§ 3. Роль армии в «эпоху солдатских императоров»

К середине III в. н. э. внутреннее положение Римской империи было ослаблено и непрекращающимися войнами с варварами. В 238 г. готы прорвали нижнедунайскую границу и свободно проникли во Фракию и Македонию, Ахайю и ближайшие земли Азии. Месопотамию захватили парфяне, которые в 259–260 гг. опустошили и захватили также Сирию, Киликию, Каппадокию. В 248 г. германские племена разрушили верхнерейнский лимес. В 260 г. аламанны вторглись в Италию, а франки, разграбив Галлию, овладели Испанией и проникли даже в Африку.

Власть в государстве зависит от армии[81], — такое положение теперь являлось ведущим. Армия играла значительную роль в романизации народов, входивших в состав Римской империи, особенно Галлии. Поселения, основанные ветеранами в провинциях, способствовали введению римских порядков и учреждений. Провинциалы, служившие во вспомогательных отрядах римского войсках и в основных легионах, овладевали латинским языком, а при отставке получали землю. Расквартированные на всех границах огромной империи войска сохраняли верность очередному преемнику на троне, видя в нем олицетворение и носителя августовской легенды, которая поддерживала целостность государства.

Ряд исследователей полагает, что превращение армии в профессиональную было одним из проявлений кризиса[82]. Армия становится самостоятельной корпорацией со своими специфическими интересами. Корпоративный дух армии привязывал ее к военному лидеру, чей авторитет неизмеримо возрастал по мере побед и раздач денежных средств, подарков, земель. Популярность военного вождя укреплялась его личными качествами, его претензиями на богоизбранность и покровительство ему какого-либо божества.

К середине III в. н. э. все более падает авторитет императорской власти и носителя императорского титула. Причинами этого были безумие императора Нерона, насильственное умерщвление отдельных императоров[83], ряд крупных военных неудач, сделавших беззащитными целые регионы империи[84]. Катастрофы, подобные гибели в сражении императора Деция, пленение императора Валериана и его позорное рабство лишь усугубили положение, умножив властные амбиции военных командиров. Стремясь удержать армию в подчинении, римские императоры не только проводили ее реформирование, но и значительно расширили полномочия командующих, открыв последним перспективы единовластия[85]. Средством достижения и решающей силой оставалась армия, в которой все большую популярность приобретает идея сосредоточения единой власти в руках командующего, ею же самой и назначенным[86].

Наиболее опасными для императорской власти были тесные контакты между наместниками тех провинций, которые имели в своем распоряжении большие группы римских войск: в Сирии — 6 легионов, на Дунайской границе 8 легионов. Эти войска пополнялись в основном из числа местных уроженцев и были привязаны к местам своего расположения, становясь выразителями настроения господствующих кругов провинциальных землевладельцев.

Укрепляется связь армии с императором и его правительством, благодаря их политико-экономическим мероприятиям, а также проводимой ими идеологической пропаганде[87]. Разные группы общества хотели видеть у власти такого императора, который осуществил бы их собственную программу, поэтому в III в. происходит чрезвычайно быстрая смена императоров, причем все они погибали насильственной смертью.

После того, как центральная власть значительно ослабла, а солдаты поняли, что сами могут избрать того, кто исполнит их надежды — началось противостояние армии в качестве политической силы. Ставленники и приверженцы Сената пытались уменьшить влияние армии, ужесточить дисциплину. Они делали попытки набирать солдат за пределами Италии и даже империи[88], вводили систему военной колонизации на границах, где солдат-землевладелец не мешал собственникам латифундий. Эти императоры проводили агрессивную внешнюю политику, чтобы пополнить за счет пленных количество поселенных на пограничных землях солдат, колонистов и колонов, не мешали магнатам увеличивать свои владения[89].

«Солдатские» императоры, наоборот — проводили массовые конфискации земельного фонда, увеличивали свои земли и солдат, повышали налоги, чтобы увеличить жалование солдатам[90]. Некоторые исследователи предполагают[91], что такие императоры предпочитали откупаться от внешних врагов контрибуциями, поскольку горожане и солдаты не нуждались в большом количестве рабов.

До Галлиена попытки укрепить государство и императорскую власть предпринимались не раз[92]. Много в этом направлении было сделано Септимием Севером. Чтобы повысить престиж военной службы, он увеличил жалование легионерам и преторианцам. Воины получили официальное разрешение приобретать землю и вступать в законный брак. Была усовершенствована система военной служебной лестницы, по которой должность первого центуриона была объявлена всаднической, но при этом до нее мог дослужиться рядовой легионер. Далее, бывший рядовой легионер мог сделать карьеру вплоть до командира легиона и командующего армией. Поскольку укомплектование армии теперь шло за счет провинций, это вело к провинциализации и варваризации римской армии.

Реформы последующих императоров повысили привлекательность воинской службы, но привели к тому, что легионы потеряли свою мобильность, обросли хозяйством и семьями. Перед командиром легиона была поставлена задача решения ряда гражданских проблем, что привело к усложнению управления легионами, росту легионных служб и канцелярий. В армии наблюдался активный процесс бюрократизации. Все более обострялись отношения между сенатом и армией, все чаще легионы провозглашали новых императоров.

Попытку реформирования армии предпринял и Галлиен. Около 258 г. им были созданы крупные конные части, получившие в источниках название далматинских всадников (Zosim., 1.52.10), из чего напрашивается вывод об их национальном характере. Несмотря на это, термин «equites dalmatae», видимо, перешел на всю конницу императора Галлиена[93].

Безусловной заслугой Галлиена, по мнению исследователей, является образование крупных кавалерийских сил, но не создание полностью новых частей[94]. Эта реформа тем интересна для нас, что во главе всей кавалерии был поставлен Авреол (Zosim., 1.40.1). Согласно источникам, Авреол являлся командующим легионов Реции (Aur. Vict. De Caes., XXXIII.17), Требеллий Поллион сообщает, что он возглавлял иллирийские легионы (SHA. Туг. trig., IX.1). Во время восстания Ингенуя Авреол забрал из Реции часть легионов для подавления этого восстания. Реция присягнула «Галльской империи», а верный военачальник возглавил кавалерию Рима. В 260 г. по приказу Галлиена Авреол выступил против узурпатора Макриана, захватившего Иллирик. После победы над ним, Авреол сумел убедить войска Макриана перейти на свою сторону (SHA. Туг. trig., IX.2). Восстание Авреола против римского императора стало неожиданностью для последнего. Галлиен пытался заключить союз со своим бывшим военачальником, чтобы сражаться против галльского императора (SHA. Tyr.trig., IX.3).

Все реформы Галлиена лишь усугубили раскол в армии, в результате чего властные и политические ориентиры командования и простых легионеров перестали совпадать[95].

Видимыми итогами политического кризиса III в. стали дезорганизация общегосударственного руководства войсками, подрыв веры солдат в удачливых полководцев и разочарование при отсутствии быстрого результата, резкое падение воинской дисциплины вплоть до убийства императора.

С другой стороны, именно беспорядки в армии, фактический развал некогда единого военного организма умножали властные амбиции командования. В этих условиях возможностей для отпадения от Рима стало больше, а для объединения общегосударственной идеей — меньше. Для последнего необходим был, помимо лидера и объединяющей силы — нации, ряд консолидирующих причин. Одной из них была крупномасштабная внешняя угроза. В случае с «Галльской империей» — германская[96].

Идея германской опасности была не новой в отношениях Галлии и Рима. Так, в середине I в. до н. э. об угрозе германской опасности заговорили в Риме, но с иными целями. Брались в расчет интересы двух сторон (если не считать германцев): римского правительства и проримски настроенной части галльской знати. Обе стороны пришли к взаимному согласию, однако потом ситуация изменилась. Тогда Юлий Цезарь очень мудро сумел сыграть на национальных чувствах галлов и их стремлении к свободе, и Ариовист, которого Юлий Цезарь сам же некогда одобрил и выступал за его кандидатуру в Сенате, стал лишней фигурой, своеобразным олицетворением всех германцев[97]. Говоря, что Галлия должна быть свободна, Цезарь уничтожил своего ставленника, сыгравшего нужную ему роль.

К III в. н. э. германский племенной мир в военно-политическом отношении не был един, вторжения происходили вдоль всего рейнского рубежа, Дунайского лимеса и через северную Швейцарию. На Рейне основную борьбу с германцами вели галльские императоры. К 260 г. римский лимес на Рейне и Верхнем Дунае представлял собой пограничную оборонительную зону с фортификационными сооружениями, сетью дорог и системой связи. Декуматский участок лимеса, расположенный на одноименных полях, составлял около 382 км с небольшой вспомогательных частей, удаленными (даже слишком) лагерями легионов и отсутствием естественного защитного рубежа в виде крупной водной преграды, представлял собой слабое звено в обороне Рима на Рейне.

Декуматские поля были присоединены при римском императоре Домициане, тогда же был построен участок лимеса от р. Лан до впадения Киндига в Майн. При Траяне — участок между Майном и Неккаром. Реконструкция лимеса началась в правление Адриана. При Антонине Пне Оденвальдский участок лимеса был продвинут на восток на 30 км.

Лимес представлял собой несколько оборонительных рядов. 1-я линия — частокол высотой до 4 м и Vобразный ров шириной 6 м, глубиной 3 м. Затем следовали сторожевые башни высотой 6–7 м. На рейнском участке вместо частокола была выстроена невысокая каменная стена[98].

В конце 50-х гг. III в. римляне перевели часть легионов в Паннонию, чем еще больше ослабили рейнский участок. Аламанны прорвали лимес[99], разрушили Авентикум (совр. Авенш, Швейцария) и вышли на просторы Галлии. VIII Августов легион из Аргентората (Страсбург), чьей обязанностью и была охрана лимеса, не предпринял никаких действий против варваров. Видимо, он колебался между Галлиеном и Постумом. Верхнерейнский регион стал на какое-то время[100] буферной зоной вне влияния Галлиена и Постума. Такой же зоной являлись Декуматские поля.

Именно галльским императорам удалось справиться с нашествием германцев. Для этого, в условиях политической ненадежности собственных легионов, Постум создает ударные части из германских наемников (SHA Gall. Duo, VII. 1; Туг. Trig., VI.2). Находки множества золотых монет, посуды галльского производства на Верхнем Рейне позволяют предположить, что в войсках галльских императоров служили и выходцы из племен, обитавших в Трансрейнской Германии[101]. Однако это не было чем-то новым[102]. Октавиан Август использовал германцев как телохранителей (Herod., IV. 13; Not. Dig. Ос., VI.72). Каракалла также нанимал германцев (Herod., IV.7) как «????????» и как «??????» (Dio. Cass., LXXVHL.5).

Галльским императорам удалось не только остановить набеги германцев, но даже перенести военные действия на другой берег Рейна. Остается спорным вопрос о том, удалось ли им отвоевать Декуматские поля. Источники упоминают укрепления, построенные Постумом за 7 лет (SHA Tyr.Trig. V.4), а археологами найден на правом берегу Рейна милевой камень с именем галльского императора Викторина[103]. С другой стороны, на указанной территории найдены монеты Постума и одного из его преемников — Мария[104]. Все это позволяет предположить, что Декуматские поля находились под контролем «Галльской империи», т. к. только в таком случае этот регион мог выполнять роль буферной зоны.

К моменту образования «Галльского» государства провозглашаемые императоры все больше заискивали перед легионерами или, наоборот, регулярно подавляли их мятежи. Численность армии значительно увеличилась (при Северах регулярных войск насчитывалось ок. 600 тыс.). Сословные ограничения для занятия высших командных должностей были сняты. Военные стали играть заметную роль, если не сказать ведущую, в политической жизни государства, занимать важные государственные посты. Жизнь императора и направления его внешней и внутренней политики были целиком в руках армии.