30-х годах XVIII века, дополненная затем новыми сооружениями, не представляла серьезной преграды для крупных отрядов татарской конницы. Последняя могла прорвать этот кордон, слабо прикрытый войсками, в любом месте.

Еще за несколько лет до войны Румянцев предлагал отказаться от кордонной оборонительной системы и перейти к системе подвижных отрядов, способных маневрировать на всем театре. На границе же оставить наиболее важные укрепленные пункты, которые обеспечивали бы возможность наблюдения за противником и могли стать опорными для своих войск.

Это предложение Румянцева не было принято Военной коллегией, настойчиво добивавшейся совершенствования украинской укрепленной линии. Несмотря на противодействие Коллегии, Румянцев, предвидя угрозу нападения противника, стал принимать меры в соответствии со сделанным предложением, задолго до официального объявления войны.

Собранные сведения о противнике позволили Румянцеву еще в сентябре 1768 года сообщить Военной коллегии данные о сосредоточении турецких войск в Бендерах и Яссах. Он предложил не дожидаться того времени, когда турки соберут свои силы, а перейти в наступление, ибо «наступательные действия полезнее для той страны будут, а буде устроивать себя к обороне, то готовиться к тому, конечно, не место во всех тех диких степях, которые, восприяв защищать, нельзя не подвергнуть себя всекрайней опасности»[1214].

Доложив Военной коллегии свои соображения, Румянцев стал стягивать войска в три крупных отряда для расположения на зимние квартиры. Располагая так войска, Румянцев мог собрать их в кратчайший срок и отразить возможное нападение противника. Военная коллегия в общем одобрила его действия, но указала на чрезмерное «утеснение» войск на квартирах[1215].

Одновременно Румянцев приступил к организации крупных баз снабжения войск на случай войны с Турцией. Базы были развернуты в Киеве, Бердичеве, Полонном и ряде других мест. «Сии заготовления, — писал он, — как тогда не будут излишни, ниже в трату казне, ежелиб обстоятельства, наводящие опасность, успокоились, потому что запас сей сойдет по временам на здешние полки, так в случае военных крайностей мы чрез то выиграть много можем»[1216]. Военная коллегия одобрила и эти мероприятия Румянцева.

Война стала неизбежной после того, как русский посол в Константинополе А. М. Обресков отказался выполнить требование турецкого правительства о выводе русских войск из Польши. В ответ на это турецкое правительство приказало посадить русского посла Обрескова в Семибашенный замок.

Срочно созданный в Петербурге «Совет при высочайшем дворе» приступил к разработке плана военных действий и подготовке указаний командующим армиями. Разработанный Военной коллегией план развертывания 1-й и 2-й армий на Украине нарушал осуществленную Румянцевым систему обороны. Не считаясь с обстановкой, Совет требовал передать войска из 2-й армии в 1-ю. Румянцев не согласился с таким планом. Указывая Панину на неправильное распределение войск, он писал, что оно «…не сообразуется ни состоянию, ни положению… полков, ибо они поставлены уже… в позицию обороны на всех опасных местах так, что их нельзя тронуть»[1217]. Однако этот протест Румянцева не был принят Военным советом, ибо, как ему сообщили, остальные «полки все уже в движении» находятся.

Направляя план развертывания войск, Военный совет, однако, не давал конкретных указаний относительно ведения военных действий. В связи с этим Румянцев настойчиво требовал осветить положение дел. «Откройте вы мне, — писал он Чернышеву, — план существительный определенных действий, ибо я, подобно слепцу, хожу поднесь в темноте и только лишь по одному воображению сличаю обстоятельства»[1218]. Этот план был, наконец, прислан Румянцеву в январе 1769 года.

В соответствии с принятым планом 1-я армия (80 тыс. человек) стала сосредоточиваться у Киева к апрелю 1769 года, откуда в дальнейшем должна была наступать на Хотин. 2-я армия (40 тыс. человек) собиралась двумя группами: первая группа при Усть-Самаре, а вторая — у Бахмута. Запорожцы получили задачу прикрывать эту армию со стороны Крыма. Против польских конфедератов направлялась обсервационная армия численностью в 15 тыс. человек из района Луцка. На Кавказе и в Закавказье предписывалось действовать корпусам Медема и Тотлебена. Войскам с моря должна была содействовать Донская флотилия. По плану Военного совета главная роль в войне отводилась 1-й армии Голицына, 2-й же армии ставилась задача ей содействовать[1219].

Направляя этот план командующим армиями, Екатерина II предлагала высказать свои суждения, которые будут «иметь основание свое на истинной к отечеству любви, на благоразумном предусмотрении всех нужных способов и на верных правилах военного искусства»[1220].

Получив план ведения военных действий, Румянцев внес в Военный совет свои предложения, основанные на точном учете конкретной обстановки. Он предлагал нанести главный удар на Очаков, через который Турция обеспечивала Черноморский театр военных действий. Он указывал, что «сим самым Хотин бы можно обессилить как заимствующий многое от Очакова, а ежели обратимся прежде к Хотину, что, правда, легче произвесть, нежели первое, но мы не сделаем, однакож, тем границам своим защиты, хотя бы его в руках имели, столько же как и авантажу над неприятелем, которому всегда подпорою будет Очаков»[1221].

Он указывал также, что польские конфедераты не допустят появления на своей территории. 400-тысячной турецкой армии, «чтобы сохранить от разорения отечество» и что Польша всегда будет зависеть от успехов русских войск против главных сил турок, сосредоточиваемых зимой 1768/69 года у Очакова.

Предлагая свой план, Румянцев исходил из опыта предшествовавших войн и из конкретной исторической обстановки. По этому поводу он писал Н. И. Панину: «Искусство военное во основание своим мероположениям приемлет, состоит в одном том, чтоб держать всегда в виду главную причину войны, знать, что было полезно и вредно в подобных случаях в прошедших временах, совокупно положению места и сопряженные с тем выгоды и трудности, размеряя противных предприятия по себе, какое бы могли мы сделать употребление, будучи на их месте.

Вот, милостивый государь мой, правила военные, правила кратчайшие»[1222].

Предложения Румянцева и на этот раз не были приняты Военным советом, и он был вынужден руководствоваться Петербургским планом. Государственный совет решил: «Генералу Голицыну остаться при прежнем утвержденном от е. и. в. плане, с тем только дополнением, чтоб он, когда неприятель пойдет всеми силами в наши границы, всячески старался его до оных не допустить: чтож до генерала гр. Румянцева касается, то оставить ему на волю для избрания себе места при Самаре ли, или при Переволочне, ибо между сими местами большой разности нет, но чтоб обе армии способность имели во всяком случае взаимную помощь подавать, для чего необходимо надлежит иметь на Днепре готовые мосты»[1223].

На январском совещании 1769 года в Киеве Голицын и Румянцев согласовали действия обеих армий. Было решено, что в то время как 1-я армия начнет действия у Хотина, 2-я армия выдвинется к Бугу в целях воздействия на фланг и тыл турецкой армии. В случае, если турки обратятся против 2-й армии, 1-я армия должна оказать ей помощь.

Военный совет, не придавая большого значения 2-й армии, недостаточно обеспечивал ее резервами и боеприпасами. Все внимание было уделено подготовке 1-й армии.

Время сосредоточения русских войск было удачно использовано противником. Осенью 1768 года татарская конница произвела нападение на Украину. Один отряд двинулся через Ново-Сербию на Бахмут, а другой во главе с крымским ханом — через Елизаветград. Первый отряд был быстро обнаружен и разбит. Второму отряду удалось проскочить линию у Елизаветграда и вторгнуться на Украину. Хотя войска Румянцева вскоре обнаружили противника и принудили его бежать, все же татарам удалось уйти с частью добычи и увести захваченных в плен крестьян.

На этом собственно и закончились военные действия в 1768 году.

Широкие действия начались только весной 1769 года.

12 апреля 1-я армия Голицына подошла к Днестру. Через три дня русские войска переправились через Днестр и вышли к Хотину еще до того, как к нему подошли главные силы турецкой армии, сосредоточившейся на Дунае у Исакчи. Крепость оборонял турецкий гарнизон численностью в 28–30 тыс. человек. Располагая большими силами, Голицын мог взять крепость с ходу, однако это ему не удалось.

19 апреля русские войска разбили под Хотином турецкий отряд. Убедившись в невозможности штурма Хотина без осадной артиллерии, Голицын снова переправил войска на левый берег Днестра. Здесь 1-я армия с начала мая и до конца июня 1769 года стояла в бездействии. Стремясь обеспечить ее действия, Румянцев, оставив у Бахмута отдельный корпус Берга, с главными силами переправился через Днепр и затем двинулся к Бугу.

Появление 2-й армии в этом районе вынудило турецкое командование изменить свой первоначальный план и обратить внимание в сторону войск Румянцева, которые угрожали флангу и тылу основных турецких сил. Однако благоприятная для русских войск обстановка резко изменилась из-за отхода 1-й армии к Каменец-Подольску. Вследствие этого создалась угроза изоляции обеих армий. Сложившиеся условия требовали соединения усилий обеих армий, но Голицын мало заботился о судьбе войск Румянцева и не оказал им никакой помощи.

Румянцев указывал Голицыну на несообразность его решения, в результате которого обе армии оказались в опасном положении: «…Вы, милостивый государь мой, — писал Румянцев, — с усиленною своею армиею отходите в правую сторону, когда все вам известия гласят, что неприятель и от своей стороны с главными силами вправо же наступает, следственно, ни он против вас, ни вы против его быть не можете, но свободно его впущаете вступать в наши границы, сберегая от нашествия токмо польские и открываете дорогу по вашему отступлению к Каменцу, или к окружению себя, или, что он, в средине между наших армий став, удобность получит, может пресекти взаимное сообщение»[1224].

Однако Голицын не обратил никакого внимания на это предупреждение и продолжал свои маневры, направленные к овладению Хотином. В начале июля 1-я армия нанесла туркам новое поражение и осадила крепость. Голицын потребовал от Румянцева по-прежнему действовать во фланг турецким силам.

В августе 1769 года Голицын, опасаясь удара свежих сил противника, вновь отвел войска 1-й армии за Днестр. Румянцев, желая помочь 1-й армии, остановил 2-ю армию у Елизаветграда и направил к Бендерам и к границам Польши два отряда с целью привлечения на себя внимания турецкого командования.

Действия Румянцева имели успех. Верховный визирь, получив сведения о появлении русских войск у Очакова, у Бендер и на границах Польши, заподозрил, что русская армия будет наносить главный удар на Бендеры. Он остановил свои главные силы у Рябой Могилы и не оказал помощи гарнизону Хотина.

Когда 1-я армия Голицына в третий раз подошла к крепости, то начальник гарнизона не счел возможным продолжать оборону. Оставив Хотин, он отвел свои войска на соединение с главными силами.

Таким образом, только к осени 1769 года удалось выполнить намеченную задачу. Турецкий план был сорван. Верховный визирь был смещен султаном, а затем казнен.

Срыв укрепления Хотина, Голицын отвел 1-ю армию в район Меджибожа, а для преследования отходящих войск противника направил в Молдавию отдельный корпус Эльмпта.

В общем летняя кампания 1769 года не принесла каких-либо существенных достижений. Жалеть только остается, — говорил Румянцев, — что время и труды всей нынешной кампании тратятся тщетно по устремлению на один объект, т. е. Хотин, всех сил, которые, другим образом употребивши, можно бы произвести было лучшие успехи»[1225].

14 августа 1769 года Румянцев был назначен главнокомандующим 1-й армией, а на его место был направлен П. Панин[1226]. Голицын был отозван в Петербург, где его, очевидно, за вступление войск в Хотин, произвели в фельдмаршалы и оставили при дворе.

Приняв командование 1-й армией, Румянцев нашел ее в довольно тяжелом состоянии. Прежде чем переходить в новое наступление, которого потребовал от Румянцева Военный совет, необходимо было доукомплектовать армию и обеспечить боеприпасами. Румянцев отвел войска на зимние квартиры к северу от Хотина. Численность армии была доведена до 80 тысяч человек. Армия была разделена на 3 дивизии и резерв.

В целях лучшей подготовки войск Румянцев составил «Обряд службы», в котором излагались новые положения полевой службы и давались указания о способах ведения военных действий. Особое внимание он обратил на организацию тыла. Предвидя быстрое движение войск, он приказал развернуть ряд небольших складов.

В то же время Румянцев продолжал действовать одним корпусом Эльмпта в Молдавии и Валахии. Вступление русских войск в Молдавию имело большое политическое значение. Русская армия приносила народам Молдавии и Валахии освобождение от турецкого гнета. Местное население восторженно встречало русских и охотно присягнуло на верность России, Однако Эльмпт действовал чрезмерно осторожно. 26 сентября ему удалось занять Яссы, но только после того, как противник оттуда ушел. Через девять дней Эльмпт отошел к Хотину, оставив в Яссах небольшой отряд Прозоровского. С уходом остальных сил корпуса Эльмпта возникла угроза возвращения турок.

Румянцев, прибывший в войска, указал Эльмпту на эту ошибку и попытался частично исправить ее посылкой в Молдавию передового корпуса Штофельна, на который была возложена задача очистить от противника территорию Молдавии и овладеть Браиловом и Галацем, что давало возможность разобщить силы турок и татар.

Однако Штофельн не выполнил указаний Румянцева. Заняв всю Молдавию, он выдвинул свои части к Галацу. Крепость была взята с ходу. Но затем, вместо того чтобы взять Браилов, он выслал в Валахию отряд Анрепа, который вскоре вступил в Бухарест, а затем двинулся к Журже. Здесь Анреп был разбит турками. Румянцев немедленно послал подкрепления Штофельну и снова указал ему на необходимость овладеть Браиловом, а не действовать вширь. Но было уже поздно. Турки сумели собрать силы и отразили попытку русских войск взять Браилов. После неудавшейся попытки снова взять Журжу Штофельн отвел передовой корпус в район Фокшаны — Бухарест. В целом, несмотря на отдельные неудачи, действия отряда Штофельна подготовили базу для последующих действий русской армии.

В это время кубанский корпус Медема довольно успешно действовал на Северном Кавказе. Русские войска овладели сильным укреплением Копыл и вышли к реке Кубани. Вслед за этим они овладели Кабардой. Эти победы оказались возможны потому, что русские войска встретили поддержку среди ногайцев и кабардинцев. Ногайцы были склонны перейти на сторону России. Этому способствовала успешная агитация, которую вели представители русского командования 2-й армии, главным образом через запорожцев. Кабардинцы сразу перешли на сторону русских. Кабардинские феодалы, выставившие свои войска по требованию крымского хана, были разбиты в июне 1769 года, и простой народ присягнул на верность России. Закавказский корпус Тотлебена летом 1769 года вышел к Северной Осетии, население которой оказало ему большую помощь в устройстве дорог и мостов для движения в Закавказье. Вслед за этим корпус Тотлебена вышел в Имеретию и соединился там с грузинскими войсками.

Русский флот не принимал участия в кампании 1768/69 года. Зимой шла подготовка судов к боевым действиям в море. Эскадра адмирала Г. Спиридова в составе семи линейных кораблей, одного фрегата, одного бомбардирского корабля и шести малых кораблей вышла из Кронштадта 18 июля 1769 года. Личный состав этой эскадры вместе с десантными войсками насчитывал 5582 человека[1227]. 9 октября 1769 года из Кронштадта вышла вторая эскадра контр-адмирала Эльфинстона. В нее вошли три линейных корабля, два фрегата и два малых корабля. Она имела около 3500 человек личного состава. Однако Военный совет не ограничился этими силами и предложил Адмиралтейств-коллегии подготовить еще три эскадры под командованием Арфа, Коняева и Грейга, которые были отправлены в 1770, 1772 и 1773 годах.

Русские морские силы должны были обогнуть Европу и выйти в Средиземное море, чтобы способствовать своими действиями войскам, ведущим военные действия на Балканах.

Задача эта оказалась не из легких, так как русский флот вынужден был пользоваться на своем пути английскими и французскими портами для получения пресной воды и закупки продовольствия. Враждебная позиция Франции исключала эту возможность, Англия хотя и не выступила открыто, но могла создавать русскому флоту известные затруднения. Несмотря на сложность задачи, русский флот успешно двигался к Средиземному морю.

Действия России на Балканах обострили ее отношения с Австрией и даже с союзницей Пруссией. Австрия была весьма обеспокоена вступлением отдельного корпуса в Молдавию и Валахию, так как она сама не теряла надежду увеличить свои владения за счет этих областей. Кроме того, русская агитация на Балканах порождала стремление и у австрийских славян начать освободительную борьбу. Пруссия не желала усиления России и поэтому втайне начала с Австрией переговоры о совместном воздействии на нее. В то же время она предложила России произвести раздел Польши. Но это предложение было встречено в Петербурге холодно, так как Россия не желала уступать своих позиций в Польше.

Кампания 1770 года. Некоторые военные успехи, достигнутые в кампании 1769 года в Крыму и на Кавказе, и стремление ногайцев отделиться от Крымского ханства и перейти в русское подданство создали предпосылки для постановки вопроса о судьбе Крыма. На Военном совете было решено «не класть оружия, хотя бы то нам излишнюю войны кампанию стать могло, пока Порта не признает торжественно в своем с нами мирном договоре независимою областию Крым с принадлежащими к нему татарами»[1228].

Предоставление независимости Крыму и утверждение в Керчи, Тамани и Еникале обеспечивало русскому флоту возможность выхода из Азовского моря в Черное. Приняв такое решение, Военный совет предложил командующему 2-й армией П. Панину добиваться от ногайцев решения об отделении от Турции и принятии русских гарнизонов во все крупные укрепления и крепости.

Однако вопрос о судьбе Крыма и Северного Кавказа решался на основном театре войны. Военный совет положил в основу плана на 1770 год предложения Румянцева, сделанные им в 1769 году.

По плану, присланному Советом, обе русские армии должны были действовать против крепости Бендеры, с овладением которой можно было перенести усилия на Дунай. Главный удар должна была наносить при этом 2-я армия П. Панина, в то время как 1-я армия обязана была ей содействовать. В связи с этим силы 2-й армии были доведены до 45 тыс. человек при 97 орудиях полевой и осадной артиллерии и 34 мортирах.

Нужно сказать, что такое решение, правильное для 1769 года, в новой обстановке было уже непригодным, так как после взятия Хотина достаточно сильная 1-я армия не имела у себя в тылу турецких войск и могла взять на себя задачу овладения Бендерами. Вот почему Румянцев, получив план Совета, не согласился с ним и предложил новый план, обеспечивавший совместные действия 1-й и 2-й армий. Хотя предложение Румянцева не было принято, но ему предоставили свободу действий.

Сухопутным войскам должен был содействовать флот в Средиземном море, на который была возложена задача высадить десант в Морее, поднять восстание греков и совместными усилиями сковать части турецких сил, облегчая этим действия на Балканах.

Пока шла разработка плана, Румянцев приступил к реализации своих замыслов по взятию Бендер. Он справедливо полагал, что наступление 1-й армии «между Прутом и Серетом» и совместные действия со 2-й армией против Бендер обеспечат успешный выход к Дунаю.

Румянцев решил начать наступление из района Хотина. В этих целях 1-я армия выступила из района зимних квартир и через Каменец-Подольск прибыла в середине мая к Хотину. Одновременно Репнину, сменившему Штофельна, было приказано стянуть свои силы в Молдавии и Валахии с тем, чтобы они стали выполнять функции передового корпуса во время наступления 1-й армии. «Иду с армией за Днестр, — писал Румянцев, — и походом своим по сей стороне Прута стараюсь в неприятеля вложить больше мыслей, чем суть прямые мои силы, и прикрывать недостаток оных видом наступательных действий»[1229].

Главная армия имела в своем составе около 26 тыс. человек, так как для прикрытия тыла нужно было оставить тыловой корпус Эссена, насчитывавший около 4,5 тыс. человек, и в Хотине оставить гарнизон Глебова — около 2,5 тыс. человек. Кроме того, на квартирах осталось 2122 больных солдата. Силы главной армии могли возрасти только после присоединения к ней передового корпуса Репнина, имевшего 13,5 тыс. солдат.

Таким образом, в начале кампании Румянцев мог располагать только 35–40 тыс. человек. 25 мая войска выступили из Хотина. Румянцев разделил их на семь колонн. На марше колонны непрерывно тренировались в построении нового боевого порядка, состоявшего из трех дивизионных каре. «Армия на походе по сделанным трем нечаянно пушечным выстрелам делала маневр, строясь из семи колонн в порядок к бою»[1230].

Боевой порядок предусматривал следующее размещение войск: правый фланг составляла дивизия Племянникова, центр — дивизия Олица, левый фланг — дивизия Брюса. Конница Салтыкова размещалась на правом, а конница Глебова — на левом флангах. Артиллерия располагалась равномерно по фронту на углах и перед передними фасами каре. Обозы составляли особую колонну, которая двигалась по правому берегу реки Прут и поэтому не мешала построению войск в боевой порядок. Таким образом, Румянцев впервые здесь перешел к новому марш-маневру — построению войск к бою непосредственно из маршевых колонн.

Бой у Рябой Могилы. На марше Румянцев получил от Репнина донесение о подходе крупных сил турок к урочищу Рябая Могила. При этом от реки Серет двигался 15-тысячный отряд Абды-паши, а вдоль левого берега реки Прут наступала 32-тысячная армия Абазы-паши и крымского хана.

Румянцев направил на поддержку передового корпуса Репнина корпус Боура и приказал им удержать занятые позиции.

Абазы-паша, разгадав намерение Боура соединиться с Репниным, принял решение частью сил прикрыться от войск Репнина, а главными силами атаковать 10 июня корпус Боура у Цецоры. Однако это ему не удалось, так как Боур опередил его и сам перешел в наступление. Турецкие войска понесли потери. Вынужденные отступить, они отошли на 15 км и расположились у Рябой Могилы, куда подошли к ним крупные резервы. Румянцев был недоволен тем, что Репнин не поддержал Боура и этим самым дал возможность туркам избежать полного поражения в бою.

Выслав вперед корпус Боура, Румянцев ускорил движение главных сил и 12 июня соединился с войсками Репнина. Теперь армия Румянцева насчитывала 37,5 тыс. человек при 115 орудиях против соединенных сил Абды и Абазы, имевших 72 тыс. человек при 44 орудиях[1231].

Сосредоточение сил Румянцев провел превосходно. Он впервые на практике применил принцип — «врозь двигаться, а вместе драться», который можно было осуществить только при переходе к новому расчлененному боевому порядку.

Хотя силы Румянцева и увеличились, однако противник значительно превосходил их в численном отношении. Действовать в данной обстановке нужно было осторожно. Тщательно изучив местность, Румянцев убедился, что турецкие войска занимали выгодные позиции. Укрепленный лагерь турок, расположенный на крутой горе, с фронта был защищен болотистым ручьем Калмацуй, правый фланг турецкой позиции прикрывался оврагом Долина Чора, а левый — был надежно защищен болотистой низменностью долины реки Прут. Рекогносцировка показала, что более или менее уязвимым был центр и правый фланг турецкой позиции.

Румянцев принял решение нанести концентрический удар по позиции противника. По его замыслу, с фронта должен был действовать корпус Боура и главные силы, корпус Репнина получил задачу атаковать правый фланг противника, а корпус Потемкина — переправиться через Прут ниже Рябой Могилы и нанести удар в тыл.

Бой у "Рябой могилы"

16 июня русские войска продвинулись вперед на 9 км и расположились на виду у противника.

Атака была произведена на рассвете 17 июня. Корпус Боура и главные силы под прикрытием артиллерийского огня подошли к центру турецких позиций и атаковали высоту, где располагался лагерь противника. Турецкое командование, отвлеченное действиями этих частей, не заметило выхода на свой правый фланг корпуса Репнина. Турки попытались контратаковать войска Репнина и главные силы русских войск конницей, но эти атаки были отбиты огнем артиллерии. Русские каре повели атаку на основную вражескую позицию. Одновременно в тыл туркам стал действовать корпус Потемкина. Противник не выдержал атаки с трех сторон. «Напоследок, ужаснувшись со всех сторон веденных на него движений, сорвал свой лагерь и обратился в бег»[1232].

Русским войскам удалось нанести противнику сравнительно небольшие потери — около 400 человек убитыми, но моральная победа была значительна. Она вселяла в войска уверенность в силе оружия. «Начав от дивизионных командиров, даже до солдат, все были преисполнены мужества», — доносил Румянцев[1233].

В этом бою было доказано превосходство нового способа ведения боя расчлененным боевым порядком. Дивизионные каре давали возможность войскам маневрировать на поле боя и наносить удары целеустремленно. Согласование действий по времени и рубежам позволяло наносить общий удар. Оправдали себя и ночные действия, обеспечивавшие внезапность нападения.

Сражение у реки Ларга. Поражение турецких войск у Рябой Могилы дало возможность закрепить северную и центральную части долины реки Прут. Однако этот успех не внес определенности и ясности в обстановку.

2-я армия Панина была еще далеко и не очень торопилась к Бендерам. Турки отступили так быстро, что передовые части 1-й армии на некоторое время даже потеряли соприкосновение с ними. Румянцев твердо придерживался того правила, «что, не обеспечивши надежно оставляемого за собой, большими шагами нельзя ступать вперед»[1234].

Он предполагал, что противник попытается отрезать 1-ю армию от 2-й, наступая вдоль правого берега реки Прут, либо выйдет в тыл 1-й армии. В обоих случаях нужно было занимать оба берега реки Прут и не разобщать свои силы. Румянцев потребовал от Панина ускорить движение 2-й армии.

В сложившейся обстановке особое значение приобретала хорошо организованная разведка. Однако тяжелая конница для этой цели не годилась, а легкой конницы было недостаточно. Вот почему Румянцев приостановил движение главных сил до получения точных разведывательных данных, а 18 июня выслал три авангарда. По правому берегу двигались авангарды Потемкина и Боура, а по левому — авангард Репнина.

Сражение на реке Ларга

21 июня Потемкин сообщил, что турецкие войска сосредоточиваются у Фальчи на реке Ларга. Предположив, что он имеет дело с главными силами противника, Румянцев немедленно двинулся им навстречу. И это было действительно так. По предварительным данным, войска Абды-паши и Абазы-паши насчитывали около 80 тыс. человек (15 тыс. турок и 65 тыс. татар). Румянцев имел около 34 тыс. человек при 115 орудиях полевой и полковой артиллерии.

Сосредоточение главных сил русских войск осуществлялось со 2 до 4 июля. Абды-паша, пытаясь помешать этому, провел несколько конных атак 4 и 5 июля. Однако атаки не причинили особого вреда русским. К 5 июля сосредоточение закончилось. Осмотрев позиции противника, Румянцев убедился, что с фронта и левого фланга она довольно хорошо прикрыта рекой Ларга и только правый ее фланг был открыт, но турки успели его довольно сильно укрепить.

Исходя из обстановки, Румянцев составил план атаки турецких сил. По диспозиции с фронта должны были действовать войска Племянникова, а главные силы и передовые корпуса Репнина, Боура и Потемкина получили задачу атаковать правый фланг противника. На казаков и арнаутов возлагалась задача атаковать турецкие позиции с тыла.

Атаку решено было производить в дивизионных и полковых каре, прикрытых с фронта и флангов егерями[1235]. Полевая артиллерия была сведена в отдельные батареи, которые придавались пехотным каре.

Разъяснив свой замысел на Военном совете, Румянцев сказал: «Слава и достоинство наше не терпят, чтобы сносить присутствие неприятеля, стоящего в виду нас, не наступая на него»[1236].

В ночь на 7 июля войска начали сближение с противником. Передовой корпус Боура навел мосты и переправился через Ларгу. Вслед за ним переправились другие передовые корпуса, и по построении в боевой порядок все войска перешли в наступление. Корпус Племянникова, построившись в два каре с легкой конницей, двинулся к центру турецкой позиции, стараясь привлечь на себя внимание. Каре Потемкина, Боура и Репнина, совершив обходный маневр, вышли на правый фланг позиции противника и стали наступать, прикрываясь огнем тяжелых орудий, сведенных в 17-орудийную батарею и семь отдельных батарей. За ними шло главное каре Румянцева. Турки открыли артиллерийский огонь, но он вскоре был подавлен. Тогда турецкое командование направило в обход по лощине почти всю татарскую конницу с целью нанести удар во фланг и тыл наступавшим.

Чтобы обеспечить тыл наступавших корпусов, Румянцев направил из дивизии Брюса бригаду Римского-Корсакова и резервную бригаду Внукова для продольного обстрела долины Бабикул, а для отражения атаки татарской конницы выслал кавалерию Салтыкова. Вслед за этим был произведен штурм турецкого лагеря[1237]. Войска Репнина первыми ворвались в правофланговое укрепление противника. Вслед за ним ворвалось каре Племянникова. Вскоре были взяты все четыре укрепления. Турки потеряли до 3 тыс. человек убитыми и ранеными, 33 орудия и большие запасы продовольствия. Потери русских не превышали 100 человек. В этом сражении закрепились те новые формы боевого построения, которые были впервые применены Румянцевым в бою под Рябой Могилой. Расчленение боевого порядка на дивизионные и полковые каре позволило войскам осуществлять маневр на поле боя, а это значительно повысило их активность.

В бою весьма успешно действовали пехота и артиллерия. Артиллерия, ведя огонь в боевых порядках на короткие дистанции, прокладывала путь пехотным каре и защищала их от огня противника. Важную роль сыграло маневрирование артиллерии огнем и колесами.

Хуже действовала конница. Находясь позади пехотных каре, она мало принимала участия в бою и не смогла преследовать бегущих турок, так как «вся тяжелая конница, от армии отделившаяся в левую сторону, гналась за татарами, туда с начала склонившимися, и поспешить не в состоянии уже была к преследованию пред пехотою бегущего неприятеля»[1238]. После этого сражения стало ясно, что тяжелая конница для данного театра просто непригодна.

Управление сражением было хорошо обеспечено. Ставя задачи отдельным корпусам и предоставляя им широкую инициативу, Румянцев осуществлял общее руководство сражением. Выдвижением резервов на опасные направления было обеспечено питание из глубины. После сражения Румянцев «учинил… засвидетельствование своего удовольства в отданном приказе в армию всем чинам, храбростию и усердием споспешествовавшим поражение неприятеля»[1239].

Сражение у реки Кагул. Объединенная армия противника была разбита на реке Ларга. После поражения турецкие войска отступили к озеру Кагул, а татары бежали за реку Сальчу по направлению к Килин-Измаилу. В это время навстречу отступающим туркам от Исакчи двигались свежие войска великого визиря Галил-бея. У Кагула войска противника соединились. По данным Румянцева, армия великого визиря имела 150 тыс. человек при 150 орудиях. Располагая такими силами, Галил-бей принял решение уничтожить немногочисленную и уже уставшую русскую армию.

Румянцев, выдвинув вперед авангард Боура, оставался пока у Ларги. С одной стороны, он ожидал результатов разведки Боура, а с другой — нужно было привести войска в порядок и пополнить армию необходимыми запасами. Кроме того, он справедливо опасался возможного удара 80-тысячной татарской конницы по левому флангу.

К 16 июля Боур доставил Румянцеву довольно полные сведения о противнике. Несмотря на недостаток в боеприпасах и на подавляющее превосходство сил противника, Румянцев все же решил в третий раз перейти в наступление, ибо отход мог привести только к тяжелым потерям. Оставив обоз с боеприпасами и продовольствием на реке Сальчи под прикрытием 10-тысячного отряда Волконского, Румянцев с оставшимися 25–27 тыс. при 118 орудиях полевой и 106 орудиях полковой артиллерии перешел в наступление, не дожидаясь, когда турки укрепят лагерь у Кагула[1240].

К 17 июля русские войска подошли к деревне Гричени. Спустя два дня к Кагулу стали стягиваться основные силы турок. 20 июля турки еще делали вид, что собираются с ходу наступать на русские войска, но затем стали готовиться к устройству лагеря в 7 км южнее Троянова вала. Наблюдая за их действиями, Румянцев сказал присутствовавшим генералам: «Если турки осмелятся и одну в сем месте разбить свою палатку, то я их в сию ж ночь пойду атаковать»[1241].

Это решение Румянцева было продиктовано сложившейся обстановкой. Турецкие войска заняли позицию, подступы к которой были очень удобны для наступления, так как местность скрывала силы наступающих. С севера позиция прикрывалась Трояновым валом, с запада — рекой Кагул, а с востока к ней как бы веером сходились четыре гребня высот, вследствие чего турецкие войска были лишены свободы маневра.

Заняв эту позицию, Галил-бей совершил крупную тактическую ошибку. Полагая, что русские войска не смогут атаковать его армию, он считал, что турецкой коннице будет удобно вести атаку и совершать обходы по расходящимся лощинам. Великий визирь приказал возвести на позиции три яруса окопов и несколько глубоких рвов, с тем чтобы атаковать русских на рассвете 21 июля. Турецкая позиция была хорошо подготовлена для активной обороны.

Но Румянцев упредил Галил-бея и атаковал его раньше. Изучив местность, он принял такой план действий. В ночь на 21 июля скрытно перейти Троянов вал и нанести удар по левому флангу и центру турецких войск. Для проведения атаки он построил свои войска в пять дивизионных каре, в середине которых размещалась артиллерия. Каре Боура составляло авангард правого крыла, а каре Репнина — авангард левого. Каре Олица, Племянникова и Брюса составляли как бы центр боевого порядка. Между ними размещалась кавалерия. Румянцев осуществлял управление, находясь при каре Олица.

Сражение при Кагуле 1770 г.

Ночью русские войска вышли из лагеря, оставив в нем обозы, и в 5 часов утра стали переходить Троянов вал. Галил-бей, установив движение русских войск, выслал вперед свою конницу, которая атаковала левофланговые каре Репнина, Брюса и Олица. Однако огнем артиллерии и пехотного резерва конница противника была отражена. Вслед за этим было атаковано каре Боура, но и эта атака турок была отбита. В 8 часов утра русские войска вновь перешли в наступление. Все пять каре подошли к турецкому лагерю и открыли сильный артиллерийский огонь, которым была подавлена артиллерия турок. В это время десятитысячная группа янычар, пройдя лощиной, атаковала дивизию Племянникова во фланг и смяла это каре. 1-й Московский, Архангелогорский и другие полки из каре Племянникова нарушили строй и стали мешать действиям каре Олица.

Но Румянцев остановил отступающих. Он приказал артиллерийской бригаде Меллисино открыть огонь. Огнем артиллерии и штыковой контратакой 1-го гренадерского полка из резерва дивизии Олица янычары были остановлены, а затем смяты тяжелой конницей Салтыкова и Долгорукова[1242]. Одновременно четыре каре с фронта начали штурм турецкого лагеря. Турки упорно защищали свои окопы.

Первыми ворвались в лагерь войска каре Племянникова, действия которых поддержали Олиц и Брюс. Турки дрогнули под натиском русских войск. Когда же в тыл им вышел корпус Репнина и его артиллерия стала наносить большой урон, они не выдержали. «Визирь, увидев в сем случае лучших своих янычар, составляющих первую стену, падших, на всю мочь побежал из лагеря со всеми войски…» — доносил Румянцев[1243].

Турки потеряли убитыми и ранеными до 20 тыс. и 2 тыс. пленными. 60 знамен, 138 орудий и весь лагерь оказались в руках русской армии. Турки бежали к Измаилу и Исакче. Здесь их настигла русская кавалерия, нанесла новое поражение при переправе через Дунай и захватила еще 26 орудий. Русская армия вышла к Дунаю и затем в течение трех месяцев овладела Измаилом, Килией и Браиловом. Взятию последней крепости Румянцев придавал очень большое значение. «Город Браилы первым был мне предметом с начала моего прибытия к сей армии, потому что он один только и есть такой пост на Дунае, которым владея неприятель может скрыто пред нами выводить свои силы на сей берег и препятствовать всем нашим предприятиям как в Валахию, так и по левую сторону Дуная»…[1244]. Теперь эта задача была выполнена, и русские войска прочно утвердились в Молдавии и Валахии.

В сражении у Кагула русская армия продемонстрировала высокие образцы военного искусства. Действуя в расчлененном боевом порядке, 27-тысячная армия нанесла поражение 150 тысячам турок и татар. В этом сражении успешно действовали все рода войск, особенно пехота и артиллерия. «…Действием превосходным нашей артиллерии, — доносил Румянцев, — брали мы верх над неприятельскою многочисленною, осыпавшею нас ядрами и картечами без большого, однакож, вреда и их батареи приводили в молчание»[1245].

Маневр артиллерии огнем и колесами создавал условия для штыковой атаки. Прекрасно зарекомендовали себя также егеря, которые с приданными им орудиями отражали турецкие атаки прицельным огнем. Управление войсками осуществлялось хорошо, благодаря чему была достигнута полная координация действий. За эту блестящую победу Румянцев получил чин фельдмаршала. Даже недавний противник по Семилетней войне Фридрих II был восхищен мастерством Румянцева и прислал ему лестное письмо. Позже, в бытность Румянцева в Пруссии, Фридрих II разыграл на маневрах это сражение в честь победителя турок при Кагуле.

Однако нашлись и такие, которые упрекали Румянцева в пренебрежении рогатками против турецкой конницы. Позже Румянцев приказывал возить положенный комплект рогаток. Даже в войне 1787–1791 гг. он спрашивал мнение Потемкина и напоминал ему о критиках. Потемкин справедливо ответил ему: «О рогатках я ответ посылаю. Кому лучше знать о бесполезности их, как вам, я во всем примерам вашим последовать должен. Но касательно толков, что зависть и злость сплетают, пренебрегайте ими, как я. Кто критиковал при Кагульской баталии недостаток рогаток в каре Племянникова, у того долженствовало быть с рогатками сердце. Кагульская баталия в российских деяниях останется знаменитой для вас славой навсегда»[1246] — писал ему Потемкин.

Успехи 1-й армии способствовали действиям 2-й армии под Бендерами. 16 сентября 1770 года эта важная крепость была взята штурмом. В крепости было захвачено около 12 тыс. пленных и 348 орудий. Противник потерял убитыми и ранеными до 5 тыс.; русские за время осады и штурма потеряли 6325 человек. Теперь 2-я армия могла быть обращена против других объектов. В центре внимания П. Панина стал Крым. Победы русской армии при Ларге, Кагуле и под Бендерами оказали серьезное влияние на ногайцев Буджака, которые прислали своих представителей для подписания акта о прекращении военных действий между ними и русскими войсками.

Крупный успех был достигнут также на Кавказе. Грузинские войска нанесли туркам серьезное поражение при Аспинде. Им способствовали русские войска в Имеретии. Они заняли Кутаис и другие крепости и отбросили турок к черноморскому побережью.

Действия русского флота в Эгейском архипелаге. Сражение при Чесме

Успехи русских войск на Балканах и на Кавказе в значительной мере были обусловлены действиями флота в Архипелаге, где в 1770 году находились две эскадры — Спиридова и Эльфинстона. Летом 1770 года туда была направлена третья эскадра — Арфа. Всеми морскими силами, направленными в Средиземное море, командовал А. Орлов. С прибытием эскадры Арфа в составе флота находилось: 13 линейных кораблей, 16 фрегатов, 1 бомбардирский корабль и 10 судов других классов.

План Орлова состоял в том, чтобы сначала овладеть рядом греческих островов и крепостей, поднять восстание греков, образовать греческое правительство, создать их армию и затем, опираясь на эти силы, повести активную борьбу с Турцией. В качестве опорной базы для флота решено овладеть крепостью Наварин. Без такой базы действия флота были невозможны.

Однако расчеты Орлова оправдались неполностью. Эскадра Спиридова подошла к Морее в феврале 1770 года и высадила десант. Появление русских войск у греческих берегов послужило сигналом для восстания. Повстанцы вместе с десантными войсками овладели Мизитробом и Аркозией, а затем в апреле взяли Наварин. Восстание охватило всю Морею. Встревоженное турецкое правительство было вынуждено отозвать свои войска с Балкан и Кавказа для подавления этого восстания. Турки зверски расправлялись с плохо вооруженными и необученными греческими повстанцами. Малочисленные русские войска не могли оказать восставшим существенную помощь. Восстание пошло на убыль. Дальнейшие действия на суше можно было развивать, только уничтожив турецкий флот, который непрерывно доставлял войска в район восстания. Спиридов предложил найти и атаковать турецкий флот.

На Военном совете было решено дать сражение только после прибытия эскадры Эльфинстона. В связи с этим было также решено оставить Морею и взорвать Наваринские укрепления. Эскадра Эльфинстона подошла к берегам Мореи 9 мая. 16 мая 1770 года она встретила у Специи сильный турецкий флот и вступила с ним в бой[1247]. Хасан-бей, приняв эскадру Эльфинстона за авангард русского флота, уклонился от продолжения боя и укрепился в Навплийском заливе под защиту крепости Наполи-ди-Романья. В это время Спиридов, взорвав укрепления, оставил Наварин и подошел к Калокинфскому заливу, где принял на суда десантные войска. Турки, воспользовавшись отсутствием главных сил русских в Наварине, захватили крепость. Орлов с последними судами оставил Наваринскую бухту.

22 мая эскадры Спиридова и Эльфинстона встретились у острова Цериго, и объединенная эскадра (9 линейных кораблей, 3 фрегата, 1 бомбардирский корабль и 17 вспомогательных судов) направилась к берегам Анатолии для розыска турецкого флота. 23 июня Спиридову стало известно, что турецкий флот находится в Хиосском проливе. К вечеру этого дня русская эскадра вошла в Хиосский пролив, где стоял на якорях в две линии сильный турецкий флот (16 линейных кораблей, 6 фрегатов и 60 судов других классов).

По настоянию Спиридова сражение было дано 24 июня. Спиридов отказался от линейного построения и разделил суда на три группы: авангард, кордебаталию и арьергард. Авангард атаковал стоявшие на рейде турецкие суда, сблизившись с противником в кильватерной колонне почти перпендикулярно к линии турецких кораблей. При этом головной корабль «Европа» получил повреждение. Роль головного корабля стал выполнять «Евстафий». Сблизившись с турецким флагманом «Реал-Мустафе», он навалился на него. Во время абордажной схватки на «Евстафии» произошел взрыв от упавшей с «Реал-Мустафе» горящей мачты. Спиридов успел перенести свой флаг на «Три святителя». Вслед за этим взорвался и турецкий флагман. Турецкий флот был вынужден сняться с якоря и укрыться в Чесменской бухте.

Донося в Петербург о Хиосском сражении, Орлов писал: «Все корабли с великой храбростью атаковали неприятеля, все с великим тщанием исполняли свою должность, но корабль адмирала «Святой Евстафий» превзошел все прочие»…[1248] В этом бою принимали участие только суда, входившие в авангард и кордебаталию, т. е. суда из эскадры Спиридова[1249].

На военном совете было решено атаковать турецкий флот в Чесменской бухте 26 июня. Для атаки выделялся отряд из четырех линейных кораблей, двух фрегатов, одного бомбардирского корабля и четырех брандеров (под брандеры использовались греческие суда).

Пока шла подготовка к атаке, русский флот в течение 25 июня вел артиллерийский огонь по скучившемуся в бухте турецкому флоту.

В ночь на 26 июня все суда, предназначенные для атаки, под командованием Грейга вышли в бухту, расположились согласно диспозиции и открыли сильный огонь. Турки ответили огнем береговых батарей и корабельной артиллерии. В результате огня русской артиллерии один из турецких кораблей загорелся, огонь стал распространяться на другие суда. Боевой строй кораблей противника был нарушен. В это время в атаку пошли брандеры, которые создали новый очаг пожара. Огонь перебросился и на другие суда. К середине дня весь турецкий флот был уничтожен. Русские не потеряли ни одного боевого судна. Было убито одиннадцать человек и несколько ранено. Турки понесли значительные потери: сгорело 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и более 30 судов других классов; захвачено в плен 1 линейный корабль и 5 галер. Во время боя погибло свыше 10 тыс. турок[1250].

Сражение при Чесме

Чесменский гарнизон покинул крепость и бежал. Победа была полная. Донося о результатах сражения, адмирал Спиридов писал: «Честь Всероссийскому флоту! С 25 по 26 не-приятельский военный… флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили, а сами стали быть во всем Архипелаге… господствующими»[1251].

В сражении при Чесме Спиридов доказал, что русское морское искусство стояло очень высоко. Впервые в истории морского искусства XVIII века русские применили новые методы борьбы и доказали их целесообразность. В русском флоте развивались лучшие традиции петровского времени.

После разгрома турецкого флота при Чесме эскадра Орлова направилась к Дарданеллам и блокировала их. Теперь русский флот господствовал в Эгейском море. Восстание против турок охватило почти все греческие острова. Порт Ауза на острове Парос был превращен в главную базу русского флота.

Блестящие победы на суше и на море, однако, не привели к успешному завершению войны в 1770 году, хотя обе стороны желали начать переговоры.

Военный совет поручил Румянцеву связаться с великим визирем и вручить ему предложение начать переговоры о мире без посредничества других европейских держав, которые были заинтересованы во взаимном истощении России и Турции[1252].

Турция хотела начать переговоры. Напряженное внутриполитическое положение и военные неудачи вынуждали ее к этому. Россия готовила ряд условий, на которых она была согласна заключить мир. В частности, на заседании Совета в сентябре 1770 года было внесено предложение приобрести базу в Архипелаге, добиться амнистии для участников греческого восстания, разрешить вопрос о предоставлении независимости Молдавии и Валахии и, наконец, открыть Черное море для свободного судоходства, закрепить за Россией Таганрог и Азов с теми землями, которые примыкают к данному участку Азовского моря[1253].

Постановка вопроса о независимости Молдавии и Валахии была связана с тем, что после утверждения русской армии в дунайских княжествах в Петербург прибыло несколько делегаций с грамотами, выражавшими пожелание народа о присоединении к России. Русская дипломатия считала, что присоединение этих княжеств может вызвать международные осложнения, и поэтому полагала возможным поставить вопрос лишь о предоставлении им независимости[1254].

Но мирные переговоры в 1770 году не состоялись. Их проведению помешала европейская дипломатия, встревоженная успехами России. Франция усилила дипломатическое давление на Турцию, требуя продолжать борьбу с Россией. Она предложила продать Турции 12–15 кораблей[1255], а также направила в Польшу генерала Дюмурье для руководства военными силами конфедератов.

Антирусские настроения усилились также в Англии. Но больше всего активизировались Пруссия и Австрия. Они решили заставить Россию заключить мир с Турцией на наименее выгодных условиях. Еще в августе 1769 года Фридрих II и Иосиф II встретились в Нейсе, где выработали единую программу действий. После этого совещания Австрия стала сосредоточивать войска на юго-восточных границах в Трансильвании[1256]. На втором совещании Фридриха с Иосифом в Нейштадте в 1770 году, на котором присутствовали и турецкие представители, было решено выступить с предложением о посредничестве[1257]. От имени Турции Пруссия и Австрия выступили с предложением о посредничестве. Однако Россия отклонила это предложение и заявила, что она готова вести переговоры с Турцией без посредников, хотя и не возражает против «добрых услуг».

Давая согласие на ведение переговоров, русское правительство направило Фридриху проект мирного договора, который содержал ряд требований. Наиболее существенными из этих требований были: предоставление независимости Молдавии и Валахии, отделение Крыма от Турции, присоединение к России Большой и Малой Кабарды, передача России одного из островов в Эгейском архипелаге, передача Грузии земель, занятых русскими войсками в Закавказье и уточнение границ на Северном Кавказе. Фридрих II заявил, что требования России чрезмерны.

Переговоры не состоялись, так как Турция требовала обязательного посредничества Австрии и Пруссии, надеясь, что они будут заинтересованы в ограничении требований России.

Кампания 1771 года. В ноябре 1770 года в Петербурге был разработан план военных действий на 1771 год. Планом предусматривалось развивать военные действия в Крыму, а на остальных направлениях закрепить достигнутые в кампании 1770 года успехи и готовиться к дальнейшему наступлению за Дунай[1258]. В этих целях решено было построить крупную флотилию.

Находившийся в Архипелаге флот по-прежнему должен был блокировать Дарданеллы, для чего предполагалось усилить его новыми эскадрами.

Алексею Орлову были даны необходимые полномочия для заключения мира и вручен проект мирного договора на случай, если Турция под воздействием приготовлений и последующих военных действий начнет переговоры о мире[1259]. Готовя все эти планы, Военный совет не информировал должным образом главнокомандующих 1-й и 2-й армиями. Румянцев мог только строить предположения. В то же время Румянцев получил данные от своей агентурной разведки о том, что Австрия ведет переговоры с Турцией и сосредоточивает войска в Трансильвании. Тогда он потребовал от Совета разъяснений. «Легко ошибиться мне, — писал он Панину, — не имея сведений о той части дел политических, которые дают правила военным; я, как человек, без того просмотреть могу, не зная предметы или и видев их иногда, не возьму всего внимания, если цену одного пред другим неоткуда мне будет познавать»[1260].

Требования Румянцева были вполне законны, но Совет не удовлетворил их.

Турция приняла на 1771 год оборонительный план войны. В соответствии с ним велась подготовка дунайских крепостей к обороне и сосредоточивались сухопутные силы. Турки укрепили армию организационно, а численность ее довели до 120 тыс. человек.

В это время Румянцев располагал армией в 45 тыс. человек. Для ведения наступательных действий этих сил было явно недостаточно, поэтому Румянцев принял решение овладеть рядом турецких крепостей и производить отдельные поиски за Дунай. В феврале — марте 1771 года русская армия овладела Журжей, Измаилом и Исакчей. Теперь русские войска прочно обосновались на Дунае, где Румянцев стал деятельно готовить речную флотилию. К зиме 1771/72 года в составе флотилии насчитывалось 67 судов, вооруженных артиллерией, способных поднять десант в 2,5–3 тыс. человек.

В мае главные силы 1-й армии оставили зимние квартиры и расположились в трех группах. Такое размещение войск позволяло сосредоточить необходимые силы на угрожаемом направлении. Этот расчет оправдался.

Все лето прошло в приготовлениях обеих сторон. В сентябре Румянцев получил сведения о том, что турки подготавливают высадку десанта в районе Рущука. Он решил упредить противника и нанести ему поражение на правом берегу Дуная. В этих целях в середине октября у Измаила переправился крупный отряд под командованием Вейсмана. Этот отряд внезапно овладел Тульчей, а затем нанес поражение войскам великого визиря у Бабадага[1261]. В октябре крупный турецкий отряд переправился через Дунай и повел наступление на Бухарест, группа Репнина сумела нанести ему поражение и снова отбросить его за Дунай. Вслед за этим были взяты Мачин и Гирсово и вновь возвращена Журжа.

Румянцев считал, что инициативу всегда нужно держать в своих руках, и поэтому предпочитал обороне наступление. Он указывал: «Полководец, ведущий свои действия по правилам первой (т. е. наступательной войны. — Л. Б.), в предмете имеет один главный пункт и к оному течет со всем устремлением, поелику одолением оного опровергает все другие, от того зависящие»[1262].

В результате наступательных действий, которые фельдмаршал оценивал как «весьма знаменитые», русская армия прочно овладела левым берегом Дуная. В ноябре 1-я армия стала на зимние квартиры.

2-я армия под командованием Долгорукова, сменившего П. Панина, также добилась крупных успехов. После утверждения русских войск в Молдавии главной ее задачей стала борьба против крымских татар. Эта задача была не из легких. Опыт войн конца XVII и первой половины XVIII века показал, что успех походов против Крыма решался не только численностью войск, но и выбором направления главного удара, а также устройством баз снабжения.

Подготовке похода уделялось серьезное внимание. Удар по Крыму было решено произвести не только через Перекопский перешеек, но также и со стороны Керченского пролива. Главной задачей похода было нанесение удара по живой силе противника и овладение крепостями на всем побережье Крыма. Эта задача в данный момент облегчалась тем, что основные силы татар были отвлечены на Балканский театр войны, а турецкий флот действовал в Архипелаге. Для похода в Крым предназначался специальный экспедиционный корпус численностью 48 тыс. человек, из состава которого в главный корпус Долгорукова входило 23 950 человек, в Сивашский отряд Щербатова — 3395 и для прикрытия коммуникаций — более 21 тыс. человек.

План похода против Крыма составил З. Чернышев. Согласно этому плану главный корпус Долгорукова должен был атаковать Перекопскую линию, а Сивашский отряд Щербатова, переправившись на Арабатскую стрелку, выйти в тыл Перекопской линии. Затем войскам предстояло овладеть всеми крепостями Крыма. При этом отряд Щербатова направлялся на Керчь и Еникале, главный корпус на Кафу (Феодосию) и отдельный отряд — на Козлов, Ахтиар и Балаклаву.

Действиям войск должна была способствовать Азовская флотилия, вооруженная А. Н. Сенявиным за довольно короткий срок. В течение 1769 и 1770 годов было изготовлено 10 крупных парусно-гребных кораблей «новоизобретенного типа», два бомбардирских судна, пять прамов и 57 лодок для десантных целей. В целях приближения исходной базы к Крыму последняя была резко выдвинута вперед. В течение 1770–1771 гг. сооружена новая Днепровская линия, на которой сосредоточились крупные склады продовольствия и боеприпасов.

Разработанный Чернышевым план представляет значительный интерес. В нем предусматривалось взаимодействие войск и флота, правильно был решен вопрос об одновременном нанесении нескольких координированных ударов по одному основному направлению, хорошо разработана организация тыла и снабжения, которая всегда являлась слабым местом в прежних походах против Крыма.

Сосредоточение войск на Днепровской линии закончилось к концу мая. 27 мая Сивашский отряд двинулся к Геническу, а главный корпус 9 июня начал движение к Перекопу. 12 июня он вышел к крепости Орь, а в это время Сивашский отряд начал погрузку на корабли Азовской флотилии вице-адмирала А. Н. Сенявина.

Разделив свой корпус на семь колонн, Долгоруков в ночь с 13 на 14 июня начал штурм Перекопской линии. Две колонны действовали в центре, одна — против левого фланга, а четыре — против правого фланга перекопских укреплений. Главные удары наносились по слабым участкам, в то время как на сильно укрепленных участках производились только демонстрации, отвлекающие противника от направления главного удара. К 15 июня Перекопская линия пала, а гарнизон крепости Орь капитулировал. Так же успешно действовал Сивашский отряд, который высадился на косе 17 июня, а в ночь на 18 июня штурмом овладел крепостью Арабат. Действия войск прикрывались с моря эскадрой Сенявина.

Успехи русских войск посеяли панику среди турецких и татарских войск. Селим-Гирей попытался остановить наступление русских войск, но был разбит южнее Перекопа. После этого поражения он бежал в Константинополь, поручив защиту Крыма Ибрагим-паше. Последний предполагал сначала защищаться в Карасу-базаре, но затем отошел к Кафе, надеясь на прибытие подкреплений из Константинополя.

Долгоруков немедленно направил Сивашский отряд к Керчи, а сам с главным корпусом направился к Кафе. Сивашский отряд, взаимодействуя с флотом Сенявина, занял Керчь, Еникале, а затем и Тамань, и таким образом вход в Азовское море был заперт для турецкого флота. Турецкий флот, крейсировавший в Керченском проливе и возле Кафы, не сделал ни одной попытки оказать сопротивление эскадре Сенявина. А когда русские корабли попытались вступить с ним в бой, он ушел в Турцию.

29 июня главный корпус подошел к Кафе и после артиллерийского обстрела атаковал ретраншемент. Стоявшие на рейде турецкие корабли после обстрела русской артиллерией ушли в море. Гарнизон крепости капитулировал.

Успешно действовал также отдельный отряд Брауна, направленный к Козлову (Евпатории). 22 июня город был взят, в результате последняя удобная для высадки десантов гавань оказалась в руках русских. Вот почему Абазы-паша, прибывший к Крыму с 10-тысячным десантом, не смог выполнить поставленной задачи и возвратился назад.

Заняв все основные стратегические пункты, Долгоруков очистил от татар Судак, Ялту, Балаклаву и Ахтиар, где разместились русские гарнизоны. Только после этого была занята столица Крыма Бахчисарай. Последняя попытка татар нанести поражение отряду Брауна, двигавшемуся от Козлова на соединение с главным корпусом, окончилась разгромом татарской конницы, хотя против трехтысячного русского отряда действовало около 60 тыс. татар.

Таким образом, в 1771 году весь Крым был занят русскими войсками. Немалую роль в этом деле сыграло благожелательное отношение буджакских татар и ногайцев, которые хотели присоединения к России.

Стратегический план был превосходно осуществлен благодаря хорошей подготовке похода, правильному выбору направления главного удара и обеспечению действий войск на суше действиями с моря.

В тактическом отношении представляют интерес действия небольшими отрядами. Войска строились в каре, отличавшиеся гибкостью и подвижностью. Крепости брались не осадой, а штурмом.

Успехи русских войск и флота в 1771 году послужили толчком для новых выступлений со стороны Австрии и Пруссии. Еще в конце 1770 года Австрия начала переговоры о союзе с Турцией, который был заключен в июле 1771 года. По этому договору Австрия обязывалась воздействовать на Россию в целях возвращения Турции потерянных ею крепостей и территорий. Турция за это обязывалась выдать Австрии крупную денежную субсидию и уступить часть Малой Валахии. Этот договор стал известен России только в конце 1771 года. Враждебная позиция Австрии особенно резко проявилась, когда Алексей Орлов, находившийся в Вене, ознакомил венский двор с проектом мирного договора. Австрия сочла этот проект неприемлемым и стала откровенно готовиться к нападению на Россию.

В связи с этим на Совете в Петербурге вновь был поставлен вопрос о дальнейшей борьбе с Турцией и Польшей. В Петербурге поняли, что враждебная позиция Австрии и Пруссии обусловливалась желанием России сохранить Польшу как сильное и самостоятельное государство. Россия продолжала вести упорную дипломатическую борьбу по сохранению Польши, но в конце концов она была вынуждена дать согласие на ее раздел. Договор между Австрией, Пруссией и Россией о разделе Польши был подписан в августе 1772 года[1263].

Результатом этого соглашения явилось уменьшение напряженности обстановки на Балканском театре войны, которая сковывала Румянцева и вынуждала его оглядываться на свой тыл. Теперь Австрия стала вести себя более сдержанно и отказалась от открытого вмешательства в войну. В связи с этим австро-турецкая конвенция не была ратифицирована. Агрессивная позиция Австрии в польском вопросе заставила Францию пересмотреть свои отношения с Россией и задуматься о сближении с ней.

Все эти изменения в международных отношениях были учтены в Константинополе. В 1772 году турецкое правительство снова решило начать переговоры о мире с Россией. Переговоры о перемирии были возложены Советом на П. А. Румянцева. Он получил от Екатерины II указания о необходимости обеспечить защиту приобретенных земель и побережья Черного моря. Срок действия договора о перемирии предоставлялось устанавливать главнокомандующему. Заключение перемирия на море возлагалось на командующего Архипелагской экспедицией Алексея Орлова[1264].

В начале марта 1772 года верховный визирь Мегмет-паша предложил Румянцеву начать переговоры[1265]. Румянцев дал согласие и поставил условием прекращение военных действий до 1 июня с тем, чтобы положение войск на Балканах оставалось без изменений, а Дунай являлся линией разделения войск. Это перемирие должно распространиться также на Крым, Кавказ и Черное море[1266]. Переговоры о перемирии решено было проводить в каурке, для чего с русской стороны направлялся Симагин, а с турецкой — Абдул-Керим. Конвенция о перемирии была, однако, подписана только 14 мая; 25 мая Румянцев утвердил текст этой конвенции[1267].

20 июля Спиридов подписал официальное перемирие в Архипелаге сроком до 1 ноября, но с оговоркой, что в случае начала военных действий на суше это перемирие автоматически прерывается. Согласно условиям перемирия за русскими сохранялись занятые ими острова, за исключением некоторых, всем турецким судам было запрещено плавать в Архипелаге, и, наконец, турки не имели права возводить какие-либо укрепления, создавать базы и строить новые военные суда.

Переговоры о мире было решено начать в Фокшанах. С русской стороны уполномачивались вести переговоры Г. Орлов и освобожденный из Семибашенного замка русский посол Обресков. С турецкой стороны были назначены Осман-паша и Аия София Яссини-заде. Переговоры начались в июле 1772 года. Одновременно начались переговоры с представителями Крыма о заключении сепаратного соглашения.

На переговорах в Фокшанах Россия предъявила требования о предоставлении Крыму независимости, о закреплении за Россией новых границ в Причерноморье, присоединении к России крепостей Керчь и Еникале, о передаче Грузии Кутаиса, Багдада и некоторых других крепостей, о признании подданства Малой и Большой Кабарды России и, наконец, о предоставлении автономии дунайским княжествам[1268]. Однако турецкие представители не согласились с русскими требованиями. В этом их поддержали послы Австрии и Пруссии («адвокаты турок»), присутствовавшие в Фокшанах в порядке «добрых услуг». В конце августа 1772 года великий визирь отозвал своих представителей.

Неудачный исход переговоров в Фокшанах определялся изменениями в международных отношениях, происшедшими летом 1772 года.

В Швеции Густав III произвел переворот, в результате которого к власти пришла агрессивно настроенная по отношению к России группировка. В Польше обстановка осложнилась, так как Станислав Понятовский вдруг отказался собрать сейм для санкционирования польского раздела. Видимо, на польского короля оказывала давление Франция. Некоторую роль сыграли и внутриполитические осложнения в России.

Неудача переговоров с радостью была воспринята в ряде европейских государств, не желавших усиления России. Екатерина II направила 4 сентября Румянцеву рескрипт, в котором предлагалось в случае окончательного разрыва с Турцией вынудить ее к миру новым ударом «на супротивном берегу реки Дуная»[1269]. Однако Румянцев, учитывая сложившуюся обстановку, продлил срок перемирия, так как от визиря поступили новые предложения о продолжении переговоров[1270].

Новые переговоры велись в Бухаресте. Русскую сторону представлял Обресков, а турецкую Абдул-Резак. Представители Австрии и Пруссии отсутствовали на конгрессе.

Обресков предъявил Турции в дополнение к прежним новые требования о закреплении за Россией Очакова и Кинбурна. Новые переговоры на Бухарестском конгрессе также не привели к положительным результатам, хотя срок переговоров снова был продлен до марта 1773 года. Зато к этому времени удалось довести до конца переговоры с представителями Крыма. Татары подписали мирный договор с Россией и декларацию об отделении Крыма от Турции[1271].

В ходе переговоров турецкое правительство решило подкрепить свои позиции неожиданным ударом по русскому флоту в Архипелаге. В этих целях турецкое командование стало сосредоточивать силы в Константинополе, в Морее и Египте. Орлов, внимательно наблюдавший за противником, справедливо усмотрел в этих действиях нарушение условий перемирия и принял решение разгромить сосредоточенную в Патрасском заливе дульционистскую эскадру Мустафа-паши, состоявшую из 22 судов.

В сражении 26–28 октября с русской стороны действовали два отряда, соединенные в одну эскадру (7 судов). Эскадра атаковала турецкие корабли и уничтожила их. Второй крупный удар был нанесен у Дамиетты, где два русских корабля уничтожили два турецких фрегата и захватили несколько мелких судов[1272]. Эти действия сорвали замысел турок.

Однако переговоры в Бухаресте все же не привели к положительным результатам. Турецкое правительство, рассчитывая на выступление Швеции, отказалось принять предложения России и не признало отделения Крыма.

Таким образом, переговоры 1773 года не принесли ожидаемых результатов. На их ход весьма существенное влияние оказала начавшаяся крестьянская война. Напуганное размахом восстания, царское правительство было готово пойти на серьезные уступки Турции, чтобы заключить мир и бросить полевую армию на подавление народного движения.

ВТОРОЙ ПЕРИОД ВОЙНЫ

Кампания 1773 года. Международная обстановка, сложившаяся зимой 1772/73 года, вынудила русское правительство снять некоторую часть войск с Балкан и направить в Польшу и на границу со Швецией. Эта мера была ответом на попытки Турции и Франции втянуть в войну Швецию и, возможно, Австрию. В распоряжении Румянцева оставалось около 35 тыс. человек, расположенных на тех же квартирах, что и зимой 1771/72 года. Румянцев все время тренировал войска, готовя их к будущим действиям. Вот почему туркам не удалось застать врасплох малочисленную русскую армию.

В феврале 1773 года Румянцеву было предложено открыть военные действия, перейти Дунай и затем овладеть Шумлой, являвшейся центром сосредоточения турецких сил[1273]. Однако Румянцев не согласился с этим планом. Он справедливо указывал, что 1-я армия ослаблена и поэтому она не может выполнить поставленную задачу. По этой же причине войска 1-й армии находятся «в позиции обороны Дуная». Румянцев считал возможным перейти в наступление лишь при условии, если он получит свежие силы. Однако Совет предложил Румянцеву придерживаться плана и разрешить поставленные задачи теми силами, которые были в его распоряжении.

В 1773 году турки держались прежней оборонительной тактики. Они укрепляли свои крепости на Дунае, особенно Силистрию и Рущук, прикрывавшие пути на Шумлу, и сосредоточивали войска на важных стратегических направлениях. Однако они были не прочь попытаться отбросить русские войска от правого берега Дуная и вновь овладеть хотя бы Валахией. В этих целях турецкое командование предприняло наступление против русских войск, еще находившихся на своих зимних квартирах. Главные силы русской армии располагались в это время в Молдавии, дивизии Салтыкова и Потемкина — в Валахии, дивизия Вейсмана — в Бессарабии, в районе нижнего течения Дуная. Кроме того, часть войск была разбросана по крепостям (Хотин, Бендеры, Измаил и Браилов).

В апреле 1773 года турки переправились через Дунай с целью нанести поражение дивизии Салтыкова и захватить крупные склады продовольствия в Бухаресте. Верховный визирь надеялся также на то, что в случае успеха ему удастся установить связь с польскими конфедератами.

Но эта попытка турок оказалась безуспешной. Все их атаки были отбиты с большим уроном. Инициатива перешла в руки русских войск. Румянцев решил дезориентировать противника и произвести переправу на широком фронте. С этой целью войска 1-й армии были разделены на три группы, которые получили задачу форсировать Дунай и затем развивать наступление на Шумлу.

Главный удар предполагалось нанести в районе Силистрии, для чего Потемкину предложено было начать переправу в районе Гирсово. В целях отвлечения противника от направления главного удара на Суворова была возложена задача произвести поиск в районе Туртукая. Суворов провел два поиска. Первый поиск, проведенный 10 мая небольшим отрядом в 700 человек, был весьма успешен. Суворов разделил свой отряд на три части. Переправив эти части ночью через Дунай и построив их в ротные каре, приближавшиеся по плотности к колоннам, он атаковал четырехтысячный гарнизон Туртукая. Ставя войскам задачу, Суворов писал: «Благопоспешнее ударить горою один каре выше, другой пол горы, резерв по обычаю». При этом Суворов подчеркивал, что резерв «без нужды не подкрепляет, а действует сам собою, как и оба кареи»[1274].

Первый поиск на Туртукай

Внезапным ударом Суворов овладел Туртукаем. Турки, потеряв 1500 человек, бежали. Русские войска захватили 16 орудий и 60 речных судов. Потери русских войск составили 59 человек. Выполнив свою задачу, Суворов возвратился на левый берег Дуная.

В тактическом отношении проведенный поиск, бесспорно, представляет значительный интерес. Суворов применил здесь наступательную переправу. Он сделал также новый шаг в использовании легкой пехоты, наметив переход от линейной тактики к тактике колонн и рассыпного строя. Наконец, Суворов предоставил частным начальникам полную свободу в проявлении инициативы.

Этот поиск выполнил свою роль. Потемкин смог переправиться у Гироово и закрепиться на правом берегу Дуная. Турки, придавая большое значение Гирсово и Туртукаю, сосредоточили здесь свои силы и этим затруднили задачу овладения Силистрией. Румянцев, убедившись в том, что переправа для крупных сил у Гирсово выбрана неудачно, решил перенести ее к Гуробалам, где у турок был гарнизон в 6 тыс. человек. Атака Гуробал была произведена 7 июня, после чего русские войска подошли к Силистрии, которую защищал турецкий гарнизон в 15 тыс. человек. Действия главных сил под Силистрией прикрывали дивизии Вейсмана и Салтыкова. На них возлагалась задача отвлечь внимание противника «разными демонстрациями». Под стенами Силистрии главные силы были вынуждены вступить в бой с войсками турок, занимавшими сильно укрепленную позицию. После упорного боя 18 июня ретраншемент был захвачен. В это время к Силистрии подошла от Шумлы турецкая конница Черкес-паши и вступила в бой, но она была также разбита и в беспорядке отошла к Шумле[1275]. 29 июня Вейсман нанес у Кючук-Кайнарджи поражение корпусу Нуман-паши, двигавшемуся для деблокады Силистрии.

Хотя русские войска и одержали крупную победу, однако с наличными силами было трудно осаждать Силистрию и продолжать наступление к Балканам. Выйти из создавшегося положения можно было только путем отхода на левый берег Дуная. Военный совет решил отказаться от осады Силистрии и дальнейшего наступления на Шумлу[1276]. В реляции Екатерине II Румянцев писал: «…Шитая поиск на верховного визиря в Шумлу неудобным и бесполезным, неудобным потому, что нет проходу по образу строю и экипажей наших войск по дороге, туда ведущей, а бесполезным ради того, что он, войски отделяя от себя… оставил Шумлу и отправился далее внутрь Румелии»[1277], было решено возвратиться на левый берег Дуная.

Для прикрытия этого маневра было решено произвести демонстрацию отрядами Салтыкова и Суворова. Салтыков опоздал, зато Суворов провел 20 июня второй поиск у Туртукая, где впервые применил тактику колонн и рассыпного строя. Суворов подготовил поиск огнем артиллерии. Под его прикрытием он переправил войска (1720 человек пехоты, 855 человек конницы и 790 казаков при 19 орудиях) на правый берег Дуная, разделил их на три группы и атаковал турок. Неприятель потерял убитыми 800 человек, «оставив почти весь лагерь с сильным окопным ретранжаментом и девять медных пушек, двадцать пять новых чаек, шесть судов с мачтами и четыре лодки, ушел»[1278].

Второй поиск на Туртукай

К 25 июня армия Румянцева возвратилась на левый берег Дуная. Этот опыт показал возможность осуществления переправы через такую широкую водную магистраль, как Дунай, при условии форсирования реки на широком участке с применением активных наступательных действий.

Переход Румянцева на исходный рубеж вызвал недовольство в Петербурге. Его стали упрекать в неумении вести войну. В ответ Румянцев писал Екатерине, что для успешной борьбы, «то не удвоить, а утроить надобно армию; ибо толикого числа требует твердая нога, которой без того иметь там не можно…»[1279].

Румянцев был оскорблен отношением Петербургского Совета, который ставил его в тяжелое положение своими планами: «О коль трудно, — писал он Панину, — исполнять по чужим планам! Я завидую счастливой в тех людях способности, кои соображать могут и дела головоломные, но моя доля есть то, что ослиная, носить всегда тягость, под которую приходится упасть»[1280].

Возражения Румянцева снова не были приняты во внимание, и из Петербурга второй раз поступил приказ о возобновлении наступательных действий за Дунаем с наличными силами. В последующие три месяца турки активизировали свои действия, и русским войскам пришлось неоднократно отражать их попытки переправиться на левый берег Дуная.

Отводя войска на левый берег Дуная, Румянцев решил оставить за собой хотя бы один плацдарм, который сковывал бы противника. Таким плацдармом являлось Гирсово, оборона которого была возложена на Суворова. Указывая Суворову на необходимость удержания Гирсово, Румянцев писал: «Сей пост удержан нами прежде для опоры войскам, которые возвращались в Измаил, а теперь полезен оной, чтоб, отвлекая сюда внимание неприятельское, не допустить его полными силами обратиться в верхнюю часть»[1281].

Турки действительно сосредоточили все свое внимание на Гирсово, стараясь сбросить русские войска за Дунай. Суворов, в распоряжении которого было всего около 4 тыс. человек, подготовил Гирсово для обороны. В укрепленном лагере он расположил два полка пехоты с артиллерией. Юго-восточнее лагеря он приказал соорудить редут, который оборонял батальон пехоты. Юго-западнее лагеря была расположена конница. Резерв с понтонами расположился на острове. Иначе говоря, Суворов построил свою оборону так, что турки в случае наступления на укрепленный лагерь неизбежно попадали в огневой мешок.

3 сентября одиннадцатитысячный турецкий отряд атаковал Гирсово. На этот раз турки вели атаку в линейном боевом порядке. Ответный бой начали казаки, которые по приказу Суворова отходили к укрепленному лагерю. «Велел я делать разные притворные виды нашей слабости», — писал Суворов[1282]. Подведя турецкую пехоту к полевым укреплениям, казаки быстро отошли на их фланги. Турки открыли огонь и перешли в атаку. Однако в это время русская артиллерия открыла огонь в лоб и с флангов. Под прикрытием этого огня в контратаку пошла пехота. «Они крайне пострадали, — писал Суворов. — Недолго тут дело продолжалось, и едва от одного до дву часов; ударились они в бегство, претерпели великой урон, оставили на месте всю их артиллерию; победа была совершенная»…[1283]

Эта победа Суворова обеспечивала возможность нанести противнику контрудар. Румянцев, уступая настоятельным требованиям из Петербурга, принял решение овладеть в 1773 году достаточно широким плацдармом, с которого можно было начинать активные действия в 17?4 году. Однако Румянцев не хотел рисковать всей своей армией. Поэтому он направил на правый берег Дуная только два крупных отряда. Отряд Унгерна должен был действовать до Бабадага, а затем на Карасу, а отряд Долгорукого от Гирсово также на Карасу. Одновременно решено подвергнуть артиллерийскому обстрелу Силистрию. Войска Унгерна и Долгорукова соединились и повели наступление на Карасу. Турки отказались от обороны Карасу и бежали. 17 октября русские заняли этот важный пункт. Вслед за этим после боя с войсками Черкес-паши был взят и Базарджик.

Салтыков, переправившись у Рущука, захватил лагерь у Мартинешти. Потемкин также успешно форсировал Дунай у Гуробал и, подойдя к Силистрии, подверг ее артиллерийскому обстрелу. Дальнейшие действия Унгерна и Долгорукого сложились неудачно. После четырехдневных препирательств они разошлись. Унгерн направился к Варне, а Долгоруков — к Шумле. Попытка Унгерна взять Варну с ходу окончилась неудачно.

Узнав о неудаче Унгерна, Долгоруков остановил свое наступление на Шумлу. После этого русские войска отошли на зимние квартиры за Дунай. Подводя итоги кампаний 1773 года за Дунаем, Румянцев справедливо указывал, что ее нельзя сравнивать с кампаниями 1770 и 1171 годов. «Сравнивать оную нельзя с прошедшими потому, что ни наше, ни неприятельское положение теперешнее не похоже на тогдашнее, ибо чем далее пойдем, то еще труднее будет вызвать неприятеля на дело в поле…»[1284]

Стратегическим итогом кампании было то, что русская армия прочно удерживала за собой левый берег Дуная. В тактическом отношении она интересна тем, что в это время в ходе боев за Туртукай оформились принципы новой тактики колонн и рассыпного строя.

Русский флот продолжал активно действовать в Архипелаге. В июле 1773 года он овладел небольшой турецкой крепостью Ангелло. Вслед за этим были атакованы крепости Будрум и Стончио, однако их не удалось взять с ходу.

Более успешно прошла блокада крепости Бейрут, сдавшейся после двухмесячной осады. Эти действия хотя и закрепили положение русской эскадры, но Совет признал необходимым направить в Архипелаг пятую эскадру Грейга в составе двух линейных кораблей, двух фрегатов и шести транспортов. Эта эскадра прибыла в Архипелаг в середине августа.

Довольно успешно действовала также Азовская военная флотилия А. Сенявина. Она не только охраняла берега Азовского моря и Черноморское побережье у Крыма, но и несла активную крейсерскую службу.

К весне 1773 года эта флотилия имела в своем составе 9 усовершенствованных кораблей, 6 фрегатов, 2 бомбардирских корабля и 15 малых судов. В целях лучшего использования судов флотилия была разделена на два отряда. Первым отрядом командовал капитан 1 ранга Сухотин, а вторым — капитан 2 ранга Кинсберген. Оба отряда действовали успешно. В мае 1773 года отряд Сухотина атаковал турецкую эскадру у Суджук-кале. Все шесть турецких судов были сожжены[1285]. В конце мая и начале июня были нанесены новые поражения туркам у Тамани. 23 июня турецкие суда сделали попытку подойти к Балаклаве, но после двухчасового боя под натиском русских кораблей отступили[1286].

В августе Азовский флот несколько раз действовал против турок у Суджук-кале и неизменно вынуждал противника очищать поле боя.

После этого турки ни разу не пытались высаживать десанты в Крыму или на Черноморском побережье. Молодой Азовский флот своими мужественными действиями вынудил противника отказаться от активных действий.

Кампания 1774 года. На 1774 год Румянцев предложил свой план войны. Еще в октябре 1773 года он писал Екатерине II: «Планы, обыкновенно делаемые в начале только — войны или в начале кампании, для согласного учреждения движений и содействий, предполагаемых от разных и дальних пунктов, или в общем деле с союзниками, бывают, однакож, подвержены не редкой перемене, но при сближении к неприятелю, предается тогда искусству военноначальника располагать дальние предприятия на него, по видимой на то время и удобности и предстоящим обстоятельствам…»[1287]. Сообщая свои соображения Екатерине, Румянцев требовал свободы выбора решений, чтобы довести, наконец, войну до успешного конца.

В ноябре 1773 года он предложил свой план предстоящих военных действий; Он указал, что для сильного удара по турецким силам за Дунаем необходимо иметь в Валахии сильную армию, которая исключала бы возможность внезапного нападения со стороны Австрии. В то же время нужно окончательно овладеть всем Черноморским побережьем и взять крепости Кинбурн и Очаков, так как они всегда могут побуждать татар «заимствовать чрез оные помощь от турков» и до тех пор в Крыму не исчезнут «волнения и умыслы против войск наших». Кроме того, нужно упорядочить всю систему снабжения войск продовольствием, боеприпасами и пополнить войска новым контингентом.

Наконец, необходимо укрепить Дунайскую флотилию так, чтобы она не только обеспечивала коммуникации, но и сковала бы турецкий флот. Только при этих условиях Румянцев считал возможным добиться решительного результата. Он требовал полного сохранения тайны в отношении действительных намерений». «…В будущую кампанию, — писал Румянцев, — перенестись с армиею за Дунай и там производить военные операции лутче по состоянию дел и положению неприятельскому, сохраня от проницания публики сие намерение, а в отвлечение внимания неприятельского разгласить здесь оборонительное, а не наступательное приготовление»…[1288] Екатерина II одобрила план Румянцева и предоставила ему полную самостоятельность.

К весне 1774 года Румянцев располагал армией в 55 тыс. человек против 100 тыс. войск противника. Однако положение Турции было тяжелым. Армия была велика только по численности. Лучшая ее часть была истреблена. Флот наполовину уничтожен. В стране назревало серьезное недовольство. Учитывая все это, султан Абдул-Хамид I, наследовавший турецкий престол после смерти Мустафы III, уполномочил верховного визиря Мухсун-заде как можно скорее заключить мир. Мухсун-заде хорошо понимал обстановку и искал лишь путей разрешения поставленной задачи. Стараясь задержать весеннее наступление русской армии за Дунай, в начале марта он обратился к Румянцеву с предложением «прекратить пролитие крови». Однако он не желал показывать слабость Турции и поэтому подчеркивал, что инициатива в данном случае исходит от прусского посла в Константинополе. Румянцев сообщил предложение визиря в Петербург и в ответ получил рескрипт, уполномочивший его начать переговоры на основе проекта, разработанного на конгрессе в Бухаресте.

В ответ на предложение Мухсун-заде Румянцев ответил, что он готов начать переговоры на основе проекта, разработанного в 1773 году[1289]. Визирь снова. повторил высказанные еще на конгрессе возражения в отношении независимости Крыма, принадлежности Керчи и Еникале и плавания судов в Черном море[1290]. Однако Румянцев соглашался вести дальнейшие переговоры только на основе проекта 1773 года.

Но в апреле 1774 года он получил новые указания из Петербурга. Правительство Екатерины II было готово пойти на большие уступки Турции, чтобы получить возможность снять войска с фронта для подавления крестьянского восстания. В связи с этим Румянцеву были даны широкие полномочия в отношении окончательной выработки условий мира. В помощь ему был направлен Обресков. Получив новые указания, Румянцев решил сообщить верховному визирю только о некоторых уступках. Однако даже это незначительное отступление от проекта договора 1773 года было воспринято верховным визирем как проявление слабости России, и он написал Румянцеву о полном несогласии Турции следовать условиям, изложенным в проекте мирного договора 1773 года.

Принудить турок к заключению мира можно было лишь путем оказания нового давления русских войск на турецкую армию. Русская армия начала наступление весной 1774 года.

Румянцев разделил свои войска на три группы. Дивизии Салтыкова была поставлена задача овладеть Рущуком. Дивизии Глебова — осадить Силистрию и сковать находившиеся в ней силы, а группе Суворова и Каменского — действовать в направлении Шумлы. После взятия Рущука и Силистрии Салтыков и Глебов должны были подкрепить Каменского и Суворова. Каменский предпринял наступление на Базарджик и захватил его. В это время Суворов наступал на Козлуджи. Взяв Базарджик, Каменский двинулся на соединение с войсками Суворова. Великий визирь, получив сведения о начавшемся наступлении, направил навстречу наступающим войскам Каменского и Суворова 40-тысячную армию Абдер-Резака. К 8 июня эта армия сосредоточилась у Козлуджи. Турецкие войска спокойно расположились в своем лагере за Демюрманским лесом, не подозревая наличия русских войск поблизости. Абдер-Резак, очевидно, не находил нужным производить разведку, считая, что русские войска не могли в столь короткий срок продвинуться от Дуная к Шумле. Нужно сказать, что и русское командование располагало не совсем точными сведениями о противнике. Обе стороны начали встречный марш.

Сражение у Козлуджи

Суворов, имевший обыкновение вести разведку, установил, что навстречу ему через Демюрманский лес движутся крупные силы турок. Однако это не смутило его, и он приказал передовым частям начать встречный бой. Вначале в бой вступили передовые отряды. Вслед за ними начал действовать авангард, а затем — главные силы. Русская пехота, построившись в четыре каре, при поддержке артиллерии атаковала турок и отбросила их к укрепленному лагерю у Козлуджи. Вслед за этим Суворов наголову разбил главные силы армии Абдер-Резака. «Хотя разные покушения от варварской армии на нас были, но без успеха, а паче препобеждены быстротою нашего марша и крестными пушечными выстрелами, как и ружейною пальбою»[1291].

В критический момент сражения Суворов ввел в бой кавалерию, обходным маневром он вышел в тыл туркам и овладел всей их артиллерией. Таким образом, 40-тысячная турецкая армия была полностью разгромлена 8-тысячной дивизией Суворова. Потери противника превышали 3 тыс. человек. Русские потеряли 209 человек убитыми и ранеными. Дивизия Каменского прибыла к месту сражения, когда оно было уже закончено[1292].

Деморализованная армия Абдер-Резака перестала существовать как организованная сила. Остатки ее укрылись в Шумле. Русские войска могли ворваться в Шумлу на плечах бежавших турок, но преследование их было прекращено вследствие возникших трений между Каменским и Суворовым. В результате этих трений Суворов вынужден был сдать командование своей дивизией Милорадовичу, а Каменский вместо того, чтобы развивать наступление, остановился под предлогом недостатка продовольствия. Однако Румянцев приказал ему продолжать наступление. Только 29 июня Каменский подошел к Шумле и нерешительно остановился в 10 км от нее. Положение исправили русские отряды, которые были направлены в Балканы. Отряд бригадира Заборовского разгромил при деревне Чалык-Кован четырехтысячный отряд Юшеф-паши и вызвал панику в турецких тылах[1293]. Появление русских войск за Балканами вынудило визиря активизировать мероприятия по установлению контакта с Румянцевым. Этому способствовало также поражение турецких войск под Туртукаем, после которого Салтыков блокировал Рущук, а сам Румянцев обложил Силистрию[1294].

После этих поражений у верховного визиря не осталось сил, способных задержать движение русской армии на Константинополь. Чтобы выиграть время, он обратился к Румянцеву с предложением заключить перемирие, однако Румянцев написал Мухсун-заде: «О конгрессе, а еще менее о перемирии, я не могу и не хочу слышать. Ваше сиятельство знаете нашу последнюю волю, естьли хотите миру, то пришлите полномочных, чтоб заключить, а не трактовать главнейшие артикулы, о коих уже столь много толковано и было объяснено. И доколе сии главнейшие артикулы не утверждены будут, действия оружия никак не перестанут»[1295].

Только после этого Мухсун-заде направил в качестве полномочных представителей Нитанджи-Расми-Ахмет эфенди и реис-эфенди Ибрагим-Мюниба. С русской стороны Румянцев назначил Н. В. Репнина, так как Обресков не мог вовремя прибыть к месту переговоров к Кючук-Кайнарджи. Румянцев предъявил требование, чтобы переговоры и подписание мира были закончены к 10 июля 1774 года, и заявил турецким представителям, что он не прекратит наступление до тех пор, пока мирный договор не будет подписан. Румянцев не отступил от своих слов и продолжал активные действия вплоть до утверждения великим визирем мирного договора, подписанного 10 июля 1774 года.

Кючук-Кайнарджийский мир был большим успехом России. Турция признала Крым и сопредельные татарские (буджакские и кубанские) области «вольными и совершенно независимыми от всякой посторонней власти». Россия получила земли между Бугом и Днепром; крепости в Крыму: Кинбурн, Керчь и Еникале; Азов и все земли до Кубани, Большую и Малую Кабарду. В отношении Молдавии и Валахии было установлено право России «говорить в пользу сих двух княжеств»[1296].

Этот мир имел огромное значение для дальнейшего экономического развития юга России. Россия получила выход к Черному морю, через которое ее продукция могла идти в Западную Европу. Наконец, этот мир укрепил международное положение России и поднял ее престиж в глазах народов Балкан, которые понимали, что без помощи русского народа им не удастся добиться свободы и независимости от султанской Турции.

Так дипломатическим путем были закреплены успехи русской армии и флота. Этот договор был без всяких изменений ратифицирован турецким султаном 5 ноября 1774 года. Задержка с ратификацией произошла в результате интриг Франции и Австрии, подстрекавших султана на продолжение войны.

Война 1768–1774 гг. является важным этапом в развитии русского военного искусства. В области стратегии были сделаны новые шаги вперед. Это новое заключалось в решительном отказе Румянцева следовать установившейся на Западе кордонной стратегии.

В противовес маневрированию, направленному на вытеснение противника и стремлению овладевать городами и крепостями, Румянцев выдвинул идею решительного поражения живой силы противника в генеральном сражении. «Никто не берет города, — писал он, — не разделавшись прежде с силами, его защищающими». Румянцева, таким образом, можно с полным основанием считать зачинателем наступательной стратегии генерального сражения.

Новым явлением в развитии военного искусства было осуществление стратегического взаимодействия войск в Крыму и на Балканах с действиями флота в Архипелаге и Азовской флотилии в Азовском и Черном морях.

Недостатком в стратегическом руководстве было стремление екатерининского Военного совета руководить войной на всех театрах. При тех средствах связи решения Совета всегда опаздывали и шли вразрез с конкретной обстановкой, что и приводило к возникновению противоречий между ним и главнокомандующим войсками.

Большие успехи были достигнуты в области тактики. В войне наметился переход от линейной тактики к тактике колонн и рассыпного строя. В боевой практике были применены такие переходные боевые порядки, как дивизионные, полковые и, наконец, батальонные каре. Расчленение боевого порядка позволило применить маневр на поле боя и создать такую его форму, как концентрическое наступление.

В ходе войны изменился характер боевых действий каждого рода оружия. Так, в пехоте утвердилось расчленение огня и удара. Теперь егеря своим прицельным огнем готовили условия для штыкового удар а линейной пехоты. Построенная в каре и колонны, пехота перестала ощущать потребность в тесной локтевой связи всех частей армии, действовала смело и активно, проявляя полную самостоятельность в решении поставленной задачи. Расстройство и неудача в действиях одного каре компенсировались успешными действиями других.

Таким образом, боевая практика подтвердила целесообразность формирования легкой егерской пехоты и действий пехоты в расчлененных боевых порядках, Новый способ ведения боя был обобщен в «Правилах генеральных», в которых указывалось, что впредь «…всякой корпус должен построен быть в каре продолговатой так, чтоб боковые фасы половину фрунтового фаса имели, а гранадеры полков, делающих фланги, сведены были на сии»[1297].

Изменения в организации конницы, сделанные на опыте Семилетней войны, не оправдали себя. Тяжелая конница была мало приспособлена для борьбы с турецкой и татарской конницей. «Кирасирские и карабинерные полки, — писал Румянцев после своих побед у Ларги и Кагула, — посажены сколько на дорогих, столько и на деликатных и тяжелой породы лошадях, которые больше на парад, нежели к делу способны»[1298]. Зато полностью оправдала себя легкая и драгунская конница. «Сей род конного войска… яко наиспособнейший к службе, потому что сию конницу двояко можно употреблять, раз на лошадях, а иногда и спешив, где нужно скоро перенестись пехоте»[1299].

Румянцев запретил стрельбу с коня, ибо она приносила только вред. «Кавалерии, — указывал Румянцев, — огненного ружья на собственной себе вред под ответом полковых командиров отнюдь не употреблять, ниже оставлять свое место без повеления, разве бы неприятельская конница фланг их искала, то в таком случае фланговым шквадронам, очистя место егерским кареям на употребление их артиллерии и огня ружейного, взять таковую позицию, чтоб в состоянии быть всегда их подкреплять»[1300].

Новым в артиллерии было не столько сведение орудий в крупные батареи (что применялось уже в Семилетней войне), сколько маневр этих батарей огнем и колесами. Этот маневр позволял сосредоточивать огонь по артиллерии противника, а затем действовать перекрестным огнем по его пехоте, Важную роль играл артиллерийский резерв.

Изменения в способах ведения боя потребовали также новой формы управления войсками. Теперь нужно было давать не команду, а приказ, изложенный в форме диспозиций, ставящих определенные задачи отдельным частям.

Бой стал складываться из сближения, проведения маневра отдельных элементов боевого порядка, удара и преследования, Частным командирам предоставлялось право самостоятельно решать поставленные задачи.

В ходе боевых действий на море был сделан важный шаг в формировании новой маневренной тактики. Спиридов применил удар кильватерной колонной с ходу по головному кораблю противника, стоявшего в линейном боевом порядке, и этим доказал уязвимость последнего. Впоследствии этот способ ведения боя был развит Ф. Ф. Ушаковым.

РАЗВИТИЕ РУССКОГО ВОЕННОГО ИСКУССТВА В РУССКО-ТУРЕЦКОЙ ВОЙНЕ 1787–1791 ГОДОВ

Полностью разрешить черноморскую проблему в войне 1768–1774 гг. России не удалось. Правда, Крым был объявлен независимым, западная граница прошла по Бугу, а южная — по Кубани. Черкесия также была признана независимой. Россия приобрела важные стратегические пункты — Керчь, Еникале и Кинбурн. Все это в значительной степени облегчило экономическое развитие юга России. Однако на северном берегу Черного моря оставались крепости, опираясь на которые, Турция при наличии сильного флота могла угрожать России новыми нападениями.

Турция неоднократно делала попытки нарушить Кючук-Кайнарджийский договор с целью возвратить себе Крым, захватить Черкесию и подчинить Грузию. Турецкое правительство возлагало большие надежды на крымских татар и ногайцев, все время подстрекало их к мятежу, чтобы создать повод для введения в Крым своих войск с целью «защиты» мусульман от русских.

Первая попытка турок возвратить Крым была сделана через год после окончания войны. Султан односторонним актом утвердил Девлет-Гирея крымским ханом и направил в Крым для поддержания своего ставленника 10-тысячный отряд, который высадился в Кафе.

Заняв ханский престол, Девлет-Гирей стал собирать силы для выступления против России. Однако значительная часть татарской знати не поддержала его. Она поддерживала другого претендента на ханский престол — Шахин-Гирея, который ориентировался на Россию.

В связи с этим русское правительство направило свои войска к Перекопу. На генерала Прозоровского была возложена задача: изолировать Девлет-Гирея, помочь его противникам избрать на ханский престол Шахин-Гирея и вынудить высадившихся в Кафе турок покинуть Крым[1301].

Все это нужно было осуществить, не доводя дела до военных столкновений. Сам Прозоровский не мог справиться с поставленной задачей и возложил ее выполнение на А. В. Суворова[1302].

В начале марта 1777 года войска Суворова выступили из Перекопа и к 18 марта овладели всей центральной частью Крыма. Население встречало русских доброжелательно. Лишь в самом центре Крыма сторонники Девлет-Гирея попытались оказать сопротивление. Однако Суворов сделал обходный маневр с целью отрезать татар от гор и изолировать их. Этого маневра было достаточно, чтобы татарская конница без боя поспешно отошла горы. «Около Карасу-базара собравшиеся противные Шагин-Гирей-хану партии я рассеял одними движениями»[1303], — писал Суворов.

Отражение Суворовым высадки турецкого десанта в Ахтиарской бухте

Вслед за этим войска Суворова вышли к Кафе. Турецкий отряд погрузился на корабли и отбыл в Турцию. Вместе с ним бежал в Турцию Девлет-Гирей.

На ханский престол был избран Шахин-Гирей, который обратился к Суворову с просьбой оставить русские войска в Крыму для установления порядка. К концу марта 1776 года русские войска заняли весь Крым. Центром их сосредоточения был Бахчисарай и Ак-Мечеть, откуда можно было действовать в любом направлении. Так Суворов в очень короткий срок выполнил весьма сложную задачу.

29 марта 1777 года турецкий диван был вынужден признать крымским ханом Шахин-Гирея. Это не помешало туркам сделать новую попытку посадить на ханский престол своего ставленника.

Осенью 1777 года турецкий флот стал на якорь в Ахтиарской бухте «для проведания здешних драк между русскими и татарами». Турки стали искать повода для высадки десанта и проведения диверсии. Прибывший в Ахтиар Суворов предупредил Гаджи-Магомет-Али о последствиях в случае попытки высадить десант и потребовал покинуть Ахтиарскую бухту. Однако турки продолжали выжидать удобного случая. Тогда Суворов приказал соорудить несколько береговых батарей с обеих сторон бухты. Магомет-Али понял, что его эскадре угрожает опасность уничтожения перекрестным огнем берего-вых батарей, и покинул Ахтиар. «Я с особливым удовлетворением вижу, — писал Румянцев Суворову, — что принятые вами меры в рассуждении сбережения берегов и пристаней полуострова Крымского от десанта турецкого… воспрепятствовали турецкому покушению к войне»[1304].

Новую попытку спровоцировать войну Турция сделала в 1778 году. Турецкий флот подошел к берегам Крыма с целью уничтожения русских судов и высадки десантов в Кафе и Судаке, Румянцев предложил Суворову принять меры, чтобы не допустить высадки турецких войск, а Черноморскому флоту дал указания содействовать в этом сухопутным силам[1305].

На письма капитан-паши Газы-Гассана и Гаджи-Али-паши, в которых русские военные корабли объявлялись корсарскими и поэтому подлежащими потоплению, Суворов ответил, что это «суть явной вид неприязни» со стороны Блистательной Порты, а заодно предупредил, что в случае нападения турок на Крым он готов встретить их «сильною рукою»[1306]. В случае нападения турецких кораблей на русские или высадки десанта Суворов возлагал полную ответственность на турецкое командование. Турки не решились начать военные действия, и их эскадра вернулась к берегам Турции[1307]. Не добившись успеха, турецкое правительство было вынуждено подписать в марте 1779 года «изъяснительную конвенцию» в Айнали-Каваке[1308], в котором оно вторично подтверждало признание независимости Крыма.

Угроза нападения турецких войск на Крым заставила русское правительство принять меры для ограждения от опасности жившего там христианского населения. Оно было переселено на Украину и в приазовские степи. Эта мера вызвала серьезное недовольство крымской знати, так как ханство теряло главный источник налогового обложения. Почва для окончательного присоединения Крыма была подготовлена.

В январе 1783 года русское правительство объявило о «принятии полуострова Крымского и всей Кубанской стороны под Российскую державу». Шахин-Гирей был отправлен на постоянное жительство в Воронеж[1309].

Этот акт России не вызвал противодействия европейской дипломатии. Австрия, а вслед за нею Англия и Пруссия признали действия России правомочными. Заволновалась только французская дипломатия, на которую, однако, воздействовала Англия, заинтересованная в поддержке России при заключении Версальского мира 1783 года. Истощенная войной, Франция не только согласилась с действиями России, но даже помогла ей заключить конвенцию об уступке Крыма[1310]. Конвенция была подписана 28 декабря 1783 года (8 января 1784 года).

Еще более сложной оказалась кавказская проблема. Турция не желала упустить из своих рук земли на Северном Кавказе, хотя по Кючук-Кайнарджийскому миру она обязывалась «отрещись от всякого права, какое бы оное быть ни могло, на крепости, города, жилища и на все прочее в Крыму, на Кубане на острове Тамане лежащее, в них гарнизонов и военных людей своих никаких не иметь… оставить всех татар в той же полной вольности и независимости, в каковых Российская империя их оставляет»[1311].

Турецкие эмиссары уже с 1776 года начали агитацию среди ногайцев и адыгейцев, стремясь спровоцировать вооруженное выступление против России. Они потребовали от горских владетелей принести присягу на верность султану и предприняли сооружение значительного количества крепостей вдоль всего Черноморского побережья. В период с 1779 по 1789 год были построены крепости Суджук-Кале, Анапа, Сухум, Поти и Батум, а также сооружены некоторые укрепления. Турецкие правители полагали, что, опираясь на эти крепости, можно будет держать в повиновении черкесские племена на Кавказе и в дальнейшем заставить их выступить против России. Значение этих крепостей горцы хорошо понимали и весьма неохотно помогали туркам их строить. Поэтому турецкое командование было вынуждено возложить строительство укреплений на специально высаженные войска.

Русское командование на Кавказе (во главе которого сначала стоял генерал-поручик П. Потемкин, а затем генерал-поручик Леонтьев) внимательно следило за турецкими происками. В противовес создаваемым турками крепостям нужно было построить свою линию укреплений. Эта важная задача была возложена на А. В. Суворова, который разрешил ее за два года.

За короткое время Суворов построил Кубанскую линию, которая прикрыла кубанские степи от вторжения турок и создала условия для полного перехода их в состав России (юридически эти степи принадлежали вассальному Крымскому ханству). После присоединения Крыма к России кубанские земли также были включены в состав русского государства. Русское правительство ожидало противодействия со стороны Турции не только в Крыму, но и на Кавказе.

Для предотвращения возможного выступления турок на Кавказе было решено привести в боевую готовность донских казаков и Кубанский корпус. К июню 1783 года Кубанский корпус сосредоточился в районе Ейского укрепления, а донские полки — на р. Кагальник. Суворов начал переговоры с ногайскими мурзами, для чего дважды собирал в Ейск ногайских старшин. В июне 1783 года Суворов объявил ногайским старшинам о присоединении Крыма и Кубани и принял от них присягу на верность России. Русские войска вторично вышли к берегам Кубани и стали занимать новую границу.

Ногайские старшины обратились к Суворову с просьбой переселиться в Манычские степи, но Суворов получил от Потемкина указание о переселении ногайцев в Прикаспийские степи.

Это решение вызвало волнения среди ногайцев, собранных в район Ейского укрепления для переселения на Восток. Подстрекаемые турецкими эмиссарами, они сделали попытку захватить Ейское укрепление, но были отбиты и ушли к среднему течению Кубани и Лабе. Потемкин указал Суворову «считать возмутившихся ногайцев не подданными России, а врагами отечества, достойными всякого наказания оружием»[1312].

Войска Суворова в начале октября 1783 года вышли к Кубани, переправились на левый берег и нанесли поражение ногайской коннице. После этого часть ногайцев переселилась на Волгу, а часть ушла в закубанские степи.

28 декабря 1783 года Турция признала русскую границу по Кубани.

Не менее сложным был грузинский вопрос. По Кючук-Кайнарджийскому договору Грузия получила суверенитет. Однако феодальная раздробленность не позволяла создать сильного государства. Грузия все время находилась под угрозой нового нашествия. Царь Ираклий II понимал, что он один не может устоять против домогательств Ирана или Турции, и в 1782 году обратился к правительству России с просьбой об установлении протектората.

Русское правительство охотно откликнулось на эту просьбу. Теперь после перехода Кабарды в состав Российской империи Россия имела с Грузией общую границу и могла оказать ей реальную помощь. В 1783 году в Георгиевске был заключен «Дружественный договор», по которому «…Царь картлинский и кахетинский именем своим, наследников и преемников своих торжественно навсегда отрешается от всякого вассальства, или под каким бы титулом ни было, от всякой зависимости от Персии или иной державы и сам объявляет пред лицом всего света, что он не признает над собой и преемниками иного самодержавия, кроме верховной власти… престола всероссийского»[1313].

По одной из секретных статей договора Россия направила в Грузию два батальона пехоты при четырех орудиях. В целях обеспечения тесной связи между Россией и Грузией было решено также соорудить дорогу через Кавказский хребет и построить в начале этой дороги крепость Владикавказ.

Заключение договора с Россией спасло Грузию от нового нашествия турок. Потеряв Крым, Турция обратила особое внимание на Закавказье. Она решительно отказалась признать русский протекторат и принимала все меры к тому, чтобы снова захватить Грузию, используя для этих целей азербайджанцев, лезгин, кабардинцев и дагестанские племена.

В 1783 и 1784 годах Турция направила своих эмиссаров в Дагестан, Ахалцых и Азербайджан для заключения с ними союза. Вновь начались нападения лезгин на Грузию. Особенно серьезной была попытка смять Грузию в 1785 году, но русско-грузинские войска отразили нападение на Военно-грузинскую дорогу и грузинские города[1314]. Оказывая поддержку Ираклию II, русское правительство надеялось, что ему удастся создать постоянную грузинскую армию. Однако феодальная раздробленность мешала Ираклию II разрешить эту задачу, и он все время просил Потемкина оказать ему помощь не только вооружением, но и войсками.

Непрерывные нападения лезгин и турок на Грузию заставили русское правительство потребовать от Турции прекратить нападения на грузинскую территорию и отказаться от домогательств на восстановление вассальных отношений между Грузией и Турцией. Правительство Екатерины считало, что Турцию поддерживали в ее политике на Кавказе главным образом Франция и Пруссия. Направляя русскому послу в Константинополе Булгакову директивы по вопросу о Грузии, Екатерина II писала: «Сказать не токмо туркам, но и самому помянутому послу (т. е. французскому послу Шуазелю-Гуффье. — Л. Б.), что «в делах наших азиатских мы не потерпим ни малейшей перемены»[1315].

Однако правители Порты отказались выполнить требования России прекратить «грабительство и разорение» грузин и заявили в ответ, что они по-прежнему считают Грузию своим вассальным государством. Канцлер Безбородко писал русскому послу в Лондоне Воронцову, что «турки нигде не хотят упустить, но, наименовав царя Ираклия своим вассалом, стараются возмутить побережных персидских ханов»[1316].

Новую попытку урегулировать грузинский вопрос Россия сделала в 1786 году. Потемкин предложил турецкому правительству созвать специальную конференцию. Однако и в этот раз оно отказалось обсуждать данный вопрос, считая его не подлежащим международной юрисдикции[1317].

В сложившейся обстановке нужно было найти решение, которое исключило бы возможность вооруженного нападения на Грузию со стороны Турции и ее союзников. Выход был один: временно вывести из Грузии русские войска, с тем чтобы исключить повод для нападения турок.

Черноморская проблема требовала от России новых усилий. После неудачного исхода конференции 1786 года стало ясно, что окончательное ее разрешение не могло быть достигнуто мирным путем. «Требования со стороны турецкой, Реис-эфендием с товарищи на конференции 15 июня предложенные, — писала Екатерина Потемкину, — и ответы их на наши требования доказывают уже ясно, что мы мало щитать можем на миролюбивое дел наших с ними окончанье, и что потому к развязке оных едва ли не один способ оружия остается»[1318]. Екатерина считала необходимым выиграть время. «Продолжа до осени будущего года мы и на море и на сухом пути вящую приобретем силу», «…а посему соизволяем употребить средства к миролюбивому вершению распрей с Портою, поелику достоинство наше и польза государственная то дозволяют»[1319].

Перед русской дипломатией стояла весьма сложная задача — привлечь на свою сторону Австрию и нейтрализовать другие страны.

После русско-турецкой войны 1768–1774 гг. отношения с Австрией складывались благоприятно. Россия поддержала Австрию во время конфликта с Пруссией из-за Баварского наследства, предложив обеим сторонам уладить конфликт мирным путем. При заключении Тешенского мира в 1779 году Россия выступила гарантом мирного договора.

Австрия в начале 1781 года предложила закрепить установившиеся отношения союзным договором и направила в Петербург для переговоров графа Кобенцля. Договор сроком на 7 лет был заключен в мае 1781 года в форме писем Иосифа II и Екатерины II. Согласно этому договору обе стороны гарантировали территориальную целостность Польши, а также существующие границы, установленные заключенным договором с Турцией, и обязывались оказать военную помощь в случае нападения на одну из стран третьей державы[1320].

В ходе переговоров был поднят также вопрос о Турции. Представитель Австрии князь Кауниц разработал проект раздела европейских владений Турции. Предлагая свой проект, австрийское правительство надеялось укрепить столь необходимое для него в данный момент благожелательное отношение сильной России. Переговоры по турецкому вопросу не пошли дальше пожеланий и внутренних проектов. Они не нашли своего отражения в договоре, носившем оборонительный характер, Заключая договор, русское правительство не ожидало от Австрии серьезной помощи, но он по крайней мере гарантировал доброжелательную позицию последней и исключал возможность выступления, угроза которого была в войне 1768–1774 гг.

Опираясь на этот договор, Екатерина II потребовала в 1783 году от Австрии решительной поддержки по крымскому вопросу. В частности, был поставлен вопрос о возможности приступить к реализации австрийского предложения 1782 года об освобождении от турок Балканского полуострова. Предложение русского правительства в Вене с готовностью поддержали.

Сближение России с Австрией вызвало отрицательную реакцию в Пруссии. После Тешенского мира недовольная Пруссия стала искать путей ослабления русского влияния в Европе. В связи с этим наметилось сближение между Пруссией, Швецией и Турцией.

В ответ на это русская дипломатия стала стремиться к обострению соперничества между Австрией и Пруссией с целью сохранения равновесия в Центральной Европе. Русскому правительству приходилось учитывать возможность борьбы с крупной коалицией в случае войны с Турцией.

Сложнее были отношения с Англией и Францией. Обе державы искали путей сближения с Россией. В основе этого стремления лежало обострение отношений между Англией и Францией в связи с войной США за независимость. Франция, поддерживавшая США, вышла из этой войны ослабленной. Находясь в тяжелом экономическом положении, она добивалась заключения с Россией торгового договора. В 1786 году такой договор был заключен, но взамен Франция обязывалась отказаться от антирусской политики в Константинополе[1321]. Улучшению отношений с Францией способствовало заключение союза России с Австрией. Это была вторая крупная победа русской дипломатии.

Теперь оставалось только урегулировать отношение с Англией, которая хотя и не желала утверждения России на берегах Черного моря, но вынуждена была искать союза с Россией. На это у Англии было несколько причин. Во-первых, ей нужно было заручиться поддержкой России в борьбе с Францией, а во-вторых, создать противовес Пруссии, усиление которой не входило в расчеты Англии. Сближение России с Австрией в известной мере отвечало Англии, и она одобрительно отнеслась к союзу этих держав. В связи с этим Англия поддержала заявление России в отношении Турции.

Попытка Англии добиться союза с Россией не увенчалась успехом. Россия не только не поддержала ее в борьбе с США, но и выступила в 1780 году организатором вооруженного нейтралитета, которым был нанесен серьезный удар по владычеству Англии на море[1322]. Несмотря на это, Англия еще раз попыталась создать союз держав, который обеспечивал бы ее интересы, ограничил бы руководящую роль России в Центральной Европе. Англия пока поддерживала заявления России о необходимости ограничения турецкой агрессии в Европе. Но это была внешняя сторона дела. В действительности Англия сама стремилась утвердиться на Черном море. Некоторое ослабление Турции в это время даже было необходимо Англии, ибо ослабленную Турцию легче было прибрать к рукам.

Стремясь обострить противоречия между Россией, Францией и Пруссией, Англия стала подчеркивать возраставшую опасность дальнейшего усиления России. Английская дипломатия запугивала Турцию, Францию и Пруссию замыслами России и Австрии о разделе европейских владений Турции. Распространенные в печати слухи об угрозе Турции заставили Екатерину II дать указание послу в Константинополе об опровержении их[1323]. Однако турецкое правительство насторожилось и стало прислушиваться к советам английских дипломатов выступить против России.

Турецкие правители вели себя осмотрительнее, чем перед войной 1768–1774 гг., и отказывались выступать без Швеции. При посредстве прусского правительства между Швецией и Турцией было, наконец, достигнуто соглашение о совместном выступлении против России.

Агрессивные замыслы Пруссии и Швеции вызвали серьезное беспокойство в Дании, так как усиление этих двух держав создавало угрозу датским интересам. Поэтому датское правительство поддерживало союзные отношения с русским правительством.

В общем международная обстановка складывалась благоприятно для России. Особенно важно было то, что с ней в начале 1788 г. выступила Австрия, войска которой теперь не угрожали тылу русской армии в случае войны на Балканах. Русское правительство надеялось, что ему удастся нейтрализовать Швецию и Пруссию и таким образом создать предпосылки для усиления борьбы с Турцией.

Отношения между Россией и Турцией резко обострились после присоединения Крыма к России. Сначала турецкое правительство пыталось заставить Россию отказаться от Крыма дипломатическим путем, предъявив требования вывести русские войска из Крыма и Грузии. Оно ввело строгий контроль над русскими судами, проходившими через Босфор. В ответ на это Екатерина II совершила свое знаменитое путешествие в Тавриду, во время которого она встретилась с австрийским императором Иосифом. Проведенные Потемкиным маневры войск и флота имели целью продемонстрировать готовность России и Австрии разрешить военным путем вопросы внешней политики в отношении Турции и Польши[1324]. Путешествие Екатерины восприняли в Европе как демонстрацию против Турции. Особенно усердствовала английская пресса, сделавшая все для того, чтобы побудить Турцию к активным действиям.

Поводом для выступления явился конфликт, возникший между Россией и Турцией в связи с нарушением турками статута дунайских княжеств и их стремлением ликвидировать русский протекторат над Грузией. По инициативе России, не желавшей войны, была созвана специальная конференция, однако споры не удалось урегулировать. Турецкое правительство, стремясь развязать войну, предъявило России ультиматум о возвращении ей Крыма, признании Грузии турецким вассальным государством и согласии на осмотр всех русских судов, проходящих через черноморские проливы. Турция стремилась восстановить свое господствующее положение на Черном море, дававшее ей возможность безнаказанно грабить южнорусские земли и угнетать народы Балкан и Кавказа.

Таким образом, война с обеих сторон имела захватнические цели. Но борьба России за возвращение северного Причерноморья объективно выражала жизненные интересы ее народа. В результате побед русской армии «…были освобождены от владычества Турции Крым и южные украинские земли, что сыграло огромную положительную роль в развитии производительных сил всей страны, получившей ранее недоступный для нее выход к морю»[1325]. Больше того, борьба России с Турцией совпадала с жизненными интересами тех народов Балкан и Кавказа, которых сотни лет угнетали турки. Вот почему Россия встретила горячую поддержку и помощь этих народов во время подготовки и в ходе военных действий. Объективно Россия выступала в роли освободителя порабощенных народов, входивших в состав турецкой империи. Все это облегчало правящим кругам России идеологически готовить войну, ставшую популярной среди широких кругов русского общества.

Силы и планы сторон. Готовя войну по дипломатическим каналам, обе стороны оказались недостаточно подготовленными в военном отношении.

План Турции состоял в том, чтобы нанести России два удара. Надеясь на превосходство своего флота, Турция считала необходимым сначала захватить Крым, уничтожить базу русского флота в Херсоне, а затем повести наступление главными силами на Украину со стороны Крыма и Молдавии. Кроме того, предполагалось развернуть военные действия на Северном Кавказе, предварительно сосредоточив крупные силы в Анапе. Выполнение этих задач, по мнению турецких правителей, не требовало сразу больших сухопутных сил, которые вообще намечалось развернуть в ходе войны. Этот расчет основывался на том, что и Россия не имела отмобилизованной армии и, следовательно, также не была полностью готова к войне.

Организация турецких войск накануне войны 1787–1791 гг. была такой же, как и в предыдущей войне. По-прежнему основой турецкой армии являлись янычарская пехота и конница — сипахи — единственная организованная часть вооруженных сил Турции. Большую часть турецких сил составляло конное ополчение, плохо вооруженное, совсем не обученное и едва организованное в тактическом отношении. Вооружение турецких войск не отвечало требованиям времени. Турецкая пехота была вооружена разнокалиберными ружьями и пушками (следствие экономической отсталости страны).

Но у Турции была и сильная сторона. Ее руководители уделили серьезное внимание флоту, в чем им деятельно помогли Англия и Франция. Турецкий флот, имея 120 судов, превосходил в численном отношении молодой русский Черноморский флот. Придавая большое значение обороне Балкан, турецкое командование модернизировало дунайские крепости и привело их в хорошее состояние. Особенно большое внимание было уделено Очакову, Измаилу и Шумле.

Россия не имела разработанного плана войны. Когда в 1782–1783 гг. нависла угроза новой войны с Турцией, в петербургских кругах возникла идея возродить план, которым руководствовались в войне 1768–1774 гг. По новому варианту плана, составленному адмиралом Грейгом, предусматривалось нанести удар по Константинополю силами флота через Архипелаг с тем, чтобы высадить у турецкой столицы 10-тысячный десант.

Однако осторожный Потемкин выразил сомнение в том, что флоту удастся овладеть Константинополем без активных действий войск на Балканах. Успех, по его мнению, мог быть достигнут только в результате совместных действий армии и флота. «Отправление флота в Архипелаг, если будет с турками ныне война, — писал Потемкин, — последует не ради завоеваний на сухом берегу, но для разделения морских турецких сил. Удержав их флот присутствием нашего, все мы будем иметь свободу на Черном море. А если бы что турки туда и отделили, то уже будет по нашим силам. Когда же нет нужды делать десантов, то не нужно и число столь неудобное сухопутных войск, какое адм. Грейг полагает… Главный вид для флота в. в. притеснять сообщение по морю туркам с их островами и Египтом и чрез то лишить их помощи в съестных припасах»[1326].

В 1785 году Потемкин представил свой план ведения войны с Турцией, предусматривавший возможность борьбы на юге, западе и севере. По этому плану Россия должна была создать три армии для действий против Турции, Пруссии и Швеции.

Действия против Турции предполагалось начать с овладения Очаковым, а затем вести наступление на Балканы. При этом главной целью ставилась не осада крепостей, а разгром живой силы турок: «искать (их) в поле и, разбив, не давать оправляться», тогда и крепости «сами упасть должны» будут. Одновременно намечалось начать наступление через Дербент и Закавказье для нанесения непосредственного удара по крупным турецким центрам в этом районе. Действия армии, поддерживаемые флотом, должны были завершиться ударом по Константинополю[1327]. В этих целях Потемкин вел переписку с русским послом в Константинополе Булгаковым, от которого он получил подробные данные о подступах к Константинополю[1328].

Предварительный план Потемкина не был разработан полностью. Практически в 1786 и начале 1787 годов война не предвиделась. Русское командование полагало, что оно будет иметь еще время для разработки обоснованного плана. Внезапно разразившаяся война вынудила Потемкина приступить к составлению реального плана, в котором ставились куда более скромные задачи, чем в проектах 1783 и 1785 годов.

План 1787 года предусматривал оборону Крыма, а также Херсон-Кинбурнского района и развертывание активных боевых действий на Балканах и на Северном Кавказе. Главная ближайшая задача состояла в том, чтобы «распространить твердую ногу в земле, между рек Буга и Днестра» и чтобы «устье реки Днепра (было. — Л. Б.) в полной нашей власти»[1329].

В ходе войны началось формирование двух армий. Екатеринославская армия (75–80 тыс. человек при 200 орудиях полевой и 108 орудиях полковой артиллерии) под командованием Потемкина предназначалась для действий на Балканах. Украинская армия (35–40 тыс. человек при 96 орудиях полевой артиллерии) под командованием Румянцева предназначалась для связи с австрийской армией и обороны Украины. Для обороны Крыма и действий на Кубани был сформирован особый Крымский и Кубанский корпус численностью в 25–30 тыс. человек[1330]. Русским войскам должна была содействовать австрийская армия, которая, по согласованию с Потемкиным, предназначалась для ведения наступательных действий в Валахии, вдоль реки Прут. Суворову поручалось, пока шло формирование войск, организовать оборону Крыма и Херсон-Кинбурнского района.

Действия на суше должны были сочетаться с действиями на море. Россия не могла в этот раз направить в Средиземное море свой флот. Враждебная позиция и возможность нападения со стороны Швеции, а может быть и Англии, вынуждали Россию держать Балтийский флот наготове. Поэтому русскому командованию пришлось отказаться от посылки в Архипелаг подготовленной для этой цели эскадры Грейга[1331] и ограничиться организацией корсарских флотилий из греческих и мальтийских судов. Корсарские флотилии имели русский флаг, некоторыми кораблями командовали русские морские офицеры. Первая флотилия была создана греком майором Ламбро Качони, а вторая — мальтийцем Лоренцо Гильгельмо. Их задачей являлось нарушение морских коммуникаций в Архипелаге. Деятельность флотилии заставила Турцию направить сюда эскадру из 17 кораблей.

Отказываясь от посылки флота в Архипелаг, русское правительство, однако, было не прочь создать видимость подготовки к ней. Такие «слухи увеличивают действие»[1332] и заставят турок держать в Средиземном море значительные силы, необходимые для охраны коммуникаций с Архипелагом и Египтом. В соответствии с этим в русских газетах «об огромности нашего флота написано»[1333], — сообщала Екатерина II Потемкину.

Создавая преувеличенное представление о силе Балтийского флота, русская дипломатия хотела припугнуть Турцию, но вовсе не желала усиления враждебности со стороны Пруссии и Швеции, которая все же последовала как реакция на военно-морские приготовления России на Балтике.

Фактически главную роль в борьбе на море должен был сыграть вновь построенный Черноморский флот. К началу военных действий в его составе находилось 5 линейных кораблей, 19 фрегатов, бомбардирский корабль и 10 мелких судов. Экипаж флота достигал 5 тыс. человек. Черноморский флот базировался в Севастополе, Херсоне, Глубокой Пристани и в Таганроге[1334].

Азовский флот к этому времени потерял боевое значение, и его корабли использовались для торговых целей.

Днепровская эскадра речной флотилии, насчитывавшая до 20 судов, не имела вооружения и не была полностью укомплектована. Сухопутные и морские крепости к началу войны 1787–1791 гг. оказались неподготовленными. Потемкин наметил большой план строительства крепостей, укреплений и оборонительных линий.

К началу военных действий молдавское направление обеспечивали укрепления в Чигирине и крепость Оловиополь. На южном направлении действовала Украинская линия, дополненная 130-километровой Днепровской линией, на ней располагалось семь редутов. На этой линии были сосредоточены необходимые для войск продовольственные запасы.

В низовьях Днепра находилась Херсонская крепость, укрепления в Николаеве и на Збурьевском лимане.

В Крыму были крепости Кинбурн, Перекоп, Карасу-базар, Козлов, Керчь и Еникале и укрепления в Кафе, Балаклаве, Севастополе.

На Азовском море действовали укрепления в Геническе, Таганроге и Ейске.

На Северном Кавказе сооружены Кубанская и Моздокская укрепленные линии.

Серьезное внимание уделено организации тыла. Основные базисные склады были созданы по Днепру: в Чернигове, Киеве, Переяславле и Екатеринославе. Каждая полевая армия получила свои подвижные магазины, в состав которых входило 14 бригад по 200 повозок грузоподъемностью в 70 пудов каждая. Снабжение войск осуществлялось подрядным способом, путем закупок и реквизиций[1335].

Кампания 1787 года. Стратегическая обстановка, сложившаяся в середине 1787 года, была неблагоприятна для России. На юге России располагалось сравнительно небольшое количество войск. Для ведения войны предстояло еще собрать две армии; на их развертывание нужно было время.

В лучшем положении находился противник. Турки сосредоточили у Очакова довольно крупные сухопутные и морские силы и создали угрозу для Крыма. Оборона Крыма и Кинбурн-Херсонского укрепленного района в конкретной обстановке приобретала стратегическое значение. Организация и руководство этой обороной были возложены на А. В. Суворова, который в сравнительно короткий срок создал систему оборонительных сооружений в Крыму и на Кубани.

Построенная Суворовым линия на Кубани и вдоль Азовского побережья имела протяженность 650 км. Сухопутная граница от Ставрополя до Тамани была разделена на шесть дирекций. Каждая дирекция имела 1–2 редута и 3 шанца. Всего на линии было сооружено 9 крепостных и 19 полевых укреплений. Кроме того, были укреплены Копыл, Адуев и Ейск. Более плотно укрепления располагались между первой и третьей дирекциями на подступах к Анапе и Суджук-кале. Гарнизоны крепостей и укреплений были сравнительно малочисленны. Главные силы Суворов держал в Адуеве и Копыле. Они всегда могли поддержать гарнизоны укреплений в случае опасности.

Так же интересно Суворов организовал оборону Крыма, связав ее с оборонительной системой Кинбурн-Херсонского района. Крым был разделен на четыре округа, где дислоцировалось четыре смешанных бригады. На территории каждого округа созданы опорные пункты. При этом первая бригада должна была оборонять Козлов и Кинбурн и «внимать весьма от Кинбурна на Очаков», второй бригаде ставилась задача обратить особое внимание на «Ахтиарскую гавань с ее шестью при рейдах заливами». Третья бригада прикрывала подступы к Крыму со стороны Арабата, а четвертая — Кафу, Керчь и Еникале[1336]. Войска дислоцировались так, что на побережье находилось не более 35–40 процентов, главные же силы сосредоточивались в центре Крыма, откуда они могли быть использованы на угрожаемом направлении. Кинбурн-Херсонский район также разделялся на пять участков[1337].

Особенно большое значение для обороны Кинбурн-Херсонского района имел участок границы, проходивший по реке Синухе, окаймлявшей Ольвиопольский уезд, и далее по реке Буг вплоть до Днепровского лимана. Турецкие войска могли совершить внезапное нападение из Бессарабии, отрезать Херсон и весь Крым. Оборона этого участка была возложена на генерал-майора М. И. Кутузова. Бугский корпус и подчиненные ему казачьи полки бдительно несли охрану, доставляли важные разведывательные данные о противнике.

Суворов уделил большое внимание устройству береговой обороны всего Кинбурн-Херсонского района. Берег от Кинбурна до Херсона был защищен пятью редутами, двумя ретраншементами и специальным укреплением (Глубокая пристань).

Однако в высших военных кругах эта деятельность Суворова не была по достоинству оценена. А между тем Суворов действительно по-новому организовал стратегическую оборону границ, которая резко отличалась от принципов кордонной стратегии.

Расчеты Суворова полностью оправдались: турки попытались нанести свой первый удар через Кинбурн с целью отрезать Крым и уничтожить там войска и молодой Черноморский флот.

Из приготовлений турок в Очакове можно было предвидеть возможность нанесения такого удара. Потемкин полагал, что Черноморский флот не должен допустить высадку десанта. Он приказал адмиралу Войновичу выйти в море и атаковать турецкую эскадру у Очакова. Одновременно Потемкин дал указание направить из Херсона в Кинбурн несколько 36-фунтовых орудий. Румянцеву он сообщил: «По получении первых известий о разрыве мира, приказал я тотчас флоту Черноморскому итти в море, из Севастополя, искать везде неприятеля, не взирая на все превосходство сил его, не мыслить ни о чем, кроме победы или смерти»[1338].

Однако Войнович не торопился с выходом в море, и инициативу перехватили турки. 21 августа 11 галер и кирлангачей атаковали русский фрегат «Скорый» и бот «Битюг», несших брандвахту у Кинбурна. Атака противника была отбита огнем корабельной и крепостной артиллерии. Только после этого 31 августа Войнович решил вывести черноморскую эскадру для выполнения поставленной задачи. Однако он действовал неудачно. У Варны эскадра попала в шторм и сильно пострадала. Войновичу едва удалось вернуться в Севастополь и немедленно приняться за ремонт судов. Корабль «Мария Магдалина» был отнесен штормом в Босфор и захвачен турками, а фрегат «Крым» затонул.

Ободренные неудачей русской эскадры, турки решили ускорить нападение на Кинбурн. В ночь на 14 сентября после сильного обстрела Кинбурна они попытались высадить десант в 700 человек. Однако им был нанесен сильный урон. От ответного огня береговой артиллерии взорвался один турецкий линейный корабль и поврежден один фрегат[1339]. Десант же был отброшен «при большом их крике, от берегу с уроном»[1340]. В последующие дни галера «Десна», стоявшая у Кинбурна, несколько раз подходила к турецким судам и билась «со всеми судами из пушек». Суворов доказывал, что «Десна» держит турок «в решпекте»[1341].

Вскоре в Очаков из Варны прибыла эскадра Хасан-паши Джезанрлы и доставила десантные войска. Теперь турецкий флот имел 9 линейных кораблей, 8 фрегатов и 18 кораблей других классов. Турецкое командование приняло решение атаковать Кинбурн 1 октября.

Сражение под Кинбурном

В намеченный день турецкий флот провел усиленную бомбардировку, на которую активно отвечали крепостная артиллерия и галера «Десна». В 9 часов турки высадили главный десант на Кинбурнской косе и отвлекающий — у деревни Биенка. После высадки десанта к середине дня они вырыли 15 линий окопов, откуда затем намеревались атаковать крепость. Высадку поддерживал огонь с трех линейных кораблей, четырех фрегатов и 25 шебек и канонерских лодок. Суворов принял решение дать возможность высадиться всему турецкому десанту, насчитывавшему до 5 тыс. человек, собрать все свои силы, а затем атаковать и уничтожить турок в их же окопах.

Суворов построил войска в две линии колонн. В первой линии войска стояли поротно, а во второй побатальонно. Такое построение обеспечивало упругость в обороне и ударную силу в наступлении. Для сражения он вывел из крепости почти весь гарнизон и приказал подойти трем резервным полкам, расположенным восточнее Кинбурна. Всего к началу боя Суворов имел 4 тыс. человек при 28 полковых, 10 полевых и 47 крепостных орудиях. «Видя многосильного неприятеля, — доносил Суворов, — подступившего к Кинбурну на одну версту, решился я дать баталию!»[1342].

Закончив высадку, турецкий десант перешел в наступление. Суворов дал возможность наступавшим янычарам подойти на дистанцию картечного выстрела крепостных орудий, а затем приказал открыть огонь, после чего повел войска первой линии в штыковую атаку. Турецкая пехота не выдержала натиска русской атаки и в беспорядке отошла к оконечности косы, оставив 10 линий ложементов. Большая часть косы оказалась в руках русских войск. Этим воспользовались турки и стали обстреливать с кораблей русскую пехоту, занявшую открытые ложементы. Огонь кораблей противника вызвал беспорядок среди наступавших. Русские войска стали отходить.

Несмотря на неудачу первой атаки, Суворов приказал своим войскам возобновить атаку. Однако и это наступление не принесло успеха. Продвижению мешал сосредоточенный огонь с турецких кораблей. В это время Суворов был ранен. В 18 часов после подхода резервов он решил атаковать турецкие окопы в третий раз. Крепостная артиллерия и пушки галеры «Десна» сосредоточили огонь по турецким кораблям. Из 22 судов противника два были потоплены, два сильно повреждены, остальные суда отошли и лишили свою пехоту огневой поддержки[1343]. Воспользовавшись этим, Суворов нанес сильный удар в две линии батальонных колонн, казаки совершили обход флангов турок по воде. Вовремя подошедшие резервы решили успех этой атаки.

Турецкий десант был уничтожен. «Уже была ночь, — доносил Суворов, — как они из всех (ложементов) выбиты были, опревержены на угол косы… мы бросили неприятеля в воду за его эстакад»[1344].

Турки потеряли 4,5 тыс. отборной пехоты и 2 орудия, потери русских войск составили 438 человек убитыми и ранеными[1345]. Среди убитых янычар были найдены два переодетых француза. Возмущенная Екатерина II написала Потемкину: «Буде из французов попадет кто в полон, то прошу отправить к Кашкину в Сибирь в северную, дабы у них отбить охоту ездить учить и наставить турков»[1346].

Бой у Кинбурна был подготовлен и проведен превосходно. Для ведения боя Суворов использовал глубокий боевой порядок, обеспечивший возможность нанесения сильных ударов. Все рода войск были рационально использованы в бою. Особенно велика была роль артиллерии, обеспечившей пехоте возможность наносить решительные удары. Крепостная, полевая, полковая и корабельная артиллерия действовала в тесном взаимодействии. Большое значение имел обход флангов турецкой пехоты, совершаемый русской кавалерией. Бой был чрезвычайно напряженным, и русские солдаты показывали примеры высокого мужества. «Позвольте, светлейший князь донесть, — писал Суворов, — и в нижнем звании бывают герои»[1347].

Упорная оборона Кинбурна сорвала первоначальный стратегический план турок. Истребление лучшей части янычарской пехоты отрезвляюще действовало на пашей. Суворов вырвал у турок стратегическую инициативу и тем самым дал время для сосредоточения обеих русских армий. Создалась реальная возможность перейти от стратегической обороны к наступлению.

Таковы были действия войск Екатеринославской армии.

В августе 1787 года Румянцев стал сосредоточивать войска, расквартированные в Киевском и Черниговском наместничестве. В начале сентября он был назначен командующим вновь формировавшейся резервной, или Украинской, армии. Численность армии определена в 48 тыс. человек. Она была подразделена на несколько корпусов (Эльмпта, Каменского, Волконского и Каульбарса)[1348]. Румянцев получил указание из Петербурга расположить эту армию «от Киева к Хотину и в ожидании наших предписаний охранять безопасность пределов наших и покой в Польше».

Однако в сентябре 1787 года Украинская армия получила новое расписание, по которому она должна была действовать в 1788 году[1349]. Румянцев занялся формированием армии и, принял ряд мер по обороне юго-западной границы. В этих целях в конце октября он выдвинул свои корпуса на запад от Днепра с тем, чтобы «войска между Хмельника и Прилук расположить»[1350]. Основная цель Румянцева состояла в прикрытии правого крыла Екатеринославской армии. К началу декабря войска Украинской армии вышли к польской границе. Дальнейшее их продвижение Румянцев счел опасным без вступления в войну Австрии. На Северном Кавказе генерал Теккели развернул активные действия и оттеснил татар за Кубань.

Кампания 1788 года. Стратегическим содержанием кампании 1788 года явилась борьба за Очаков. Эта крепость имела чрезвычайно важное значение. Обладая большим числом кораблей, Турция всегда имела возможность перебросить в Очаков крупные силы, которые вместе с флотом могли угрожать не только Крыму, но и всей южной Украине. Овладение этой крепостью давало ряд преимуществ: во-первых, войска освобождались для действий на Балканах; во-вторых, Черноморский флот получал безопасный тыл и, в-третьих, Днепровская флотилия, запертая в лиманах, приобретала свободный выход в Черное море. Вот почему решено было сосредоточить главные усилия против Очакова. «Крепость Очаковская, — доносил Потемкин Екатерине II, — есть теперь предмет действий военных в будущую кампанию»[1351].

Потемкин был очень обеспокоен судьбой Крыма. После бури 9 сентября 1787 года, от которой сильно пострадал молодой Черноморский флот, он ожидал нападения крупных турецких сил на Крым и считал возможным потерю на некоторое время Крыма и даже Херсона. Об этом он писал Румянцеву: «…Сей флот была лучшая надежда к отражению неприятельских покушений, без чего состояние войск наших в Крыму не будет уверено. Флот неприятельский многочислен и весь теперь в Черном море. Я и прежде намерение их знал, что они облягут берега, возможные для десанта с разных сторон»[1352].

Победа Суворова у Кинбурна и действия Ушакова исправили положение, но Потемкин в 1788 году продолжал опасаться нападения турок или восстания протурецки настроенных татар. В связи с этим Потемкин дал указание содержать гарнизоны только в Керчи, Балаклаве и Ахтиаре, а главные силы сосредоточить в центре Крыма, откуда легко было парировать возможный удар противника. Это настроение Потемкина поддерживал Каковский, назначенный командиром Крымского корпуса вместо Суворова. Формирование Екатеринославской и Украинской армий закончилось в основном в мае 1788 года. Екатеринославская армия, насчитывавшая по спискам 93 172 человека, была разделена на три корпуса и несколько отрядов. Для осады Очакова в Херсон прибыл главный корпус и осадная артиллерия, насчитывавшая 188 орудий[1353]. Украинская армия также была разделена на три корпуса[1354], однако численность ее не была доведена до нормы, предусмотренной планом. Она имела только 37 тысяч человек.

Осада Очакова

Черноморский флот был снова приведен в боеспособное состояние. Севастопольская эскадра имела 51 судно, из них 16 крупных; Днепровская эскадра вместе с флотилией насчитывала до 60 судов; в Керченском проливе оставлено для обороны три судна, созданы также крейсерская флотилия из 22 судов для береговой службы[1355]. Срочно строились новые корабли в Херсоне, Таганроге, на Днепре и Хопре.

В середине июня 1788 года Потемкин перешел со своим 50-тысячным главным корпусом Буг и обложил Очаков с суши. Он принял решение взять крепость постепенной осадой. Это решение оказалось ошибочным, так как турецкая крепость непрерывно получала помощь морем. Правда, турецкому флоту, стоявшему у Очакова, были нанесены довольно сильные удары Днепровской флотилией. Еще в апреле русский флот, находившийся в Днепровском лимане, был разделен на парусную эскадру и гребную флотилию. В парусную эскадру Поль Джонса вошли 2 линейных корабля, 3 фрегата, 3 бота и 12 транспортов, а в гребную флотилию Нассау-Зигена — 7 галер, 4 дубель-шлюпок, 22 канонерские лодки, 7 плавучих батарей, 7 ботов и один брандер[1356]. Эти русские суда все время держали Очаков в напряжении.

Стремясь уничтожить русские суда, турки решили нанести по ним удар 7 июня. 4 линейных корабля, 6 фрегатов и 47 других судов атаковали русскую гребную эскадру, но потерпели поражение. Потеряв три мелких судна, турки отошли к Очакову[1357]. Однако они не сдали позиций и начали готовить новое нападение.

17 июня Нассау-Зиген, упредив противника, напал вместе с Поль Джонсом на стоявшую у Очакова турецкую эскадру, в состав которой входило 10 линейных кораблей, 7 фрегатов, 2 бомбардирских корабля и 54 других судна. Турецкий флот, потеряв два линейных корабля, отступил под защиту береговых орудий Очакова. В ночь на 18 июня турки решили вывести свою эскадру в море, но этот маневр был замечен с Кинбурнской косы Суворовым. Он приказал открыть огонь по турецким судам. Крепостные орудия расстроили походный порядок судов противника. Потеряв строй, часть судов села на мель[1358]. Подоспевшая к утру гребная Днепровская флотилия вступила в сражение и нанесла противнику поражение. От огня крепостной артиллерии и огня гребной флотилии турки потеряли еще 3 линейных корабля, 5 фрегатов и 5 вспомогательных судов. Один корабль был захвачен. Оставшийся парусный флот бежал к берегам Румелии, а гребной укрылся под защиту Очакова[1359]. В общем за время боев 7, 17 и 18 июня было уничтожено 32 турецких корабля различных классов и 6 кораблей захвачено в плен. Потери русского флота составили 3 галеры. Днепровская эскадра блокировала Очаков.

Неудачные действия флота под Очаковом вынудили турецкое командование направить из Варны новые крупные силы. Эскадра Эски-Гассана (Хюссеин-паши) насчитывала 17 линейных кораблей, 8 фрегатов, 3 бомбардирских корабля и 21 мелкое судно.

Потемкин, получивший агентурные сведения о посылке подкрепления в Очаков, приказал Войновичу остановить турецкую эскадру силами Севастопольской эскадры, в состав которой входили 2 линейных корабля, 10 фрегатов, 2 брандера, 20 крейсерских и 2 вспомогательных судна. 29 июня у острова Тендра Севастопольская эскадра встретила турецкие корабли. Несмотря на явное преимущество в силах, турки пытались уклониться от боя. Надеясь на быстроходность своих судов, Эски-Гассан решил маневром отвести русские суда и разбить их в открытом море, а затем прорваться к Очакову. Лавируя, турки отошли к устьям Дуная. Здесь 3 июля Эски-Гассан решил дать бой. Обе эскадры подошли к острову Фидониси, расположенному против устья Дуная. Авангард русской эскадры (1 линейный корабль и 3 фрегата) под командованием Ф. Ф. Ушакова, преследуя противника, несколько отделился от главных сил. Этим решил воспользоваться Эски-Гассан. Он приказал обойти русский авангард с наветренной стороны, отрезать его и разбить, а главные силы направил на кордебаталию и арьергард русского флота. Ушаков понял маневр противника и решил упредить его действия. Он приказал прибавить паруса, чтобы обойти голову турецкой эскадры с наветренной стороны и поставить ее в два огня между авангардом и главными силами русской эскадры.

Бой у о. Фидониси

Во время сближения эскадр Ушаков решительно контратаковал шесть линейных кораблей, пытавшихся нанести удар по его судам. Меткий огонь русских кораблей и опасность быть отрезанными от остальной эскадры заставили эти шесть судов выйти из боя. Ушаков перенес огонь на подходивший флагман «Капудание», который стал стрелять по своим кораблям, стремясь заставить их продолжать сражение, и также вынудил его выйти из боя.

В дальнейшем бой развивался не в пользу турок. Хотя Войнович, подойдя ко второй колонне турок, действовал вяло, все же огонь с его кораблей сковывал главные силы турок. Вслед за авангардом и флагманом из боя вышли остальные турецкие суда и бежали к берегам Румелии. Их преследовали только суда из авангарда Ушакова. Во время боя турки потеряли одно судно, почти все корабли получили тяжелые повреждения. Русский флот потерь не имел.

В этом бою Ушаков применил активные формы борьбы. Удар по авангарду и флагману сломал линейный боевой порядок противника. Несмотря на превосходство в силах, турки не смогли организовать маневр и с потерями отступили[1360]. Победа русского флота у острова Фидониси имела большое значение. Она позволила перейти к более активным действиям под Очаковом.

Все же Потемкин не решался использовать благоприятную обстановку и стал вести осаду по общепринятым на Западе канонам. Армию он разделил на части. Для командования левым флангом осадной армии из Кинбурна был вызван Суворов. Осмотрев крепость, Суворов предложил не терять времени и атаковать Очаков с суши и с моря: «Бить брешь с флота в нижнюю стену, — писал он. — Успех, штурм»[1361]. Потемкин не согласился с предложениями Суворова и продолжал осаду.

Турки не оставались в бездействии и несколько раз производили вылазки. Во время отражения одной из вылазок Суворов, преследуя противника, решил ворваться в крепость. Войска успешно действовали. Однако Потемкин приказал прекратить неожиданный и неподготовленный бой. Суворову с трудом удалось вывести свои части из боя. В этом бою он был серьезно ранен. Потемкин в резкой форме потребовал от Суворова объяснения о причинах боя 27 июля[1362]. Суворов был обижен и под предлогом болезни подал рапорт, чтобы «к снисканию покоя отлучиться в Кинбурн»[1363]. Вслед за этим он из Кинбурна попросил отпуск для лечения на Минеральных водах. В письме к Потемкину он написал: «Если вы хотите истинной славы, следуйте по стопам добродетели. Последней я предан, первую замыкаю в службе отечеству»[1364]. Потемкин не отпустил Суворова из Кинбурна.

Новую попытку оказать помощь осажденному Очакову Эски-Гассан сделал 29 июля. Турецкая эскадра в составе 15 кораблей, 10 фрегатов и 45 гребных судов внезапно появилась на Днепровском лимане и вынудила херсонскую эскадру отойти от Очакова, чтобы прикрыть доступ к Херсону. Присутствие турецкого флота вновь оттягивало штурм.

Потемкин потребовал от Мордвинова и Войновича направить из Севастополя специальную экспедицию к Анатолийским берегам, чтобы вынудить Гассана уйти из Очакова. Но турецкий флот не выходил в море и продолжал оставаться у Очакова. Тогда Потемкин снова приказал Войновичу произвести нападение на турецкую эскадру. Войнович, как и раньше, действовал медленно и нерешительно, явно не желая рисковать флотом. В середине августа он попытался вывести черноморскую эскадру в море, но снова вернулся и сообщил Потемкину, что Черноморский флот не готов к действиям против сильного противника. Возмущенный Потемкин решительно потребовал выхода флота в море. Он писал Войновичу: «Наблюдайте движение его (противника. — Л. Б.), изыскивайте благоприятное время к поражению и пользуйтесь оным к нанесению чувствительного ему удара»[1365].

Однако Войнович продолжал медлить и вышел в море только после того, как убедился, что Эски-Гассан, оставив надежду отстоять Очаков, 4 ноября ушел к берегам Румелии. Все это задержало штурм Очакова до декабря 1788 года.

Это время хорошо использовал Румянцев. Украинская армия Румянцева располагалась у Днестра. На нее вначале была возложена задача занять часть Польши, чтобы создать видимость наступления на Бессарабию и отвлечь внимание турок от Очакова.

Зимой задача 2-й армии определилась более четко. На нее возлагалась обязанность прикрывать правый фланг Екатеринославской армии со стороны Бендер, осуществлять связь с австрийскими войсками через Хотин и, наконец, прикрывать польскую границу[1366].

Румянцев, кроме того, получил предписание оказать содействие австрийским войскам, действовавшим под Хотином и в Молдавии. В этих целях он предписал корпусу Салтыкова выдвинуться к Хотину, а корпусу Эльмпта — содействовать ему[1367].

Однако австрийские войска действовали очень осторожно и медленно. Австрийское командование, требуя от Румянцева оказания войскам принца Кобургского более активного содействия под Хотином, указывало, что это необходимо для установления более тесной связи с русской армией. Румянцев, усмотрев в действиях австрийцев неискренность, докладывал в Петербург: «Я судить должен, что сие в виде только одном делается, чтобы не производством (т. е. не оказанием содействия. — Л. Б.) нас впредь нареканием отяготить… Они держат нас по ныне вне всякого действия; и что становится тем более неприятно, чем ближе к тому (действиям. — Л. Б.) пора удобная надходит»[1368].

Румянцев приказал Салтыкову оказывать войскам Кобурга активную помощь в том случае, если он «попытается овладеть Хотином»[1369]. Но время было упущено Кобургом. Весенняя распутица надолго приостановила боевые действия. Вот почему Румянцев предложил Салтыкову не форсировать Днепр для дальнейших действий, а ограничиться посылкой легких отрядов.

В мае Кобург предложил вновь продолжить действия под Хотином, но при этом выделил очень мало сил. Румянцев снова усмотрел в этом проявление частных австрийских интересов: «Прямые виды сего генерала идут на то, чтобы тотчас при моем переходе через Днестр, оставя и Хотин и всю часть земли, что лежит на левой стороне Прута… свои поиски в Молдавии и Валахии распространить»[1370]. Таким образом, русская армия должна была принять на себя главные удары турецких сил.

Из Петербурга, однако, пришел приказ, подтверждающий необходимость более тесного взаимодействия с австрийскими войсками[1371]. Военный совет готов был поступиться русскими интересами ради сохранения союза с Австрией. В июле 1788 года Украинская армия перешла Днестр (у Хотина, Могилева и Кисницы), но действовала осторожно ввиду неясности позиции Польши, да и Австрии.

Основные силы корпуса Салтыкова были оставлены под Хотином, а главные силы двинулись через Бельцы к Яссам. Румянцев все время стремился к тому, чтобы сковать турецкие силы и не допустить их удара во фланг и тыл Екатеринославской армии, действовавшей под Очаковом. Летом 1788 года поступили сведения о появлении у Ясс турецких войск численностью в 40–60 тыс. и о сосредоточении 100-тысячной армии противника у Измаила. Однако эти данные преувеличивали силы противника. Перед Румянцевым стояла нелегкая задача: своевременно обнаружить турецкие силы и нанести им поражение. В этих целях Украинская армия двинулась в наступление к низовьям реки Прут.

Турецкие войска сделали попытку прорваться через Яссы для деблокады Хотина, но были отбиты. После этого они в августе 1788 года сосредоточились у Рябой Могилы. Румянцев принял решение маневром заставить турецкие войска принять бой. В октябре Украинская армия перешла в наступление у Рябой Могилы. Но турки, не приняв боя, как и предполагал Румянцев, отошли к Фокшанам. Таким образом, русские войска очистили значительную часть Молдавии от войск противника. Отход турецких войск к югу привел также к капитуляции крепости Хотин. В ноябре Украинская армия расположилась между Днестром и Серетом, имея главную квартиру в Яссах.

Действия союзной австрийской армии в 1788 году были не совсем удачными. Командующий австрийскими войсками Ласси в этой войне применил кордонную систему в стратегии. Он разделил свою 280-тысячную армию на несколько корпусов и отрядов и занял рубеж от Хотина до берегов Адриатического моря. Такое расположение войск приводило к распылению сил и обрекало войска на пассивные действия.

Ласси предлагал начать наступление одновременно на всех направлениях, в связи с чем просил оказать содействие на левом фланге. Однако это наступление австрийцы хотели осуществить в своих интересах. Потемкин, считая, что такое общее наступление отвлечет внимание турок от Очакова, не возражал против использования сил Украинской армии в общих интересах. Но когда австрийцы предложили Румянцеву не содействовать им, а взять на себя действия в Молдавии и Валахии, с тем чтобы затем передать эти княжества Австрии, то корыстные интересы последней стали ясны. Вот почему план совместного похода против турок постепенно отпал. Ласси не сумел организовать военные действия на широком фронте, и австрийцы потерпели ряд крупных поражений в Банате и Трансильвании.

Только в декабре Потемкин решился на штурм Очакова. Согласно диспозиции атаку должны были вести шесть колонн, из них четыре на правом и две на левом фланге. Командование колоннами правого фланга возлагалось на Н. В. Репнина, а колоннами левого фланга — на Самойлова. Всего в штурме участвовало 18 789 человек[1372].

Накануне штурма Потемкин отдал приказ, в котором указывал, что он пошел на эту последнюю меру, так как истощил все способы к преодолению упорства противника. «Я ласкаюсь увидеть тут отличные опыты похвального рвения, с которыми всякой воин устремится исполнять долг свой. Таковым подвигом, распространяя славу оружия российского, учиним мы себя достойными сынами отечества…»[1373].

В результате штурма, проведенного 6 декабря, последний оплот турок на северном Причерноморье пал. Турецкие войска потеряли убитыми 9510 человек. Захвачено в плен более 4 тыс. человек, 310 орудий. Русские войска потеряли убитыми 956 человек и 1829 ранеными. «Всевышний даровал свою помощь овладеть Очаковом, — доносил Потемкин, — который взят штурмом сего мес. 6-го дня… Я приказал вести атаку вдруг на ретраншемент, Гассан-пашинский замок и на крепость. Оная произведена была шестью колоннами и взята в час с четвертью»[1374]. Выполнив эту задачу, Потемкин отвел главный корпус на зимние квартиры, оставив в Очакове сильный гарнизон. На Северном Кавказе русские войска провели несколько успешных экспедиций за Кубань. У урочища Абин турецким войскам было нанесено крупное поражение. Итоги кампании 1788 года Потемкин подвел в своей реляции от 13 апреля 1789 года: «Неприятель вместо предполагаемых побед потерял противу Екатеринославской армии, считая от Кинбурнского дела по взятие Очакова, более сорока тысяч человек, судов больших (и) малых взято и истреблено более ста, пушек взятых и потопленных более тысячи, знамен взятых двести…»[1375].

Самым важным стратегическим результатом явилось взятие Очакова. Теперь вся русская армия могла быть использована для действий на Балканах, где начали активные действия черногорцы. Архиепископ черногорский собрал до 29 тыс. войск и установил связь со Скутарским Махмуд-пашой. Восстание, начатое в Черногории, грозило распространиться на значительную часть Балкан. Однако эти победы уравновешивались серьезными поражениями австрийцев, которые попросили у турок перемирия на зиму 1788/89 года. Необходимо отметить серьезный успех турецкой дипломатии, добившейся выступления Швеции против России. Вследствие этого России прошлось сосредоточить все силы Балтийского флота для защиты Петербурга и, кроме того, держать наготове значительную часть войск для действий в Финляндии и обороны Прибалтики. Турки достигли главного — заставили Россию воевать на два фронта.

Кампания 1789 года. Зимой 1788/89 года дипломатическая обстановка в значительной мере осложнилась. В декабре 1788 года австрийское правительство обратилось к России с предложением закончить войну с Турцией в связи с обострением отношений Австрии с Пруссией. Кауниц писал своему послу в Петербург о необходимости сосредоточения усилий против Пруссии[1376]. Австрия даже заявила, что она вынуждена выйти из войны ввиду создавшегося положения. Русское правительство ответило, что оно готово начать войну с Пруссией в защиту Австрии, но только по окончании войны с Турцией. В ходе переговоров встал вопрос о судьбе союзных отношений России с Австрией. Срок договора 1781 года истекал в 1788 году. Австрия, заинтересованная в союзе с Россией, предложила продолжить договор[1377]. Это предложение было поддержано Екатериной. «Посол Цесарский, — писала Екатерина Потемкину, — получа от императора повеление домогаться о продолжении договора, в 1781 году сделанного, я оный писмом к императору, в равной силе как его ко мне, продолжила без дальнего формалитета и оные письма разменены без всякой огласки…»[1378].

Пруссия добивалась расторжения русско-австрийского договора, но сделать ей это не удалось. Переговоры Пруссии с Турцией о поддержке велись вяло, о чем знали в Петербурге. Французское правительство попыталось предложить свои услуги для начала мирных переговоров между Россией и Турцией, но это предложение было встречено в Стамбуле холодно. «Султан, прочтя (предложение посла Шуазеля. — Л. Б.) сказал, что Шоазель человек безрассудный, совсем предан немцам (австрийцам. — Л. Б.) и запретил рейс-эфенди слушать его советов, а потом прибавил, что войну продолжать станет, пока может, что ему мало нужды, объявит ли в его пользу Пруссия и Польша, зделает ли мир Швеция, но он надеется на свои силы», — доносил Булгаков в конце мая 1789 года[1379]. Это донесение свидетельствовало об отсутствии единства у противников России.

Весной 1789 года в руках Г. А. Потемкина было сосредоточено командование всеми силами, действовавшими против Турции. Вместо двух самостоятельных армий Потемкин образовал одну соединенную южную армию. В первую часть вошли: Главный корпус, 1-я дивизия Долгорукова, 3-я дивизия Суворова, передовой корпус П. Потемкина, резервный корпус Кречетникова и Корволант. Во вторую часть вошли: Главный корпус Гудовича, передовой корпус де Рибаса, 5-я дивизия Ферзена и Таврический корпус Каховского. Первая часть состояла под непосредственным командованием Г. Потемкина, а вторая — под командованием Репнина, назначенного вместо Румянцева[1380].

Проведенная реорганизация была целесообразна. Теперь полевая армия получала централизованное управление и могла действовать по единому плану. Но была и другая причина этой реорганизации. Угроза возможного выступления Пруссии требовала принять меры по защите западной границы. Во главе русских войск, предназначенных на случай войны, нужно было поставить человека, способного обеспечить руководство военными действиями. Выбор пал на Румянцева, который и получил соответствующий рескрипт Екатерины II после того, как вызванный в Петербург Потемкин доложил обстановку[1381]. Однако Румянцев увидел в этом желание Потемкина отстранить его от участия в войне с Турцией и весьма болезненно воспринял отстранение от командования 2-й армией[1382]. Ссылаясь на тяжелую болезнь, он долгое время оттягивал свой отъезд из армии[1383].

Потемкин разработал на 1789 год план, по которому войска первой части должны были овладеть Бессарабией и затем, «чтобы привлечь их (турок. — Л. Б.) к одной точке, положено сделать оказательство к Бендерам или сблизиться к Дунаю при Измаиле, важнейшей опоры турков в сей части Дуная»[1384].

Войска второй части предназначались, для содействия главным силам и для связи с австрийской армией.

Таврический корпус Каховского был сосредоточен в Крыму, а 4-я дивизия Ферзена оставалась для охраны Херсон-Кинбурнского района.

Австрийцы наметили на 1789 год свой план. Их усилия теперь были сосредоточены на Сербии и Кроатии. Для связи и наблюдения за действиями русских войск в Молдавии они выделили корпус (18 тыс. человек) под командованием принца Кобургского. Со своей стороны Г. Потемкин возложил такую задачу на 3-ю дивизию А. В. Суворова.

Приступив к развитию военных действий на Балканах, русское правительство рассчитывало на помощь со стороны местного населения и даже обращалось с прямым призывом подняться против своих угнетателей — турок. В манифесте от 17 декабря 1788 года русское правительство писало: «Воспомянув дела славныя предков ваших нам единоплеменных, соберитесь единодушно, идите навстречу нашим полкам. Ополчите тут же храбрые земли вашей войска и содействуйте всеми вашими силами нашему оружию на поражение повсеместно турок»[1385].

Турецкое командование решило уделить главное внимание обороне Бессарабии и Молдавии. Верховный визирь Юзуф-паша принял на 1789 год следующий план действий: сосредоточить в районе нижнего течения Дуная 150-тысячную армию, нанести отвлекающий удар вспомогательной 30-тысячной армией от Измаила, а главными силами совершить обходный маневр, разобщить войска союзников и затем разбить основные силы русских войск. Против австрийских войск в Сербии была выставлена отдельная армия. Визирь полагал, что удар по войскам принца Кобургского и разобщение связи между союзниками может вывести Австрию из войны.

Сражение у Фокшан. В середине июля 1789 года Юзуф-паша приступил к исполнению своего плана. Турецкие войска были сосредоточены на исходных пунктах у Измаила, Браилова и Галаца уже в июне и ждали лишь, когда спадет в реках вода. Еще 17 июня Суворов, внимательно следивший за действиями турок, писал командующему Молдавской армией Репнину: «Слышно, что они хотят покушаться на австрийцев и на нас, когда сбудет вода из Серета»[1386]. Он просил разрешения дать ему свободу действий, а до получения указаний переправил войска на левый берег реки Бырлад. Репнин разрешил дать бой туркам, но при условии, что дивизия Суворова возвратится к Бырладу не позднее чем через 6 дней, так как, по данным штаба Потемкина, турки должны были перейти в наступление от нижнего течения Дуная на Бендеры. Давая Суворову разрешение, Репнин брал на себя ответственность. Он знал, что Потемкин отрицательно относился к развитию активных действий, направленных на овладение Бессарабией и только усиливавших, по его мнению, австрийцев в Валахии. Пока шла переписка между Суворовым и Репниным, турецкие войска перешли в наступление и стали теснить корпус принца Кобургского. Сообщив Суворову о появлении крупных турецких сил, принц попросил оказать помощь австрийским войскам. В донесении Репнину Суворов написал: «Соблюдая повеление нашего главнокомандующего фельдмаршала, скопищев неприятеля не терпеть, я… выступил к Аджуту к общему соединению»[1387].

Имея в отряде всего 7 тыс. человек при 16 полевых орудиях, Суворов прошел путь в 50 км от Бырлада до Аджуда за 28 часов. Это был один из блестящих суворовских переходов. Соединившись с австрийскими войсками, Суворов уклонился от переговоров с принцем Кобургским. Он справедливо опасался провести все время «в прениях дипломатических, тактических, эпигматических», пока неприятель не решил бы спор, «разбив тактиков»[1388].

Суворов предложил свой план, по которому союзники должны были нанести удар по Фокшанскому лагерю двумя группами на большую глубину с форсированием с ходу реки Путна. Принцу Кобургскому не оставалось ничего другого, как принять этот план. Турки придавали Фокшанам очень большое значение. Здесь сходились важнейшие пути в Валахию и Молдавию, поэтому они стремились прочно закрепить Фокшаны за собой.

Союзные войска выступили двумя колоннами 19 июля. Правую колонну вел принц Кобургский, левую — Суворов. 20 июля войска левой колонны вышли к Путне, за которой располагались основные силы 30-тысячной армии Осман-паши. Турки трижды атаковали русские войска во время переправы, но все их атаки были безрезультатны. Под прикрытием огня артиллерии по наведенным понтонам и мосту к вечеру 20 июля переправилась левая колонна, а вслед за ней и правая, прибывшая на рассвете 21 июля.

21 июля союзные войска перешли в решительное наступление на турецкий лагерь у Фокшан. Для наступления они были построены в каре. На правом фланге находилась австрийская пехота, сведенная в девять каре, построенные в две линии, за нею — кавалерия. На левом фланге наступала русская пехота, сведенная в шесть каре с кавалерией позади. В центре и в 3-й линии была сосредоточена русская и австрийская кавалерия, составлявшая авангарды обеих колонн. Всего союзники имели около 17 тыс. человек. Под прикрытием огня артиллерии войска пошли в атаку. Сначала турки попытались остановить атаку ударом конницы, но она была обращена в бегство вышедшей из третьей линии кавалерией и укрылась в лесу, лежащем впереди лагеря. Союзники обошли лес, разделившись на две части, и вышли к турецкому лагерю. Турки открыли сильный артиллерийский огонь. «Затем, — писал в от чете Суворов, — наша конница дала место, кареи пошли скорым шагом и вошли под выстрелы»… Вслед за этим русская артиллерия подавила огонь турецких батарей, а союзники «пошли скорым шагом на атаку их окопов без стрельбы и, в самой близости учиня залпы, одержали оные великою храбростию»[1389]. Часть турецких войск заперлась в фокшанском замке, который вскоре был взят после артиллерийской подготовки штурмом. Бегущего неприятеля преследовала кавалерия. Турки потеряли убитыми 1500 человек, было захвачено 12 пушек[1390]. Русские потеряли убитыми и ранеными 150, австрийцы 200 человек.

Сражение у Фокшан

Выполнив задачу, Суворов возвратился к 25 июля к Бырладу[1391]. Учитывая сложившуюся обстановку, он предложил Репнину сразу перейти в наступление, с тем чтобы упредить наступление главных сил визиря, уже сосредоточившихся в районе Исакча-Измаил. Такое наступление было своевременно, так как турки в это же время потерпели поражение от Лаудона и под Белградом. Однако предложение Суворова не было принято.

Сражение у Фокшан интересно в нескольких отношениях. Войска наступали в колоннах с форсированием реки с ходу. Бой велся в каре. Сочетание действий батальонных каре с кавалерией и массированным огнем артиллерии обеспечивало высокую ударную силу в наступлении. Расчленение же войск на три группы дало возможность проводить маневр на поле боя.

Сражение на реке Рымник. Сражение у Фокшан прояснило обстановку. Главные силы турок численностью до 100 тыс. человек сосредоточивались у Браилова и Галаца, а второстепенные — у Измаила. Войска, находившиеся в районе Измаила, проводили демонстративные действия в направлении Бессарабии с целью отвлечь внимание Потемкина от действительного направления главного удара. Между тем план великого визиря был такой: нанести главный удар в стык между австрийскими и русскими войсками, разбить войска принца Кобурга и Суворова, а затем обратиться через Фальчи-Кишинев против главных сил русской армии, которые в это время сосредоточились к Днестру и начали движение на Каушаны в обход Бендер.

Суворов вновь доставил разведывательные данные, на основании которых Репнин направил свой доклад Потемкину о действиях противника. Наконец, Потемкин понял замысел верховного визиря, остановил движение на Каушаны и дал указание Репнину атаковать противника, если он появится, а сам отбыл в Крым для организации его обороны[1392].

Не ожидая разрешения на развитие активных действий, Суворов под свою ответственность передвинул дивизию к Пуцени, чтобы быть ближе к Фокшанам. Он оставил в Бырладе три батальона пехоты и шесть неполных эскадронов конницы. Кроме того, в Фальчи был оставлен один батальон пехоты для охраны тыловых путей.

Турецкое командование решило изолировать дивизию Суворова. В этих целях визирь направил татарскую конницу от Каушан к Тобаку на соединение с войсками Гассан-паши. Он поставил перед 30-тысячной армией задачу двинуться по левому берегу реки Прут и отрезать Суворову путь отхода из Бырлада в Яссы.

В это время австрийские войска Кобурга находились у Фокшан. Отсюда Кобург прислал Суворову извещение о начавшейся переправе турок у Браилова и просил оказать ему помощь. В ночь на 8 сентября Суворов начал движение через Текучи к Фокшанам, где австрийцы должны были навести понтонный мост через реку Серет. Однако этот мост был наведен не в указанном месте, а выше Фокшан на 14 км. Вследствие этого русские войска должны были сделать еще 28–30 верст в обход для соединения с корпусом Кобурга. Марш в 70 км с форсированием двух рек был проведен дивизией Суворова в два дня. Утром 10 сентября войска союзников соединились у Фокшан. Австрийский корпус имел 18 тыс. человек при 73 орудиях. Дивизия Суворова состояла из 7042 человек при 20 полевых орудиях[1393]. Таким образом, союзная армия имела свыше 25 тыс. человек при 103 полевых и полковых орудиях.

Силы турок, сосредоточившихся на высотах между реками Рымник и Рымна, по данным австрийцев, достигали 100 тыс. человек. Кобург, боясь столь значительного превосходства противника, предлагал выждать и действовать только после полного выяснения обстановки. Суворов потребовал немедленного перехода в наступление. Он справедливо полагал, что если в данный момент турки еще не наступают, то значит, они еще не готовы. Турки, действительно, были не совсем готовы. Во-первых, визирь ожидал подхода резервов, но, главное, его сильно обеспокоили сведения о появлении русских войск Репнина у нижнего течения Дуная. Ожидая более подробных сведений о действиях русских в целях выяснения их намерений, визирь задержал наступление. Суворов предложил Кобургу ультиматум: в случае несогласия принца он решил атаковать турок силами лишь своей дивизии. Только после этого Кобург согласился с предложением Суворова.

В целях уточнения обстановки и разработки конкретного плана сражения Суворов провел рекогносцировку у Рымны. Полученные данные дали полное представление об обстановке. Турки расположились на плато между реками Рымна и Рымник несколькими лагерями. Первый небольшой лагерь расположился у деревни Тырго-Кукули, второй — у леса Крынгу-Мейлор и деревни Бокза, третий — у деревни Мартинешти на реке Рымник и четвертый — у деревни Одоя за рекой Рымник. У деревни Мартинешти турки имели наведенный мост. В инженерном отношении позиция была подготовлена слабо. Окопы были отрыты только на главной позиции: у леса Крынгу-Мейлор — неполного профиля и у деревни Боксы — полного. Такое расположение являлось удобным для обеспечения войск продовольствием и фуражом. Кроме того, оно свидетельствовало, что визирь не ожидал нападения противника. Он знал, что австрийцы на это не решатся, а русские войска, по его мнению, были далеко. Впрочем, и в случае нападения союзных войск позиция позволяла организовать оборону.

Места для переправы через Рымну были обнаружены у деревни Черешти и севернее Тырго-Кукули у леса Богач. На основе этих данных Суворов разработал диспозицию. По плану войска союзников должны были разделиться на две колонны, переправиться через Рымну, а затем двинуться в наступление. При этом дивизия Суворова наносила удар по лагерю у Тырго-Кукули, а корпус Кобурга — по главному лагерю у Крынгу-Мейлора. Русские войска должны были присоединиться к австрийцам после поражения турок у Тырго-Кукули и в дальнейшем действовать вместе. «Начинать малым лагерем, — писал Суворов, — потом на большой… Построясь ордером баталии, вмиг перешед Рымну, идти храбро, атаковать при Тырго-Кукули, или всех встречающихся варваров лагери. Один за другим… Поспешность, терпение, строй, храбрость, сильная дальняя погоня»…[1394]

В ночь на 11 сентября войска союзников, переправлявшиеся через реку Милков (Мильку), начали наступление.

Обе колонны подошли к реке Рымна у деревни Черешти и сосредоточились в месте переправы у леса Богач. Переправу через Рымну произвели 11 сентября. Войска Суворова «крутизну берегов Рымны исправили поспешно шанцовым инструментом; шли вброд на две части: пехота вправо, кавалерия влево. Кончили переправу на рассвете»[1395]. Вслед за русскими войсками перешли через Рымну и австрийцы. Связь между ними поддерживала конница Карачая. Пока австрийские войска двигались к турецкому лагерю у леса Крынгу-Мейлор, Суворов, построив пехоту в две линии батальонных каре с кавалерией позади, тоже пестроенной в две линии, направился к турецкому лагерю у Тырго-Кукули.

Войска Суворова начали наступление около 6 часов утра. Пройдя кукурузное поле, они вышли к глубокому оврагу, находившемуся в 1? км впереди лагеря турок.

Гаджи-Сайтари-паша, командовавший группой войск у Тырго-Кукули, выставил на край оврага свою артиллерию и сосредоточил там кавалерию. Как только русские каре появились перед оврагом, турки открыли сильный артиллерийский огонь. Суворов приказал одному правофланговому каре перейти через овраг по узкому дефиле и подавить турецкую артиллерию.

Задача была выполнена. Но на это каре обрушилось 7 тыс. турецкой пехоты. Однако на помощь ему пришли остальные каре первой линии. Тогда в атаку пошла турецкая конница. Суворов направил в бой каре из второй линии и поставил турок под перекрестный огонь. «Крестные огни» егерей и крепкий удар в штыки «турков опровергли с великим уроном»[1396]. Опрокинув турецкую конницу, русская пехота атаковала лагерь и овладела им. Турки бежали к реке Рымник. Их не преследовали. «Дирекция моя была важнее сего»[1397]. Суворов направил через лес батальон пехоты для прочесывания, а остальные каре двинулись в обход. Пройдя лес, русские войска снова построились в боевой порядок. Суворов повел свое наступление не непосредственно к лесу Крынгу-Мейлор, куда выходили австрийские каре, а на деревню Бокза, из которой турки вели фланговый огонь. Таким образом, войска союзников действовали как бы в расходящихся направлениях. Образовавшийся разрыв не мог быть заполнен конницей Карачая.

Прибывший на место сражения визирь заметил это и решил разобщить войска союзников ударом кавалерии. Конница Осман-паши была разделена на два отряда в 18 тыс. и получила задачу атаковать войска Суворова и Кобурга в стык, а 20 тысяч должны были обойти австрийцев и атаковать их с левого фланга. Но все эти атаки были отражены огнем артиллерии. Войска Суворова, подойдя к д. Бокза, подавили огонь орудий и энергичным ударом овладели окопами турок. Они оказались на одной линии с австрийцами, отбивавшими яростные атаки кавалерии противника. Теперь Суворову нужно было совершить маневр — соединиться с войсками Кобурга и совместными усилиями опрокинуть турецкие войска. Проведя «марш параллельной вдоль черты принца Кобурга», русские войска вышли к лесу Крынгу-Мейлор и соединились с австрийцами.

Для атаки лагеря, занятого 15-тысячным войском янычар, войска союзников перестроились. Кавалерия вошла в интервалы между каре, а артиллерия начала сильный огонь по турецким орудиям. Суворов решил силами конницы произвести атаку незаконченного постройкой турецкого ретраншемента. Когда «сия пространная страшная линия, мещущая непрерывно с ее крыл из кареев крестные смертоносные перуны, приближившись к их пунктам сажен до 400, пустилась быстро в атаку»[1398], из интервалов вырвалась вперед конница и, преодолев окопы, стала рубить турецкую пехоту[1399]. Вслед за ней ворвалась пехота союзников и штыковой атакой опрокинула турок. Поражение войск противника было довершено действиями егерей с флангов, которые стали прочесывать Крынгу-Мейлорский лес. Турки в беспорядке бежали к переправе у Мартинешти.

Сражение на реке Рымник

Визирь имел возможность организовать оборону этой переправы. Но все его попытки остановить охваченные паникой войска были тщетными. Бегущие войска загромоздили мост. Конница бросалась вплавь. Переправа затруднялась тем, что после прошедших ливней в Рымнике сильно поднялась вода. «…Великий визирь с передовыми переехал мост на правый берег и его поднял. Турецкая конница от трепета бросилась вплавь и тысячами тонула. Оставшая на левом берегу конница и пехота рассеялись во все стороны без остатку»[1400]. Бегущие войска бросили лагерь визиря у Одоя и бежали к Браилову и Рущуку. У реки Бузео их настигла русская конница и нанесла новое поражение. Турки потеряли 5 тыс. убитыми на поле боя и 2 тыс. во время преследования. Многие утонули при переправах через реки Рымник и Бузео. У Браилова и Мачина оказалось только 15 тыс. турок, которых направили в Шумлу. Остальные войска рассеялись. Союзники захватили 80 орудий, 150 знамен и огромный обоз[1401]. Союзники потеряли около 200 человек убитыми и 300–400 ранеными.

Сражение на реке Рымник по своему значению имело стратегический характер. Оно сорвало замысел верховного визиря и в корне изменило стратегическую обстановку. Но, к сожалению, Потемкин не использовал ситуацию и ограничился тем, что овладел Бендерами и Аккерманом. Причем Аккерман сдался без сопротивления.

Сражение на Рымнике явилось крупным шагом и в области тактики. Маневр наступающих был согласован по времени и рубежам. Войска действовали в расчлененных боевых порядках, нанося удары по различным целям. Это позволило совершать сложный маневр на поле боя и по фронту, и в глубину.

Руководствуясь принципами — глазомер, быстрота и натиск, Суворов мастерски громил по частям значительно превосходившие силы противника, применяя различные формы наступательного боя. В сражении были исчерпаны все возможности, которые мог дать каждый род войск. Пехота действовала в каре и рассыпном строю. Кавалерия вела атаку колоннами и главным образом лавой — в развернутом строю с охватом противника. Артиллерия громила турок, совершая маневр колесами и огнем. Войска проявили высокий моральный дух. Их храбрость и мужество высоко оценил Суворов[1402].

На море крупных столкновений в 1789 году не было, так как турецкие суда не выходили из своих баз. Черноморский флот смело проводил крейсерские плавания у берегов Румелии, во время которых производилась высадка десантов для диверсий. Одновременно с военным флотом у берегов Анатолии и Румелии действовало 21 корсарское судно.

18 — 19 апреля русские десанты были высажены у Аккермана и у устья Дуная. Они захватили и сожгли несколько турецких судов. Такой же десант высадился в Кюстенедже[1403]. 14 сентября войска при содействии флота овладели Гаджибеем[1404]. Только один раз Черноморский флот встретился с турецким у Тендры, но турки ушли к Босфору, уклонившись от боя.

Некоторого успеха в кампании 1789 года достиг корсарский флот в Средиземном море. Он сковал в Архипелаге целую эскадру турок, состоявшую из 17 судов.

Таким образом, кампания 1789 года принесла крупные стратегические и тактические успехи. В результате ее была очищена Молдавия, а главным силам турок нанесено крупнейшее за все время войны поражение.

Однако все это не заставило Турцию просить мира. Она надеялась на успешные действия шведов. Война России со Швецией продолжалась. Швеция сковала в Финляндии крупные силы русских войск и в Финском заливе весь Балтийский флот. Швеция, Пруссия и Англия, стоявшие за ее спиной, видели в этом главную задачу.

Международная обстановка резко изменилась после французской буржуазной революции 1789 года. Теперь в центре внимания Австрии и Пруссии находился Запад. Война с Турцией приобретала для Австрии второстепенное значение, и она готова была выйти из войны, что, конечно, осложняло дальнейшие условия борьбы.

Кампания 1790 года. Зима 1789/90 года значительно осложнила международное положение России. Англия и Пруссия заняли враждебную позицию против России и выступили в защиту интересов Турции и Швеции. Английский и прусский министры заявили, что Англия и Пруссия должны ограничить растущее влияние России в Европе.

Под давлением Англии, Пруссии и Голландии союзница России Дания отказалась от продолжения войны против Швеции[1405]. Под воздействием этих же держав из войны вышла Австрия. Правда, она не согласилась с предложением Пруссии заключить мир с последующим проведением территориальных обменов[1406].

Пруссия хотела воспользоваться русско-турецкой войной, чтобы еще раз поживиться за счет Польши. В этих целях 19 (30) января 1790 года она заключила союзный договор с Турцией, по которому за оказанную ей дипломатическую помощь она путем ряда обменов территориями должна была получить от Польши Торн и Данциг, а от Швеции Померанию. При этом Турции было обещано возвращение Крыма[1407]. Пруссия добилась от Польши, не подозревавшей о новом прусском проекте поживиться за счет ее территории, совместного выступления с демаршем против России. В начале 1790 года Пруссия сосредоточила в Прибалтике 40-тысячный корпус, столько же было собрано в Силезии. Кроме того, была начата мобилизация 100-тысячной армии, которая предназначалась для развития военных действий[1408].

Екатерина II была возмущена поведением прусского правительства, столь неблагодарно заплатившего за все уступки, сделанные Россией после Семилетней войны. Она писала Потемкину: «Все старания наши, употребляемые к успокоению Берлинского двора, остаются бесплодны… трудно надеяться поддержать сей двор как от вредных намерений, против нас направляемых, так и от нападения на союзника нашего»[1409].

Демарш Пруссии был поддержан правительством Англии. По приказу Питта было подготовлено два флота для действий против России. Но начать боевые действия он не решался. Его удерживали оппозиционные настроения промышленных кругов, заинтересованных в возобновлении торговли с Россией.

Тем не менее противники России добились серьезного успеха. Им удалось не только изолировать Россию, но и заставить ее воевать на два фронта. Больше того, возникла реальная угроза войны с Пруссией, а возможно, и с Польшей.

Особенно неприятна была потеря Австрии в качестве союзницы, войска которой оттягивали на себя известную часть турецких сил. «Союзник, каков он есть, — писала Екатерина II Потемкину, — но без него еще тяжелее быть может, ибо законы принять от прусского короля мне не сродно, а России еще менее. Что Кобург плох, сие довольно известно. Не будет нам покоя, пока прусский король не будет бит, и надобно необходимо помышлять чем»[1410].

Положение стало весьма серьезным. В Петербурге решили перебросить главные силы из Финляндии на западную границу, а Обсервационную армию разместить между Нарвой, Псковом и Ригой[1411]. Но самое главное — нужно было расстаться с идеей создания буферного государства — Дакии, ибо на европейском горизонте ясно вырисовывалась коалиция, вести войну с которой, по мнению правительства Екатерины II, было несвоевременно.

В марте 1790 года в рескрипте Потемкину Екатерина писала: «Вам известно, что в случае успехов оружия нашего предполагали мы область независимую, из Молдавии, Валахии и Бессарабии составляемую, под древним ее наименованием Дакия в пользу второго внука нашего великого князя Константина Павловича… Мы согласны были с мнением вашим, что и одна Молдавия по ее изобилию могла быть для внука нашего составить выгодный удел, и в сем виде выше начертили разные степени требований наших в удовлетворении убытков, войною государству нашему причиненные… Мы оставляем судить вам, время ли теперь наименовать внука нашего владетелем Молдавии; не приумножит ли оно затруднения в мире, да и от кого, от турок ли, силою оружия нашего в слабость приведенных, или же от других врагов, а может быть, и от самих друзей России?.. Мы должны заключить, что ежели король прусский решился, как и нет сомнения, исполнять договор свой наступательного союза с Портою, то, конечно, таковой шаг наш приймет за первый подвиг к обнажению своих неприязненных к нам действий»[1412].

Правда, внимание центральных держав все более сосредоточивалось на событиях во Франции. Правительства феодальных держав Пруссии и Австрии и буржуазной Англии собирали силы для борьбы с французской революцией, и поэтому война с Россией отступала на второй план. К событиям во Франции не остались равнодушными и в Петербурге. После крестьянской войны 1773–1775 гг. Екатерина II и ее правительство быстро реагировали на народные выступления. Екатерина не отказалась бы сама возглавить контрреволюционный поход во Францию. В этих целях она была готова заключить мир со Швецией «в том состоянии вещей, каковы были до начатия войны»[1413], и скорее покончить с Турцией, но для этого нужны были решительные победы над противником.

На 1790 год Потемкин принял план, по которому русская армия должна была занять левый берег Дуная, выждать развитие событий на севере и западе России и в случае благоприятной обстановки перенести военные действия за Дунай[1414]. Оборонительный характер плана Потемкина обусловливался тем, что ему пришлось отправить значительные силы на западную границу в Польшу. Ослабленная Дунайская армия не могла добиться решительной победы над турецкими войсками. Турки опирались на многочисленные укрепления, среди которых особо важную роль играл Измаил, превращенный в первоклассную крепость. Вот почему Потемкин действовал медленно и неуверенно.

Военные действия в кампании 1790 года начали австрийские войска. В июне они осадили Джурджу, но вскоре осада была снята, австрийцы отошли. Суворов предлагал начать активные действия за Дунаем, но его удерживал Потемкин.

Обстановка улучшилась только после того, как Швеция вышла из войны с Россией и заключила 3 августа 1790 года Верельский мир. По этому миру русско-шведские границы остались без изменений. Швеция все больше превращалась во второстепенную державу. Ее попытки возвратить себе прежнее положение военным путем оказались безуспешными.

Россия предложила также и Турции заключить мир, но последняя под давлением Англии и Пруссии отказалась от каких-либо переговоров. Тогда Потемкин принял решение начать активные боевые действия на левом берегу Дуная. Однако развитию этих действий мешал Измаил, имевший 35-тысячный гарнизон. Опираясь на Измаил, турки могли нанести удар во фланг и тыл русским войскам. Кроме того, нужно было нанести достаточно сильное поражение турецкому флоту, господствовавшему на Черном море и на Дунае. Только изменив соотношение сил на море, можно было рассчитывать на серьезный успех на суше. Потемкин понимал это и поэтому решил начать действия прежде всего на море. Он устранил нерешительного Войновича и назначил командующим Черноморским флотом Ф. Ф. Ушакова, а Черноморской гребной флотилией — И. М. де Рибаса.

Получив назначение, Ушаков принял все меры к тому, чтобы подготовить флот к будущим сражениям. Для подготовки личного состава флот проводил крейсерские плавания с 16 мая по 5 июня 1790 года у берегов Анатолии и Румелии. Во время этих плаваний Ушаков обучал личный состав основам новой маневренной тактики.

Бой в Керченском проливе. К началу летней кампании 1790 года для ведения боевых действий были готовы 18 линейных кораблей, 9 фрегатов, 1 бомбардирский корабль, крейсерские и другие мелкие суда, входившие в севастопольскую таганрогскую и херсонскую эскадры[1415].

Первый удар по турецкому флоту был нанесен в конце мая 1790 года у берегов Анатолии. 21 мая русская эскадра, насчитывавшая 3 линейных корабля, 4 фрегата и 12 судов других классов, разыскивая флот противника, подошла к Синопу. Здесь она потопила и нанесла повреждения нескольким судам, пытавшимся укрыться под защиту крепостной артиллерии, и захватила 6 купеческих судов. Вслед за этим эскадра вступила в бой с турецкими судами у Анапы. Эти суда также укрылись под защиту береговых батарей.

Все эти крейсерские плавания вынудили турок прекратить переброску и сосредоточение своих войск в Анапе. Возвратившись в Севастополь, эскадра подготовилась к новому походу, для которого Ушаков утвердил новое боевое расписание. По этому расписанию в авангард, в кордебаталию и в арьергард вошло по 3 корабля и 2 фрегата[1416].

28 июня Ушаков получил сведения о том, что турецкая эскадра прошла мимо берегов Крыма и направилась к Анапе, где сосредоточивались войска, чтобы взять десант и высадить его в Крыму. Ушаков сообщил об этом Потемкину и, вскоре получил от него приказ «решить с ним (т. е. с турецким флотом. — Л. Б.) дело»[1417]. 2 июля севастопольская эскадра вышла в море. Даже в это время Ушаков не переставал проводить учения по построению походных колонн и выполнению боевых эволюций[1418]. Особое внимание было обращено на обучение артиллеристов прицельной пальбе.

Со 2 июля севастопольская эскадра вела поиски турецких кораблей, которые были обнаружены 8 июля возле Анапы. Турецкая эскадра имела. 10 линейных кораблей, 8 фрегатов и 36 судов других классов. Ушаков располагал также 10 линейными кораблями, 6 фрегатами и 16 судами других классов. Турки шли от Анапы в сторону Крыма. Ушаков принял решение не допустить высадки турецкого десанта и дать бой турецким судам в Керченском проливе. Он приказал принять бой в линейном боевом порядке, под парусами на левом галсе. К 12 часам турецкая эскадра с наветренной стороны подошла к русскому авангарду и атаковала его. Однако эта атака была отбита. Командующий турецким флотом решил повторить атаку и нанести удар по русскому авангарду увеличенными силами. Ушаков понял его замысел и тоже усилил свой авангард линейными кораблями из кордебаталии, а из фрегатов образовал резерв. Это перестроение дало возможность отразить и вторую атаку противника.

В 15 часов переменившийся ветер позволил Ушакову произвести маневр, сблизиться с противником и нанести удар. Подойдя на короткую дистанцию, находившиеся в резерве фрегаты обрушили огонь по 1-му и 2-му флагманам турецкой эскадры. Боевой строй был нарушен. Не выдержав огня, турецкие суда стали выходить из боя. Ушаков снова приказал построить свою эскадру в линию, но без соблюдения назначенных мест, чтобы быстро завершить удар… Однако турки прекратили бой в 20 часов и, пользуясь быстроходностью своих судов, бежали. Хотя многие турецкие корабли и получили тяжелые повреждения, им удалось уйти под покровом ночи. В этом бою турки потеряли одно судно.

Бой у Керченского пролива

Таким образом, поражение турецкого флота в Керченском проливе сорвало попытку турок высадить десант на Керченском полуострове. В этом бою Ушаков применил новый способ действий. Удар резервом решил судьбу сражения.

До конца августа турецкие суда изредка появлялись у северных берегов Черного моря. Севастопольская эскадра пополнилась новыми судами и в течение июля и августа несла дозорную службу. Ушаков кропотливо собирал разведывательные данные, сообщал их Потемкину и энергично готовился к новым сражениям.

В конце августа Потемкин вновь приказал выйти в море и дать бой турецкой эскадре, появившейся у северо-западных берегов Черного моря. Ушаков поручил де Рибасу выйти на соединение с севастопольской эскадрой, но вследствие неподготовленности флотилии эту задачу пришлось отложить. Ушаков получил донесение от береговой разведки Кутузова о появлении турецких кораблей и принял решение немедленно выйти в море.

Сражение у о. Тендра. Севастопольская эскадра вышла к Гаджибею 27 августа в составе 10 линейных кораблей, 6 фрегатов, 1 бомбардирского корабля и 20 судов других классов и встретила турецкий флот из 14 линейных кораблей, 8 фрегатов и 23 вспомогательных судов. Появившись внезапно у о. Тендра, Ушаков атаковал стоявшего здесь на якоре противника походным строем. Турки растерялись и стали рубить канаты якорей. Капудан-паша Хюсейн дал приказ отходить к берегам Дуная. Ушаков решил отрезать арьергардные корабли противника и, находясь на ветре, атаковал их. Не желая терять часть эскадры, капудан-паша возвратил отходившие корабли и стал выстраивать их в боевую линию.

В свою очередь Ушаков также перестроил эскадру из трех кильватерных колонн в линию — баталии на левом галсе, а затем повернул на правый галс и атаковал турок на коротких дистанциях. Три фрегата образовали резерв, чтобы отразить возможную попытку турок нанести удар по авангарду. В 15 часов русская эскадра открыла огонь. Не выдержав огня, турки стали выходить из боя. Введенные в бой фрегаты окончательно расстроили боевой порядок противника. Воспользовавшись ветром, турецкая эскадра бежала к устью Дуная. Преследование продолжалось и на другой день. Во время преследования были захвачены два линейных корабля (один из них — «Капудание» — взорвался) и три вспомогательных судна. Кроме того, турки потеряли еще один линейный корабль и несколько мелких судов, затонувших у берегов Босфора. Спустя несколько дней флот «на севастопольский рейд прибыл благополучно», а прибывшая в конце сражения Лиманская флотилия отвела захваченные суда противника[1419].

В этом сражении Ушаков обогатил свою тактику: он применил здесь атаку противника с ходу, удар сосредоточенными силами по арьергарду противника, мастерское перестроение и нанесение удара с короткой дистанции картечью по судам противника.

Сражение у о. Тендра

Победа Ушакова у о. Тендра задержала, активные действия турецких войск, сосредоточенных у Рущука. Турецкое командование ставило своей задачей нанести удар по войскам Кобурга, собранным южнее Бухареста. Принц Кобургский снова обратился за помощью к Суворову. Войска Суворова были уже под Бухарестом, когда стало известно о подписании Австрией Рейхенбахского соглашения о выходе Австрии из войны. В начале августа Суворов выступил со своими войсками обратно. 19 сентября Австрия подписала сепаратное перемирие с Турцией.

Река Серет стала демаркационной линией. Русская армия могла действовать на ограниченном участке, в низовьях Дуная, где господствовала крепость Измаил. В то же время победа у о. Тендра создала условия для переброски на Дунай гребной флотилии, чем облегчалось положение для взятия Измаила. Лиманская флотилия из 38 судов и 48 канонерских лодок была переброшена к устьям Дуная в середине октября под прикрытием севастопольской эскадры. Однако в устьях Дуная ее встретили огнем береговых батарей и турецкой речной флотилии, имевшей 23 судна. Де Рибас огнем нанес поражение, а затем отогнал турецкие корабли, а высаженный десант захватил две береговые батареи. В этом бою турки потеряли одну плавучую батарею и семь транспортов.

Вслед за этим Лиманская флотилия стала подниматься вверх и с боем захватила Килию, Тульчу и Исакчу. Во время боев до штурма Измаила Лиманская флотилия потопила или сожгла более 100 турецких судов и 40 паромов и захватила более 40 судов[1420]. Действия Лиманской флотилии на Дунае прикрывала до 10 ноября эскадра Ушакова, которая охраняла подступы к устью Дуная и снабжала флотилию боеприпасами и продовольствием.

Штурм Измаила. К осаде Измаила русская армия приступила поздно осенью. Крепость находилась на левом берегу Дуная. К 1790 году турки сильно укрепили Измаил. Мощный 12-километровый вал с семью бастионами защищал крепость с востока, севера и запада. Вдоль вала тянулся глубокий ров, заполненный водой. Крепостная ограда имела четверо ворот: Килийские, Бендерские, Хотинские и Бросские. Со стороны Дуная крепость была защищена слабее. Там находилось 10 отдельных батарей. Гарнизон крепости имел 35 тыс. человек при 265 орудиях. По тем временам крепость считалась неприступной.

Для осады Измаила Потемкин смог направить только 31 тыс. войск при 600 орудиях и Лиманскую флотилию, которая должна была содействовать сухопутным войскам со стороны Дуная. Сам Потемкин не прибыл к Измаилу, а направленные сюда генералы Гудович, П. Потемкин и де Рибас ограничились вначале тем, что обложили крепость и с 23 ноября по 1 декабря вели нерешительные действия. Только де Рибасу удалось захватить остров Чатал. Вскоре выявился недостаток боеприпасов и продовольствия. В войсках, расположенных на открытой местности, начались болезни. После неудачной попытки взять Измаил был собран военный совет, который принял решение снять осаду. Укрепления Измаила, большой гарнизон, обеспеченный всеми видами боеприпасов и продовольствия, и безуспешность попыток овладеть крепостью вынуждали генералов сделать этот вывод. Решение военного совета было доведено до Потемкина. Не дожидаясь его санкции, генералы стали снимать войска и направлять их на зимние квартиры. Тяжелая артиллерия была отправлена в Бендеры.

Потемкин, убедившись в том, что без Суворова овладеть Измаилом нельзя, 25 ноября назначил его командующим войсками и подчинил ему флотилию де Рибаса[1421]. Одновременно он сообщил Суворову о решении Военного совета и предоставил ему возможность самостоятельно решить вопрос о дальнейших действиях под Измаилом. По этому поводу Потемкин писал: «Предоставляю вашему сиятельству поступить тут по лучшему вашему усмотрению продолжением ли предприятий на Измаил или оставлением оного»[1422].

2 декабря Суворов прибыл к Измаилу, осмотрел его и кратко сообщил Потемкину: «Крепость без слабых мест. Сего числа приступлено к заготовлению осадных материалов, коих не было, для батарей, и будем старатца их совершить к следующему штурму дней чрез пять…»[1423]

Подготовка к штурму была завершена в весьма сжатый срок. За десять дней заготовлено 27 тыс. фашин и 40 лестниц. Невдалеке от крепости был насыпан в натуральную величину вал и сделан ров, где войска проводили непрерывные тренировки, осваивая методы штурма крепости. Вокруг крепости и на о. Чатал возводились батареи. Все начальники проводили рекогносцировки тех участков, на которых им предстояло действовать. Особое внимание Суворов обратил на состояние морального духа войск. Он объезжал войска и часто говорил с ними, вспоминал прежние победы и указывал на предстоявшие трудности. Эти беседы вселяли уверенность в солдат.

Уже к 7 декабря войска были готовы, но Суворов ждал подхода некоторых своих полков. В этот день он обратился к измаильскому командованию с требованием сдать крепость без боя. «Соблюдая долг человечества, — писал он сераскиру Мегмет-паше, — дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие вашему превосходительству и почтенным султанам и требую отдачи города без сопротивления»[1424]. Одновременно противнику было послано письмо от Потемкина. Однако от сераскира Мегмет-паши поступил отрицательный ответ. Стремясь выиграть время, он просил заключить перемирие на 10 дней, так как не мог принять решение без санкции визиря. Суворов «против обыкновения» дал ему еще один день «до будущего утра на размышление»[1425]. В тот же день было вынесено решение «по диспозиции приступить к штурму безотлагательно, дабы не дать неприятелю время еще более укрепиться», и признать отступление предосудительным для русских войск[1426].

Диспозиция, составленная Суворовым, предусматривала весь порядок работы, обеспечивавшей проведение штурма. Для штурма все войска были разделены на три группы, по три колонны в каждой группе. Состав каждой колонны и способы действий так же точно определялись. Каждая колонна состояла из группы стрелков с фашинами, за которыми следовали рабочие с шанцевым инструментом, а за ними шла пехота с лестницами. Колонну замыкал резерв, построенный в каре, для отражения вылазок конницы из крепости.

Кроме штурмовых колонн, каждый командир группы и командующий войсками имели резервы для подкрепления войск во время штурма. Всего в резерве было около 4 тыс. человек. В группу Самойлова, атаковавшую восточный фас крепости, вошло 12 тыс. человек, в группу П. Потемкина, атакующую западный фас, — 7,5 тыс. человек, в группу де Рибаса, атакующую со стороны Дуная, — 9 тыс. человек. Атака поддерживалась огнем 460 орудий.

Суворов решил атаковать крепость одновременно всеми колоннами. Так как дислокация не указывала направления главного удара, то практически все направления могли стать таковыми, поэтому каждому командиру группы предоставлялась полная инициатива.

Уже с 7 декабря решено было давать сигналы ракетами, чтобы держать гарнизон крепости в напряжении и дезориентировать противника в действительном времени начала штурма. 10 декабря началась артиллерийская подготовка, в которой активное участие принимала также флотилия де Рибаса. Вначале турецкая крепостная артиллерия деятельно отвечала, но затем огонь ее ослабел и угас.

Штурм Измаила

Войска заняли исходное положение в 3 часа ночи, а в 5 часов утра двинулись под покровом густого тумана к крепостным стенам. Штурм начался в 5 час. 30 мин.[1427].

Суворов разделял штурм на два периода. Основным содержанием первого периода была борьба за крепостную ограду. По сигналу все колонны пошли на штурм. Заметив приближение войск, когда они были уже на расстоянии картечного выстрела, турки открыли по ним сильный ружейный и артиллерийский огонь. 1-я и 2-я колонны Львова и Ласси успешно атаковали Бросские ворота и редут Табие. Под огнем противника войска овладели валом и штыками проложили дорогу к Хотинским воротам, через которые в крепость вошли конница и полевая артиллерия. 3-я колонна Мекноба остановилась, так как на данном участке подготовленные к штурму лестницы оказались недостаточно длинными и их пришлось связывать по две. С огромными усилиями войскам удалось взобраться на вал, где они встретили упорное сопротивление. Положение исправил резерв, который позволил опрокинуть турок с крепостного вала в город.

4-я колонна Орлова и 5-я Платова достигли успеха после жестокой схватки с турецкой пехотой, внезапно сделавшей вылазку и ударившей в хвост 4-й колонне. Суворов немедленно выслал резерв и вынудил турок отойти в крепость. Первой взошла на вал 5-я колонна, а за ней и 4-я[1428].

В наиболее трудном положении оказалась 6-я колонна Кутузова, которая атаковала новую крепость. Войска этой колонны, достигшие вала, подверглись контратаке со стороны турецкой пехоты. Однако все контратаки были отражены, войска овладели Килийскими воротами, что позволило усилить наступавшую артиллерию. При этом «достойный и храбрый генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов мужеством своим был примером подчиненным…»[1429].

1, 2 и 6-я колонны, «исполня мужественно, храбро и с удивительною быстротою по данной диспозиции первое стремление, положили основание победы»[1430].

Больших успехов добились 7, 8 и 9-я колонны Маркова, Чепиги и Арсеньева. Между седьмым и восьмым часами они высадились у измаильских укреплений у Дуная. 7-я и 8-я колонны быстро захватили действовавшие против них батареи на укреплениях. Труднее пришлось 9-й колонне, которая должна была вести штурм под огнем с редута Гоби. После упорного боя 7-я и 8-я колонны соединились с 1-й и 2-й колоннами и ворвались в город.

Содержание второго этапа составляла борьба внутри крепости. К 11 часам русские войска захватили Бросские, Хотинские и Бендерские ворота, через которые Суворов двинул в бой резервы. Многочисленный турецкий гарнизон продолжал сопротивляться. Хотя турки не имели возможности маневрировать и без поддержки артиллерии их борьба была малоэффективна, все же они упорно дрались за каждую улицу и каждый дом. В середине дня крепость по существу уже находилась в руках русских войск. «жестокий бой, продолжавшийся внутри крепости, чрез шесть часов с половиною с помощию божиею, наконец, решился в новую России славу. Мужество начальников, ревность и расторопность штаб- и обер-офицеров и беспримерная храбрость солдат одержали над многочисленным неприятелем, отчаянно защищавшимся, совершенную поверхность и в час пополудни победа украсила оружие наше новыми лаврами»[1431].

Однако в ряде мест турки засели в каменных зданиях и продолжали сопротивляться. Но вскоре и они капитулировали, когда в дело была введена артиллерия.

«Таким образом, — писал Суворов, — совершена победа. Крепость Измаильская, столь укрепленная, сколь обширная и которая казалась неприятелю непобедимою, взята страшным для него оружием российских штыков»[1432].

Противник потерпел тяжелое поражение. Из 35-тысячного гарнизона 26 тыс. было убито и 9 тыс. взято в плен. В крепости захвачено 265 орудий и 42 судна. В число трофеев русских войск также входило 345 знамен и 7 бунчуков. Потери русских войск составили убитыми 1815 и ранеными 2445 человек[1433]. Одна из самых сильных крепостей Европы, усовершенствованная накануне войны французскими и немецкими инженерами, была взята штурмом. Применив метод ускоренной атаки, Суворов доказал нецелесообразность метода постепенной осады.

Штурм Измаила явился примером полного использования каждого рода войск. Здесь было прекрасно осуществлено взаимодействие сухопутных войск с флотилией. Войска применили во время боя новые методы борьбы. Они вели штурм в колоннах, а в городе действовали в рассыпном строю. На основе получаемых данных по донесениям, Суворов своевременно подкреплял штурмующие войска резервами на наиболее важных направлениях и создавал перелом в критический момент.

Русские войска проявили храбрость и высокое мужество. Суворов представил к награждению многих офицеров и младших командиров, солдат и казаков, подробно указав все их подвиги во время этого беспримерного штурма. В своем донесении он писал: «Неможно превознесть довольно похвалою мужество, твердость и храбрость всех чинов и войск, в сем деле подвизавшихся, нигде более ознамениться не могло присудствие духа начальников, расторопность и твердость штаб- и обер-офицеров, послушание, устройство и храбрость солдат… Сие исполнить свойственно лишь храброму и непобедимому российскому войску»…[1434].

В честь взятия Измаила была выбита медаль, которой наградили всех участников штурма. Екатерина II отметила заслуги Суворова довольно скромно. Он был лишь «пожалован подполковником» лейб-гвардии Преображенского полка, и вместе с медалью ему была направлена «похвальная грамота с означением его подвигов»[1435]. Все награды достались главным образом Потемкину.

Лиманская флотилия за успешные действия была переименована в Черноморский гребной флот[1436].

Некоторую активность турецкие войска проявили в ходе этой кампании лишь на Кавказе. Из Анапы вверх по Кубани направилась 20-тысячная турецкая армия под командованием Батал-паши с задачей выйти к Кабарде и затем поднять восстание горцев против России. Однако горцы отказались выступить в защиту турецких интересов. Турецкая армия была окружена русскими войсками и разбита, а сам Батал-паша взят в плен.

Кампания 1791 года. Взятие Измаила произвело огромное впечатление не только на Турцию, но и на страны Западной Европы. Силы Турции были значительно надломлены, но она продолжала борьбу, все еще веря в то, что на ее стороне выступят Англия, Пруссия и Польша. Угроза выступления этих держав достаточно определенно проявилась в начале 1791 года. Для отражения возможного нападения в районе Риги была сосредоточена Двинская армия. Рига и Петербург приведены в боевую готовность. Балтийский флот стоял наготове в Кронштадте, Ревеле и Риге. По требованию Потемкина Суворов был отозван в Петербург и вступил в командование войсками, расположенными в Финляндии, ему было поручено в короткий срок организовать оборону северо-западной границы[1437].

Осмотрев пограничные укрепления, Суворов составил план оборонительных мероприятий в Финляндии, в который входило строительство новых укреплений, реконструкция существующих крепостей, создание баз снабжения войск и т. п. Все эти работы проводились в соответствии со стратегическим планом, составленным на случай новой войны со Швецией. Суворов предлагал в этом случае ведение наступательной войны[1438].

Потемкин принял решение направить в Польшу и на северо-запад большую часть своих войск, так как боевая мощь Турции уже была подорвана. Однако, чтобы вынудить Турцию сложить оружие и просить мира, нужно было нанести еще несколько сильных ударов. Новые победы на Балканах одержали войска под командованием М. И. Кутузова. Эти победы были поддержаны сокрушительным ударом по турецкому флоту, осуществленным Ушаковым.

Сражение при Бабадаге

В конце апреля 1791 года началась новая кампания. Русские войска получили задачу развернуть боевые действия за Дунаем. Турецкое командование, стремясь не допустить наступления русских войск, сосредоточило до 80 тыс. человек в районе Мачина, Бабадага. Репнин поставил задачу перед Кутузовым, командовавшим крупными силами, расположенными в Измаиле и его округе, нанести поражение туркам.

Имея 12 тыс. войск, Кутузов решил нанести внезапный удар по противнику. В ночь на 3 июня войска были скрыто переправлены близ Тульчи. Противник обнаружил русские войска на правом берегу Дуная, «когда уже большая часть войск наших на его берегу была»[1439].

Выслав вперед авангард, Кутузов направил войска через лес и реку Котолуй с целью открыть «себе путь в тыл неприятельского укрепления и лагеря»[1440]. На рассвете 4 июня через речку Котолуй была устроена плотина, по которой перешли войска и начали движение к Армутли (Армаклу). Во время движения разведкой было установлено наличие крупных турецких сил восточнее Армутли. Кутузов изменил решение и приказал войскам атаковать турецкий укрепленный лагерь у озера Бабадаг.

Турецкий лагерь был защищен с фронта рекой Бабадаг, с правого фланга озером Бабадаг. Располагаясь на высотах, он представлял собой трудный объект для атаки. Однако Кутузов не остановился перед трудностями и, построив боевой порядок, начал наступление. Турки сделали первую попытку оказать сопротивление на подступах к лагерю, но были отброшены к реке Бабадаг. Русские войска, построенные в каре, продолжали продвигаться вперед. В целях обеспечения открытого правого фланга, Кутузов выдвинул отряд, который занял высоты у деревни Армаклу. Войска шли к турецкому лагерю без артиллерийской поддержки. Кутузов запретил открывать огонь, «дабы, не разбивая неприятельских толп, привести оные перестрелкою под удар конницы нашей и ежели можно под картечь».

Этот расчет полностью оправдался. Подойдя на короткую дистанцию, Кутузов атаковал турок конницей, вслед за которой «пехота удвоила шаги, и казаки, подкрепляемые карабинерами, ехали, так сказать, на плечах неприятеля до самих укреплений». Атака лагеря была проведена успешно. «Неприятель, оставя в укреплении пушки и весь свой лагерь, бежал в леса…»[1441]. В Бабадаге были захвачены крупные склады продовольствия.

Поражение 10-тысячного турецкого отряда у Бабадага не разрешило поставленной задачи. Оставалась еще крупная группировка турок в 30 тыс. человек у Мачина.

Репнин, подтянув к Галацу корпуса Голицына, Волконского и Кутузова, решил нанести удар по мачинской группировке турецких войск, численность которой русское командование представляло себе довольно слабо.

Переправившись через Дунай, Репнин прошел полуостров Кунцефан и вышел на правый фланг турецкого лагеря у Мачина. Построенный им боевой порядок предусматривал следующее распределение войск: на правом фланге действовали войска Голицына и Волконского, на левом — Кутузова (Бугский корпус и казаки). Пехота была построена в одну линию каре, за которой располагалась кавалерия.

Сражение произошло на сильно пересеченной местности. Наступать пришлось с форсированием реки Катечер. Войска правого фланга имели задачу наносить удар в лоб. Главную задачу решали войска левого фланга, которыми командовал Кутузов. Войска быстро переправились по вооруженной пло-тине через реку Катечер и поднялись на холмы. Кутузов остановил движение каре, чтобы огнем артиллерии освободить от турок высоты, «бывшие противу левого фланга, не оставляя отнюдь сего сильного неприятеля за спиною»[1442]. Попытки турок совершить обход и нанести удар во фланг конницей были отражены, и пехотные каре снова двинулись в наступление. «Когда линии всего корпуса выровнялись и левой фланг от неприятеля освобожден, тогда вступили уже войска в движение, поражая неприятеля картечью, мелким ружьем, а иногда и штыками и, занимая высоты одна за другою по всему пространству неприятеля, достигли той, которая командует долиною Мачинскою»[1443]. Появление русских войск в тылу турецких войск вызвало смятение. В панике они отступили. Кутузов отправил для преследования легкую конницу. Турки потеряли более 4 тыс. убитыми и 35 орудий.

Во время разгрома турецкой армии под Мачином гребной флот на Дунае атаковал 28 июня турецкую флотилию, состоявшую из 30 судов. В результате было уничтожено 6 судов противника. Опыт сражений под Бабадагом и Мачином показал, что Кутузов развивал здесь способы ведения военных действий, разработанные Суворовым. Кутузов показал себя искусным тактиком, умело сочетающим инициативу, смелость и решительность с осмотрительностью.

Сражение у Калиакрии. Удары по турецкой армии на суше были подкреплены поражением турецкого флота при Калиакрии. К началу кампании 1791 года Черноморский флот имел в боевом составе 16 линейных кораблей, 2 фрегата, 2 бомбардирских корабля и 19 судов других классов. 11 мая Ушаков получил предписание «искать неприятеля, где он в Черном море случится»[1444]. Сообщив Потемкину, что он готов принять все меры к истреблению турецких сил, Ушаков вышел в море. Однако турецкий флот всячески уклонялся от встречи с русской эскадрой.

31 июля Ушаков оонаружил стоявший на якорях у мыса Калиакрия крупный турецкий флот капитан-паши Хюссейна в составе 18 линейных кораблей, 17 фрегатов и 43 вспомогательных судов. Ушаков, не перестраиваясь из походного порядка в боевой, совершил маневр и атаковал турецкую эскадру. Под огнем береговых батарей он отрезал эскадру противника от берега и потопил часть судов. Уволенная на берег турецкая команда не успела даже возвратиться на свои корабли. Во время боя Ушаков перестроил походный порядок в линию баталии параллельно турецкой. Противник попытался оказать сопротивление. «Известной алжиринский паша Саит-Али… оборотил весь флот за собою, устраивая линию на левый галс»[1445]. Русский флот сблизился с противником на ближнюю дистанцию и в 17 часов открыл огонь. Сам Ушаков атаковал группой кораблей флагман Саид-Али и затем второй флагманский корабль и сломал турецкий линейный порядок. «Наш же флот всею линиею передовыми и задними кораблями совсем его окружил и производил с такой отличной живостию жестокий огонь, что… принудил укрываться многие корабли один за другова, и флот неприятельский при начале ночной темноты был совершенно уже разбит до крайности». Оставшиеся турецкие суда бежали к Стамбулу, а «наш флот, сомкнув дистанцию, гнал и беспрерывным огнем бил его носовыми пушками, а которым было способно и всеми лагами»[1446]. Наступившая ночь прекратила преследование. Во время поспешного бегства еще несколько кораблей противника пошло ко дну.

Крупный успех был достигнут также на Кавказе. В 1791 году русские войска штурмом взяли Анапу, служившую в эту войну центром сосредоточения турецких десантов. Отсюда турки угрожали Крыму и Кавказу.

Потерпев поражение на суше и на море, Юзуф-паша поспешил подписать 31 июня в Галаце предварительные условия мирного договора. Переговоры начались в октябре 1791 года и продолжались до конца декабря. Со стороны России их вел сначала Г. Потемкин, а затем Безбородко. Со стороны Турции — реис-эфенди Абдула-эфенди, Ибрагим Исмет-бей и Мехмет-эфенди.

Сражение у мыса Калиакрия

Во время переговоров турецкие представители попытались предъявить свои требования, но они были решительно отвергнуты Безбородко. Лишенная надежды получить поддержку Англии и Пруссии, занятых подготовкой войны с Францией, Турция подписала 29 декабря 1791 года договор, по которому она отдавала Очаков, подтверждала условия Кючук-Кайнарджийского мира и признавала присоединение Крыма к России. Новая граница России на западе проходила по Днестру, а на востоке по Кубани. Турция отказалась от притязаний на Грузию и обязалась соблюдать условия Кючук-Кайнарджийского мира в отношении дунайских княжеств.

Ясский мир закрепил за Россией ее исконные земли на Черноморском побережье и тем самым окончательно разрешил жизненно важную для России черноморскую проблему. Ясский мир имел большое значение для Украины. «В результате этих побед были освобождены от владычества Турции Крым и южные украинские земли, что сыграло огромную положительную роль в развитии производительных сил всей страны, получившей ранее недоступный для нее выход к морю»[1447].

Война 1787–1791 гг. явилась новым крупным шагом в развитии русского военного искусства.

В этой войне в области стратегии утвердились принципы генерального сражения. Крупнейшим мастером решительного маневра показал себя А. В. Суворов. Его действия явились примером влияния отдельных сражений на общий ход войны. Своими победами Суворов создавал благоприятную для русской армии стратегическую обстановку. Таковы его действия в период Кинбурн-Очаковской обороны. Разгром турок у Кинбурна и взятие Очакова сорвали план турок и изменили соотношение сил в пользу России. Вследствие этого весь район был очищен от турок. Еще большее значение имели победы Суворова в 1789 году под Фокшанами и Рымником и победы Ушакова на море. Разгром главных сил турецкой армии и флота в корне изменил обстановку, и война была бы закончена, если бы Потемкин перешел в общее наступление, как предлагал Суворов. Новые победы Суворова у Измаила и Ушакова у Калиакрии поставили Турцию на край гибели и предрешили успешное окончание войны.

Позднее, обобщая стратегический опыт этой войны, Суворов разработал новый план борьбы. В этом плане он предусматривал развитие разработанного им способа борьбы, главным содержанием которого был разгром войск противника в генеральном сражении. Основные положения плана сводились к следующему:

а) «надо начать кампанию своевременно, до того, как они (турки. — Л. Б.), собрав свои войска, двинутся к Дунаю»;

б) нужно обеспечить взаимодействие армии и флота. Следует разбить флот противника, чтобы облегчить действия войск. «Адмирал Ушаков доказал бы возможность уничтожения подобной вражеской эскадры после своего последнего морского боя»;

в) не терять времени на осаду крепости, «итти навстречу туркам, атаковать их и, разбив, преследовать по возможности…

Такой способ действий должен быть всегда соблюдаем нашими войсками, и, насколько возможно, они должны следовать правилу разбить врага в поле, прежде чем предпринимать осаду»;

г) обеспечить возможность нанесения нарастающих ударов и, «если позволит время года и все препятствия будут преодолены, нужно покончить с самим Константинополем…

Строго соблюдайте правила нанесения мощных ударов по турецким войскам, чтобы ослабить их, насколько возможно, и не бросайтесь на столицу с риском»;

д) нанести удар по Константинополю с суши и с моря, «тогда можно было бы начать действия против самой столицы путем блокады», предоставив ее жителям возможность переправиться через Босфор;

е) «будучи хорошо снабженными и хорошо подготовленными не только для обороны, но и для наступательных действий, нам нечего опасаться их проектов»;

ж) «расчет времени есть главное правило ведения войны». Войну закончить в две кампании»[1448].

Еще больше нового эта война дала в области тактики. В русско-турецкой войне 1768–1774 гг. процесс складывания новых тактических форм только начался: Румянцев решительно порвал с линейными построениями и ввел расчлененный боевой порядок (дивизионные и полковые каре), а Суворов, применив батальонные и ротные каре, с резервом внутри каре, свел их к колоннам. В войне 1787 1791 гг. суворовские расчлененные боевые порядки окончательно утвердились. У Кинбурна Суворов строит войска в две линии колонн, создавая необходимую упругость и ударную силу. Питание боя из глубины специально выделенными резервами и наращивание свежих сил позволяли выдержать удары противника, измотать его и нанести сокрушительный контрудар.

У Рымника Суворов маневрирует боевым порядком. Он смело разделяет свою армию, наносит ряд последовательных ударов, затем перестраивает ее в две линии каре и обрушивает решающий удар. Под Измаилом он мастерски сочетает действия стрелков с колоннами и действует концентрическими ударами.

Весь этот богатейший опыт Суворов обобщил в «Науке побеждать» — величайшем достижении русской тактической мысли второй половины XVIII века.

Бой в расчлененных боевых порядках требовал строгого расчета во времени и движениях по рубежам. Действия в соответствии с обстановкой, строгий расчет и стремительность давали Суворову основание для безошибочного выбора направления главного удара. Управление боем на основе приказания, предоставление инициативы частным начальникам, наконец, создание своими действиями благоприятной обстановки — вот характерные черты «нападательной тактики» Суворова в этой войне.

РАЗВИТИЕ РУССКОГО ВОЕННОГО ИСКУССТВА В РУССКО-ШВЕДСКОЙ ВОЙНЕ 1788–1790 ГОДОВ

Едва начались военные действия на юге России, как Швеция стала энергично готовиться к войне против России. Для этого у Густава III, представлявшего реакционные круги шведского дворянства, имелись свои основания. Главным основанием были внутренние неурядицы в самой Швеции. Когда в 1771–1772 гг. в Швеции возникла революционная ситуация, то шведская аристократия решила покончить с «периодом свободы» и укрепить монархию. Государственный переворот 1772 года привел к тому, что король получил безраздельное право управлять государством, а Совет при нем только советовать, но не управлять[1449].

Переворот не снял социальных противоречий, а, наоборот, обострил их. Внутриполитические осложнения в стране особенно усилились к 1786 году. Правящие круги считали, что устранить все эти противоречия можно будет главным образом путем достижения успехов на международной арене. Правительство Густава III резко повернуло внешнеполитический курс и нарушило этим традицию сотрудничества с Данией и Россией в деле защиты торговых интересов в Европе. Учтя международную ситуацию, Густав III стал проводить политику, направленную против России и ее союзницы Дании.

В 1787 году он попытался поссорить Данию с Россией и ездил с этой целью в Копенгаген. Однако эта попытка окончилась неудачно. В датской столице не поверили в искренность заверений Густава III сохранить мир в Прибалтике, так как эти заверения не увязывались с его предложениями порвать союзный договор Дании с Россией. Датское правительство, обеспокоенное военными приготовлениями Швеции и Пруссии, сообщило собранные сведения в Петербург. Эти сведения, а также донесения русских послов дали основание Безбородко доложить в Совете о возможности нападения со стороны Пруссии и Швеции и о необходимости принятия оборонительных мер[1450].

Тем временем Густав III разработал план нападения на Россию. В Швеции считали, что Россия, занятая войной против Турции, не сможет оказать серьезного сопротивления шведским вооруженным силам.

Реваншистская идея Густава III встретила горячую поддержку у Турции. Турецкое правительство предложило Швеции крупную субсидию в случае, если она открыто выступит против России. Шведский король, отмечалось в журнале военных действий, «вероятно… знатную сумму взял с Порты с тем, чтобы флота российского не пропускать в океан»[1451]. За спиной Швеции стояли Англия и Пруссия, которые пообещали Густаву III оказать ей поддержку в целях ограничения русского влияния в Европе. Французский посол Сегюр записал: «Лондонский кабинет возбуждал шведского короля к войне»[1452].

Начавшиеся военные приготовления в Англии и Пруссии окончательно толкнули Густава III на решение развязать войну с Россией. Правительство России не желало этой войны. В Петербурге довольно долго надеялись на то, что антирусские выступления Густава III являются только средством агитации во внутриполитических целях. «Мне кажется, — писала Екатерина, — они не задерут, а останутся при демонстрациях»[1453].

Русское правительство несколько раз заявляло о своем желании сохранить мир даже после того, как шведская военщина попыталась спровоцировать пограничные инциденты в Финляндии.

В 1788 году Россия объявила, что она не желает войны, но готова дать отпор любому нападению на ее границы. Все эти заявления русского правительства были восприняты в Стокгольме как проявление военной слабости, и шведское командование стало энергично готовиться к нападению на Россию.

Летом 1788 года Густав III, не считаясь с конституцией, по которой он должен был получить согласие на объявление войны от всех сословий; представленных в риксдаге, пошел на дипломатическую авантюру в надежде, что она неизбежно повлечет за собой начало военных действий.

Сделавшийся «своим собственным министром иностранных дел», Густав III предъявил русскому послу в Стокгольме Разумовскому ноту, содержавшую такие требования, которые Россия не могла принять: Швеция потребовала возвратить ей часть Финляндии, уступленную России по Ништадтскому и Абовскому договорам, а также прекратить войну с Турцией и возвратить ей Крым. Кроме того, было предъявлено требование разоружить Балтийский флот. Требования Густава III были отвергнуты. Вслед за этим русский посол Разумовский был выслан из Стокгольма, а шведский флот вышел в море к русским берегам. Екатерина назвала этот ультиматум «образцом произведенной нелепости и горячечного бреда»[1454]. Шведский посол Нолкен также был выслан из Петербурга, вслед за этим русское правительство опубликовало манифест, в котором подчеркивались захватнические цели шведов[1455].

О реваншистских планах Густава III писали и шведские историки. «Вероятнее всего, — писал Гилленгронст, — короля Густава III уже давно занимал план, как бы Швеции снова померяться силами с грозным своим восточным соседом». При этом он считал, что Густав III хотел использовать внешнеполитические успехи «для увеличения своей власти»[1456].

Силы и планы сторон. Швеция начала готовиться к войне против России с 1772–1773 года. За 15 лет она модернизировала свой флот и укрепила армию[1457]. К началу войны в составе шведского флота имелось 26 линейных кораблей, 14 фрегатов и до 140 гребных судов[1458]. Численность армии была доведена до 50 тыс. человек (в это число не вошла финляндская милиция — примерно 15–18 тысяч человек). План шведского командования состоял в том, чтобы начать широкие военные действия на юге Финляндии и нанести одновременно сокрушительный удар по русскому флоту у Кронштадта, с тем чтобы обеспечить высадку 20-тысячному корпусу у Петербурга.

В случае захвата Петербурга Густав III надеялся принудить Россию к миру на продиктованных им условиях.

Россия не была готова к новой войне. Балтийский флот, насчитывавший в своем составе 48 линейных кораблей и 26 фрегатов, не мог быть весь использован в боевых действиях. Многие корабли находились в таком состоянии, что на них опасно было выходить в море. Не лучше было состояние гребного флота, насчитывавшего около 30 судов. Лучшая часть Балтийского флота в начале русско-турецкой войны была сведена в отдельную эскадру под командованием адмирала Грейга для посылки в Архипелаг. В эту эскадру предполагалось включить годных для плавания 17 линейных кораблей, 6 фрегатов, 2 бомбардирских корабля и несколько транспортных судов. Передовой отряд этой эскадры в составе трех линейных кораблей, двух фрегатов и пяти транспортных судов под командованием вице-адмирала В. П. Фондезина направился к Зунду и с 24 июня ожидал подхода главных сил в Копенгаген[1459].

Шведы пропустили этот отряд и дали ему возможность соединиться с датскими судами. Это была ошибка Густава III, который решил начать военные действия против России еще в апреле 1788 года. Упрек Гилленгронста в неоправданной нерешительности Густава III, имевшего возможность уничтожить часть русского флота, не лишен основания, ибо все равно для шведского короля не существовали нормы международного права. «Каковы бы ни были побудительные причины к этой войне, но если она была уже решена, то не следовало обращать внимание ни на какие предубеждения, а пользоваться всеми предоставляющимися обстоятельствами, чтобы с самого начала повредить могущественной державе, против которой намерены были сражаться»[1460], — писал Гилленгронст.

Одновременно Грейг выслал разведывательный отряд из трех фрегатов для наблюдения за шведами у Свеаборга и на выходе из Финского залива. Остальная часть эскадры стояла у Кронштадта и ожидала только приказа о выходе в море. Но поход был отменен, так как посланные на разведку фрегаты донесли о появлении в Финском заливе крупной шведской эскадры в 16 линейных кораблей и 7 фрегатов[1461].

Для обороны Петербурга и Прибалтики, а также для отражения возможного выступления Пруссии были сосредоточены довольно крупные силы.

Русский план 1788 года предусматривал отражение шведских сил в случае нападения их на Петербург и нанесение контрудара по Гельсингфорсу и Гетеборгу. Для этой цели генерал-поручик Мусин-Пушкин располагал полевой армией в 19 508 человек. Кроме того, в Петербургском гарнизоне и гвардии насчитывалось около 10–11 тыс. человек.

Кампания 1788 года.Сражение у о. Гогланд. 26 июня адмирал Грейг получил приказ о выходе в море с целью найти неприятельский флот и атаковать его.

Балтийская эскадра в составе 17 линейных кораблей вышла из Кронштадта. Грейг приложил все старания к тому, чтобы подготовить личный состав к предстоящим боям. «Произвожу пушечную и ружейную экзерцицию»[1462], — доносил он в Петербург. Обучение стрельбе производилось во время специально проводимых маневров. 5 июля эскадра Грейга подошла к острову Гогланду, куда направлялась также шведская эскадра в составе 16 линейных кораблей, 7 фрегатов и 8 мелких судов под командованием герцога Зюдерманландского.

Сражение у о. Гогланд

Силы противников в численном отношении были почти равны, но шведский флот имел лучшее артиллерийское вооружение. 1400 шведских орудий могли дать залп в 720 пудов, а 1220 русских орудий — только в 460 пудов.

Шведский флот медленно шел с подветренной стороны, ожидая подхода русской эскадры, которая шла под всеми парусами. В приказе Густава III по флоту предлагалось произвести маневр, чтобы «прорезать русский флот», так как «прорезанием неприятельской линии вернее всего решается участь сражения»[1463]. Практически этот маневр не был осуществлен.

В авангарде русской эскадры шли корабли отряда контр-адмирала Козлянинова и адмиральский корабль Грейга. В то время как авангард и центр подошли к шведской эскадре, арьергард несколько отстал. Несмотря на это, Грейг решительно атаковал генерал-адмиральский корабль, а Козлянинов стал наносить удары по шведским передовым кораблям. Не выдержав огня, адмиральский корабль шведской эскадры вскоре вынужден был выйти из боя, вслед за ним вышли из боя еще два корабля. Удар по авангарду привел шведскую эскадру в замешательство, и в 6 час. 30 мин. шведы стали уходить с поля боя.

Установив это, Грейг приказал прибавить паруса и догнать шведов. В 9 часов в бой включилась вся русская эскадра. Русские корабли подошли к шведам и открыли огонь с левого борта. Но вскоре бой прекратился, так как наступил полный штиль. Около 10 часов вечера флагман Грейга «Ростислав» подошел к шведскому вице-адмиральскому кораблю «Принц Густав» и принудил его сдаться в плен. Но русский флот потерял также один корабль. «Владислав» оказался среди шведских судов и под угрозой уничтожения вынужден был сдаться.

Ночью шведские корабли, воспользовавшись ветром, поспешили уйти к Свеаборгу. Русская эскадра, получившая серьезные повреждения, не могла поспешно преследовать уходившего противника.

Донося о результатах сражения, Грейг писал: «Сражение было жестокое с обеих сторон и продолжалось до 10 часов вечера в беспрерывном огне… Я должен объявить мое удовольствие об отменной храбрости, проворстве и неустрашимости офицеров, особливо нижних чинов служителей, между которыми, хотя большая половина рекрут, но отправляла свою должность у пушек сверх моих чаяний и чем долее сражение продолжалось, тем проворнее заряжали и палили пушки»[1464].

Победа у о. Гогланд имела стратегическое значение. План Густава III был сорван. Шведский флот находился в Свеаборге, и теперь Петербургу не угрожала опасность высадки шведского десанта. Но в тактическом отношении сражение у Гогланда дало мало нового. Последователь английской школы Грейг действовал на основе линейной тактики. Он разбросал свои силы и поэтому не добился решительной победы. Впрочем этому помешало странное поведение арьергарда контр-адмирала М. П. Фондезина, не спешившего участвовать в сражении. Грейг отдал под суд капитанов тех кораблей, по вине которых «Владислав» был захвачен шведами. Эти капитаны (Коковцев, Баранов и Вальронд) были разжалованы в матросы, а контр-адмирал Мартин Фондезин отстранен от командования.

Густав III, хотя и понимал, что его план захвата Петербурга рухнул, но для поддержания духа приказал дать в Гельсингфорсе салют в честь «Гогландской победы»[1465].

Грейг, не удовлетворенный результатом сражения, немедленно организовал блокаду шведского флота в Свеаборге. Вслед за этим он направил в Петербург план захвата в Свеаборге заблокированного шведского флота и просил дать ему всего 10 тыс. пехоты для высадки десанта и штурма Свеаборга с суши. Однако Екатерина II не утвердила этот план. Она рассчитывала на выступление против Густава III финского дворянства, для поддержки которого стояли наготове войска. «Мы не можем еще отделить 6 или 8 тысяч войска из Финляндии, которое долженствует поддерживать там начавшуюся революцию»[1466], — писала Грейгу Екатерина II.

И все же Грейг решил продолжать блокаду Свеаборга. Чтобы лишить противника возможности иметь морскую связь между Свеаборгом и базами в Швеции, он направил к мысу Гангеуду отряд в составе одного линейного корабля и трех фрегатов. В конце августа в Копенгаген прибыла из Архангельска эскадра контр-адмирала Повалишина. Здесь она соединилась с судами эскадры вице-адмирала В. П. Фондезина. Сводная эскадра Фондезина имела теперь семь линейных кораблей, три фрегата, два коттера и четыре транспорта. Дания в свою очередь придала этой эскадре три линейных корабля и один фрегат[1467].

В конце сентября эскадра вице-адмирала Фондезина заняла наблюдательную позицию между островом Эланд и шведским берегом. Русские фрегаты несли крейсерскую службу у Карлскроны.

Все эти меры не позволили шведам вывести свой парусный флот из Свеаборга, а гребной флот из финских шхер. Две попытки шведов провести гребной флот были отражены 3 и 5 октября. Положение шведского флота было критическим. «Пока русские оставались у Гангеуда, — писал Гилленгронст, — всякое сообщение со Швецией было прервано»[1468]. Русский флот «приобрел полную свободу действий в Финском заливе»[1469], — указывает другой шведский автор.

Но вскоре положение изменилось. 15 октября Грейг неожиданно умер. Блокада была ослаблена. В связи с наступившим осенним ненастьем Фондезин ушел со своей частью флота в Копенгаген, где расположился на зимовку. Остальная часть блокирующего флота отошла в Ревель. Только после этого шведскому флоту удалось беспрепятственно добраться до Карлскроны.

В ноябре 1788 года была произведена смена командования. Во главе ревельской эскадры встал адмирал В. Я. Чичагов, а копенгагенской — контр-адмирал Козлянинов. Шхерный флот, который стал срочно восстанавливаться, отдан в командование Нассау-Зигену.

Если в этот период на море действия были активны, то на суше этого не наблюдалось. Северная граница оказалась довольно плохо подготовленной к обороне. Войск было сравнительно мало, и их приходилось перебрасывать на Финляндский театр из других мест. Во главе армии пришлось поставить «сущего болвана», как называла Екатерина главнокомандующего Мусина-Пушкина. Впрочем выбирать ей было не из кого. Все лучшие генералы находились на юге. Правда, кроме Мусина-Пушкина, был еще в Петербурге генерал-поручик И. П. Салтыков, но он еще хуже последнего. Салтыков «туп и упрям», — писала Екатерина II Потемкину.

Генерал-аншеф Мусин-Пушкин не думал начинать активные действия в 1788 году. Он готовился к кампании 1789 года. В ожидании подхода назначенных войск приводились в порядок старые крепости, находившиеся в весьма плачевном состоянии. «В Фридрихсгаме крытый путь был в равне с полем, вал повсюду почти обвалился, палисадов не было и артиллерия еще та же, как шведами нам оставлена»[1470], со времен Северной войны.

36-тысячная шведская армия перешла русскую границу двумя колоннами. Одна колонна повела наступление вдоль Финского залива с целью захвата Фридрихсгама и последующего удара на Петербург. Вторая колонна наступала из Сент-Михеля на Вильманстранд. Отдельный отряд направлялся к Нейшлоту.

В Петербурге хорошо понимали замыслы Густава III. Ека-терина II писала Мусину-Пушкину: «Король шведский целит не на Фридрихсгам, но прямо на Петербург, в плен попавшийся вице-адмирал и протчие с ним офицеры рассказывают всем, кто слышать хотел, что, побив флот наш (что представляли себя самим лехким делом), оне хотели итти прямо к Кронштату, оный выжечь, а между тем армейский их флот имел зделать один десант на Красной Горке, а другой у Галерной Гавен для выжиганья Петербурха; в сем проекте входило опрокинуть штатуя Петра I… Но флот шведский побит и к Швеаборк… пошел, хвост поджав и уши опустя».[1471].

Таким образом, Мусину-Пушкину указывалось, что основная задача шведов состояла в захвате Петербурга, ответственность за оборону которого с суши несла полевая армия. Первые столкновения передовых отрядов противников на границе у реки Кюмень начались 12–13 июня. Силы шведов в этот период значительно превосходили силы русских. Дивизии Михельсона и Левашова только завершали сосредоточение: пехота спешно подвозилась на подводах, а конница перебрасывалась форсированными маршами[1472]. По расписанию Мусина-Пушкина от 22 июля 1788 года русские войска распределялись в Финляндии следующим образом: в Выборге — 8220 человек, в корпусе Михельсона — 7238, у Левашова в Фридрихсгаме — 2539, у Шульца в Кексгольме — 1281 и в Нейшлоте — 230 человек. Всего 19 508 человек[1473].

Перейдя 12 июня русскую границу, первая колонна шведских войск, которой командовал Густав III, вышла к Фридрихсгаму и 22 июня обложила город, обойдя его с Выборгской стороны[1474]. Обстрел, произведенный 22 июня из орудий полевой артиллерии, не дал должного эффекта. В связи с этим Густав III принял решение перебросить к крепости 100 орудий осадной артиллерии[1475].

Однако до крупных боевых столкновений дело не дошло. В шведской армии начались волнения. Финские полки, которые были собраны перед началом военных действий под предлогом участия в маневрах, отказались от участия в войне, так как она началась без согласия риксдага. Финны «положили не действовать наступательно, но в свои пределы возвратиться»[1476]. Этот протест был возглавлен значительной частью финских дворян-офицеров, стремившихся создать независимую Финляндию.

Финская оппозиция заключила в Аньяле «Союзный акт» и обратилась к Екатерине II с посланием о мире и оказании им помощи. Русское правительство пообещало оказать финнам содействие, если они объявят о своей независимости. Финны вторично обратились к Екатерине с просьбой огласить специальный манифест, призывающий к отделению Финляндии от Швеции. Однако Государственный совет не счел возможным опубликовать такой манифест[1477]. Переговоры затянулись. Главной причиной этого было требование Аньяльского союза возвратить русскую часть Финляндии. Движение финских оппозиционеров поддержала та часть шведских офицеров, которая состояла в оппозиции к королю в самой Швеции. Оппозиция из риксдага перешла «на полевое положение»[1478].

Образование конфедерации сорвало планы Густава III. Антивоенные выступления начались 24 июня, когда «два финских полка, кинув ружья, без всякого ж на них нападения, все ушли», а 200 офицеров «апшид берут не хотят служить»[1479]. К вечеру 24 июня «из всех мест, где только были около Фридрихсгама, войска неприятельские ударились в бег по дороге Аборсфордской и через Скоба к Кельрису»[1480]. Отойдя от Фридрихсгама, шведские войска заняли позицию у Кюменьгорода, укрепили ее и подвели свою шхерную флотилию. На этой позиции шведские войска оставались до сентября 1788 года, но затем из-за недостатка продовольствия оставили ее и отошли к своей границе.

Вторая колонна шведов начала наступление от Сент-Михеля. Не встретив особого сопротивления, эта колонна через Кристина, Кюри, Гарданески вышла на подступы к Вильманстранду. Но здесь она была остановлена и затем поспешно отошла назад. Как и в первой колонне, конфедераты не пожелали воевать против России.

Воспользовавшись «замешательством в шведском войске», Мусин-Пушкин принял решение перейти в наступление. Дивизия Михельсона получила задачу отбросить шведские войска от Вильманстранда, а затем через Давыдово (Давидстадт) повернуть к Фридрихсгаму. Дивизия Левашова двинулась от Выборга прямо в Фридрихсгам. Движение этих войск ускорило отход противника к своей границе. Русские войска были готовы перейти границу.

Однако из Петербурга поступили указания не начинать активных действий. Правительство Екатерины II надеялось на дальнейшее развитие национально-освободительного движения в Финляндии.

Неудачно действовал шведский отряд Гастфера под Нейшлотом. Несмотря на превосходство сил противника и плохое состояние крепости, русский гарнизон выдержал двухмесячную осаду. В конце июня крепость подверглась интенсивной бомбардировке. Но в начале августа финские части, узнав об отходе своих войск из-под Фридрихсгама, также отошли к своим границам. Граф Стединг — помощник Гастфера доносил Густаву III: «Наши войска утомлены и чувствуют себя изолированно. Финские солдаты желают вернуться домой. В случае нападения мы все можем быть взяты в плен»[1481]. К началу августа шведский отряд отошел к своим границам.

Угроза шведского нашествия вызвала довольно широкое патриотическое движение в России. Многие деревни дали значительно больше рекрутов, чем требовалось по чрезвычайному набору 1788 года. В Петербурге был сформирован из добровольцев гусарский полк, в Москве записалось более 10 тыс. добровольцев, желавших ехать на шведский фронт. В Архангельском наместничестве на укомплектование конницы и егерских частей добровольно записалось 484 человека. В Олонецком наместничестве в артиллерию и в конницу записалось 560 добровольцев[1482].

Дания начала военные действия в августе 1788 года. Датские войска перешли шведскую границу в провинциях Богюс и Ейльсбурке. На заседании Государственного совета в Петербурге отмечалось, что «двор датский решился теперь на деятельное нам вспоможение противу шведов»[1483].

Выступлению Дании Густав III придавал большое значение. Он немедленно прибыл на норвежскую границу и стал спешно собирать силы для отражения датских войск, наступавших на Готенбург. Не надеясь на свои силы, он обратился за помощью к Пруссии и Англии. Расчет Густава III оправдался. «Посредничество Англии, Пруссии и Голландии спасло Готенбург от угрожавшей ему опасности»[1484] — писал шведский историк. Английский и прусский послы угрожали датскому правительству немедленным военным выступлением, если Дания будет продолжать военные действия на стороне Швеции. Испуганное датское правительство решило в октябре 1788 года заключить перемирие со Швецией на восемь месяцев. «Все затеяно в Англии, — писал в своем дневнике Храповицкий, — а в Пруссии слепо следуют ее плану»[1485].

Позиция английского и особенно прусского правительств смутила всех в Петербурге. Государственный совет решил опротестовать действия Пруссии и напомнить «королю прусскому, ссылаясь на дела прежние, что сама его держава своим приращением обязана России и что еще в свежей памяти помощь, сделанная его предместнику, — выйти с честью из войны баварской»[1486].

Кампания 1789 года. Ход военных действий 1788 года показал, что Россия была недостаточно подготовлена к войне. Выход Дании из войны осложнил и без того трудное положение. Несмотря на это, русское правительство твердо решило продолжать борьбу.

Зима 1788/89 года была использована для подготовки к предстоящим военным действиям. Армия Мусина-Пушкина получила задачу развернуть наступление в южной Финляндии, чтобы изгнать шведов сначала из Финляндии и затем ударом по самой Швеции вывести ее из войны.

Флот был приведен в порядок. Принято специальное решение соединить ревельскую и кронштадтскую эскадры, чтобы иметь численное превосходство на море. Кроме того, в мае началось срочное сооружение шхерного флота, роль которого раньше недооценивалась.

Сражение у о. Эланд

Тем временем в Швеции Густаву III удалось подавить оппозицию. Он арестовал лидеров Аньяльского союза и ввел в феврале 1789 года новую конституцию, еще более утверждавшую единодержавную власть короля. Теперь Густав III был свободен в выборе решений. Он стал энергично готовиться к новой кампании. Главные усилия было решено перенести на море.

Сражение у о. Эланд. Получив сведения о соединении кронштадтской и ревельской эскадр и о движении их к Копенгагену, шведское командование приняло решение дать сражение и выслало свои суда к острову Эланд, лежавшему на пути к Копенгагену. Встреча противников состоялась у острова Эланд 15 июля. Командующий русской эскадрой Чичагов имел 20 линейных кораблей, 7 фрегатов, 2 бомбардирских судна, 2 коттера, 3 транспорта и 2 госпитальных судна. Герцог Зюдерманландский имел 21 линейный корабль, 11 фрегатов и 6 мелких судов. Обе эскадры вначале заняли выжидательное положение, не решаясь начать сражение. «Ленивая» баталия продолжалась около пяти часов и свелась к взаимной канонаде. В результате обе стороны имели незначительные потери. Три шведских судна были выведены на буксирах из линии огня.

На другой день, получив сведения о движении из Копенгагена русской эскадры Козлянинова, шведская эскадра ушла. 22 июля эскадры Чичагова и Козлянинова соединились. Теперь русский флот имел 30 линейных кораблей, 10 фрегатов, 2 бомбардирских корабля, 4 коттера и 12 мелких судов[1487]. Пробыв в море 37 дней, сводная эскадра Чичагова вернулась за пресной водой в Финский залив и затем стала у острова Нарген.

Следует упомянуть также о том, что в мае — июле 1789 года на Балтийском море было организовано крейсерство для наблюдения за шведским флотом. Особенно успешно действовал коттер «Меркурий» под командованием Кроуна. Он захватил в плен шведский коттер «Снаппуп» и фрегат «Венус»[1488].

В то время как русский парусный флот действовал против шведского флота в Балтийском море, русская армия перешла в наступление в южной Финляндии. Однако это наступление имело ограниченные результаты. Русским войскам удалось занять лишь несколько важных пунктов на юге Финляндии. Их дальнейшее продвижение оказалось невозможным без обеспечения с моря, зато шведские войска получали поддержку морским путем. Особенно успешно действовал шведский шхерный флот под командованием адмирала Эренсверда. В связи с этим было принято решение нанести удар по шведскому гребному флоту силами вновь построенной гребной эскадры под командованием Нассау-Зигена.

Сражение у Роченсальма. 8 июня русский гребной флот в составе 75 судов вышел из Кронштадта к Роченсальму, где стояла на рейде шведская эскадра из 62 судов и 24 транспортов. Роченсальмская позиция была хорошо защищена береговыми батареями, один из выходов рейда перекрыт затопленными судами. Оставался только один проход, который, однако, простреливался огнем шведских батарей.

Нассау-Зиген, присоединив отряд Слизова и резервную эскадру адмирала Круза, был готов к нападению на шведскую эскадру. Но между ним и Крузом начались споры по вопросу о способе нападения. Выступление флота затянулось. Вскоре Круз был сменен генерал-майором Балле. Русская эскадра подошла к Роченсальму только 12 августа.

Шведы приготовились к бою, но не вышли в море, выжидая действий со стороны русских. Нассау-Зиген разделил свою эскадру на два отряда. В отряд генерал-майора береговой службы Балле вошло 20 судов. Главные силы, насчитывавшие 66 судов, состояли из отрядов Литта, Слизова и Хвостова. На рассвете 13 августа отряд Балле начал атаку Роченсальмского рейда через южный проход. Шведы сосредоточили здесь крупные силы, и Балле с трудом продвигался вперед.

Первое Роченсальмское сражение

Главный удар было решено нанести через Королевские ворота. Спустя два часа после начала атаки выяснилось, что Королевские ворота перекрыты затопленными судами. Отряд Балле был поставлен под угрозу поражения. Убедившись в невозможности найти обходы между островами, Нассау-Зиген приказал Литту при помощи канонерских лодок очистить от затопленных судов Королевские ворота. На эту работу ушло почти три часа. Израсходовав все боеприпасы, Балле стал уже отходить после пятичасового боя. Шведам удалось захватить русский пакетбот и бомбардирский корабль. Казалось, бой был проигран, но в это время на Роченсальмский рейд вышел отряд Литта, а вслед за ним и другие отряды русской эскадры. Обстановка резко изменилась. Захваченные шведами корабли были отбиты, кроме того, захвачены: 1 фрегат, 5 крупных гребных судов и потоплены 3 канонерские лодки. Шведы сожгли 28 своих транспортов и бежали к Ловизе через юго-западный проход. В этом сражении шведы потеряли много убитыми, кроме того, 1200 солдат и 45 офицеров сдались в плен. Русские потеряли потопленными 1 галеру, 1 лодку и до 100 человек убитыми и ранеными[1489].

Победа русского гребного флота у Роченсальма имела большое значение. Теперь русская армия могла действовать более решительно. Было принято решение нанести удар по шведским войскам, занимавшим позицию у Гекфорса на правом берегу реки Кюмень.

Согласно разработанному плану с фронта должны были действовать войска Мусина-Пушкина, которым придавался отряд канонерских лодок Балле в целях обеспечения переправы через Кюмень; во фланг и тыл удар наносила десантная группа Нассау-Зигена. Когда шведы получили сведения об обходном маневре гребного флота и появлении русских войск в заливе Кюмень, они тотчас оставили свои позиции и отступили по берегу на Ловизу.

Русские войска захватили небольшую гребную флотилию на Кюмени и береговые батареи.

Выход на реку Кюмень создавал предпосылки для дальнейших наступательных действий, однако Мусин-Пушкин действовал нерешительно. Раздраженная бездействием Мусина-Пушкина, Екатерина II писала ему. «Не изъяснили вы: полагаете ли оставить войска наши, вам вверенные, под имянем оборонительной войны в полном недействии до окончания нынешней кампании или же по крайней мере возможным считаете, хотя не утверждая крепкой ноги к земле неприятельской, произвести какие-либо поиски»[1490]. Но и это письмо не заставило Мусина-Пушкина активизировать действия. Впрочем отказ от широкого наступления, задуманного в начале кампании 1789 года, до некоторой степени был вызван политическими соображениями. «Главные приказания от главнокомандующего были, чтоб держать оборонительную позицию, однако ж, не упуская случая, иногда и нападать на неприятеля. Сия последняя причина с надеждой учредить сношения в Саволаксе, на случай, естьли в оной вступила, хотя затруднительным казалось, но по предположенному предприятию совершены были соображения с обстоятельствами»[1491]. Но в то же время этот отказ был следствием плохого руководства военными действиями со стороны Мусина-Пушкина, за что он был освобожден от командования войсками, а на его место назначен генерал-поручик И. П. Салтыков[1492].

К концу 1789 года русские войска расположились на зимние квартиры. Первая часть главного корпуса наблюдала за границей от Нейшлота до Кюмени, а вторая часть — по Кюмени и побережью Финского залива до Выборга.

Кампания 1790 года. Во время зимнего перерыва обе стороны продолжали деятельно готовиться к кампании 1790 года.

Русское правительство приняло ряд мер для усиления парусного флота, в составе которого весной 1790 года насчитывалось 29 линейных кораблей, 13 фрегатов и 45 мелких вспомогательных судов. В то же время увеличен был и гребной флот до 200 судов.

Русское правительство поставило перед командованием задачу запереть Финский залив для шведского флота, нанести поражение шведскому галерному флоту, овладеть Финляндией и перенести военные действия на территорию Швеции. «Сии главные части долженствуют почитаемы быть за единое вооружение на трое разделяемое, из коих армия сухопутная составляет правое крыло, галерный флот — середину, а флот корабельный — левое крыло»[1493].

Шведское командование в свою очередь ставило перед флотом и войсками активные задачи. Вновь возникла идея нанести удар по Петербургу, чтобы вывести Россию из войны. Численность парусного флота шведов достигала 25 линейных кораблей, 20 фрегатов и 14 мелких вспомогательных судов, а гребного — до 349 судов. Густав III решил разгромить русский флот по частям — в Ревеле и в Кронштадте, а затем высадить десант у Красной Горки.

Сражение у Ревеля. Военные действия в 1790 году шведы открыли на море. Эскадра герцога Зюдерманландского, состоявшая из 20 линейных кораблей, 7 фрегатов и 9 мелких вспомогательных судов, атаковала стоявшую в Ревеле на якорях эскадру Чичагова. Русская эскадра имела 10 линейных кораблей, 1 фрегат и 9 вспомогательных судов. Она стояла на рейде в линию, один из флангов которой примыкал к берегу, а другой находился под защитой береговых батарей. В случае нападения противника на русский флот его суда попадали между двух огней. Практически так и получилось: когда шведская эскадра атаковала 2 мая русские суда, то они попадали под огонь корабельной и береговой артиллерии. В ходе атаки шведы потеряли два корабля. Один из них («Принц Карл»), получив повреждение, сдался в плен, а другой линейный корабль — «Раксен-Стендер» — был сожжен самими шведами. Кроме того, серьезные повреждения получили еще несколько кораблей. Шведы поняли причину неуязвимости русской позиции и отказались от своих намерений.

Ревельское сражение

Через день шведский галерный флот (154 судна) сделал попытку уничтожить 63 русских гребных судна у Фридрихсгама, но она также окончилась неудачно. Потеряв ряд судов, шведский флот отступил.

Сражение у Красной Горки. Дальнейшие усилия шведское командование перенесло на кронштадтскую эскадру Круза, состоявшую из 17 линейных кораблей, 11 фрегатов и нескольких вспомогательных судов.

Шведы, имея 22 линейных корабля, 8 фрегатов и несколько вспомогательных судов, атаковали 23 мая русскую эскадру между мысом Старсуден и Красной Горкой. Трижды русские корабли отражали атаки шведской эскадры. Вечером 23 мая бой прекратился. Противник ретировался к Биорке-Зунду. В ходе сражения адмиралу Чичагову было послано приказание о немедленном выходе из Ревеля к Кронштадту.

Сражение у Красной Горки

Сражение возобновилось в 17 часов 24 мая. После ожесточенного боя шведская эскадра была принуждена отойти. К вечеру сторожевые суда шведов сообщили о приближении эскадры Чичагова. Герцог Зюдерманландский принял решение прекратить бой и укрыться в Выборгском заливе.

На другой день обе русские эскадры соединились и вслед за этим заперли шведские суда в заливе. «Хотя странно кажется, — доносил вице-адмирал Круз, что неприятель сперся в Выборгскую бухту и подверг себя таким образом немалым опасностям, но сие произошло не от оплошности, ниже от каких-либо хитростей, а есть естественное следствие того положения, в котором находился он после троекратного сражения и после идущих и спирающих его российских морских сил»[1494].

Русский флот в составе 27 линейных кораблей, 16 фрегатов, 2 бомбардирских кораблей и 10 мелких судов блокировал шведские корабли (22 линейных корабля и 13 фрегатов) в Выборгском заливе и более 200 гребных судов. Затем Чичагов, оставив для наблюдения за противником отряд Повалишина, использовал остальные суда для закрытия других проходов. Этой оплошностью воспользовались шведы и 22 июня под прикрытием отвлекающего удара пошли на прорыв через северный фарватер, прикрываемый отрядами Повалишина и Ханыкова. Русские суда встретили противника огнем. Чичагов не оказал поддержки Повалишину и только вечером около 10 часов принял решение преследовать прорывавшийся шведский флот, но было поздно. Большая часть шведской эскадры ушла под укрытие Свеаборгской крепости. Все же результаты боя были достаточно внушительны. Шведы потеряли 7 линейных кораблей, 3 фрегата, 6 катеров и 48 гребных судов с пятью тысячами команды[1495].

Поражение линейного флота в Выборгском заливе создало условия для перехода в наступление на шведский гребной флот.

27 июня эскадра Нассау-Зигена, насчитывавшая 9 гребных фрегатов, 10 бомбардирских кораблей, 7 прамов и 26 галер, 77 канонерских лодок и 144 мелких судна, вышла к Роченсальму, где сосредоточилось 12 гребных фрегатов, 18 катеров, 19 галер и 246 канонерских лодок под командованием Густава III. Нассау начал бой, не установив действительных сил противника, и потерпел поражение. Галерный флот потерял 16 галер, 46 лодок и около 7500 человек утонувшими и пленными[1496]. Несмотря на эту неудачу, адмирал Козлянинов, принявший командование от Нассау, срочно вызвал подкрепления из Кронштадта и запер галерный флот шведов в Роченсальмской бухте.

Таким образом, тактическая неудача у Роченсальма не отразилась на общей стратегической обстановке, хотя шведы сильно переоценили ее последствия.

Попытки шведских войск активизировать действия на вильманстрандском и давидштатском направлениях окончились неудачно. После упорных боев за Пардокосие и Волклала они были отброшены[1497].

К началу июля русские войска перешли в наступление на Сент-Михель от Нейшлота и Вильманстранда. Овладев Сент-Михелем, они вышли к Кильпола и Йокки. Таким образом, военные действия были перенесены на территорию шведской Финляндии, но вследствие начавшихся переговоров о мире наступление было прервано.

Правда, Екатерина не очень доверяла демаршам Густава III и писала Салтыкову о том, чтобы он «не давал обманывать весьма неосновательно надеждою мира», ибо возможно, что «король шведский ищет только выиграть время». Но подозрения эти были неосновательны. Крупные неудачи линейного флота и отсутствие каких-либо положительных результатов на суше вынудили Густава III прекратить военные действия и начать переговоры о мире.

27 июля 1790 года Екатерина написала Потемкину: «Чрез несколько дней узнаем, коварно ли, или с прямым намерением заключить мир король шведский завел безпосредственные переговоры о сем деле»[1498].

В заключении мира были заинтересованы обе стороны. Безбородко писал Воронцову в Лондон: «Наш интерес теперь в том состоит, чтобы скорее сделать мир, хоть несколько честный, ибо мочи уже нет продолжать войну»[1499].

Причины, побудившие обе стороны как можно скорее заключить мир, были разные. Густав III опасался повторения выступления оппозиции, которая продолжала проявлять недовольство его внешней политикой. Систематические неудачи на суше и на море вынуждали Густава отказаться от принятого агрессивного курса, тем более, что он справедливо опасался того, что Россия, успешно закончив войну с Турцией, перебросит свои войска на Северный театр.

Обещанная помощь со стороны Англии и Пруссии оставалась на бумаге. Отношения между этими державами стали более холодными после того, как Пруссия разослала свой ультиматум всем европейским державам о предстоящей оккупации Торна и Данцига. Англия отказалась поддержать это требование, и англо-прусско-голландский союз по существу распался. Надежды Густава III на Турцию также не оправдались.

В Европе назревали события, которые заставляли правящую верхушку Швеции задуматься об объединении сил для борьбы с революцией.

Все это вынуждало Густава III начать переговоры с Россией. Переговоры велись устно, чтобы поставить Пруссию и Англию перед свершившимся фактом. Было только одно заседание, на котором велась запись переговоров. Оно закончилось подписанием мирного договора 3 (14) августа 1790 года в Вереле[1500]. Сообщая Потемкину о заключении мира, Екатерина указала, что «королю прусскому… сей мир не весьма приятен будет»[1501].

По Верельскому договору Швеция отказалась от каких-либо территориальных притязаний. Границы обоих государств остались без изменений, как они были определены условиями Ништадтского и Абовского мира. Договор подтвердил также льготное право Швеции покупать в России хлеб на 50 тыс. рублей без пошлин.

Заключив мир со Швецией, правительство Екатерины предложило ей подписать союзно-оборонительный договор. Русское правительство предложило Густаву III, остро нуждавшемуся в деньгах, субсидию в 300 тыс. рублей сроком на 8 лет при условии, что он выступит на ее стороне в случае войны с Пруссией или Англией, а в секретной статье предусматривалась субсидия в 2 млн. рублей в случае выступления Швеции вместе с Россией против революционной Франции.

Кроме того, русское правительство хотело создать союз трех северных государств — России, Швеции и Дании, который можно было противопоставить Англии, Пруссии и Голландии. К союзу предполагалось привлечь также Францию, но после восстановления в ней прежнего порядка. По этому поводу Екатерина II писала в Стокгольм своему послу: «Если шведский король, как прежде казалось, выскажет вам желание присоединиться к нам в смысле союза и примет обширный проект семейного договора во имя вечного нерасторжимого мира 3-х держав — России, Швеции и Дании, то я с радостью соглашусь на это и сделаю… все, от меня зависящее»[1502].

Швеция, ведя переговоры с Россией, в то же время зондировала почву в Пруссии и Англии. Ее беспокоили военные приготовления этих держав и широковещательные выступления Питта в английском парламенте. Поэтому она не снимала своих войск с границ и держала наготове флот. Это обстоятельство вынуждало Россию держать крупные силы на Северном театре и продолжать укреплять свой флот.

Россия была готова даже согласиться на нейтралитет Швеции. Екатерина II указывала своему послу, что в случае нежелания Густава III заключить договор «следует попытаться склонить его по крайней мере к нейтралитету»[1503].

Переговоры Швеции с Англией и Пруссией не привели ни к чему, так как Питт потерпел весной 1791 года поражение в парламенте. Против него выступили представители партии вигов, которые выражали интересы торгово-промышленной буржуазии, заинтересованной в торговле с Россией; Пруссия не решалась одна выступить против России.

Таким образом, опасность возобновления военных действий миновала. Но до этого положение было настолько серьезным, что Государственный совет России дважды обсуждал меры на случай новой войны. Екатерина II предложила Потемкину держать наготове все силы и продолжать наступательные действия только на Кавказе, а на Дунае ограничиться охранением занятых территорий, использовав для этой цели Таврический корпус, «дабы при открытии неприязни со стороны Польши и Пруссии»… войска могли «куда надлежит обратиться»[1504].

К апрелю 1791 года был приведен в боевую готовность весь балтийский флот, состоявший к тому времени из 32 линейных кораблей и 10 фрегатов. На западной границе между Ригой и Полоцком начали сосредоточивать 42-тысячную армию под командованием генерала Салтыкова.

Но необходимость в военных приготовлениях отпала. Густав III подписал договор 8 (19) октября 1791 года в Дротингальме и стал энергично готовиться к совместному выступлению с Россией против Франции. «Я готова, — писала Екатерина, — войти в соглашение насчет плана по водворении во Франции порядка»[1505].

По разработанному плану было решено привлечь к выступлению Австрию. Военные действия предполагали начать весной 1792 года. Россия и Швеция считали нужным выждать, «на что решатся другие державы»[1506], т. е. Англия, Австрия и Пруссия.

Выступление в 1792 году не состоялось. Этому помешала неожиданная смерть австрийского императора Леопольда и убийство Густава III. На Екатерину II эти события сильно подействовали. Она полагала, что смерть Густава была инспирирована французскими якобинцами. Она открыто начала готовить новую комбинацию для выступления против Франции.

Окончание войны со Швецией и дальнейшие события на Западе оказали самое серьезное влияние на ход борьбы с Турцией. Россия, стремясь скорее заключить мир, предъявила Турции довольно скромные условия.

В области военного искусства русско-шведская война 1788–1790 гг. дала очень немного положительного.

Стратегические планы русского командования были бесцветны и не дали серьезных результатов. Правда, Россия вела в это время войну с Турцией и готовилась к возможному выступлению Пруссии.

В области тактики сухопутных войск мы также не можем указать на какие-либо крупные достижения. Мусин-Пушкин, не желая рисковать, вел оборонительные действия. Русская армия в ходе этой войны не дала ни одного крупного сражения.

На море также не было сколько-нибудь значительных новых достижений. Победы при Гогланде, Ревеле и Выборге, хотя и оказали влияние на стратегическую обстановку, но в тактическом отношении они не внесли серьезного вклада. Ошибки Чичагова и Нассау помешали до конца исчерпать результаты достигнутых побед и позволяли шведам вести борьбу в течение двух лет.

Впрочем все эти результаты явились следствием известного застоя в военном деле, который стал проявляться к концу XVIII века. На Балтийском театре продолжали вести военные действия способами, установившимися в середине XVIII века. Те черты нового, которые проявлялись в боевой деятельности Суворова и Ушакова, не находили отражения в боевой практике войск и флота на этом театре. И это было следствием не только бездарности Мусина-Пушкина, Салтыкова и Чичагова, но и общих условий развития военного дела в России.

РАЗВИТИЕ РУССКОГО ВОЕННОГО ИСКУССТВА В ВОЙНЕ С ФРАНЦИЕЙ 1798–1800 ГОДОВ (итальянский и швейцарский походы)

В последнее десятилетие XVIII века международное положение осложнилось. Победа революции во Франции встревожила правящие круги феодально-крепостнических государств Европы и буржуазной Англии, которая не хотела иметь в лице французской буржуазии конкурента на европейском континенте. Россия, Австрия и Пруссия стремились поскорее разрешить все спорные вопросы в Восточной Европе, чтобы иметь возможность выступить против Франции. Однако русское правительство пока не приняло предложения Австрии и Пруссии о совместном выступлении против Франции в связи с осложнившимся положением в Польше.

3 мая 1791 года польский сейм решил принять новую форму правления — наследственную монархию и пригласил одного из саксонских принцев занять престол. Русское правительство охотно поддержало противников этого решения и по их просьбе ввело свои войска на территорию Польши, как только был заключен Ясский мир. Новый польский король, не надеясь на помощь Австрии и Пруссии, занятых приготовлением к войне против Франции, предложил Екатерине II объявить своим преемником великого князя Константина, но русское правительство отказалось от этого предложения и потребовало от короля отказаться от конституции 3 июня 1792 года.

Только после отказа короля от конституции русское правительство сочло возможным принять предложение Австрии и Пруссии. Договор с Австрией был заключен 3 июля 1792 года[1507], а с Пруссией 27 июля того же года[1508]. Согласно договорам Россия должна была дать по требованию союзников 12-тысячный вспомогательный корпус и сосредоточить на своей западной границе крупную армию, готовую перейти границу в случае перехода французами границ Австрии или Пруссии. В случае нападения Швеции на Россию Австрия и Пруссия не обязаны были выставлять вспомогательный корпус, а должны были оказывать помощь деньгами.

Хотя войска Австрии и Пруссии и потерпели поражение от революционной французской армии под Вальми и Жемаппом, однако от дальнейшей борьбы они не отказались. Помощь России приобретала решающее значение. За оказание этой помощи прусское правительство предложило России часть Литвы, Волынь и Подолию. Остальную часть (т. е. Великую Польшу) Пруссия предназначала себе. Австрии была обещана Бавария. Таким образом, Пруссия предлагала полный раздел Польши. Это предложение было принято правительством Екатерины II. 12 января 1793 года между Пруссией и Россией был заключен секретный союзный договор.

Обстановка складывалась для Пруссии и России весьма благоприятно. Протестовать против раздела Польши было некому. Этому способствовало также объявление Францией войны Англии в начале 1793 года. Англия предложила России, Австрии и Пруссии объединиться «для борьбы с революциею». Союзный договор между Англией и Россией был подписан 14 марта 1793 года в форме конвенции о торговле[1509]. Обе державы обязывались не только прекратить торговлю с Францией, но и не дать другим государствам Европы торговать с нею. В связи с этим в Северное море вышел почти весь Балтийский флот под командованием адмирала Чичагова (25 линейных кораблей, 7 фрегатов, 6 легких судов).

Вся эта система союзов позволила русскому правительству приступить к присоединению к России тех областей Польши, которые предусматривались прусско-русским договором. 11 марта 1793 года в Полонном генерал Кречетников объявил манифест «О присоединении польских областей к России»[1510]. Однако процесс присоединения проходил не безболезненно. Россия выжидала выступления Пруссии.

Летом 1793 года война против революционной Франции разгорелась с новой силой. Однако все попытки правительств Австрии, Пруссии, Англии, Испании и Неаполя сломить французскую революционную армию оказались безуспешными. Армии феодально-крепостнических государств не проявляли желания воевать за феодально-крепостнический порядок, в то время как войска Конвента дрались за утверждение нового, более прогрессивного буржуазного порядка. Революционное влияние ширилось и проникало в другие государства Европы, где французских солдат ждали как избавителей от феодально-крепостнического гнета. Ждали их также и в Польше. В 1794 году армии Конвента не только освободили свою страну от иноземных оккупантов, но перешли в наступление и заняли территорию Бельгии и Голландии. Таким образом, Австрия и Пруссия потерпели крупную неудачу.

Пруссия, боясь возникновения нового революционного очага у себя в тылу, предложила русскому правительству начать активные действия по разделу Польши. Летом 1794 года сопротивление польских войск было сломлено. Войска Суворова штурмом взяли пригород польской столицы Прагу. В декабре 1794 года состоялся окончательный раздел Польши между Австрией, Пруссией и Россией. В октябре 1795 года между этими державами был подписан договор, по которому они обязались не только помогать друг другу в подавлении освободительных движений в Польше, но и вести совместную борьбу с революционной Францией.

Одновременно между Австрией и Россией было подписано секретное соглашение о Турции, которое воспроизводило предложения 1872 года. По этому договору Австрия соглашалась в случае военного выступления Турции против России действовать совместно с последней, а после поражения турецких войск предъявить в качестве условий мира образование Дакии, находящейся в вассальной зависимости от России, и присоединение Венецианских областей к Австрии. Особые статьи договора предусматривали совместные действия против Пруссии в случае нападения ее на Австрию и Россию[1511].

В 1795 году из войны с Францией вышли Испания, Тоскана, Пруссия и немецкие княжества. Пруссия и немецкие княжества образовали так называемый Северный нейтралитет. Склонялись к миру также южногерманские княжества, Сардиния и Неаполь. Только Англия твердо стояла за войну. Английское правительство предприняло новую попытку организовать поход на Францию, но теперь уже с помощью России. В феврале 1795 года Англия заключила новый договор с Россией, по которому последняя должна была направить для совместных действий с Англией специальную эскадру в Северное море[1512]. В случае выступления Турции на стороне Франции Англия обязалась оказать России помощь.

Русская эскадра под командованием вице-адмирала Ханыкова (6 линейных кораблей и 6 фрегатов) была отправлена в Северное море[1513].

Однако новый поход в 1795 году не состоялся, так как Австрия не решилась начать активные военные действия и ограничилась рядом вялых демонстраций. Больше того, в конце 1795 года Австрия заключила с Францией перемирие до начала 1796 года.

В 1796 году война приняла неудачный оборот для союзников. Летом 1796 году Бонапарт разбил австрийские войска в Северной Италии, и Австрия вынуждена была выйти из войны. Вслед за этим прекратили борьбу Модена, Парма и Неаполь. Русский флот вернулся из Северного моря на свои базы в ноябре 1796 года. Австрия обратилась к России с просьбой оказать ей помощь в случае нападения на нее со стороны Пруссии, на что Россия ответила согласием.

В этих условиях правительство Екатерины II сделало новую попытку возродить союз центральных держав и Англии в целях разгрома буржуазной Франции. Оно предложило направить в Австрию вспомогательную 60-тысячную армию, но при условии включения в войну Пруссии и субсидирования со стороны Англии.

Екатерина II предложила Суворову возглавить армию, которую уже даже начали формировать в Подолии[1514]. Поход этот не состоялся вследствие смерти Екатерины II.

Павел I вначале не разделял мнения правящих кругов о необходимости активного выступления России. Он лишь подтвердил заключенные до этого договоры, но вместе с тем подчеркнул, что русская армия не перейдет свою западную границу. Расстройство финансов и тяжелое внутреннее положение России вынуждали его отказаться от продолжения борьбы с Францией.

Павел I предложил созвать в Лейпциге конгресс для ведения переговоров с Французской республикой о заключении всеобщего мира. Хотя такой конгресс и не состоялся, но мир между Францией и Австрией был, наконец, подписан 6 октября 1797 года в Кампо-Формио. Правда, этот мир был непрочным.

Пришедшая к власти французская буржуазия стала открыто стремиться к порабощению других народов и захвату чужих территорий. Справедливые оборонительные войны, какие вела Франция в первые годы революции, переросли в войны захватнические. Экспансия буржуазной Франции была направлена на Восток.

Итальянский поход Наполеона завершился захватом Северной Италии. Новые захваты были сделаны в Далмации. Захватив Ионические острова и побережье Адриатики, Наполеон подготовил новый плацдарм для нападения на Турцию и Австрию. Сам Наполеон писал Директории, что «острова Корфу, Занте и Кефалония важнее для нас, чем вся Италия вместе». Следующим шагом явился египетский поход Наполеона, который угрожал не только Турции, но и Англии. Начиная поход в Египет, французы захватили остров Мальту, имевший большое стратегическое значение.

Этот поход ущемлял также интересы России. В Петербург дошли слухи о том, что Директория готовит крупный флот для нападения на берега Черного моря. В действительности такой флот готовился, но он предназначался для действий у берегов Египта, а слухи распространялись в целях дезинформации. Во всяком случае действия Франции могли угрожать приобретениям России, сделанным во второй половине XVIII века. Русское правительство не желало появления французского флота в Черном море.

Вот почему, когда Турция обратилась за поддержкой к России, русское правительство, не колеблясь, решило оказать ей помощь посылкой сильной русской эскадры в Средиземное море, способной защищать черноморские проливы от нападения французского флота.

Но была также и другая причина войны. Феодально-крепостническая Россия и другие участники коалиции, образовавшейся под эгидой Англии, стремились свергнуть буржуазный общественный порядок во Франции и возвратить Бурбонов на французский престол. Проводя контрреволюционную политику, каждый из участников коалиции преследовал свои цели. Австрия добивалась утверждения господства в Северной Италии, Бельгии и южной Германии. Англия стремилась захватить французские колонии и вытеснить Францию с европейских рынков. Другие участники коалиции — Неаполь, Испания и Турция — также рассчитывали поживиться за счет буржуазной Франции.

Непосредственными поводами для выступления России против Франции был арест русского консула на острове Занте, запрещение населению Ионических островов сноситься с Россией и захват французами острова Мальты, а также захват Наполеоном Египта. Турция обратилась за помощью к России, Австрии и Англии. В 1798 году между союзниками был подписан договор[1515].

Этим договором по существу снимался с повестки дня поднятый в середине 90-х годов вопрос о «греческом проекте», вокруг которого подняла шумиху европейская, особенно английская и французская, печать. Договор с Турцией шел в развитие договоров России с Англией (1795 год) и с Австрией (1795 год), направленных против Франции[1516].

По договору Павел I обязался выставить 65 тыс. войск для совместных действий с Австрией: 20-тысячный корпус Розенберга, 11-тысячный корпус Германа (Ребиндера), 27-тысячный корпус Римского-Корсакова и 7-тысячный отряд Конде. Кроме того, для совместных действий с Англией в Северное море посылались 2 эскадры: эскадра вице-адмирала Макарова (3 линейных корабля и 3 фрегата), оставленная на зимовку в Англии, и эскадра вице-адмирала Ханыкова (6 линейных кораблей и 4 фрегата). Для действий в Средиземном море предназначалась эскадра адмирала Ушакова (6 линейных кораблей, 7 фрегатов и несколько мелких кораблей). Помимо всего этого, Россия формировала на своей западной границе две армии (Ласи и Гудовича) и отдельный корпус (Шица).

Австрия выставила 225 тыс. человек. Англия и Португалия мобилизовали свои флоты[1517].

Вследствие различных стратегических целей у союзников не было общего коалиционного плана борьбы с Францией. Англия, стремясь захватить французский и голландский флоты и овладеть французскими колониями, поставила задачу действовать в Средиземном и Северном морях.

Австрия, преследуя цель захватить Бельгию, южногерманские земли и Северную Италию, соответственно сосредоточила свои силы здесь, а на главный — североитальянский театр — направила свою 86-тысячную армию Меласа, Она требовала предоставить в свое распоряжение все русские силы.

Франция располагала следующими силами: на юге Италии была сосредоточена 34-тысячная армия Макдональда; в Северной Италии — 58-тысячная армия Шерера и 25 тыс. войск — в гарнизонах крепостей; в Швейцарии — 48-тысячная армия Массена; на Рейне — 37-тысячная армия Журдана и 8-тысячная армия Бернадота и, наконец, в Голландии стояла 27-тысячная армия Брюна. Всего, таким образом, Франция имела более 230 тыс. войск, разбросанных на 1800-километровом фронте[1518].

Пока союзники сосредоточивали силы, войска Директории перешли в наступление и нанесли австрийцам ряд поражений, очистив почти всю Швейцарию и Северную Италию. Командующий французскими войсками Шерер вначале выдвинул силы к границам Австрии, но вскоре перешел к обороне реки Адды, оставив сильные гарнизоны в ряде крепостей (Мантуе и других).

Военные действия шли также и в Средиземном море. Наполеон, высадившись в Абукире, овладел Египтом и намеревался перенести свои действия в Сирию. Обеспокоенная Англия направила к берегам Египта эскадру Нельсона. При Абукире Нельсон, применив метод Ушакова, нанес поражение стоявшему на якоре французскому флоту[1519]. Армия Бонапарта была отрезана, однако она продолжала вести борьбу и этим приковывала к себе английский флот.

Сражение у о. Корфу. 23 августа эскадра Ушакова в составе шести линейных кораблей, семи фрегатов и трех посыльных кораблей, имея на борту десантные войска, прибыла в Константинополь[1520]. Турки устроили Ушакову торжественную встречу. 9 сентября русский флот соединился с турецким. Выход в море несколько задержался вследствие неготовности турецких кораблей.

Время пребывания в Константинополе Ушаков использовал для разработки плана. Он предложил начать активные действия в районе Ионических островов, после чего перенести усилия на юг Италии и оказать помощь Нельсону в освобождении Мальты. Этот план был принят лишь частично.

Нужно сказать, что появление русской эскадры в Средиземном море вызвало со стороны Австрии и Англии недовольство, ибо первая сама стремилась к захвату Ионических островов, а вторая мечтала утвердиться на Мальте. Ушаков, быстро разобравшись в этом, сообщил в Петербург: «…Они малую дружбу к нам показывают, желают нас от всех настоящих дел отщепить и, просто сказать, заставить ловить мух, а чтобы они вместо того вступили на те места, от которых пас отделить стараются»[1521].

Таким образом, уже в первые дни войны выявилось, что правительства Англии и Австрии вовсе не желали оказать помощь Турции, а лишь стремились к выполнению своих внешнеполитических задач. Вот почему Ушаков встретил скрытое противодействие со стороны союзников. Ведя борьбу с французами, он был вынужден оглядываться и на союзников, особенно на Англию, которая сосредоточила в Средиземном море крупные морские силы.

Соединенный русско-турецкий флот, имевший в своем составе 11 линейных кораблей, 11 фрегатов, 5 посыльных судов, 1 корвет и 14 канонерских лодок, вышел 20 сентября в Эгейское море к Ионическим островам[1522]. Прибытие русской эскадры к островам вызвало ликование местного населения. 30 сентября часть эскадры под командованием капитан-лейтенанта Шостака подошла к острову Цериго. Высадив десант, Шостак начал бомбардировку крепости Капсали, Действуя с суши и с моря, русские вынудили французский гарнизон капитулировать.

На острове было создано местное самоуправление. Оставив здесь небольшой гарнизон, Ушаков направил свою эскадру к острову Занте и атаковал крепость, которая капитулировала 14 октября[1523].

18 октября Ушаков отделил отряд Сенявина для взятия острова св. Мавры. Сенявин обложил крепость и повел осаду. 1 ноября, после прибытия остальной части русской эскадры, крепость сдалась.

Теперь можно было начать широкие действия против острова Корфу.

В ноябре 1798 года Ушаков, подойдя со своей эскадрой к Корфу, установил тесную блокаду крепости. Местное население радостно встретило русских. Весь народ, доносил Ушаков, «вернейшую приверженность имеет» к России. Но для немедленного штурма недоставало сил, которые должны были прибыть из Турции. С конца ноября были начаты осадные работы. Осада, продолжавшаяся три месяца, завершилась успешным штурмом острова Видо и крепости Корфу. Атака была произведена с суши и с моря. 19 февраля 1799 года крепость капитулировала. Взаимодействие кораблей и десанта решило успех[1524].

Взятие Корфу этим методом произвело огромное впечатление, ибо в то время считалось, что флот может только блокировать крепость. Следуя этой теории, Нельсон безуспешно блокировал крепость Ла-Валетта на острове Мальта. Получив известие о взятии о. Корфу штурмом, Суворов воскликнул: «Великий Петр наш жив. Что он, по разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах, произнес, а именно: природа произвела Россию только одну: она соперницы не имеет, то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу, хотя мичманом!»[1525]

Взятие крепости Корфу

ИТАЛЬЯНСКИЙ ПОХОД РУССКОЙ АРМИИ ПОД КОМАНДОВАНИЕМ А. В. СУВОРОВА

В середине 1799 года общая обстановка для союзников была неблагоприятна. Австрийские войска изгнаны из Швейцарии и Северной Италии. Войска Директории угрожали самой Австрии. Правительства Австрии и Англии, справедливо полагая, что их генералы не способны выиграть войну, обратились к Павлу I с требованием поставить во главе союзных войск А. В. Суворова.

В это время Суворов находился в ссылке. Наблюдая из Кончанского за ходом войны, он резко критиковал кордонную стратегию австрийцев. Еще в 1797 году он писал Разумовскому в Вену: «Бонапарте контроцентрируется. Гоф-кригс-рехт его мудро охватывает от полюса до экватора. Славное делает раздробление, ослабевая массу»[1526].

Через год в заметках, продиктованных генерал-майору Прево де Момиану, Суворов сформулировал свой план борьбы с Францией:

«1) Только наступление.

2) Быстрота в походе, горячность в атаках холодным оружием.

3) Никакой методичности при хорошем глазомере.

4) Полная власть генералу-аншефу.

5) Атаковать и бить неприятеля в открытом поле.

6) Не терять времени на осаду…

7) Никогда не распылять силы для сохранения различных пунктов…

8) Итак нужен только обсервационный корпус на Страсбург, еще подвижной корпус на Люксембург; его острие продвинуть с беспрерывными боями до самого Парижа, как главного пункта…»[1527]. Это была новая для того времени стратегическая концепция, которая предусматривала сосредоточение сил, обеспечение главного удара, подвижность масс войск, действия в поле с целью поражения живой силы противника.

Вызванный из Кончанского в Петербург для руководства военными действиями, Суворов потребовал полной свободы в выборе средств и методов ведения войны. «Веди войну, — сказал ему Павел I, — по-своему, как умеешь». Это же требование Суворов предъявил также в Вене, где ему пытались навязать австрийский стратегический план, имевший в основе оборону австрийских границ. Гофкригсрат хотел лишить Суворова самостоятельности, сохраняя в руках генерала Меласа систему снабжения и давая ему широкие права по командованию австрийскими войсками, входившими в союзную армию Суворова. Позже гофкригсрат стал вмешиваться в ход военных действий и даже отменял отдельные приказы Суворова, когда они противоречили австрийским планам.

Итальянский поход Суворова

План Суворова 1799 года предусматривал проведение решительного наступления в Северной Италии в целях овладения Ломбардией и Пьемонтом с тем, чтобы затем нанести решительный удар через Лион на Париж. При этом главные усилия должны быть направлены на разгром живой силы, а не на осаду крепостей. Предусматривая нанесение главного удара через Северную Италию, Суворов считал необходимым нанести вспомогательные удары через Швейцарию, Южную Германию и Бельгию. Большое значение он придавал действиям союзного флота в Средиземном море, о чем писал Ушакову.

Для решения активных задач Суворов провел ряд организационных мер. В целях повышения боеспособности австрийских войск Суворов из Валеджио направил к ним в качестве инструкторов русских офицеров и составил специальную инструкцию по боевой подготовке, во многом сходную с «Наукой побеждать». Главной задачей инструкции было обучить австрийские войска основам тактики колонн и рассыпного строя, развить в них инициативу и самостоятельность.

Направляя Багратиона к австрийцам с задачей организовать обучение, он писал: «Отправьтесь немедля… где вы таинство побиения неприятеля холодным ружьем бельгардовым войскам откроете, и их к сей победительной атаке прилежно направите»[1528].

Во время пребывания в Вене Суворов получил утвержденный императором Францем план действий, предусматривавший лишь пассивную оборону австрийских границ. Пределом действий союзных войск план ставил выход на рубеж реки Адды и овладение крепостью Мантуя. Инструкция обязывала Суворова согласовывать все свои действия с императором Францем.

Сражение на реке Адде. Суворов прибыл в Валеджио и 4 апреля принял командование. На следующий день после смотра австрийских войск он приказал им проводить ежедневные учения. К Валеджио подошел русский корпус Розенберга численностью в 22 тыс. человек при 44 полевых орудиях. Имея 48,5 тыс. человек, Суворов решил начать наступление, не считаясь ни с какими инструкциями гофкригсрата[1529].

Суворов начал наступление из Валеджио на Адду. 10 апреля под напором войск союзников французы сдали крепость Брешиа, а 13 оставили город Бергамо и отошли за реку Адда. Наступление Суворов начал на широком фронте. Действиями на Брешиа, Бергамо и Лекко он добивался обеспечения связи своего правого фланга с австрийскими войсками, находившимися в Тироле. Наступлением на Кремону Суворов обеспечивал свой левый фланг.

Обстановка, однако, оставалась не ясной. Суворов приказывал действовать активно, и австрийцы стали жаловаться на слишком большие переходы и быстрые марши. Получив сведения о том, что австрийский генерал Мелас не выполнил его приказа и не прибыл в назначенное время, он написал ему: «До сведения моего доходят жалобы на то, что пехота промочила ноги. Виною тому погода… За хорошею погодою гоняются женщины, щеголи (les petits-maitres) да ленивцы…В военных действиях следует быстро сообразить — и немедленно же исполнить, чтобы неприятелю не дать времени опомниться… Глазомер, быстрота, стремительность!..[1530]

Форсирование реки Адды

14 апреля союзные войска вышли к реке Адда. Французские войска численностью в 28 тыс. человек расположились за рекой на фронте в 80 — 100 км. Командовал ими генерал Шерер. Суворов принял решение прорвать оборону французов на широком фронте, нанеся удары на участке Лекко-Кассано. Форсирование Адды, имевшей крутые берега и довольно большую глубину, представляло немалую трудность. Имевшиеся через реку каменные мосты (у Лекко, Кассано и др.) были взорваны.

Суворов решил нанести главный удар в районе Бревио-Треццо, вспомогательный у Лекко[1531]. Общая задача — форсировать Адду и наступать на Милан. В случае затяжки переправы на намеченных направлениях предполагалось произвести переправу у Кассано с последующим переходом в наступление на Милан. Одновременно должен был перейти в наступление отряд Гогенцоллерна, который получил задачу форсировать Адду у Лоди и действовать в направлении Павия.

Для нанесения главного удара Суворов сосредоточил 27 тыс. человек (корпус Розенберга, и австрийские войска Отта, Вукасовича и Цапфа). На вспомогательном направлении действовал Багратион с войсками в 3 тыс. человек. В резерве Суворов оставил около 13 тыс. человек (дивизия Кейта и Фрелиха).

Первый удар был нанесен французам 15 апреля на вспомогательном направлении у Лекко. Французы, имея здесь превосходство в силах, упорно сопротивлялись. Бой за Лекко продолжался 12 часов. «Неприятель, стоявший по обеим сторонам реки Адды с возвышенных противу наших мест, усмотря малосильность кн. Багратиона, распустил множество стрелков по горам, в ущелья и сады. Но он его паки поразил сильным штыком, казаки тут же пособляли спешенным стрелкам»[1532]. Лекко была взята. Противник вынужден отойти за реку Адду. Отступая, французы подорвали оставшиеся каменные мосты.

На главном направлении союзные войска перешли в наступление 16 апреля. Наведя понтонные мосты через Адду у Треццо, они опрокинули французов и захватили их главную квартиру в Инцего. Противник потерял до 2 тыс. человек убитыми, 5 тыс. пленными и 27 орудий. Союзники — 135 убитыми и 95 ранеными. В тот же день Мелас форсировал Адду у Кассано.

15 апреля Шерер был смещен и командование принял Моро. Все его попытки сосредоточить французские войска у Треццо и Кассано в целях оказания сопротивления войскам Суворова были безуспешны. Тогда Моро постарался вывести войска из боя. Таким образом, союзники форсировали Адду в течение двух дней на фронте в 55 км. Форсирование реки на столь широком фронте было новым для того времени явлением в военном искусстве. Успех союзных войск был полный. Сообщая о своей победе Разумовскому, Суворов писал: «Адда — Рубикон. Мы ее перешли на грудях неприятеля, при Кассано (как здесь называют); слабейшею колонною разбили его армию, что отворило нам путь в Милан»[1533].

Характерные черты сражения на Адде: действия на широком фронте; нанесение удара сосредоточенными силами на главном направлении при поддержке с флангов, что дезориентировало противника; мастерское управление войсками (через систему донесений). Каждый род войск проявил себя на поле боя: пехота действовала в рассыпном строю и колоннах, конница активно маневрировала и наносила внезапные удары, артиллерия маневрировала огнем и колесами, обеспечивая продвижение пехоты, прикрывая места переправ и вводя в заблуждение противника ложным огнем.

Австрийские войска оказались неподготовленными для действий на основе тактики колонн и рассыпного строя.

Успех на Адде открыл дорогу на Милан, в наступление на который Суворов перешел 17 апреля. Милан обороняла дивизия генерала Сюрюрье. Последний не ожидал подхода войск Суворова и вынужден был капитулировать. Вслед за Миланом пали города Тортона, Маренго и Турин. Причем гарнизоны Тортоны и Турина заперлись в мощных цитаделях.

За короткое время почти вся Северная Италия была освобождена от французов. Остатки французских войск были блокированы в Мантуе, Александрии, Турине и Тортоне. Главные силы французов отступили в Генуе. «В настоящее время, — писал Суворов, — я намереваюсь отрезать неприятеля, отступающего к Генуе, и разбить его наголову»[1534].

Австрийское правительство было довольно результатами и считало, что главной задачей Суворова будет теперь оборона Северной Италии и утверждение в ней австрийского режима. Австрийские войска получили приказание обезоружить итальянские отряды и подавить национально-освободительное движение. Однако Суворов был против такого приказа, вследствие чего его присутствие в Северной Италии с точки зрения правительства Австрии становилось вредным.

Сражение при реке Треббии. К концу мая союзные войска занимали всю Северную Италию. Значительная часть этих войск по приказу гофкригсрата осаждала крепости и использовалась в качестве гарнизонов. Суворов имел в Александрии только 34–35 тыс. человек. Еще в конце апреля 1799 года Суворов предложил свой новый стратегический план, предусматривавший нанесение главного удара на Запад. В целях же обеспечения этого удара намечалось разбить войска Макдональда, угрожавшего с юга, и затем нанести поражение войскам Моро. «Время сейчас дорого как никогда, — писал Суворов. — Поражение Макдональда и Монришара Краем и Отто и всеми инсургентами Италии вызовет падение Мантуи, что помешает Монришару и Макдональду соединиться с Моро, мы их уничтожим поодиночке»[1535].

Одновременно Суворов требовал активизировать действия в Швейцарии. Однако гофкригсрат медлил и давал время противнику сосредоточить свои силы и перейти в наступление. В конце мая армия Макдональда начала продвижение на север Италии. Суворов объединил ряд австрийских частей и подчинил их Бельгарду. «Бельгард, — писал Суворов… — с 36000-ым войском… должен встретить выступившего из неаполитанских владений генерала Макдональда»[1536]. Но гофкригсрат приказал без всякого «предуведомления» Суворова направить часть этих войск в распоряжение генерала Края для осады Мантуи. «Сей кабинетный декрет, — указывал Суворов, — нарушил порядок всех моих операциев»[1537].

Макдональду удалось установить связь с Моро. Обстановка резко изменилась. Суворову, находившемуся в Александрии, угрожали две армии. Французские генералы решили действовать одновременно. При этом Моро (25 тыс. человек), действуя на Александрию, должен был приковать к себе внимание Суворова, а Макдональд (35 тыс. человек), обойдя его войска с востока, ударить по ним с тыла.

Сложившаяся обстановка была чревата тяжелыми последствиями. Но в Вене этого не понимали и требовали от Суворова прекратить активные действия и сосредоточить все внимание на освобождении крепостей. Докладывая об этом Павлу I, Суворов писал: «Мы вдруг наши дальнейшие операции остановили для утверждения завоеваниев и приведения их в порядок»[1538].

Подготовительные действия Моро и Макдональда не укрылись от Суворова. И хотя он получал самые разноречивые сведения, их было достаточно, чтобы понять план противника. Разгадав этот план, Суворов принял решение сосредоточить свои силы у Александрии, чтобы действовать затем в зависимости от обстоятельств, имея целью разгромить противника по частям. Дивизии Отта он приказал воспрепятствовать «соединению войск генерала Макдональда с войсками генерала Моро»[1539] и ожидать подхода главных сил.

К началу боевых действий Суворову удалось сосредоточить в районе Александрии и Турина до 35 тыс. войск и 88 полевых орудий. Макдональд располагал 35-тысячным, а Моро 20-тысячным войском. Таким образом, на направлении главного удара французы имели превосходство сил.

Макдональд, имея сначала около 19 тыс. человек, начал наступление 29 мая. 1 июня австрийцы были разбиты у Модены и 3 июня отброшены от Пармы. Получив эти данные, Суворов приказал генералу Краю немедленно выступать. Однако последний, следуя указаниям гофкригсрата продолжать осаду Мантуи, не выполнил приказа Суворова и остался на месте.

Тогда Суворов принял решение разбить Макдональда и Моро своими силами. От Моро Суворов прикрылся группой войск под командованием Бельгарда в 17 тыс. человек, а с войсками в 22 тыс. человек он направился навстречу Макдональду, наносившему удары по дивизии Отта (около 5 тыс. человек).

На марше Суворов отдал приказ: «Неприятеля поражать холодным оружием, штыками, саблями и пиками. Артиллерия стреляет по неприятелю по своему рассмотрению, почему она и по линии не расписывается. Кавалерии и казакам стараться неприятелю во фланги ворваться… В атаке не задерживать. Когда неприятель сколон, срублен, то тотчас его преследовать и не давать ему время ни сбираться, ни строиться…»[1540]

Приказав Отту, «…уклоняясь от генерального сражения, держаться между Пармой и Пиаченцой до моего прибытия с армией»[1541], Суворов совершил бросок в 50 км немногим более чем за сутки. 4 и 5 июня дивизия Отта с боем отходила от Пиаченцы до р. Тидоны, где и остановилась. Макдональд также сосредоточил две дивизии — Виктора и Домбровского у Тидоны, намереваясь разбить войска Отта 6 июня. Остальные войска, входившие в армию Макдональда, были на марше.

Утром 6 июня армия Макдональда снова перешла в наступление и охватила австрийскую дивизию Отта с флангов. К середине дня австрийцы были в критическом положении. Но в это время к месту боя прибыл авангард Суворова. Оценив обстановку, он решил ударить французам во фланг. Части Багратиона нанесли удар по левому флангу и центру противника, а казаки Горчакова — по правому флангу. Появление русских войск было неожиданным для противника. Благодаря этому дивизия Отта избежала разгрома и отошла на соединение с русскими войсками. Соединение войск союзников дало возможность Суворову перейти в наступление. Бой продолжался до 6 часов. «Неприятель был побежден, — доносил Суворов, — потеряв убитыми до 600 человек, взято в плен 400»[1542]. В результате этого боя войска противника отступили к реке Треббии, а союзники остались ночевать на реке Тидоне.

Сражение на реке Треббии

Ночью Суворов направил своим войскам новую диспозицию, в которой писал: «Остается до реки Треббии 1? мили. Оную хорошо пройдут.

До неприятеля 1? мили, всего 19, 20 верст, 6 часов. За полмили от неприятеля или менее выстраиваются»… «Армия марширует в 10 часов утра тремя колоннами»…[1543] и с ходу вступает в бой. Каждая колонна имела свой авангард. Атаку должны были вести русские войска, а на австрийские войска возлагалось ведение вспомогательных действий. Главный удар наносила правофланговая колонна с задачей прижать французские войска к реке По. Удар предполагалось наносить на участке в 2? — 3 км при общем фронте наступления 8 — 10 км. Наступление планировалось вести на глубину до 20 км, выйти к реке Нура, где занять позицию у Сан-Джорджио.

Суворов построил глубокий боевой порядок, обеспечивавший возможность нанесения нарастающего удара.

Каждая дивизия строилась в две линии. Первая линия состояла из развернутых батальонов, вторая из батальонных колонн. На пересеченной местности можно было действовать только в расчлененных боевых порядках. Артиллерия была распределена по колоннам.

Макдональд, ожидая подхода еще двух дивизий, занял оборону на реке Треббии.

Сражение на Треббии началось 7 июня в 15 часов. Войска Багратиона, составлявшие авангард правофланговой колонны, атаковали дивизию Домбровского, которая стала отходить. Ей на помощь Макдональд послал дивизию Виктора и часть дивизии Рюска с задачей отрезать войска Багратиона и разбить их. Однако Багратион отразил маневр французов. Подошедшая австрийская дивизия Швейковского позволила русским войскам снова перейти в наступление. В бой вступили также центральная и левофланговая колонны союзников. Успех не удалось развить потому, что в разгар сражения к Макдональду подошли две дивизии, и также потому, что Мелас задержал войска Ферстера в центре, в то время как она по приказу Суворова должна была подкрепить войска, действовавшие на правом фланге. Этим был ослаблен главный удар. К вечеру французские войска были отброшены за Треббию[1544].

8 июня обе стороны — Макдональд и Суворов, имея в сборе все силы, решили перейти в наступление. План Макдональда состоял в том, чтобы охватить правый фланг русско-австрийских войск, для чего на левом фланге он сосредоточил 14 тыс., в центре 12 тыс., а на правом фланге 7 тыс. человек. Таким образом, он имел 33 тыс. человек.

Суворов решил действовать по тому же плану, который лежал в основе боя 7 июня. Имея около 30 тыс. войск, он усилил правую колонну, поставив ей те же, что и накануне, задачи[1545]. Бой начали войска Макдональда. Все их попытки обойти правый фланг русских войск окончились неудачей. Части Багратиона наголову разбили обходящую дивизию Домбровского. Так же неудачна была попытка французов прорвать центр боевого порядка. Мощным ударом артиллерии и сильной контратакой дивизии Оливье и Мантришара были отброшены за Треббию. В критический момент нужно было ввести в бой резервную дивизию Фрелиха. Однако Мелас снова не выполнил приказ Суворова и вместо пехоты прислал конницу. Момент был упущен — французские войска отошли. Сражение закончилось к восьми часам. Суворов предполагал начать новое сражение на другой день. Но ночью Макдональд решил отходить. За три дня боевых действий он потерял убитыми до 6000 и пленными 5085 человек. Союзники за три дня боев потеряли убитыми 934 человека и ранеными 4083 человека[1546]. Моро не подошел к месту боя, так как в тылу у него появились союзные войска.

Утром Суворов, обнаружив отход противника, немедля организовал преследование. Для этого он создал две колонны. Правая колонна настигла французов у Пиаченцы и разбила их. В Пиаченце было захвачено в плен 7483 раненых. Остатки войск Макдональда поспешно отошли к Модене и Лукке.

Разбив Макдональда, Суворов обратился против Моро к Александрии, но «он о всех побиениях Макдоналя уведомлен был и убрался с лишком за сутки чрез Тортону, Нови, паки в свои горы. Легкие войска за ним гнали…»[1547]

Сражение на реке Треббии является блестящим примером суворовской наступательной стратегии. Это сражение изменило всю стратегическую обстановку и создало предпосылки для новой победы.

Суворов применил под Треббией форму встречного сражения. Такая форма могла быть применена лишь при переходе к тактике колонн и рассыпного строя. Начиная сражение, Суворов вводил войска в действие с ходу, наращивая удар по противнику. В ходе сражения он неравномерно распределял силы в целях обеспечения флангового обхода войск противника. На направлении главного удара было сосредоточено две трети всех сил, на второстепенном же направлении — одна треть.

Сражение вылилось в форму последовательных ударов, разделенных по времени и рубежам, но составляющих единый замысел.

Войска действовали на большую глубину по заданным направлениям. Это могло быть достигнуто только при глубоком построении боевого порядка и наличии общего и частного резервов, позволяющих маневрировать войсками по фронту и в глубину.

Успех сражения доказал правильность суворовских тактических принципов — глазомер, быстрота и натиск. Учет обстановки, быстрота в принятии решений, осуществлении их и решительные удары были завершены неотступным преследованием, приведенным к полному поражению противника.

Новый метод ведения военных действий потребовал и особой формы управления войсками. Управление сражением Суворов осуществлял через штаб. К каждой дивизии был прикреплен офицер этого штаба. Поступающие донесения обрабатывал дежурный генерал. Суворов же отдавал приказания и вел проверку их исполнения. Сам Суворов не покидал сражения, он появлялся на самых ответственных участках и своими решениями обеспечивал проведение замысла.

Таким образом, в сражении при Треббии Суворов доказал полную несостоятельность устаревших форм линейного наступательного боя и выдвинул новую его форму — встречное сражение.

Действия эскадры Ушакова в Средиземном море. Освободив Ионические острова от французов, Ушаков ввел там республиканское устройство. В мае 1799 года была создана республика семи островов. Россия по соглашению с Турцией оставила на острове Корфу часть флота и свои гарнизоны.

Вслед за этим эскадра Ушакова направилась к Неаполитанскому королевству, захваченному французами. Русская эскадра появилась у Бриндизи, гарнизон которого покинул порт без боя.

Подойдя к Бари, Ушаков высадил десант под командой капитан-лейтенанта Белли. Присоединив к себе несколько тысяч калабрийцев, Белли пересек Италию и подошел к Неаполю. Французские войска, высланные навстречу Белли, потерпели поражение, после чего был взят штурмом форт Вильено, защищавший подступы к Неаполю, 3 июня пал Неаполь[1548]. Вступлением в Неаполь русских моряков попытались воспользоваться итальянские роялисты. Они начали истреблять республиканцев. К чести русских моряков нужно сказать, что они взяли на себя охрану порядка и прекратили эти расправы.

Оценивая действия Белли, Суворов писал: «сделанное капитан-лейтенантом Белли в Неаполе доказывает, что русские люди на войне всех прочих бить будут, да и тех, кои с ними, тому же научат»[1549].

Высадка русских войск и их успешные действия способствовали подъему национально-освободительного движения. Местное население восторженно встречало русских моряков, организовывало отряды народного ополчения и вместе с ними изгоняло оккупантов.

По просьбе английского правительства и главным образом по требованию Суворова Ушаков направил эскадру контр-адмирала Пустошкина для блокады города Анкона, на который опирались французские войска Макдональда и Моро. Анкона была блокирована, что дало возможность подошедшему отряду австрийских войск генерала Фрейлиха овладеть крепостью. Фрейлих отверг предложение Пустошкина взять Анкону штурмом и в тайне от него подписал соглашение с командиром французского гарнизона о беспрепятственном выходе французов[1550].

Успешные действия Ушакова в Италии завершились высадкой русского десанта в Риме. Присутствие русских войск в Риме способствовало уменьшению террора роялистов, начавшегося здесь после капитуляции французов.

Английский флот адмирала Нельсона продолжал осаду Мальты. Действия Ушакова у берегов южной Италии способствовали улучшению стратегической обстановки в Северной Италии.

Сражение у Нови. После поражения Макдональда Суворов обратился против Моро, однако последний поспешно отступил к Генуе.

Суворов сосредоточил свои войска в районе Александрии, между реками Бармидой и Скривией. Части Дерфельдена и Меласа стояли у Ривальты. Авангард Багратиона — у Поццоло-формиджаро, авангард Бельгарда — у Гамолеро, а Розенберга — у Браези. Численность всех этих частей составляла 40–50 тыс. человек. Кроме того, около 25 тыс. располагалось у границ Савойи и Швейцарии, более 5 тыс. у Тосканы и 30 тыс. продолжали осаду Мантуи.

Суворов готовился к наступлению, хотя австрийский император все так же требовал от него обратить внимание на покорение Мантуи и затем овладеть мало-помалу другими крепостями: Александрией, Тортоной, Кони и др.

Приказы гофкригсрата связывали Суворова, и поэтому он вынужден был отложить начало наступления. В первом плане наступления, разработанном 2 июля 1799 года, Суворов предусматривал развитие действий в трех направлениях: «Во-первых… в Тоскану и Римские владения», чтобы изгнать неприятеля из тамошных стран и обеспечить сообщение с флотом, крейсирующим в Средиземном море; «второю операциею будет вторжение чрез Гави в Генуэзские владения..;…третью операцию надобно совершить на Ницу…»[1551]

План от 14 июля представлял собой один из вариантов первого плана.

К концу июля пали Александрийская цитадель и Мантуя. Был взят также форт Серравале. Это обстоятельство изменило положение и создало возможность сосредоточить силы на направлении главного удара.

В середине июля Суворов окончательно сформулировал свой план. В предположениях от 19 июля он писал: «Действия наши, очевидно, должны быть направлены к тому, чтобы до наступления еще зимы овладеть Варом, Ницею и цепью Савойских гор… Итти в Геную прямо чрез Нови, Акви и проч., а далее из Генуи чрез Савону, Финале, Лоано к Нице, — значило бы начать продолжительную и трудную горную войну… По моему мнению, для наступательного действия против Ривьеры должно со всею силою наступать чрез Тендский проход к Нице, принудить неприятеля оставить всю Ривьеру, а еще лучше, отрезать ему самое отступление»[1552].

В соответствии с планом Суворов начал перегруппировку войск. К этому времени из России прибыл корпус Ребиндера, что позволило Суворову сосредоточить значительные силы.

Командование корпусом принял Розенберг. Главные силы Суворова (51,2 тыс. человек при 95 орудиях) находились между Александрией и Тортоной. Суворов предполагал начать наступление 4 августа. Однако 30 июля он получил сведения о выступлении против него Жубера, назначенного Директорией на место Макдональда и Моро.

Сосредоточив 34,9 тыс. человек, Жубер принял план наступления, по которому войска были разделены на две колонны. Он намеревался атаковать войска Суворова у Терца. Однако их здесь не оказалось. Продолжая наступление, Жубер 2 августа вышел на рубеж реки Лемме. Правый его фланг вышел у Серравалле, а левый — у Франковилла. Теперь оставалось только спуститься на равнину, простиравшуюся к северу от Нови, и разбить войска Суворова. Но когда все французские войска спустились с гор, Жубер убедился, что совершил большую тактическую ошибку.

Крупная армия Суворова ожидала противника на хорошо подготовленной позиции. Атаковать ее с ходу не предоставлялось возможным, но и отходить назад было уже, по мнению Жубера, поздно. Он приказал войскам перейти к обороне. Суворов ожидал, что Жубер нанесет ему удар первым и поэтому подготовился к активному оборонительному сражению. В соответствии с этим он писал в диспозиции: «Неприятель наступает через Акви, Сильвано, Гави, Арквату, Сент-Себастиано. Аванпосты, стоящие на означенных дорогах, должны стараться получить верные сведения о неприятеле; держаться лишь против слабых отрядов, но стараться захватывать пленных, а перед превосходными силами отступать, ибо никакого от армии подкрепления ожидать не должны, так как цель наша — выманить неприятеля на равнину…»[1553]

Суворов приказал авангардам Розенберга и Дерфельдена оказать французам сопротивление у Вигицоллы и Ривальты. Все остальные войска должны были располагаться в глубине позиции и действовать в соответствии с движением противника, нанося ему удар по фронту и совершая обход.

Основная идея диспозиции такова: частью сил начать сражение, уточнить замысел противника, измотать его, а затем перейти в наступление.

3 августа Жубер произвел перегруппировку сил и приготовился к обороне. Суворов, убедившись в том, что противник колеблется, приказал перейти в наступление 4 августа. Главный удар решено нанести в направлении на Нови силами войск левого крыла (Багратион, Милорадович, Дерфельден). Этой группе войск должны были содействовать резервы Меласа и Розенберга. В общем для выполнения задачи сосредоточивалось 32,5 тыс. человек. Вспомогательные удары должны были наносить войска правого крыла (17 тыс. человек). Войска для атаки были построены в колонны.

Французы расположились на удобной для обороны позиции. Левый фланг заняли дивизии Лемуана и Груши; за ними расположился резерв, состоявший из дивизии Клозеля и Партуно (17 тыс. человек). В центре были сосредоточены дивизия Лабусьера, бригада Коши и дивизия Ватреня (12 тыс человек). На правом фланге располагались дивизии Сен-Сира, Гардана, Дембровского и резерв. Всего около 40 тыс. человек. Войска располагались на фронте в 20 км на позиции, где наиболее важную роль играл город Нови, защищавший пути отхода. Таким образом, ключ позиции находился на правом фланге, защита которого была особенно необходима.

Сражение у Нови распадается на несколько этапов.

Сражение у Нови

Первый этап включает время с 5 до 8 часов утра. В этот период генерал Край атаковал левый фланг французских войск. Колонны австрийцев оттеснили войска Лемуана и развивали успех вдоль реки Лемме. Генерал Жубер, прибывший на левый фланг, был убит в самом начале сражения. Моро, опасаясь за левый фланг, приказал перевести сюда весь пехотный резерв и часть сил правого фланга (более 8 тыс. человек). Сосредоточив на левом фланге более 20 тыс. войск, Моро остановил продвижение австрийцев. Однако тем самым был обессилен правый фланг. Второй этап сражения, продолжавшийся от 8 до 13 часов, включает в себя нанесение Суворовым главного удара по правому флангу. Приказав Краю возобновить наступление, Суворов двинул войска Багратиона и Милорадовича на Нови. Атака проходила в сложных условиях. Только после ожесточенного боя французы отошли к городу, укрывшись в его укреплениях.

Каменные стены легко выдерживали залпы полевой артиллерии. Багратион решил совершить обход города, где сосредоточилась дивизия Сен-Сира. Во время совершения маневра он подвергся атаке противника и вынужден был отойти. Новая атака силами Багратиона и Милорадовича войск Сен-Сира также не имела успеха. Не удалось и Краю продвинуться на левом фланге французов.

В 13 часов Суворов приостановил атаки до подхода резервов. После подхода резерва Меласа Суворов приказал Краю начать новую атаку левого фланга французов, Багратиону, Милорадовичу и резерву Дерфельдена — действовать против Нови, резерву Меласа — нанести удар по правому флангу французов от Ривальты, а на его место должен был выдвинуться корпус Розенберга.

В соответствии с этим Край атаковал левый фланг французов, Багратион и Дерфельден перешли в атаку на Нови, а Мелас ударил во фланг. Правда, Мелас не выполнил приказа Суворова и часть войск отправил на Серревалле, чем ослабил свои силы, но общий удар был настолько сильным, что французы не выдержали и в беспорядке стали отходить. «Неприятель, — писал Суворов, — был повсюду опрокинут; замешательство его в центре и на левом крыле было свыше всякого выражения; он выгнан был из выгоднейшей своей позиции, потерял свою артиллерию и обращен в бегство»[1554]. Отступавший противник имел возможность опереться на арьергардную позицию у Монто-Мализино, но Моро не сумел воспользоваться ею. Для преследования противника от Ривальты на рассвете следующего дня выступил резервный корпус Розенберга. При отходе противник понес новые потери.

Французы проиграли сражение. Они потеряли ранеными, убитыми и пленными до 20 тыс. человек и 39 орудий. Союзники же — около 6 тыс. человек[1555].

Сражение у Нови является примером нового оригинального решения наступательного боя с подготовленных позиций на противника, занявшего оборону на выгодных рубежах.

В этом сражении были продемонстрированы действия, основанные на принципах тактики колонн и рассыпного строя. Сражение распадается на ряд этапов и расчленяется на несколько очагов.

На подготовительном этапе выяснилась обстановка и истощались силы противника. Затем велись бои у отдельных очагов. Противник, введенный в заблуждение относительно истинного направления главного удара, оттянул силы на направление второстепенного удара. Введение всех сил и включение резерва решило исход сражения. Сражение завершилось энергичным преследованием.

Войска располагались неравномерно по фронту и в глубину. Вследствие этого оказалось возможным питать сражение из глубины. Артиллерия эшелонировалась и тесно взаимодействовала с пехотой. Введение всех сил в критический момент полностью предопределило успех. Управление боем Суворов осуществлял через штаб по донесениям.

Итальянский поход Суворова явился новым этапом в развитии русского и мирового военного искусства.

В этой кампании Суворов показал новые образцы военного искусства.

В области стратегии Суворов выдвинул новые положения. Он окончательно опрокинул принципы кордонной стратегии, «Кордонная линия, — писал Суворов, — всегда может быть опрокинута; неприятель по своему произволу устремляет силы на один пункт, между тем как обороняющийся, оставаясь еще в неизвестности, имеет свои силы рассеянными… главные же силы должно держать в совокупности…»[1556]. Таким образом, только сосредоточение сил и маневр ими может обеспечить успех на войне.

Еще в войнах с Турцией Суворов полагал, что войну можно выиграть в генеральном сражении и оно является кульминационным пунктом. В итальянском же походе он выдвигает идею нанесения последовательных ударов по живой силе противника, имея главную цель — овладеть политическим и экономическим центром страны.

В этой кампании Суворов еще раз продемонстрировал преимущества активной наступательной стратегии: «Деятельность есть важнейшее из достоинств воинских»[1557].

Наконец, Суворов полагал, что решение стратегических задач в современной войне может быть осуществлено правильным использованием сил и средств на главных и других театрах войны. Он выдвинул идею взаимодействия войск на разных сухопутных театрах, а также взаимодействие армии и флота.

Наиболее слабым местом при осуществлении стратегических планов была система снабжения. Австрийское командование не раз ставило Суворова в тяжелое положение.

В области тактики Суворов выступает как новатор. Форсирование реки Адды на широком фронте было новым в тактике. Такая форма военных действий еще не применялась тогда в Европе. Огромное значение имело также наступление на широком фронте после форсирования Адды с последующим сосредоточением главных сил в одном пункте в Турине.

Новым словом в тактике были встречное сражение у Треббии и сражение у Нови. В каждом случае Суворов выступает с новым решением. В боевой практике он мастерски использует маневр. Решительность и осторожность, строгий расчет и стремительность обеспечивали ему победу. «Вот моя тактика, — писал Суворов, — отвага, мужество, проницательность, предусмотрительность, порядок, умеренность, правило, глазомер, быстрота, натиск, гуманность, умиротворение, забвение.

Все кампании различны между собой… Численность войск должна постоянно проверяться. В Вероне я немедленно заставил свои войска принять мои правила в действие во время кампании. Я преуспел свыше ожидания и не ошибся в их важности»[1558].

Великий русский полководец придавал огромное значение моральному фактору и воинскому воспитанию. Обращаясь к местному населению и призывая его к совместной борьбе с противником за независимость, он создавал благоприятную обстановку для своих войск. Русская армия имела в этой кампании твердый тыл. Население поднималось против французских захватчиков и помогало в решении военных задач.

Суворов воспитывал в своих войсках принципы гуманности, и нередко его войска защищали местное население от произвола роялистов и расправ австрийцев. Это обстоятельство сделало пребывание Суворова в Северной Италии неудобным, и австрийцы вместе с англичанами решили избавиться от него.

Итальянский поход Суворова оказал огромное влияние на западноевропейское военное искусство. Лучшие французские генералы, в частности Наполеон, изучали этот поход. Будущий декабрист Ф. Глинка писал в 1817 году: «Теперь уже ясно и открыто, что многие правила военного искусства занял Наполеон у великого нашего Суворова. Этого не оспаривают сами французы; в этом сознается и сам Наполеон; в письмах из Египта, перехваченных англичанами, он ясно говорит Директории, что Суворова до тех пор не остановят на пути побед, пока не постигнут особенного искусства его воевать…»[1559]

Швейцарский поход русской армии под командованием А. В. Суворова

Победы Суворова в Северной Италии укрепили положение коалиции. Однако в дальнейших его успехах не были заинтересованы ни Англия, ни Австрия. Англия стремилась к ослаблению не только Франции, но и своих союзников, чтобы еще более укрепить свое владычество на морях и утвердить господство в Европе.

Англия была особенно обеспокоена возможностью выхода войск Суворова к Генуе, так как при этом русский флот под командованием Ушакова мог взаимодействовать с сухопутными войсками. Не желая утверждения России в Средиземном море, английское правительство решило убрать Суворова из Северной Италии. К этому склонялось и австрийское правительство, которое боялось расширения национально-освободительного движения в Северной Италии; подавить его австрийцам мешало присутствие русских войск. Обращение Суворова к местному населению о совместной борьбе с французскими захватчиками объективно вело к стремлению итальянцев освободиться и от австрийских колонизаторов. Кроме того, Австрия стремилась захватить Бельгию и часть южногерманских земель.

Победы Суворова на суше и Ушакова на море принижали престиж союзников, желавших использовать эти победы только в собственных интересах.

Все это явилось причиной разработки нового английского плана похода союзных войск во Францию через Швейцарию. В этот план Австрия внесла поправку. Все ее силы было решено сосредоточить в Голландии, а на русские войска возлагалась задача вести борьбу в Швейцарии. Если Англия и Франция сознательно делали это в корыстных целях, то согласие Павла на проведение похода в Швейцарию явилось следствием непонимания сложившейся политической и военной обстановки.

Англия, стремясь захватить и уничтожить голландский флот и обессилить Голландию как своего конкурента, потребовала высадки англо-русского десанта на территории Батавской республики (Голландии).

Для отвлечения Франции от Голландского и Североитальянского театров было решено нанести удар через Швейцарию силами русских войск.

Таким образом, Россия должна была тратить силы и средства для обеспечения интересов Англии и Австрии.

Суворов превосходно понимал корыстный характер замыслов союзников. Отмечая это, он писал: «Гонят на Рейн, где бремя кровопролития на одних россиян пасть может»… «Господа морей — им должно их утвердить на десятки лет изнурением воюющих держав»[1560].

Получив приказ Павла I о выступлении в Швейцарию, куда был направлен также русский корпус Римского-Корсакова, Суворов указывал на гибельность последствий этого похода для русских войск. Он подчеркивал «важность неразрывной связи, которая существует между военным действием на Рейне, в Швейцарии и Италии»[1561], и поэтому настаивал на совместных действиях войск коалиции.

В связи с этим Суворов потребовал оставить в Швейцарии австрийские войска для обеспечения совместных действий против Франции. «На новое свое назначение смотрю не иначе, — писал Суворов, — как на средства и достижения той же цели, только другим путем»[1562].

Однако требования Суворова о «единодушном, совокупном и единовременном» действии войск не были удовлетворены.

Австрия вывела свои войска из Швейцарии и направила их в Бельгию и Северную Италию. Англия не поддержала плана Суворова. «Я уже с неделю в горячке, — писал Суворов, — больше от яду венской политики, но на ногах и служу»[1563].

Обстановка, сложившаяся в начале сентября 1799 года, была такова.

Эрцгерцог Карл со своим 36-тысячным корпусом оставил позиции у Цюриха и передвинулся на Рейн. Русский корпус Римского-Корсакова занял позицию вдоль реки Лиматы. Отряд Готце (22 тыс. человек) был оставлен временно в Швейцарии у Цюриха и расположен на реке Линта и в районе Валенштадтского озера до прибытия туда войск Суворова, после чего он должен был также направиться на Рейн, южнее располагались войска Иелачича (5 тыс. человек), Линкена (3,5 тыс. человек), Штрауха (4,5 тыс. человек), Ауффенберга (3 тыс. человек) и Гаддика (4,5 тыс. человек). Им противостояли в Швейцарии французские войска Массена (84 тыс. человек) и Мюллера на Рейне.

Войска Суворова, в состав которых входило 17 тыс. русских и 4,5 тыс. австрийцев, в начале сентября сосредоточились у Таверно, где им пришлось ожидать мулов, необходимое продовольствие и фураж, без которых нельзя было начинать поход.

Стратегический план Суворова состоял в том, чтобы ударом во фланг растянувшихся на широком фронте французских войск Массена отвлечь внимание последнего от русского корпуса Римского-Корсакова, а затем всеми силами нанести концентрический удар на 200-километровом фронте. Это была новая стратегическая идея, получившая развитие в эпоху буржуазных армий. Давая такую директиву, Суворов писал, что необходимо «продолжать вместе наступление так, чтобы неприятель не мог устремиться на русский корпус, идущий из Италии, и нанести ему отдельное поражение»[1564]. При этом подчеркивал Суворов, «…считаю нужным напомнить о необходимости во всех случаях предосторожности держать по возможности все силы свои в совокупности, дабы бесполезным раздроблением их и добровольным ослаблением не сделать самую атаку безуспешною»[1565].

Швейцарский поход Суворова

Наступление на столь широком фронте предпринималось впервые. Нанесение согласованного удара требовало четкой организации управления. В этих целях Суворов обязал командующих «подробно извещать друг друга чрез ежедневных курьеров».

Готовя свои войска к трудному горному переходу, Суворов дал определение сущности новой тактики горной войны. До Суворова горы просто обходили. Суворов разработал новые формы борьбы; обходы и охваты имели целью атаку противника. В горной войне Суворов также придавал решающее значение наступлению.

«Одною стрельбою, — писал он, — никаким возвышением овладеть не можно»…

«Само по себе разумеется, что не нужно на гору фронтом всходить, когда боковыми сторонами оную обойти можно»… При атаке же «должна колонна, не сделав ни одного выстрела, с великим стремлением достигнуть вершины горы и штыками на неприятеля ударить»…[1566].

Суворов большое внимание уделил подготовке войск к переходу через Альпы. Он приказал Меласу сосредоточить у Таверно 1429 мулов, которые должны были поднять орудия, боеприпасы и четырехдневный запас продовольствия. Кроме того, войска должны были нести на себе трехдневный запас продовольствия.

Так как горных орудий русская армия не имела, то наличная артиллерия была направлена через Милан в Комо, а взамен было взято 25 пьемонтских двухфунтовых горных орудий с боеприпасами, для обслуживания которых были сформированы и обучены специальные команды[1567].

Атака Сен-Готарда и Чертова моста. 28 августа Суворов выступил из Италии и прибыл в Таверно. Стремясь обеспечить внезапность осуществления своего замысла, Суворов преодолел 150-километровый марш в шесть дней. Однако австрийцы не приготовили необходимых запасов продовольствия и достаточного количества мулов для транспортировки артиллерии и боеприпасов. Это заставило Суворова заниматься вопросами организации и устройства похода, исходя из имеющихся в его распоряжении средств. Обозы пришлось отправить кружным путем, часть артиллерии оставить на месте. Для перевозки грузов использовать 650 мулов и 1500 казачьих лошадей. Выражая свое негодование действиями союзников, Суворов писал Павлу: «Австрийский генерал Теллер с своими комиссарами обманывает нас двуличными, постыдными обнадеживаниями, и уже пятые сутки стоим мы праздно у Таверны. Таковая наша недеятельность доставляет неприятелю все способы оправиться, и принятием новых его мер может положение наше соделаться весьма опасным»[1568].

Суворов справедливо указывал, что поспешность его перехода осталась бесплодной, а решительные выгоды от «быстроты и стремительности нападения потеряны». 9 сентября Суворов принял решение начать движение на Сен-Готард. В диспозиции он писал: «Единственное средство — атаковать С.-Готард со стороны Белинцоны»[1569].

Для наступления на Сен-Готард и Чертов мост Суворов разделил свою армию на две группы. Главные силы (15 тыс. человек) получили задачу двигаться тремя дивизионными колоннами через Белинцону на Биаско, Айроло. Обходящая группа Розенберга (б тыс. человек) должна была выступить на Дисентис, а затем действовать по долине переднего Рейна во фланг и тыл противнику у Чертова моста. Авангард выступил 10-го, а главные силы — 11 сентября, начав движение в соответствии с диспозицией. Артиллерия была распределена равномерно по дивизиям.

Совершив сложный переход, войска Суворова 13 сентября атаковали французов, занимавших Сен-Готардский перевал. Атаку производила дивизия Повало-Швейковского с фронта. Ей содействовала обходящая с фланга дивизия Багратиона. Колонна Розенберга совершила обходной маневр. Мастерским ударом войска Суворова сбили с Сен-Готарда и Фочельсберга две французские бригады (Гюденя и Луазона) и отбросили их на Обер-Альп, куда в это время уже подходила колонна Розенберга. Это обстоятельство заставило Лекурба отвести свои войска за Урнер-Лох к Чертову мосту.

14 сентября Суворов атаковал «Урзерн и мост, так называемый Тейфельсбрюк, на реке Русс» и погнал «неприятеля до Амштега»[1570].

15 сентября войска Суворова, преследуя части Лекурба, вышли через Амштед к Люцернскому озеру. Здесь к русским войскам присоединился отряд Ауффенберга. Таким образом, за три дня военных действий войска Суворова прошли в горных условиях с боями более 60 км. Дальнейшее преследование Лекурба было прекращено, «поелику цель всех наших операциев была только в том, чтобы ближайшею дорогою соединиться с корпусом генерал-лейтенанта Римского-Корсакова, которого полагали тогда быть при Цюрихе»[1571].

Бой в Муттенской и Клентальской долинах. Достигнув Люцернского озера, Суворов оказался в весьма сложном положении. От Альтдорфа на север не было дорог. Передвигаться можно было либо на судах через озера, либо по тропам в обход через хребет Росшток Муттенталь, Швиц. Суворов решил продолжать свой марш по этому маршруту, надеясь на то, что Массена не успеет нанести поражение войскам Римского-Корсакова до подхода его сил.

16 сентября войска Суворова начали переход через хребет Росшток. Авангард Багратиона первым спустился в Муттенскую долину, за ним вышла вся армия, прикрываясь арьергардом Розенберга. Марш был проведен в течение 12 часов. Во время марша части Лекурба дважды атаковали арьергард Розенберга, но были отбиты.

В Муттенской долине Суворов получил сведения о том, что Массена, сосредоточив войска численностью в 31 тыс., 15 сентября нанес поражение войскам Римского-Корсакова и Готце. Разбитые войска союзников отступили от Цюрихского озера, вследствие чего отошли на восток также войска Линкена и Елачича. Дальнейшее движение к Цюриху уже не имело смысла.

Для Массена создалась исключительно благоприятная обстановка. Изолированная армия Суворова могла быть окружена в Муттенской долине. Массена предпринял энергичные меры для того, чтобы уничтожить армию Суворова. Он приказал Лекурбу атаковать войска Суворова с тыла. Мортье должен был действовать с фланга, а главные силы Массена — с фронта.

Суворов оказался в тяжелом положении. На военном совете, обрисовав обстановку, он поставил задачу выйти из окружения[1572]. По плану Суворова главные силы (14 тыс. человек) должны были нанести удар по войскам Лекурба и выйти на Гларис, а арьергард (7 тыс.) активными действиями против Массена обеспечить этот маневр. «Помощи нам ждать не от кого, — сказал Суворов, — мы на краю гибели… Теперь остается надежда… на храбрость и самоотвержение моих войск! Мы русские»[1573].

19 сентября авангард Багратиона вышел из Муттенской долины и, пройдя перевал, встретился с войсками Молитора (около 11 тыс. человек), спешившими к Муттену от Валленштадтского озера, и в течение двух дней вел с ними тяжелые бои. В первый день Багратион, имея всего 3 тыс. человек, е трудом продвинулся вперед. На второй день к нему присоединилась дивизия Повало-Швейковского. Силы авангарда возросли до 8 тыс. человек. Это дало возможность перейти в решительную атаку, «Неприятель, сколько ни противился, пользуясь неприступным местоположением и присовокупленными к оному укреплениями, был опрокинут»[1574] и отступил к северу от Швица. 21 сентября главные силы Суворова расположились в Нефельсе и Нейтале, где простояли в ожидании войск Розенберга, Ферстера и Денисова до 20 сентября.

В то время как авангард Багратиона расчищал путь для отхода на восток, в Муттенской долине разгорелся бой между арьергардом Розенберга и войсками Мортье. 19 сентября Розенберг имел в своем распоряжении десять батальонов пехоты и два казачьих полка (до 8 тыс. человек). К Муттенталю успели подойти высадившиеся войска Мортье и бригада Молитора (10–12 тыс. человек). Мортье решил атаковать Розенберга с ходу. В 14 часов противник атаковал сначала пикеты, а затем стоявшую за монастырем пехоту. «Маневры передовых войск, как-то: казаков и егерей заманили его и довели до последних; тут встречен был он егерским полком Кашкина, мушкетерским Ребиндера и казачьими полками»[1575].

Перейдя в контратаку, войска Милорадовича, Белецкого и Ферстера «ударили на неприятеля выстрелами и штыками, испровергли его замыслы и прогнали верст за шесть от Муттенталя по дороге к Швицу»[1576]. Казаки Денисова и Курнакова продолжали преследование.

На другой день к Муттентальской долине прибыло 15 тыс. войск под командованием Массена, решившего еще раз атаковать русских. Построясь в колонны, французы пошли в атаку. В этот раз маневр был произведен егерями Велецкого. Отстреливаясь, егеря отступили к левому флангу и заманили противника в долину к находившимся там в боевом порядке главным силам. В критический момент русская пехота перешла в контратаку и разбила части Массена. Казаки Денисова и Курнакова преследовали разбитого противника. Французы потеряли за два дня более 4,5 тыс. убитыми и ранеными и 1200 человек пленными. «Генерал Массена и с ним некоторая часть (войск) спаслись бегством»[1577]. Потери союзных войск были значительно меньше — около 1400 человек убитыми и ранеными.

Только после этой блестящей победы арьергард Розенберга отошел к главным силам и присоединился к ним 23 сентября.

Несмотря на поражение, французы не оставляли попыток разбить войска Суворова. Последнее нападение было совершено ими на войска Багратиона, с 24 сентября они стали выполнять функции арьергарда, в то время как главные силы Суворова, перейдя в ночь на 24 сентября Гларис, двигались через Эльм и Паникс к Иланцу. Здесь в это время находился корпус Римского-Корсакова. Суворов избрал более длинный и трудный путь, так как дорога через Нефельс и Молис находилась в руках противника.

Переход через Паникс проходил в очень сложных условиях, войскам пришлось двигаться по узкой дороге. Выпавший глубокий снег и наступившие холода затрудняли движение.

В то время как главные силы Суворова преодолевали Паникс, арьергард Багратиона (2 тыс. человек) подвергся новому нападению 5-тысячного отряда французов у деревни Шванден. Арьергард, оказав мужественное сопротивление, дал возможность главным силам спокойно отойти. 15-тысячная армия Суворова подошла к Иланцу 26 сентября, а затем направилась к Фельдкирхену, куда вскоре прибыла полковая и полевая артиллерия, двигавшаяся кружным путем. Вслед за этим Суворов отвел свои войска к Аусбургу и расположил их на зимние квартиры. Подводя итог проведенному переходу, Суворов писал: «Все сии победы пребудут новыми вечными памятниками неутомимой храбрости российского войска»…[1578]

Суворов блистательно осуществил переход, который, как говорил Ф. Энгельс, был самым выдающимся из всех современных альпийских переходов. Во время этого похода русские войска, нанеся ряд поражений противнику, вышли из окружения. «…Неприятель благодаря перевесу в силах добился блестящих успехов. Я был отрезан и окружен; день и ночь мы били врага и в хвост и в гриву… Враг потерял в 4 раза больше нас. Мы везде проходили с победой»[1579]. Недаром Массена говорил, что «отдал бы все свои победы за один Швейцарский поход Суворова».

В конце 1799 года русская армия получила указ Павла о возвращении в Россию и прекращении совместных действий с Австрией против Франции[1580]. В октябре было приказано всем русским эскадрам возвратиться из Средиземного моря в Черное. Армия возвратилась в Россию весной 1800 года, а флот — в октябре того же года.

Швейцарский поход Суворова явился новым вкладом в мировое военное искусство.

В этом походе Суворов показал себя выдающимся стратегом. Он подчеркивал взаимовлияние военных действий на различных театрах войны. Он указывал на «…важность неразрывной связи, которая существует между военными действиями на Рейне, в Швейцарии и Италии». Стремясь обеспечить осуществление разработанного плана — поражение Франции, Суворов требовал от всех союзников единства действий в общих интересах. Однако различие политических интересов участников коалиции, стремление Англии и Австрии использовать Россию в собственных целях разбивали планы Суворова. Суворов видел и понимал политику Австрии, которая осуществляла «корыстолюбивые свои предположения к обширным завоеваниям»[1581]. Он видел также стремление Англии добиться обессиливания Франции лишь в собственных интересах: «Операция в Голландии и в Нидерландах предуготовит нам розы и лилии, как Франция изнурится»[1582].

Стратегия Суворова исходила из глубокого понимания той политики, которую вели союзники. Величие Суворова и состоит в том, что вопреки всем предательствам со стороны союзников он создавал благоприятную стратегическую обстановку для русской армии.

В этой кампании Суворов выступил также как крупнейший тактик. Он опрокинул установившиеся в Европе взгляды на формы горной войны и доказал несостоятельность теории ограниченных действий на высокогорных театрах. Суворов разработал новые формы ведения войны в горах, которые исходили из его тактических принципов: быстрота, внезапность, натиск. В процессе наступления в Швейцарии Суворов применял удар с фронта в сочетании с обходом с флангов, удар с фронта авангардом и с тыла арьергардом. Для него не существовало окружения. Даже обороняясь, он наступал, справедливо полагая, что лучшая форма обороны в горах — наступление. Суворов был первым полководцем, который в конце XVIII века доказал, что нет непреодолимых гор. Но он подчеркивал, что для успешных действий в горах нужна инициатива и решительность.

Крупные успехи армии Суворова не могут, однако, скрыть общего отставания в военном деле, которое наблюдается в русской армии в конце XVIII века. Это отставание сказывалось во всем: и в системе комплектования и в самой организации войск. Русская армия не имела обученных резервов и потому восстанавливать потери в ходе войны было очень трудно. Это особенно сильно сказалось на армии Римского-Корсакова.

Отказ от дивизионной системы также отрицательно повлиял на руководство войсками. Суворову пришлось снова приспосабливать организацию войск к условиям борьбы в ходе военных действий.

Слабым местом в русской армии была система управления. Русская армия, оказавшаяся без хорошо подготовленных штабных офицеров, в этом отношении попала в зависимость от австрийского штаба. Особенно уязвимым местом русской армии была система снабжения, которая находилась в руках австрийского командования. Наконец, нужно сказать и о том, что не везде русские войска сражались блестяще. Армия Римского-Корсакова действовала плохо и не только потому, что ее командующий был бесталанен, но и потому, что он пытался бороться против новой буржуазной армии прежними способами. Именно это явилось главной причиной поражения союзных войск после ухода армии Суворова в Россию.