О положении в России до революции

…царская Россия была очагом всякого рода гнёта – и капиталистического, и колониального, и военного, – взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской форме. Кому не известно, что в России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма, агрессивность русского национализма – с палачеством царизма в отношении нерусских народов, эксплуатация целых районов – Турции, Персии, Китая – с захватом этих районов царизмом, с войной за захват?

(«Об основах ленинизма») т.6 стр.74.)

Под игом царского режима стонет не только рабочий класс. Тяжёлая лапа самодержавия душит и другие общественные классы. Стонет распухшее от постоянной голодовки русское крестьянство, обнищавшее вследствие непосильных налоговых тягот, отданное в жертву торгашам-буржуям и «благородным» помещикам. Стонет мелкий городской люд, мелкие служащие государственных и частных учреждений, мелкое чиновничество – в общем то многочисленное мелкое городское население, существование которого, так же как и рабочего класса, не обеспечено и которое имеет основание быть недовольным своим общественным положением. Стонет часть мелкой и даже средней буржуазии, которая не может примириться с царским кнутом и нагайкой, особенно образованная часть буржуазии, так называемые представители свободных профессий (учителя, врачи, адвокаты, студенты и вообще учащиеся). Стонут угнетённые нации и вероисповедания в России, в том числе гонимые со своей родины и оскорблённые в своих святых чувствах поляки, финны, права и свободу которых, дарованные им историей, самодержавие нагло растоптало. Стонут постоянно преследуемые и оскорбляемые евреи, лишённые даже тех жалких прав, которыми пользуются остальные российские подданные, – права жить везде, права учиться в школах, права служить и т. д. Стонут грузины, армяне и другие нации, лишённые права иметь свои школы, работать в государственных учреждениях, вынужденные подчиниться той позорной и угнетающей политике руссификации, которую с таким рвением проводит самодержавие. Стонут многие миллионы русских сектантов, которые хотят веровать и исповедывать так, как им подсказывает их совесть, а не так, как желают православные попы. Стонут… но всех угнетаемых, всех преследуемых российским самодержавием не перечислить. Их так много, что если бы все они поняли это и поняли, где их общий враг, российская деспотическая власть не просуществовала бы и одного дня. К сожалению, русское крестьянство ещё забито вековым рабством, нищетой и темнотой, оно просыпается лишь теперь, оно ещё. не поняло, где его враг. Угнетённые нации России не могут даже и думать о том, чтобы своими собственными силами освободить себя, пока против них стоит не только русское правительство, но даже русский народ, ещё не осознавший, что их общий враг – самодержавие. Остаются рабочий класс, мелкое городское население и образованная часть буржуазии.

Но буржуазия всех стран и наций прекрасно умеет присваивать плоды, добытые не её победой, прекрасно умеет загребать жар чужими руками. У неё никогда не бывает желания рисковать своим сравнительно привилегированным положением в борьбе с сильным врагом, в борьбе, выиграть которую пока ещё не так легко. Несмотря на то, что она недовольна, ей всё-таки живется не плохо, и потому она с удовольствием уступает рабочему классу и вообще простому народу право подставлять свою спину под казачьи нагайки, солдатские пули, бороться на баррикадах и т. д. Сама она «сочувствует» борьбе и в лучшем случае «возмущается» (про себя) по поводу той жестокости, с которой озверевший враг усмиряет народное движение. Она боится революционных действий и только в последние минуты борьбы, когда она ясно видит бессилие врага, сама переходит к революционным мерам. Этому учит нас опыт истории… Только рабочий класс и вообще народ, которому в борьбе нечего терять кроме своих цепей, – только они представляют собой действительную революционную силу. И опыт России, хотя он ещё и беден, подтверждает эту старую истину, которой учит нас история всех революционных движений.

(«Российская социал-демократическая партия и её ближайшие задачи» т.1 стр.21)

Всякий, кто верил, что у нас теперь существует конституционный строй, всякий, кто думал, что старые зверства уже невозможны, убедился, что это не так, что попрежнему царская шайка хозяйничае над великим русским народом, что монархия Николая Романова попрежнему требует на алтарь свой сотни и тысячи трупов русских рабочих и крестьян, что попрежнему по всей России свистят нагайки и жужжат пули царских наёмников – Трещенок, упражняющихся над безоружными русскими гражданами.

(«Годовщина Ленской бойни» т.2 стр.374.)

Власти… заинтересованы в “тишине и спокойствии” в нефтяном царстве, не говоря уже о том, что очень многие из членов правительства являются акционерами крупнейших нефтяных фирм, что налоги на нефтяную промышленность составляют одну из важнейших доходных статей государственного бюджета, что бакинский мазут питает “отечественную промышленность”, ввиду чего малейшая заминка в нефтяной промышленности необходимо отражается на состоянии промышленности России.

(«Совещание и рабочие» т.2 стр.136.)

Цены на нефть, вопреки воплям нефтепромышленников, не падают, а остаются старые, ибо средняя цена за год получается та же. Что и в прошлом году… А благословенные скважины то и дело разражаются фонтанами, награждая нефтепромышленников дождём нефти.

Словом, «дела» нефтепромышленников поправляются.

(«Письма с Кавказа» т.2 стр.174.)

Нужно оздоровить страну, болеющую хроническим голодом, нужно положить конец нынешнему положению вещей, при котором десятки миллионов тружеников земли принуждены периодически подвергаться голодовке со всеми её ужасами: немыслимо сложа руки смотреть на то, как голодные отцы и матери со слезами на глазах «сбывают за бесценок» своих дочерей и сыновей! Нужно в корне уничтожить нынешнюю хищническую финансовую политику, разоряющую скудное крестьянское хозяйство и при каждом неурожае неизбежно толкающую миллионы крестьян на путь опустошительной голодовки! Нужно спасти страну от нищенства и деморализации!

(«За партию!» т.2 стр.215.)

Что Россия загнана в тупик, что она переживает глубокий кризис, что она на краю гибели, – это, конечно, верно.

Но не странно ли, что:

1) В России до войны был избыток хлеба, причём мы вывозили его ежегодно 400–500 миллионов пудов, а теперь, во время войны, у нас нехватает хлеба, мы принуждены голодать.

2) В России до войны государственная задолженность равнялась 9 миллиардам, причём для оплаты процентов требовалось всего 400 миллионов рублей в год, между тем как за три года войны задолженность доходит до 60 миллиардов, требуя на одни лишь проценты ежегодно 3 миллиарда рублей.

Не ясно ли, что Россия загнана в тупик войной, и только войной?

Но кто толкал Россию на путь войны, кто толкает её теперь на путь продолжения войны, как не те же Рябушинские и Коноваловы, Милюковы и Винаверы?

(«Чего хотят капиталисты?» т.3 стр.190.)

Прошло то время, когда смело провозглашали: «единая и неделимая Россия». Теперь и ребёнок знает, что «единой и неделимой» России не существует, что она давно разделилась на два противоположных класса: на буржуазию и пролетариат. Теперь ни для кого не является тайной, что борьба между этими двумя классами превратилась в ту ось, вокруг которой вращается наша современная жизнь.

(«Класс пролетариев и партия пролетариев» т.1 стр.62)

Некоторые товарищи говорят, что так как у нас капитализм слабо развит, то утопично ставить вопрос о социалистической революции. Они были бы правы, если бы не стало войны, если бы не было разрухи, не были расшатаны основы капиталистической организации народного хозяйства.

(Выступления на VI съезде РСДРП(б) т.3 стр.173.)

…Россия – заряжённое ружьё с приподнятым курком, могущее разрядиться от малейшего сотрясения.

(«Рабочие Кавказа, пора отомстить!» т.1 стр.79)

Да, говорят наши меньшевики, что произошло там, во Франции, то и здесь, в России, должно случиться. Эти господа, подобно гробовщику, берут мерку с давно усопшего и этой меркой меряют живых.

(«Временное революционное правительство и социал-демократия» т.1 стр.150.)

Пока движение было беспомощно, пока оно не приняло массового характера, реакция знала против пролетариата только одно средство, это средство – тюрьма, Сибирь, нагайка и виселица. Реакция везде и всегда преследует одну цель: расколоть пролетариат на мелкие группы, сломить его передовой отряд, запугать и привлечь на свою сторону нейтральную массу и, таким образом, вызвать разброд в лагере пролетариата.

Но дело повернулось совершенно иначе, когда движение приняло массовый характер. Теперь реакция имела дело уже не только с «зачинщиками» – перед ней стояла неисчислимая масса во всём своём революционном величии. И она должна была считаться именно с этой массой. А массу не перевешаешь, не сошлёшь в Сибирь, не вместишь в тюрьмы.

(«Фабричное законодательство и пролетарская борьба» т.1 стр.287–288.)

Приписывать “разруху” на фронте исключительно агитации большевиков, – значит преувеличивать влияние большевиков. Ни одна партия не в силах поднять такую тяжесть. Чем объяснить, что наша партия, насчитывающая до 200 тысяч членов, могла “разложить” армию, а Центральный исполнительный комитет Советов, объединяющий 20 миллионов граждан, не мог удержать армию под своим влиянием. Дело в том, что солдаты не хотят воевать, не зная, за что они воюют, они устали, они обеспокоены вопросом о распределении земли, и т. п. Рассчитывать, что при таких условиях можно вести солдат на войну, значит рассчитывать на чудо.

(«Выступление на экстренной конференции петроградской организации» т.3 стр.116.)

…весьма интересны оба закона от 15 ноября. Там, конечно, имеется много плохих статей, но есть и такие статьи, которые реакция внесла бессознательно и которые сознательно должен использовать пролетариат.

Так, например, несмотря на то, что оба закона называются законами «об охране труда», туда внесены такие безобразные статьи, которые в корне отрицают всякую «охрану труда» и которыми кое-где даже хозяева побрезгают воспользоваться. Оба закона устанавливают в торговых и ремесленных заведениях 12-часовой рабочий день, несмотря на то, что во многих местах 12-часовой рабочий день уже упразднён и введён 10– или 8-часовой. Оба закона признают допустимой сверхурочную работу по 2 часа в день (14-часовой рабочий день) в течение 40 дней в торговых предприятиях и 60 дней в мастерских, несмотря на то, что почти везде отменена всякая сверхурочная работа. Вместе с тем, хозяева имеют право по «соглашению с рабочими», т. е. путём принуждения рабочих, продлить сверхурочную работу, доведя рабочий день до 17 часов, и т. д. и т. п. Конечно, пролетариат не уступит хозяевам ни еди ного золотника из раз завоёванных прав, и побасенки упомянутых законов так и останутся смешными побасенками.

С другой стороны, есть и такие статьи, которые пролетариат прекрасно использует для укрепления своих позиций. Оба закона говорят, что там, где работа продолжается не менее 8 часов в день, работнику предоставляется 2 часа па обед, причём, как известно, ныне ремесленники, приказчики и конторщики не везде пользуются двухчасовым отдыхом. Оба закона говорят также, что лицам моложе семнадцати лет предоставляется право, кроме этих 2 часов, отлучаться из магазина или мастерской ещё на 3 часа ежедневно для посещения школы, что, разумеется, будет большим облегчением для наших молодых товарищей…

Не может быть сомнения, что пролетариат достойным образом использует такие статьи законов от 15 ноября, достойным образом усилит свою пролетарскую борьбу и ещё раз докажет миру, что рубить голову чорту надо его же мечом.

(«Фабричное законодательство и пролетарская борьба» т.1 стр.292)

Таким образом, три фактора вызвали кризис власти:

1) недовольство рабочих и солдат правительством, для которых политика правительства была слишком правой;

2) недовольство буржуазии правительством, считающей полити-ку правительства слишком левой, и

3) неудачи на фронте.

Это наружные силы, вызвавшие кризис власти.

А основой всему, подземной силой кризиса явилась экономи-ческая разруха страны, вызванная войной.

(«Выступление на экстренной конференции петроградской организации» т.3 стр.117.)