Глава IV. АХЕМЕНИДЫ

Вступив благодаря браку с Манданой в мидийскую царскую семью, Камбис I (600-559 до н. э.) мог завязать связи, которые ему послужат в удобный момент. Но нуждался ли он в них? Он мог претендовать на такую же знатность, как и его тесть Астиаг, поскольку происходил от более или менее мифического Ахемена, чьё имя с гордостью носили и будут носить он и его потомки — Ахемениды. Он в третьем поколении, после своего деда Теиспа (678-640 до н. э.), дяди Ариарамны (640-590 до н. э.) и кузена Аршамы, был царём Парсуа и во втором поколении, после своего отца Кира I (640-600 до н. э.), — царём Парсумаша и города Аншана (Анзана): местоположение последнего сегодня известно, это Масджид-и Сулейман. Его народ, персы, был родственным народу, с которым породнился он сам, и на Иранское нагорье оба народа пришли почти одновременно; если Камбис I и не основал империю, он уже очень прославился; он был могуществен, особенно с тех пор, как занял Фарс.

Возможно, эти слава и могущество, за которые Камбис, конечно, и был выбран в зятья, беспокоили суверена Мидии, и когда в мифе, созданном по традиционной схеме в расчёте на то, чтобы придать происхождению Кира, сына Камбиса и Манданы, нечто сверхъестественное или хотя бы чудесное, мидийского царя обвинили в покушении на детоубийство, в этом, вероятно, есть доля истины. Эту историю подробно рассказывает Геродот (I, 108). Встревоженный предсказанием, что его внук станет царём, Астиаг приказал его убить. Спасла последнего женщина по имени Кино, «Собака». Она только что потеряла своего новорождённого ребёнка. Приняв царского младенца, которого ей «подкинули», она его воспитала как своего. Таким образом, он стал «сыном собаки», как Ромул был сыном волчицы, и это придало ему сакральность, ведь иранцы собаку почитали, и у маздеистов она была нуминозным животным. Когда в возрасте десяти лет его опознали, он вернулся жить в Фарс к настоящим родителям.

ОСНОВАНИЕ ИМПЕРИИ

Став после смерти отца в 556 г. царём Аншана, Кир II (556-530 до н. э.), которого позже назовут Великим, очень скоро вступил в конфликт с дедом по матери. Под предлогом, что Кир не откликнулся на его вызов, Астиаг пошёл на него войной, чтобы наказать, одержал две победы, а потом был разбит под будущим Персеполем. Тогда вельможи мидийского царя отступились от него, свергли, взяли в плен — может быть, потому, что были подкуплены персами, а может, потому, что сочли это выгодным, — и выдали Киру, который, впрочем, обошёлся с ним чрезвычайно гуманно. Царь Аншана вступил в Экбатаны, столицу Мидии, подчинил её провинцию, которая, несомненно, занимала всё Иранское нагорье или его большую часть, и принял титул царя царей. Персы сменили мидийцев и, сохранив господствующее положение, объединились с ними в тесный союз. То, что пристрастный наблюдатель может назвать завоеванием, скорей было чем-то вроде государственного переворота, просто сменой династии, однако благодаря более прочной связи обоих народов могущество империи возросло.

Такое укрепление иранцев, восточных соседей, похоже, обеспокоило Креза, царя Лидии. Может быть, он хотел отомстить за Астиага, который был женат на лидийской принцессе. Но прежде всего он опасался амбиций молодого человека, великодушие которого покоряло все сердца. И счёл, что его нужно сокрушить, пока тот не укрепил свои позиции. Он решил объявить Киру войну. Дельфийский оракул тайно ободрил его, предсказав, что, если он отправится в поход, то разрушит великое царство; Крез не понял, что имелось в виду его царство. Кир не стал его дожидаться. Он перешёл в наступление, опрокинул лидийские войска, вступил в Сарды и взял богатого и тщеславного Креза в плен. В 546 г. до н. э. Лидия капитулировала. Красивая легенда рассказывает, что Царь-победитель приговорил побеждённого к сожжению живьём, что не вяжется с его всегдашним милосердием. Итак, Крез поднялся на костёр, и дрова уже начали потрескивать, когда он вдруг вспомнил то, что когда-то сказал ему Солон, — фразу, ставшую знаменитой, хотя в устах грека она была банальной, поскольку в той или иной форме встречается как у греческих трагиков, так и у Аристотеля: «Пока человек не умрёт, воздержись называть его счастливым» (I, 32). И он воскликнул трижды: «Ах, Солон! Солон! Солон!» Кир это услышал, заволновался и захотел узнать, что значат эти возгласы. Вмешались боги; костёр погас, и Крез сошёл с него. Кир «подумал, что и сам он всё-таки только человек, а хочет другого человека [...] живым предать огню» (I, 86). Этот анекдот знаменит, но спорен. Его принимают далеко не все авторы античности (см. Ксенофонт, «Киропедия», VII, 2; Плутарх, «Солон», 27; Ктесий, фрагменты).

Завоевание Лидии сделало персов хозяевами всей Анатолии и дало им в руки огромное богатство. Оно также позволило им вступить в прямой контакт с городами Ионии, которые весь период военных действий вели себя смирно и представляли собой соблазнительную и лёгкую добычу. Кир напал на них. Милет сдался без боя. Другие сделали вид, что сопротивляются. После этого их фактории на черноморском побережье попали в большую или меньшую косвенную зависимость от персов. Затем царь царей отправился на восток — несомненно, чтобы вновь укрепить власть, которая после падения Мидии могла пошатнуться. Он прошёл через Маргиану, через область Мерва, ключевую для торговли со Средней Азией и странами Дальнего Востока, через Бактрию, через Согдиану, достиг Яксарта (Сырдарьи), пересёк его, чтобы отбросить саков, и возвёл укрепления для обороны северо-восточной части империи от кочевников. Потом он повернул на юг и занял Сейстан (Систан) и Белуджистан (545-540 до н. э.).

Вернувшись домой, он обнаружил, что Вавилония пришла в полный упадок. После смерти Навуходоносора (562 до н. э.) страна погружалась в хаос, а её тогдашний суверен Набонид (556-533 до н. э.) был не тем человеком, который смог бы выправить ситуацию. Завоевать Вавилон для персов означало достичь высшей славы, ведь Месопотамия сохраняла свою репутацию и богатства. В 539 г. до н. э. Кир без особых затруднений вступил в огромный город. Он провозгласил себя освободителем угнетённых и объявил, что делает Вавилон одной из своих столиц. Он почтил здешних богов. Он вернул каждому народу сокровища и статуи, которые у них отобрали вавилоняне. Когда Набонид через недолгое время после поражения скончался, Кир объявил всеобщий траур. В 538 г. до н. э. он обнародовал знаменитый указ, который положил конец пленению евреев. Кира славит вавилонский текст: «Мардук [великий бог Вавилона] посетил все земли и увидел того, кого искал, чтобы тот стал его справедливым царём [...]. Он произнёс его имя, Кир [...], и назначил его царствовать надо всем». Неплохо! Но Библия заходит ещё дальше.

Думаю, ничто не даёт лучшего представления о том, какой приём получал Кир повсюду, где действовал, чем смелые формулировки книги Исайи, пророка единого Бога, ревнивого Бога Авраама и Иакова, в которой Яхве называет Кира «пастырем Моим» (Ис. 44:28), «мужем правды» (Ис. 41:1) и, наконец, своим мессией: «Так говорит Господь помазаннику Своему Киру: я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы» (Ис. 45:1). Многие евреи немедленно вернулись в Святую землю, где, впрочем, им было трудно найти себе место, поскольку за время их долгого изгнания эта земля оказалась заселённой. Другие, полторы тысячи семей во главе с Ездрой, выступили позже, возможно, около 397 г. до н. э., с позволения Артаксеркса II. Третьи остались — могущественные, богатые, сильные, сумевшие вписаться в иранский мир, как прежде вписались в месопотамский. По-человечески это понятно. Каким патриотом ни будь, как ни люби Иерусалим больше всего на свете, нелегко отказаться от имущества, которое с собой не возьмёшь, от земель, от недвижимости, уйти с должностей, часто высоких.

Среди потомков тех, кто не ушёл, приблизительно через три четверти века оказались одна женщина, Эсфирь, и её опекун Мардохей, человек при должности, которые оба скрывали этническое происхождение, приняв имена восточных богов: Эсфирь — это Иштар, великая богиня, Мардохей — Мардук, великий бог Вавилона. Она была красивой, соблазнительной, интриганкой, притворщицей, менее всего — боязливой и смиренной, но патриоткой и пламенно верующей. Когда её ввели в гарем, она завоевала сердце царя Артаксеркса, почти наверняка — Ксеркса, и стала царицей. Тогда она и узнала, что готовится погром её племени, народа, законы которого «отличны от законов всех народов». После долгой молитвы она во время одного из больших пиров, какие периодически проводились для демонстрации имперской пышности, разоблачила заговор, открыла, что она — еврейка, обратилась к царю с мольбой спасти её соплеменников и добилась удовлетворения своей просьбы. Более того, она убедила монарха разрешить евреям отомстить своим врагам. За два дня евреи перебили семьдесят пять тысяч персов! В Книге Есфирь ощутим местный колорит, но ничто не позволяет верить, что гонения на евреев и избиение персов произошли на самом Деле. Однако, прочитав у Геродота (IX, 108-113) рассказ о другом пире, имевшем столь же трагические последствия, можно и задуматься. По-настоящему важно то, что весть о помощи Бога, пришедшая из далёкого Ирана, вошла в число преданий Израиля.

Кир объединил под своим скипетром почти весь мир. Ему можно было умирать. Рассказы о его смерти различаются, и нельзя сказать, каким образом она случилась — где-то в восточной части его державы, во время нового похода, который он вёл в 530 г. до н. э. Его похоронили в Пасаргадах, которые он сделал своей главной столицей.

КАМБИС

Его преемник Камбис II (530-522 до н. э.), которого Геродот изображает буйным помешанным и который, несомненно, страдал приступами неуравновешенности, если не безумия, назначил своего брата Смердиса (или Бардию) правителем Восточного Ирана. Уходя на завоевание Египта, он вдруг испугался, как бы брат не воспользовался его отсутствием, чтобы занять его место, и велел убить Смердиса. Империи не хватало Египта. Это, конечно, уже не была великая страна древних фараонов, но её престиж оставался огромным, равным престижу Вавилонии. И в один прекрасный день 525 г. до н. э. Камбис выступил в поход, чтобы её захватить. Он пересёк пустыню, встретил египетскую армию, разбил её, вступил в Мемфис и, конечно, приказал казнить монарха, но в остальном остался верен традициям предшественника. Он стал чтить здешних богов, нравы, обычаи и даже в некотором роде сделался египтянином. Для персов это была ещё одна великая победа. Но царь считал её лишь первым шагом. Он намеревался покорить Африку, как Кир покорил Азию. Поскольку у него не было флота, чтобы напасть на Карфаген, он повёл войско через пустыню.

Считают, что войско было там уничтожено. Тем не менее оно дошло до Барки, до Кирены, и Киренаика, как и Ливия, добровольно выплатили дань. После этого Камбис двинулся на Эфиопию. Он прошёл на север по долине Нила до второго водопада, а потом свернул прямо на юг. Достиг ли он Мероэ-Непоти, священного города эфиопов, в который, должно быть, и направлялся? Сомнительно, но иные утверждают, что он был основателем будущей столицы Мероитского царства, которая станет носить имя его жены. Можно ли говорить, как полагают некоторые, о полном провале его африканской политики? Его походы на самом деле были изумительными, а их результат — отнюдь не негативным, ведь вслед за побережьем Северной Африки до самого Туниса верховенство Камбиса признала часть Эфиопии. Это побуждает с большим недоверием воспринимать утверждения о припадках безумия у Камбиса, якобы вызванных его разочарованием в результатах похода, и обо всех бесчинствах, которые он совершил по возвращении в Мемфис: о казни представителей египетского городского управления, о казни собственных чиновников, о святотатстве в отношении быка Аписа...

Вернувшись в Сирию в 522 г. до н. э., он узнал, что некий маг, мидийский жрец Гаумата, выдав себя за Смердиса, объявил себя царём. Эта весть его убила. Говорят, он выказывал признаки крайнего отчаяния, вспоминал о своём ужасном преступлении, сожалел, что «стал без нужды братоубийцей» (Ктесий, «Персика», 12; Геродот, III, 65), уже не понимал, что делает, и, садясь на коня, ранил себя в бедро, заболел гангреной и через десять дней умер. Похоже, историки склоняются скорей к версии о самоубийстве.

ДАРИЙ ВЕЛИКИЙ

Гаумата царствовал семь месяцев. Может быть, его дерзкое самозванство было попыткой мидийцев вернуть себе власть, или попыткой класса жрецов утвердиться во власти, или же реакцией со стороны маздеизма, который оказался под угрозой из-за слишком широкой терпимости иранских монархов. Как бы то ни было, персы не пожелали, чтобы их оттеснили. Ахеменидские князья собрались, чтобы выбрать преемника Камбиса или, скорей, назначить его по жребию. Всех верховых животных князей собрали в одном месте, и избранником должен был стать тот, чей конь первым заржёт. Дарий (в 522 до н. э.) был обязан короной хитрости: конюх подвёл кобылу к жеребцу своего господина. Конь немедленно заржал — Дарий стал царём. С именами великих мира сего всегда связано множество легенд.

Итак, Дарий принадлежал к ахеменидской семье, и он никогда не упустит случая напомнить об этом, восславить Бога, провозгласить себя государем Его милостью, особо подчеркнуть величие своей страны, своего народа и придаст своему царствованию особо религиозную окраску. В тексте об основании дворца в Сузах он говорит: «Великий Бог — Ахурамазда, который создал эту землю, который создал человека, который создал благополучие человека, который сделал Дария Царём, единственным царём многого, единственным законодателем многого. Я, Дарий, — Великий царь, царь царей, царь народов, царь над этой землёй, сын Гистаспа, Ахеменид. И Дарий, царь, провозглашает: "Ахурамазда, величайший из богов, меня создал, сделал меня Царём, даровал мне это царство, великое, прекрасное конями и мужами. [...] Потому что Ахурамазда меня сделал царём над этой землёй, тогда [именно] Ахурамазда, ибо таков был его замысел, выбрал меня человеком над всей этой землёй [...]. То, что я делаю, я делаю всецело милостью Ахурамазды [...]. Да хранит меня Ахурамазда, как и Гистаспа, моего отца, как и мою страну"». Он повторяет это, в то же время кичась своей славой и напоминая о безмерности своей империи, и в тексте об основании ападаны Персеполя, на золотых и серебряных табличках, закрытых в сундук и закопанных в землю: «Дарий, Великий царь, царь царей, царь стран, сын Виштаспы [Гистаспа], Ахеменид, Дарий-царь говорит: "Это царство, которым я владею, от страны саков, что с другой стороны Согдианы, до Куша [Южного Египта], от Индии до Сард. Вот что предоставил мне Ахурамазда, величайший из богов. Да хранит меня Ахурамазда, как и мой дом"». В одной надписи он утверждает, что он — девятый царствующий из своего рода, что неправда, и хотелось бы знать, какое значение имело для него число девять, ведь в той же надписи он как будто сообщает, что умертвил девятерых заговорщиков и заткнул девять отверстий их тел.

После того как Дария избрали, он должен был прежде всего свергнуть Гаумату, покарать его сторонников, вернуть страну под контроль персов. Это заняло у него около двух лет. Он дал, по его словам, девятнадцать битв и победил девять царей, которых мы упомянули выше. В знаменитой Бехистунской надписи он рассказывает: «Человек по имени Гаумата был магом. Он восстал [...]. Он восстал в 14-й день месяца виякна. Он так лгал народу: "Я Бардия, сын Кира и брат Камбиса". Тогда весь народ стал противником Камбиса. Персы, мидийцы, другие народы пошли за ним. Он захватил царство в 9-й день месяца гармапида. Вот так он захватил власть. После этого Камбис умер своей смертью [...]. Никто не смел ничего сказать против Гауматы-мага, пока не пришёл я. Тогда я взмолился о помощи, обратившись к Ахурамазде. Ахурамазда предоставил мне поддержку. В 10-й день месяца богаядиш я с немногими людьми убил Гаумату Мага, как и главных его последователей [...]. Я отобрал у него царство. Милостью Ахурамазды я стал царём. Ахурамазда даровал мне царство».

Снова взяв всё в свои руки, он предпринял большой восточный поход. Он укрепился в области Кабула, господствующей над Индией, на стратегической позиции, откуда столь часто будут выходить завоеватели Индии, и, тем самым показав им путь, спустился в эту страну. Он занял Гандхару и долину Инда. На берегах этой реки он построил флот, командование которым поручил греку Скилаку из Карианды, своему слуге, поставив перед ним задачу спуститься по течению реки и вернуться морем в Персидский залив или в Египет. Это морское путешествие, не первое из упомянутых историей, поскольку финикийцы к тому времени уже обогнули Африку, но примечательное, заняло тридцать месяцев. Царь, естественно, не стал дожидался его результатов. Он вернулся на север, форсировал Яксарт, развернул широкое наступление на саков.

Впервые иранцы с нагорья предприняли настоящий поход в степи, и непохоже, чтобы они это сделали в качестве превентивной меры против возможных набегов кочевников. Всё наводит на мысль, что Дарий вознамерился объединить под своим скипетром все иранские народы, кочевые и оседлые. Казалось, это ему удастся. Саки покорились; они стали служить в его армии; их можно будет увидеть в Греции. Оставалось только вынудить причерноморских скифов последовать их примеру. Вернувшись на Ближний Восток, Дарий организовал против них операцию гигантского масштаба. Говорят, он повёл армию в 800 тыс. бойцов, послав перед ней флот, отдельные корабли которого, возможно, достигли Тарента в Италии. Ещё один флот вышел в Чёрное море. Византии покорился. Дарий переправился через Босфор, занял Фракию, заставил Македонию признать его власть, перешёл Дунай по мосту, наведённому ионийцами. Но скифы ускользали, не принимая боя. Степь была слишком обширна. Великий царь понял, что так и не сможет навязать им своё господство, и в 512 г. до н. э. вернулся назад.

Объединить иранцев не удалось. Ну и что! Дарий был владыкой мира. По крайней мере был бы, если бы вне его власти пока не оставались маленькие и гордые греческие полисы, оказавшиеся между его азиатскими владениями и тем, что он только что приобрёл в Европе. Он мог только мечтать о том, чтобы их оккупировать. Персы с давних времён вмешивались в их дела, тратя на них золото. Пора было со всем этим покончить. Предлог для вмешательства ему представился.

ПЕРСИДСКИЕ ВОЙНЫ

Пользуясь настоящей автономией, вассальные государства персов не упускали возможности восстать, и в любой момент какая-нибудь провинция, какой-нибудь полис, какой-нибудь воткдь по той или иной причине устраивали мятеж против Великого царя. В 499 г. до н. э. восстала Иония, с одобрения греческих городов Европы и даже при их прямой поддержке: в 498 г. до н. э. афиняне приняли участие во взятии Сард. Иного предлога не требовалось. Империя должна была реагировать. Начались греко-персидские войны.

Обычно принято говорить о двух греко-персидских войнах, первая из которых произошла в 490 г. до н. э., вторая — в 480-479 гг. до н. э., но на самом деле конфликт между греками и персами длился полвека, с 499 по 449 г. до н. э.

История этой борьбы, в которой самая могущественная империя, какую знал мир, находившаяся на вершине славы и располагавшая максимальными средствами за всё время своего существования, противостояла маленьким независимым городам, соперничавшим меж собой, — бесспорно, красивая и назидательная. В ней находят многое: конфликт Европы и Азии, конфликт демократии и монархии, конфликт национализма и универсализма, причём последний, используя анахроничный термин, можно назвать глобализацией, — дополнительное доказательство величия Греции, её достоинств, противостоявших порокам и ничтожеству Персии. Считать, что причиной поражения персов был не только героизм их противников, не значит преуменьшать заслуги Спарты или Афин. Тут видят также победу цивилизации над варварством и чудо, спасшее эллинскую и тем самым нашу цивилизацию. Счесть персов варварами значило бы отнестись к ним очень несправедливо, ведь в Греции этим словом просто называли всех людей, не говоривших на благозвучном эллинском языке: персы имели высокую культуру, яркую религию, очень возвышенную этику. И очень несправедливым по отношению к Греции было бы полагать, что персидское завоевание уничтожало её творческий гений. Он был достаточно мощным, чтобы выдерживать политическое подчинение, которое, повторим ещё раз, было достаточно мягким, позволявшим культуре греков сохраняться.

На ионийское восстание и афинскую интервенцию персы отреагировали быстро. Сначала они отвоевали анатолийские полисы, что порой удавалось не без труда (Милет держался два года), и уже тогда можно было почувствовать, что это восстание — не прихоть, а выражение глубинного стремления к свободе и что борьба будет упорной. Потом они вывели в море свой флот, по преимуществу финикийский. Он повсюду одерживал победы. Он овладел Хиосом и Лесбосом. После этого Дарий решил высадиться в Европе. Он оснастил невероятное количество кораблей, около шестисот, но близ горы Афон половину из них уничтожил шторм. Тем не менее армия вступила на Пелопоннес и взяла Эретрию, население которой выслали в Сузиану. При Марафоне, в сорока километрах к северо-востоку от своей столицы, афиняне 13 сентября 490 г. до н. э. одержали блестящую победу. Говорят, персы потеряли убитыми 6400 бойцов, греки — 200, при этом учитывались, несомненно, только граждане. Персы вернулись на корабли. Этот день ещё долго будет вспоминаться с восторгом; память о нём отмечают и поныне, воспроизводя отчаянный пробег марафонца Филиппида, который проделал путь в 200 км за двадцать четыре часа и умер от изнеможения, когда достиг своей цели — Спарты.

Дарий хотел ещё вернуться, но в 486 г. до н. э. умер. Как Библия воспела Кира, так Дария воспоёт Эсхил, и в устах врага это прекрасное свидетельство: «Если в дни, когда на солнце ты глядел, достоин был / Только зависти твой жребий, богоравный персов царь...» («Персы»). Его преемник Ксеркс особой воинственностью не отличался. Войне он предпочитал удовольствия, по душе ему были наслаждения во дворце, в гареме, поскольку он любил женщин (это видно по истории с Эсфирью), но его долг перед народом состоял в том, чтобы взять реванш. Однако с этим пришлось повременить. Как почти всегда после смены монарха, вспыхнули новые восстания, которые он жестоко подавил. В 486 г. до н. э. восстал Египет, в 485 г. до н. э. — Вавилон. Разъярившись, царь разрушил великий город, но довольно скоро отстроил его заново. А потом Ксерксу надо было собрать силы — невиданную прежде армию. Наконец он был готов к походу. «Так Азия вся по зову царя / Взялась за оружье, и с места снялась», — писал Эсхил, а также: «Вооружённая до зубов, / Двинулась Азия на Элладу». Сколько их было, этих людей, которые принадлежали ко всем племенам, а иногда являлись с края света, ведь в рядах этой армии были бактрийцы, саки, индийцы, негры, арабы, сорок шесть народов, говоривших на всех наречиях, не знакомых между собой, которыми командовали двадцать девять полководцев во главе с Мардонием, зятем Дария, родичем и советником Ксеркса? Иногда говорят — миллион; часто говорят — гораздо больше. Геродот (VII, 103) вкладывает в уста Ксеркса такое соображение: «Ведь если у них 5000 воинов, то у нас на каждого спартанца придётся свыше 1000», то есть пять миллионов! Учёные сокращают эти сногсшибательные цифры до 200-300 тысяч. Они всегда стремятся свести оценки демографических показателей и численности вооружённых сил до чисел, которые кажутся им разумными. И часто ошибаются, потому что картины, написанные древними авторами, выглядят не только очень красочно, но и внушительно. Экспедиционный корпус был так велик, что ему понадобился месяц, чтобы добраться от сборного пункта, Сард, до Аттики, что он потратил семь дней на переход Геллеспонта, то есть Дарданелл, в 481 г. до н. э. по двум понтонным мостам. Ксеркс выступил весной. Прибыл на место он в сентябре. Его поддерживал флот — 1207 боевых кораблей и 3000 финикийских транспортных судов.

Весной 480 г. до н. э. те греки, которые выбрали сопротивление, собрались на Коринфском перешейке и отдали командование над коалицией Спарте, самой сильной греческой державе (Фукидид, I, 18). Каждого охватил энтузиазм, и Эсхил выразил его в прекрасной песне: «Дети эллинов, / в бой за свободу родины! Детей и жён / Освободите, и родных богов дома, / и прадедов могилы! Бой за всё идёт!». Такой порыв, такой героизм был необходим. Казалось, лавина варваров затопит всё. Один город падал за другим. Спартанец Леонид и его соратники погибли в Фермопильском ущелье (начало сентября 480 до н. э.). Афины были взяты, разграблены, их население перебито, Акрополь сожжён — есть соблазн сказать «к счастью», ведь этому пожару мы обязаны перестройкой 447-432 гг. до н. э., Парфеноном, Пропилеями... 29 сентября персидский флот, рискнувший войти в узкий Саламинский пролив и слишком многочисленный, чтобы иметь возможность для маневра, был уничтожен. Обескураженный Ксеркс уехал, оставив командование Мардонию, который был побеждён и убит при Платеях (479 до н. э.). В тот же день корабли, уцелевшие после катастрофы при Саламине, потерпели новое поражение при Микале близ Самоса. Персы не стали упорствовать. Говорят об их беспорядочном бегстве. Это опять-таки преувеличение: отступление было организованным, ведь персы проделали около 850 км за сорок пять дней, то есть проходили в день менее 20 км.

Хотя Спарта отныне утратила интерес к этой войне, другие греческие полисы хотели развить успех. Их боевые силы высадились в Малой Азии. Иония восстала. В 476 г. до н. э. Аристид возглавил Делосский, или Афинский морской, союз. В 459 г. до н. э. греки попытались завоевать Египет. Их поход, сначала победоносный, в 454 г. до н. э. завершился провалом. Они поняли: отбросить персов они могут, но сокрушить не в состоянии. Дело кончилось в 449 г. до н. э. мирным договором (так называемым Каллиевым), который закрепил независимость полисов Ионии и запретил персидским армиям приближаться к их побережью ближе чем на три дня пути.

ПОСЛЕДНИЕ ВЕЛИКИЕ ЦАРИ

Можно было бы сказать, что персидские войны стали завершением славных времён персидской экспансии. Действительно, персам было больше нечего завоёвывать, кроме Греции, не позволившей им этого, а чтобы имперская система работала, подчинённые должны были признавать своё подчинённое положение. Говорят, с тех пор начался упадок. Думаю, те, кто так считает, слишком торопят события, лет на пятьдесят. Когда был подписан Каллиев мир, Ксеркс уже давно был мёртв (465 до н. э.), убитый Артабаном, командиром его гвардии, а царствование его преемников ничем особо важным не ознаменовано. Артаксеркс I (465-444 до н. э.) продолжил борьбу с греками, в ходе которой в 459 г. до н. э. предпринял победоносную интервенцию в Египет. Его сыновья Ксеркс II, который царствовал всего сорок пять дней, пока его тоже не убили, и Согдиан (424-423 до н. э.), который сохранял власть в своих руках лишь несколько месяцев, не сделали ничего. Что касается Дария II (423-404 до н. э.), самого младшего из детей, мужа и брата ужасной Парисатиды, влияние которой в его царствование и даже позже было существенным, которая участвовала во всех заговорах и во всех преступлениях, а часто и сама подстрекала к ним, то он воспользовался Пелопоннесской войной, чтобы напасть на Афины и вернуть города Ионии, но в остальном почти ничем не отличился.

Зато царствование Артаксеркса II (405-359 до н. э.) началось бурно — восстанием его брата Кира, названного Младшим, которое прославили «Анабасис» Ксенофонта и отступление Десяти тысяч. Это было громкое дело — может быть, прежде всего благодаря гению Ксенофонта, который участвовал в нём, был его душой и рассказывает нам о нём. Кир, младший брат Артаксеркса, изображённый Ксенофонтом далеко не как идеальный государь, благодаря заступничеству матери не был убит братом и получил назначение на пост сатрапа Лидии, но затаил на сердце злобу и мечтал царствовать. У него были сторонники, собиравшиеся под его знамёна «десятками мириад», и некоторые умели использовать колесницы с серпами — десятка два, — которые можно сравнить с бронетехникой нашего времени. Кроме того, у него на службе имелись греческие наёмники, Десять тысяч, которых он набрал на побережье Малой Азии, но которые почти все были выходцами из Пелопоннеса, некоторые — из Беотии, из Афин, из Фессалии, и собрали их в Сардах в 401 г. до н. э. Ими командовал лакедемонянин Клеарх, и неизвестно в каком качестве при них находился молодой человек по имени Ксенофонт, который «не состоял ни стратегом, ни лохагом [командиром лоха, или ста гоплитов], ни солдатом». Никто не знал цели похода. В особом неведении пребывали греки. Они пересекли Фригию, Каппадокию, прошли через Таре, достигли Евфрата, приблизились к Вавилону. Артаксеркс решился дать битву. Столкновение произошло под Кунаксой. Греки показали, что они сильней, и несомненно одержали бы победу, если бы Кир не погиб в бою. После этого им было уже не на что надеяться и следовало всего бояться. Они пошли обратно. По пустыням и горам той местности, которая сегодня образует пограничные области Ирана и Турции, они прошли за сто двадцать два Дня около трёх тысяч километров до самого Трапезунда. Когда с последних высот Понтийских гор они увидели море, они пришли в восторг: «Таласса! Таласса!» («Море!»). Потом они достигли Греции, хотя на этом их приключения не кончились, но это уже другая история... Возможно, Плутарх не ошибся, сказав, что Десять тысяч, которые сумели вернуться на родину из самой глубины империи и которых по пути не остановили, «обнаружили и доказали, что власть персов и их царя — это груды золота, роскошь, да женская прелесть, а в остальном лишь спесь и бахвальство» («Артаксеркс», 20). Во всяком случае, Греция, несомненно, усвоит этот урок, и он придаст ей смелости.

Однако упадок стал уже явным: восстания, вспыхивавшие тут и там, стали почти непрерывными, пусть даже города Ионии удавалось удерживать более или менее прочно. Ведь Египет с 405 г. до н. э. несколько раз отделялся, а в период с 353 по 342 г. до н. э. был независимым. Артаксеркс III (358-338 до н. э.), суровый и жестокий монарх, убивший много народу, включая собственных братьев и сестёр, конечно, был не тем человеком, какой требовался в подобной ситуации. Но важнейшее событие в период его царствования произошло за пределами империи: в 338 г. до н. э. Филипп Македонский положил конец независимости греческих полисов. Мог ли ему помешать Ахеменид? Во всяком случае, ему следовало бы сделать всё ради этого. Как и многие предшественники, Артаксеркс был убит собственным слугой, Багоем. Последний, евнух, в 336 г. до н. э. передал трон Дарию III Кодоману, а в 334 г. до н. э. в Малой Азии высадился Александр.

КОНФЕДЕРАЦИЯ НАРОДОВ

Накануне персидских войн империя достигла максимальных размеров, вершины могущества и славы. Её площадь была безмерной. На севере её границами служили Чёрное море, Кавказ, Каспийское море, на западе — берега Средиземного и Эгейского морей, на юге — Персидский залив, на востоке — Яксарт и Инд. Но она повсюду заходила за пределы этих естественных границ, прежде всего потому, что контролировала долину Нила, господствовала на африканском побережье и укрепила свои позиции в восточной зоне Балкан, а также потому, что ей подчинялась как минимум часть народов саков и индийцев. Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» говорит о персах как о народе, «властвовавшем над всей Азией и Европой до Македонии, превосходившем силою и богатством народы прежних времён и совершившем замечательные дела» (III). Вассальные народы служили опорами трона. Об этом тогда любили напоминать. Вот северный вход Стоколонного зала в Персеполе: фигуры представителей двадцати трёх народов с поднятыми руками и раскрытыми ладонями поддерживают плиту перекрытия, на которой стоит трон или седалище царя — стул с высокой спинкой, перед которым расположен маленький табурет для ног. Они его держат и выказывают ему покорность, которая выражается в принесении даров. На восточной лестнице ападаны в Персеполе изображено, как эти люди идут процессией, преподнося в первый день Нового года дары церемониальной столице. Каждый одет по обычаю своей страны, каждый дарит то, что особо характерно для неё. Бородатые сузианцы, вооружённые копьями, в длинных одеяниях, которые преподносят оружие и львов; армяне, ведущие коней и несущие сосуды из драгоценных металлов; вавилоняне с бородами, в колпаках на головах, нагруженные чашами, вышитыми тканями и ведущие буйволов; лидийцы или сирийцы в странных пятиступенчатых остроконечных колпаках или с непокрытыми головами, в пышных облачениях, с металлическими изделиями и конями; ионийцы, несущие в руках сосуды, переполненные золотом, чаши, штуки ткани; фракийцы и македоняне с конями, копьями, щитами; согдийцы, обременённые баранами и тканями; саки, которые преподносят лошадей, украшения, одежду; индийцы с оружием и мулами; бактрийцы, волосы на непокрытых головах которых забраны лентами; эфиопы с жирафом, слоновой костью и серпом; хорасанцы, чьи головные уборы с очень острым верхом закрывают затылок и щеки; ливийцы, парфяне, египтяне, мидийцы, персы...

Власть была сосредоточена в руках Царя царей, всесильного, царствующего по божественному праву. Он набирал войска, командовал армиями, даровал право ловить рыбу и копать оросительные каналы. Он взимал подати, которые представляются тяжёлыми, судя по колоссальным ресурсам государства. Его окружали величайшим уважением, и по обычаю, который шокировал греков, в его присутствии следовало падать ниц.

Было несколько столиц: сначала дворец в районе Бахтиарских гор (современное название этого памятника — Масджид-и Сулейман), Экбатаны, которые остались летней резиденцией, Вавилон и, наконец, собственные города персов — Сузы, где двор пребывал чаще всего, не очень удаляясь от побережья, которое давало ему связь с большими владениями в Индии и Африке; Пасаргады, где жрецы проводили церемонию коронации; Персеполь, церемониальная столица, где по меньшей мере на Новый год, Новруз, в начале весны, происходили грандиозные Церемонии с участием делегаций от всех провинций, но, как ни странно, похоже, ни один чужеземец до завоеваний Александра не знал о них или, во всяком случае, их не упоминал. Пышность двора была неслыханной, и монархи довольно скоро стали предаваться излишествам. По восточной традиции они имели огромные гаремы и часто предпочитали оставаться во дворцах, чем разъезжать по дорогам империи. Геродот говорит о величии этого народа, способного завоевать мир, но испорченного развратом, слабостью, жестокостью монархов — мы бы добавили: некоторых.

Империя была разделена на переменное число сатрапий, которых чаще всего было двадцать три. Ими управляли сатрапы, только мидийцы или персы, с помощью советников, назначаемых царём, и военные губернаторы, напрямую подчинявшиеся монарху. Сатрапии делились на округа, если Библия не ошибается, говоря о ста двадцати (Дан. 6:2) или ста двадцати семи (Есф. 1:1) провинциях, простирающихся от Индии до Эфиопии (которые Даниил, впрочем, называет сатрапиями). Каждая пользовалась реальной автономией, сохраняла свой язык, религию, костюмы, нравы, художественные традиции. Их богов почитали. Восстановление того, что было разрушено в ходе персидского завоевания или предшествующих войн, поощрялось. Евреям царь вернул имущество, отнятое ассирийцами; он одобрял восстановление Храма и если на время приостановил работы (Ездра, 4:17), то вскоре разрешил вновь приступить к ним (Неемия, 2; Ездра, 6:15); они были завершены в 515 г. до н. э.

Единственным, что связывало все эти народы, была принадлежность к империи, признание единого монарха и верховенства персов, культивировавших национализм, какой трудно было бы предположить в столь древние времена, но который существовал и был очень сильным. Поэтому империю превозносили, ввели культ царя, подчёркивали, что каждый должен вносить вклад в создание общего блага. Геродот совершенно справедливо говорит о персе: «Приносящему жертву не дозволяется просить о даровании благ только себе одному: он молится за всех персов и за царя, так как и сам принадлежит к персам» (I, 132). Официальных языков было три — древнеперсидский, эламский и вавилонский, но языком администрации, торговли и взаимоотношений власти с населением был арамейский. Торговля велась активно и находилась по преимуществу в руках неиранцев — армян, вавилонян, греков и других. Вскоре после подчинения лидийцев, в 516 г. до н. э., персы в подражание им начали чеканить золотые монеты — дарики (8,41 г) и серебряные — сикли (10,21 г). Повсюду, и не только в городах, начались большие стройки. Восстановили старинный канал, построенный Сети I около 1300 г. до н. э. для соединения Нила с Красным морем; множились ирригационные работы. Прокладывались большие дороги, снабжённые почтовыми станциями и караван-сараями. Важнейшей была Царская дорога длиной около 2250 км, соединявшая Сузы и Сарды. Во время раскопок в Гордионе, во Фригии, нашли некоторые её отрезки. Это была дорога шириной 6 м, с мощёной проезжей частью, окаймлённая широкими плитами, вдоль которой размещалась сто одна государственная почтовая станция. Согласно Геродоту, чтобы проехать по этой дороге из конца в конец со скоростью 25 км в день, нужно было девяносто дней, но официальные курьеры тратили на это чуть больше недели.

Шло чрезвычайно интенсивное смешение народов как следствие депортаций, без которых персы не обходились: жителей Барки из Ливии переселили в Бактрию, пеонийцев из Фракии — в Азию, милетцев — в Сузиану (Геродот, IV, 204; V, 12; VI, 20)... Его усугубляла иммиграция, как добровольная (наёмники, купцы, авантюристы), так и вынужденная (работники на имперских стройках). Народы, недавно изолированные друг от друга, внезапно оказывались в контакте меж собой. Из неиранцев в империи мы лучше всех знаем греков и евреев, но были и другие — так, по-прежнему везде встречались арамейцы. Некоторые занимали высокие посты, в том числе на личной службе Царю царей. Из этой массы, в основном безымянной, выделяются некоторые люди. Среди греков упомянем Скилака, моряка, которого мы уже встречали; Ктесия, историка, который семнадцать лет служил врачом при дворе Артаксеркса; Тимократа Родосского, направленного Персией послом в Спарту; скульптора Телефана, которого упоминает Плиний и который якобы работал при Дарий и Ксерксе; наконец, Фемистокла, который так упорно боролся с персами, который был одним из виновников их поражения при Саламине и который, изгнанный из Афин в 465 г. до н. э., нашёл убежище у Артаксеркса I, оказавшегося незлопамятным и осыпавшего его милостями (Плутарх, «Фемистокл», 28). Эллинские переселенцы жили в Сузиане — это милетцы, о которых говорит Геродот; другая колония была близ Термеза на Оксе. Войска Александра будут удивляться — и негодовать, — повсюду наталкиваясь на соплеменников. Последние проторили дорогу для его побед, для эллинизации последних веков до нашей эры. Среди евреев очень хорошо известны Эсфирь и Мардохей; знакомы нам также трогательная Сара, которая жила в Экбатанах и у которой бывал Товия, потом женившийся на ней; Неемия, виночерпий Артаксеркса I, занимавший этот пост с 445 г. до н. э.; Даниил, действовавший ещё в Вавилоне, который, как говорили, был одним из трёх высших сановников, которым «давали отчёт» сатрапы (Дан. 6:2), и три его собрата, находившиеся в великой милости при дворе. Через их посредство иранская культура существенно повлияла на библейское мышление. У каждого из них в Библии будет своя книга.

Большая терпимость и сравнительная свобода, какой пользовались провинции, пусть не обходилось и без приступов фанатизма, создают для нас лучезарный образ Персидского царства, особенно в сравнении с тем, какой оставила Ассирия. Достаточно внимательно рассмотреть рельефы: там нет ни одной батальной сцены, ни одного изображения резни, какие так любила Ниневия, напротив, несмотря на заботу о декоруме, во всём видны мягкость, непринуждённость, почти что нежность. Скульптуры не лгут. Приятно замечать гуманность монархов, гостеприимство, учтивость, опрятность, умеренность народа; физическое и нравственное воспитание детей здесь единодушно хвалили, от Платона, который говорил об этом со слухов, до Ксенофонта («Киропедия», I, 2) и Геродота (I, 136), которые были очевидцами. Женщины пользовались большой свободой, уважением и имели высокий социальный статус. Некоторые обычаи, разумеется, шокируют, как практика кровосмешения, внедрение которой Геродот приписал Камбису, женатому на двух своих сёстрах, но которая, должно быть, возникла раньше и существовала веками, коль скоро её настоятельно рекомендовал маздеизм. Похоже, внешние наблюдатели не поняли, что эта практика была некоторым образом законной: Плутарх как о курьёзе рассказывает о любовной страсти Артаксеркса II к его дочери Атоссе и упоминает о его браке с другой дочерью, Аместридой («Артаксеркс», 23). На этом фоне, столь часто идиллическом, непонятны проявления жестокости, варварства, а ведь они тоже имели место. Сколько насилия было совершено в Египте, хотя бы только в Фивах, и в Финикии, где восставший Сидон был взят Артаксерксом III и сожжён, а его население перебито! Какими ужасными карами хвалится Дарий в Бехистунской надписи! «Фраорт, взятый в плен, был приведён ко мне. Я отрезал ему нос, уши и язык, вырвал глаз. Фраорта привязали к воротам, и все могли его видеть. Потом, в Экбатанах, я велел посадить его на кол [...], и основные его последователи были повешены». Сколько садизма было в душе царицы Парисатиды, если верить Плутарху: «Парисатида приказала палачам пытать несчастного десять дней подряд, а потом выколоть ему глаза и вливать в глотку расплавленную медь, пока он не испустит дух»; «Она уже передала евнуха палачам, приказавши содрать с него живьём кожу» («Артаксеркс», 14 и 17). Надо заключить, что всё это пустяки по сравнению с тем, что происходило в других местах. Перечтём пусть даже греческую историю, пусть даже Библию. Нужен пример, один-единственный? Фукидид, описывая избиение, какое совершили керкирцы, пишет: «Смерть здесь царила во всех её видах. Все ужасы, которыми сопровождаются перевороты, [...] всё это происходило тогда на Керкире» (III, 80 и везде).

Эти зверства, несомненно, были спровоцированы восстаниями, но и сами в свою очередь провоцировали их. Огромные расстояния, отделявшие провинции от центра империи, их относительная автономия то и дело побуждали население или наместников пытать счастья. Страны высокой культуры хуже других выносили подчинённое положение, и поэтому Иония, Вавилон и Египет так часто восставали. Вавилон, хоть и получил привилегированное положение, был столицей, поднялся в октябре 522 г. при Навуходоносоре III, через два месяца был побеждён и сурово наказан, но в сентябре 521 г. снова восстал по наущению арамейца Арахи, взятого в плен в ноябре и казнённого вместе с сообщниками, и, возможно, ещё одно восстание произошло около 479 г. при Ксерксе.

ВОЕННЫЕ СИЛЫ

Когда источники сообщают о таких огромных армиях, таких гигантских флотах, достоверность этих сведений вызывает сомнения, однако они согласуются между собой. Эсхил говорит, что Великий царь «приводил в движение тысячи кораблей, заставлял действовать миллионы рук». В нападении на скифов участвовало приблизительно 800 тыс. бойцов, на Грецию — возможно, миллионы, 1700 тыс., по словам Геродота (VII, 60 и 184), плюс моряки и те, кто сопровождал армию, всего 5283 тыс., не считая евнухов и куртизанок (VII, 186). «Весь Геллеспонт целиком покрыт кораблями и всё побережье и абидосская равнина кишат людьми» (VII, 45). Численность экспедиционного корпуса, направленного в Египет, достигала 120 тыс. человек. При Кунаксе Кир Младший стоял во главе «огромного варварского войска и без малого тринадцати тысяч греческих наёмников», царь имел 90 тыс. воинов (Плутарх, «Артаксеркс», 6 и 7). При Платеях персов было 300 тыс. против 108200 греков. Каждый народ имел специфическое вооружение. Оружие персов и мидийцев составляли очень длинные копья, луки, глубокие колчаны и очень короткие мечи, которые можно принять за кинжалы. Императорскую гвардию численностью в 10 тыс. бойцов составляли «бессмертные», называемые так потому, что после смерти каждого на его место набирали нового. Только она, похоже, и была по-настоящему надёжным, маневренным подразделением. Многочисленность войск, их разнородность делали их перемещение делом трудным, долгим, требовали огромного обоза, не облегчали передачу приказов, быстрые переходы, причём люди, набранные в армию из мест, удалённых на тысячи километров от мест боевых действий, должно быть, не проявляли в бою чрезмерного рвения. Имели ли они хоть одежду, подходящую для климата местностей, где действовали? Геродот посвящает целые страницы описанию этих разношёрстых полчищ, каспиев в шкурах домашних животных, арабов в длинных одеяниях, ливийцев в кожаных одеждах, индийцев — в хлопковых, других — в шкурах (VII, 61-80). Во время отступления Десяти тысяч Ксенофонт советует отступающим грекам делать в первые дни как можно более долгие переходы и очень здраво замечает, что им следует действовать так, «чтобы оторваться от войск царя на возможно большее расстояние. Если только мы удалимся от него на два или три дня пути, то царь уже не будет в состоянии догнать нас, так как он не осмелится преследовать с небольшим количеством войска, а ведя за собой огромное множество людей, он не сможет быстро двигаться вперёд» («Анабасис», II, 11). Превосходной и рациональной организации боевых сил, состоявших из частей численностью в 1000 и в 10000, которыми командовали соответственно хилиархи и мириархи, и более мелких подразделений, по 100 и 10 бойцов, было недостаточно, чтобы компенсировать все эти изъяны.

Столь же внушительным был и флот. Эсхил говорит, что при Саламине у греков было всего 300 кораблей, тогда как Ксеркс имел 1000 триер, 207 парусников и 3000 транспортных судов. Корнелий Непот пишет о 1000 боевых кораблей и 2000 транспортных судов у персов («Фемистокл», 2), Диодор Сицилийский — о 1200 кораблях, из которых 320 имели греческие экипажи, 830 транспортных судах для коней и 3000 гребных судах. В обоих лагерях флот состоял из триер — линейных кораблей длиной около 35 м, которые имели по 170 гребцов, сидевших в три яруса, и делали 20 км в час, и парусников с экипажами приблизительно по 35 человек.

ИСКУССТВО АХЕМЕНИДОВ

Геродота обвиняли, что он заблуждался, когда писал, что у персов нет ни храмов, ни изображений богов. У них не было ничего более или менее похожего на греческие храмы и на скульптуры Зевса, Аполлона, Афины. Большой крылатый диск, из которого выступает туловище человека, древний образ египетской мифологии, а потом бога Ашшуpa, — не изображение, а символ Ахурамазды. Это говорили встарь; это повторяют сегодня. Когда я был очень молод, меня резко выбранил в Йезде один священник, потому что я, увидев в этом городе на современном храме символ, недавно виденный в Персеполе и других местах, в дурацком восторге воскликнул: «Ахурамазда!». Что касается этих «храмов», то сегодня, как и две с половиной тысячи лет назад, они наряду с маленькими алтарями на открытом воздухе, обычно двойными, где горит вечный огонь, включают в себя закрытые строения, очень простые, предназначенные для защиты огня, который под открытым небом могли бы погасить ливень или сильный ветер. От ахеменидской эпохи осталось два таких храма — один разрушенный в Пасаргадах, другой в хорошем состоянии в Накш-и Рустаме. Последний, называемый «Каабой Зороастра», — башня квадратного сечения, стоящая напротив гробницы Дария, высотой 11 м и шириной 7 м, с внутренней комнатой размерами 5,3x3,7 м.

Гробницы Ахеменидов не имеют ничего общего со скифскими. Это не курганы, и в них нет никаких сокровищ. Гробница Кира, которую местные жители называют могилой Матери Соломона, — единственная в своём роде. Её расположили в большом прямоугольном дворе, обнесённом стеной из необожжённого кирпича. Погребальную камеру устроили на вершине подобия пирамиды из шести разновысоких ступеней, то есть эта пирамида имеет семь этажей, общую высоту 11 м и сложена из красивого белого известняка. Не вижу, что позволяло бы сравнивать её с месопотамскими зиккуратами. Все остальные гробницы выбиты высоко в отвесных скалах. Самая древняя — гробница Дария. Её фасад, имитирующий дворцовый, имеет высоту 22,5 м, форму греческого креста и включает три ряда ниш. По её образцу сделаны и гробницы его преемников. Это гробницы Артаксеркса II и Артаксеркса III и незавершённая гробница Дария III, устроенные рядом в скале близ Персеполя, а также гробницы Дария, Ксеркса, Артаксеркса I и Дария II в Накше-Рустаме.

Ахеменидское искусство — по преимуществу искусство дворцовое, мощное, грандиозное, но намного более гармоничное, чем месопотамское, и отличающееся крайней тщательностью исполнения: об этом напоминают даже гробницы. Это синтетическое искусство, где колонны — египетские, глазурованный кирпич и барельефы — ассирийские, где прослеживается сотня влияний. Надпись в Сузах ясно указывает происхождение как работников, так и материалов. Кедр, сообщает она, доставлен из Ливана, остальное дерево — из Гандхары, золото из Сард и Бактрии, лазурит и сердолик — из Согдианы, бирюза из Хорезма, эбеновое дерево — из тропической Африки через Судан, Нубию и Египет, слоновая кость — из Эфиопии и Индии. Забыли уточнить, что розовый гранит получен из Асуана в Верхнем Египте. Каменотёсами были ионийцы и сардийцы, золотых дел мастерами — мидийцы и египтяне, столярами — египтяне и сардийцы, обжигальщиками кирпича — вавилоняне...

В Масджид-и Сулеймане, Бехистуне и Пасаргадах развалины малоинтересны, они отличаются обширными террасами, а второе из этих местонахождений — большим и глубоким рельефным изображением Дария, заковывающего в цепи царей-самозванцев. В Сузах нет ничего особенного, кроме великолепных фризов с изображением идущих лучников и животных; ныне эти фризы хранятся в Лувре. Зато в Персеполе находятся одни из самых прекрасных руин архитектурных ансамблей, какие остались от древнего мира. Церемониальный город был построен на большой террасе размерами приблизительно 450x300 м, которая поднимается над окружающей равниной метров на десять. Войти в него можно по единственной лестнице на углу, которая ведёт в большие ворота, квадратные в плане. Здесь несколько дворцов, которые все построены по одному образцу, создают впечатление некоторого однообразия, но поражают размерами. Самый красивый зал — ападана со стороной 75 м и шестью рядами по шесть колонн, на капителях которых изображены протомы быков, иногда львов или грифонов, смотрящие в противоположные стороны. Она поднята над большой эспланадой, и на неё можно взойти по лестницам с парапетами, на которых великолепно изваяны фигуры представителей всех народов империи, несущих дары. Позы исполнены благородства и при этом непринуждённы, очень естественны, люди держатся за руки или оборачиваются, чтобы поговорить с идущими сзади. Два больших симметричных рельефа изображают льва, напавшего на быка, — такой сюжет мы уже встречали в искусстве степей. Роман Гиршман увидел в этом победу добра над злом, любимый сюжет маздеизма, но трудно представить, чтобы столь почитаемое полорогое было побеждено львом, тем более что быки несут стражу у входа в пропилеи. А если бык ритуально приносится в жертву Митрой, ещё трудней представить Митру в виде льва. Перед самым обширным из залов, который называется Стоколонным или тронным, находится эспланада площадью 4000 кв. м. На других рельефах Персеполя изображены царь в виде героя-охотника, побеждающий льва, быка или химеру, сидящий на троне, который поддерживают народы — этот образ уже можно было заметить на фасадах скальных гробниц, — и повсюду или почти повсюду символы Ахурамазды.

РЕЛИГИЯ

То, что Ахемениды были маздеистами, бесспорно, и этого никто не оспаривает. Они неутомимо воспроизводили символическое изображение Ахурамазды; они без конца упоминали этого бога; они сделали его творцом мира и человека; они молили его о защите. Всё это мы поняли, читая их надписи. Кое-кто уверял, что они не были зороастрийцами, потому что ни один текст не упоминает Зороастра, потому что они хоронили своих мёртвых. Вот как! Что известно о погребениях простолюдинов? Ничего. Что известно о погребениях царей? Все они, кроме Кира, были похоронены в нишах, которые снабдили дворцовым фасадом, но эти гробницы были выбиты в скале, высоко, в результате чего оказались на космической горе, но не оскверняли ни землю, ни воду, ни огонь, и неизвестно, в каком состоянии было тело, — возможно, от него оставляли только скелет. Обнаружение в Сузах, в эламитском слое, персидского бронзового саркофага свидетельствует в пользу соблюдения персами закона: тело было изолировано от природных стихий при помощи металла. Как это не похоже на скифские захоронения того же времени! Не найдено ни одного ценного изделия, ни останков коней, слуг или женщин. Когда Дарий в Бисутуне (Бехистуне) восхваляет в своей надписи благие мысли, благие слова и благие деяния (§ 51), это очень созвучно зороастрийским гимнам, где эти понятия упоминаются в том же порядке. Ахеменидов отказываются признавать монотеистами, ссылаясь на то, что они называли Ахурамазду величайшим из богов. Важно было бы знать, что они понимали под этой превосходной степенью, каким был статус других божеств. Сын Бога может быть Богом, и святой дух может быть Богом — европейцу, воспитанному в христианской традиции, следовало бы это сознавать. Появление при Артаксерксе II культов Митры, очень древнего индоевропейского божества, и Ардвисуры Анахиты, богини вод, самое большее могло быть реакцией со стороны политеизма и в то же время как будто показывает, что ему предшествовал монотеизм, но, как мне кажется, оно не исключает веры в верховного Бога. Существовал ли когда-либо политеизм без монотеистических черт? Маздеизм, будь он зороастрийским или нет, сыграл важнейшую роль в персидской цивилизации Ахеменидов.