11. Восстание Степана Разина

Комментарий Н. Костомарова:

«Ненависть к боярам, воеводам, приказным людям и богачам, доставлявшим выгоды казне и самим себе, приводила к тому, что жители перестали смотреть на разбойников как на врагов своей страны, лишь бы только разбойники грабили знатных и богатых, но не трогали бедных и простых людей; разбойник стал представляться образцом удали, молодечества, даже покровителем и мстителем страждущих и угнетенных».

Источник: Е. И. Заозерская «Восстание Степана Разина».

Существовавшие экономические трудности 1660-х годов являлись основой недовольства и в центре, и на окраинах, особенно казацких, где казаки привыкли добывать средства существования в походах «за зипунами». Быстрый рост «разбойного» отряда Василия Уса в 1666 г. (до 600 человек) говорит о том, что на Дону и близких к нему местах были сотни людей, искавших «в казаковании» выход из тяжелых условий жизни. В конце 1660-х годов налицо оказался другой предводитель — смелый казак Степан Разин, бывавший в Москве и в других местах и видевший, какие трудности переживает «простой народ». Дон и в это время был известен своим правилом в отношении беглого люда — «с Дону выдачи нет».

Наиболее ранние сведения о сборах Разина на Волгу весной 1667 г. мы находим в сокращенном изложении сообщений царицынского воеводы Андрея Унковского. Унковский писал в Москву о сборе на Дону «в Паншине и в Кагалинском городках» многих воровских казаков, «а чаять де, их будет с 2000 человек». Сам Разин, осадив Царицын 28 мая 1667 г., сообщал воеводе Унковскому причину и цель выступления: «В войске де им (т. е. на Дону) пить и есть стало нечево, а государева денежного и хлебного жалованья присылают им скудно, и они де пошли на Волгу реку покормитца». В отряде Разина насчитывалось тогда до 1500 человек.

Уже на первом этапе движения это был не просто «разбойный» поход. Приведем один из ранних, но выразительных актов разинского поведения. Под урочищем «Каравайные горы», разинские струги задержали партию ссыльных, которых сопровождал из Казани в Астрахань и на Терек астраханец Карейтов. Разницы ограбили последнего «совсем без остатку», а ссыльных «взяли к себе на струги и кандалы на них разбили и пометали в воду», предоставляя освобожденным выбор: «Хто де хочет итти с ними, воровскими казаками, охотою, а неволей де они никого с собою не емлют». Семнадцать человек — стрельцы и солдаты, беглые и гулящие — согласились на это. Но далеко не со всеми так милостивы были Разин и его товарищи. 13 мая 1667 г. саратовские воеводы сообщали, что на Волге Разин и его «войско» «многие струги и насады поймали и гостя Василья Шорина и многих промышленных людей погромили», а хозяев этих судов взяли «в полон». Работные же люди, человек 100, «пошли в казаки» к Разину. В том же сообщении из Саратова говорилось, что атаман Разин с товарищами «патриарших и дворянина, казанского митрополита приказчика, и одного работника Шорина повесили и четырех человек посадили в воду, да и других вешают», а пошли они «вниз Волгою рекою». Так с самого начала становилось ясно, кто для Разина и разинцев были «други», а кто — недруги, с которыми они поступали достаточно жестоко.

Чебоксарский стрелец, плывший по Волге в июле из Царицына к Симбирску сообщил об «измене» стрельцов, которые были посланы из Астрахани против возмутившихся казаков, а теперь двигались вместе с ними на трех стругах. Успехи изменили и число участников движения Разина и условия похода. В разинском отряде было уже много людей, и плыли они не на плотах, а в 35 стругах. И на Дону были сторонники Разина, собиравшиеся к нему в поход. Так, из «памяти» Казанского дворца в Посольский приказ от 20 июля 1667 г. узнаем, что на Дону казак Микишка Волоцкой в конце июня собрал 40 человек и они «хотят итти на Волгу к Разину». Шестого июля донской казак, приехавший с Дона из Кагальницкого городка, донес Унковскому, что «в низовых донских городках прибираетца за Стенькою ж Разиным донской козак Ивашко Серебряков», который «прибрал» уже 250 человек и продолжает вербовать по городкам сторонников «безпрестанно».

Уже летом 1668 года Разин и его соратники находились в пределах Персии: выбрались они с базы в Яицком городке 23 марта «в ночи», а в «шахову область» пришли «в прошлом во 176 (1668) году после Петрова дни».

Между тем на Дону в зимние и первые весенние месяцы 1668 г. собралось большое количество голытьбы — беглых крестьян и холопов из разных мест России. Они намеревались ранней весной направиться для соединения с Разиным и выбирали для этого предприимчивых атаманов Н. Волоцкого, И. Мызникова, С. Кривого, В. Уса, И. Серебряникова, А. Каторжного и др. Постройка у Переволоки крепости Камышина не остановила голытьбу, она находила окольные дороги на Каспий и, выйдя на морские просторы, добывала как могла (главным образом нападая на торговые суда) себе пропитание. Но пропитание искали и разницы, попавшие в чужие края, о чем сообщали военным начальникам в Астрахани прибывавшие с Кавказа и из Персии люди. Со слов жителя приморского города Терки, узнаем, что здесь «сшелся» Разин с Сергеем Кривым, и вместе со своими казаками они город Шевран «пограмили», взяв ясырь, и «живота, и скотины». Из Астрахани воеводы летом 1668 г. сообщали в Москву более тревожные сведения о том, что казаки «многие шаховы городы и уезды», в том числе Фарабад и Астрабад, «вырубили и выжгли» и взяли большой полон. Ясно, что оставаться в персидских водах (где они пробыли больше года) разницам было рискованно, тем более, что местная беднота — «иноземцы, скудные многие люди» — охотно приставала к ним, и шах поэтому готовился к походу на казаков.

Воинственные настроения и походная практика в течение двух лет глубоко вошли в быт и сознание голытьбы, тем более что ей доставались из взятого имущества не только необходимые, но и ценные вещи, которые голытьба не могла получить никаким другим путем. Отряд сохранил добытые в походе товары и, по словам Фабрициуса, получил «волю» «торговать захваченными в Гиляни вещами» и даже пленниками, которых выкупали персидские купцы, имевшие постоянные торговые связи с Астраханью. Торговля продолжалась 1,5 месяца; когда кончилось пребывание Разина в Астрахани, казаки на веслах добрались до Царицына, а оттуда за один день до Паншинского городка.

С Дона в поход вышло 600 человек, вернулось же в Астрахань 1200 и «полона» привели 93 человека. Воевода Прозоровский обещал отпустить их в мелких судах на Дон, «хто на Дон итти с атаманом со Стенькою Разиным похочет», а которые «похотят в Астарахани быть или куды в прежние житья итти, и в том у них, казаков, приговорено повольно, где хто похочет жить». 5 октября 1669 г. разницы пошли к Дону. Оттуда последовало известие, что донские казаки возвращению Разина «ради и называют де ево, Стеньку, отцом». Со всех сторон к нему шли голутвенные и «многие» гулящие люди, которых он и его товарищи снабжали ружьем и платьем. Ожидалось новое возмущение голытьбы: «Без воровства конечно не будет, потому что на Дону стало гораздо много, а кормитца им нечим». Разин со своим «войском», которое все увеличивалось, не стал жить в казачьих городках. Они нашли остров, «длиною версты с 3», где сделали себе «земляные избы». Донских казаков, которые не видели своих родных три года, он отпускал «на срочные дни за крепкими поруками», а казаков, запорожских и донских, «которые голутвеные люди» и к нему «идут беспрестанно», Разин принимал, ссужал деньгами и уговаривал «всячески» оставаться с ним. В результате, в декабре 1669 г. у него уже было 2700 человек, «и приказывал он казаком беспрестанно, чтоб они были готовы».

Какова же была цель первого похода? Это «разбойный» поход, какие искони совершались южными казаками, в том числе донскими, из нужды в хлебе и одежде, а также в погоне за восточными ценностями. Немаловажное значение имела большая нужда в предметах первой необходимости, и прежде всего в хлебе. Эта мера вызывала практику казачьих «грабительских» походов по сухопутным и морским путям.

Но и в период первого похода уже создавались условия для будущих действий Разина как руководителя Крестьянской войны. Оказавшись на Дону, он, как сообщает Фабрициус, «начал тайком привлекать к себе простых людей», намереваясь «истребить изменников бояр». И это была не случайная или необдуманная фраза. Из того же источника узнаем, что уже в Астрахани Разин не скрывал своих намерений. По словам Фабрициуса, он «сулил вскоре освободить всех от ярма и рабства боярского, к чему простолюдины охотно прислушивались, заверяя его, что все они не пожалеют сил, чтобы прийти к нему на помощь, только бы он начал».

Осень 1669 и зиму 1669–1670 гг. Разин со своим войском провел, как указывалось, на Дону, обособившись от «войска Донского», в заново сооруженном земляном городке. В течение нескольких месяцев разинское войско увеличивалось за счет молодого поколения донских казаков и пришлых, точнее, беглых людей. Беднейшие слои крестьянства и холопства из центра и южных уездов и раньше бежали на Волгу и Дон. Теперь же слухи об удачливом атамане, привечавшем «голытьбу», распространялись все шире, и к весне 1670 г. войско Разина достигло 4000 человек (т. е. значительно выросло по сравнению с тем, каким оно было по возвращении из похода). Решался вопрос: куда идти весной; в решении принимал участие не только «командный» состав, но и все войско, теперь вооруженное, одетое и более дисциплинированное. В конце 1669 г. собранный в Черкасске круг выявил, что абсолютное большинство желает следовать по пути первого похода на Волгу, а затем, очевидно, и на море. Но это было предварительное решение, а более обязывающим явился круг в апреле 1670 г. в Паншине, куда передвинулось разинское войско. На этот раз Разин выступил с предложением идти «на Волгу, а с Волги итти в Русь» для борьбы «против государевых неприятелей и изменников, чтоб им из Московского государства вывесть изменников-бояр и думных людей и в городех воевод и приказных людей», а «чорным людем дать свободу».

Первой большой победой разинцев было взятие Царицына. За ней последовали победы над двумя отрядами: присланным из Астрахани во главе с князем Львовым и пришедшим с севера под командой Лопатина. От Царицына и Черного Яра Разин двинулся вниз с войском, увеличившимся до 10000 человек. Но еще до ухода из Царицына Разин, верный демократическим порядкам в своем войске, организовал снова круг для решения вопроса о предстоящем пути; дело было в том, что, очевидно, сам он понял, что оставлять за собой непокоренную Астрахань опасно, тем более что там было много разных запасов. Ни Каспийское море, ни Волга как цели похода в это время уже не выдвигались. Осталось одно направление — центр государства. Но достигнуть его можно было двумя путями: или «итти вверх по Волге под государевы городы и воевод из городов выводить или б де итти к Москве против бояр». Но было необходимо занять Астрахань, куда 5 июня, по словам пленного Колесникова, войско Разина двинулось через Черный Яр.

Астрахань была взята 24 июня, Разин задержался там на месяц. Ряды его снова пополнились. Численное увеличение сподвижников похода позволило Разину 4000 человек оставить в Астрахани с Василием Усом, 2000 послать на Дон с братом Фролом, а около 8000 взять с собой. Все это вызывало тревогу и в Москве, и в других местах, особенно в городах, лежавших на пути Разина. До представителей господствующего класса доходили слухи о том, что с Волги «воры» пойдут «к Москве и на Москве побьют бояр»; к этому добавляли: «…а ныне де Волга река стала их, казачья».

Челны Разина поднимались вверх по Волге, прошли мимо Саратова и Самары, защита которых была слаба. Слава и силы атамана казацких войск настолько окрепли, что заставляли его противников молча склонять головы и пропускать его челны без боя, а сторонников почтительно и ласково называть его «батюшкой Степаном Тимофеевичем». К этому времени значительно изменился состав войска восставших. Донское и хоперское казачество, составлявшее не только ядро, но и большую часть разинского войска на первом этапе и при выходе с Дона в 1670 г., не получало на Волге не только такой добычи, как на Каспии, но и достаточного пропитания. Это привело к бегству людей от Разина при приближении к Царицыну. При многочисленности войска сокращение основного костяка армии казалось незаметным. Однако обучать на ходу вливавшуюся массу новых людей, преимущественно из среды крестьян, приходивших безоружными, привыкших к земледельческому труду, или из холопов, нередко чуждых военному делу и походной жизни, было невозможно. Обстановка же под Симбирском, куда царские полководцы успели двинуть настоящую армию под предводительством умелых военачальников, требовала максимальных усилий.

В августе 1670 г., когда Разин направлялся к Симбирску, царское войско еще только мобилизовывалось. Рассылались в десятки городов и городков центра грамоты с изложением поведения Разина, и требовалось от дворян и детей боярских, чтобы «они ехали в полк» Ю. Долгорукова «тотчас, безсрочно, безо всякого мотчанья». У тех, кто не поедет, царь указал отнимать вотчины «бесповоротно и отдавать челобитчиком, которые будут на нашей службе»; если же кто сбежит со службы, «тем… быть казненым смертью безо всякие пощады».

Но и Разин не терял времени. В отписке из Алатыря от 16 сентября 1670 г. воевода Бутурлин сообщал, что в Симбирском уезде повсеместный «бунт», так что проехать в город «никоторыми делы нельзя». В Симбирск направлялись многие дворяне и дети боярские, мурзы и татары, но их не пускало местное население, истреблявшее также своих дворян и детей боярских. «Бунт» был вызван грамотами Разина и его соратников, которые призывали «бить и грабить» своих недругов.

Разин не дал времени собраться правительственным войскам и 4 сентября двинул свое войско на Симбирск. Об упорных, продолжавшихся четыре дня сражениях казаков с войском Барятинского последний рассказывает в своей отписке в Приказ Казанского дворца от 6-14 сентября. Осторожно сообщая о полном поражении и прося о помощи людьми, он в то же время презрительно кончает: «И тако с ним вором такой же бой будет, и ево самово воры-казаки, свезав, отдадут или убьют».

Разин взял Симбирск, кроме его крепости, где продолжал отсиживаться воевода И.Б. Милославский с небольшим числом стрельцов, ждавший помощи. Тем временем Разин готовился к будущей схватке, проявляя большую энергию и организованность. На обитавшее в здешних местах население должны были оказать влияние «прелестные письма», посылаемые с верными людьми, являвшимися в какой-то степени агитаторами. В самом Симбирске установлен был строгий военный порядок. В городе и уезде истребляли «служилых людей», а со стороны в Симбирск нельзя было проникнуть.

Пензенский воевода Е. Лачинов сообщал тамбовскому воеводе, что Разин в Симбирске спешит вооружить вновь приходящих к нему безоружных людей: «Делает… бердыши всяких чинов людьми день и ночь беспрестанно…»

Тем временем разинские «загонщики» по всему уезду расправлялись с землевладельческими верхами, которые, собравшись, могли оказать содействие царским воеводам: «Помесных де людей, дворян и детей боярских, и мурз, и татар, за которыми крестьяне есть, рубят и лошадей берут». Вести о приходе и победе Разина распространяли его «загонщики», которые поднимали вокруг Симбирска народ. «Мордва и черемиса и чюваши» и «их помещиков люди и крестьяне» — теперь главная сила восстания.

18 сентября изменили правительству «атемарцы» и сдали город разницам. 19 сдались жители Инсара и Саранска. Симбирский и соседние уезды охватила Крестьянская война.

Сражение, решившее судьбу восстания, произошло 15 сентября, когда обе стороны еще были не вполне готовы к нему. К городу по требованию и военачальников, защищавших Симбирск, и самого правительства двигались войска; Разин не мог откладывать решительное сражение. 10 сентября он повел свое войско на приступ Симбирской крепости, где засел со стрельцами воевода Милославский; «из города ево (Разина) побили». Пришлось отступить и потратить на отдых и новые сборы три дня, после чего на приступ пошли ночью: Разин «велел всякому нести дрова и зажигать город». Однако было и «на том де приступе безмерно воров многих побито». Но Разин, понимая значение взятия Симбирска — этих ворот на Русь, проявлял упорство и, «опустя немногие дни, велел валить вал от казанские стороны сажень на 4 в длину». Это было огромное сооружение «близко з городом наровень»; Разин распорядился снова вооружиться дровами и «метать через вал, меж валу и городовые стены». Картина была зловещая; огонь поднимался выше стены, дым окутал город, Милославский распорядился, чтобы «в которых местех огонь был высок, и из города де завесили парусами и заливали водою». Перед нами картина средневекового боя. В это время к Милославскому подошли подкрепления; и снова на приступе у Разина «много людей пропало»; тяжело был ранен сам атаман на поле боя; в беспорядке его войско стало отходить. Бежали к стругам, ранили друг друга, стремясь попасть на них («за суды кололись»), бежавших добивали «государевы ратные люди», а которые разницы «метались в струги, и те все от тяжести потон».

Из расспросных речей некоего Андрюшки, бежавшего из Симбирска и оказавшегося в гребцах струга, на котором был Разин, видно, что сопровождавшие атамана донские казаки (около 40 человек), не сломленные неудачей, говорили, что «на весну де пойдут они» снова, вот только не знают, «где им зимовать». Казаки доставили Разина в Кагальник, затем он перебрался подальше от домовитых казаков на устье Медведицы, чтобы весной поднять 4000 калмыков и «быть с колмыки в Танбов». Уверенные речи поправлявшегося Разина доходили до местных воевод, а через них до Москвы, что нашло отражение в царской грамоте о подавлении восстания: Разин, живя в Кагальнике, «нимало не помышлял» отказаться от борьбы с угнетателями народа, «писал вновь в Астарахань, чтоб к весне готовились прежнею итить рекою вверх, а он с ними готов». Сборы вверх, а не на море означали, что Разин думал не о богатой добыче, а о трудной борьбе с народными «кровопивцами». Сборы не осуществились, домовитые казаки выдали Разина на страшнейшие муки в московских застенках, затем на Красной площади (по другим данным — на Болотной) Разин был казнен.

Разин умер, преследуемые казаки ушли на Дон. Голытьба шла туда, где в это время вспыхивали крестьянские восстания под теми же лозунгами, что и движение Разина. Это отмечали даже иностранцы. «Повсюду обещал он народу вольность и избавление от ига (так он именовал сие) бояр и дворян, которые, как говорил он (Разин), держат страну под гнетом», — пишет неизвестный иностранный автор сочинения под названием «Сообщение касательно подробностей мятежа…» И дальше автор приводит знаменательные слова об отношении к вождю «мятежа» в самой Москве, где «люди открыто восхваляли Стеньку, полагая, что ищет он общего блага и свободы для народа». И «народ», не только сопровождавший его и с верой подчинявшийся ему, но и никогда не видевший его, хранил к нему то же отношение. Тот же автор приводит любопытный факт: «Человек один, уже в летах, будучи спрошен, что надобно делать, ежели Стенька подступит к стенам города Москвы, ответствовал, что надобно выйти ему навстречу с хлебом-солью, а это, — замечает иностранец, — как известно, является в России знаком дружелюбия и приязни».