Глава 20 «ШУТКИ МИШУТКИ» И «ЕГОРКИНЫ УДАРЫ»
Глава 20
«ШУТКИ МИШУТКИ» И «ЕГОРКИНЫ УДАРЫ»
В чудный майский день 1985 года из Кремля поступила строгая «указивка»: отныне никакой алкоголь не должен попадать в народный желудок. Даже безобидное пиво.
Водка пробыла вне закона недолго — каких-то пару лет. Вскоре все вернулось на круги своя. Вынужденное воздержание с лихвой перекрыто в последующие годы.
Остались недоуменные вопросы: почему Кремль пошел на попятную? Что повлияло на отмену антиалкогольного законодательства? В чем причины провала и этой горбачевской затеи?
Кто «завязал»
Нет страшнее праведника, чем раскаявшийся грешник.
Крепко выражаясь по адресу крестных отцов антиалкогольной кампании, страна, в которой непьющими числилось всего пять процентов населения, строила всевозможные догадки:
— Не иначе из завязавших. Чтобы так пьянство ненавидеть, это как же надо познать его изнутри!..
— Да уж, если так рьяно за дело взялись, бочку свою они выпили. Теперь вот сами не могут и людям не дают.
В народном сознании авторство «сухого» законодательства прочно связано с именами главного архитектора перестройки Горбачева и его первого прораба Лигачева. Что и нашло воплощение в замечательных образцах городского фольклора уже в первые летние месяцы 1985 года. Здравицы сокам и молочным коктейлям, массовое закрытие вожделенных винно-водочных отделов сразу же были окрещены «шутками Мишутки». А действия Лигачева по жесткому контролю за прекращением производства спиртного нарекли «Егоркиными ударами» — по аналогии со знаменитыми сталинскими в годы войны. Только в ином, гротескном виде. Народ ведь тоже понимает, что от великого до смешного — один шаг.
От тех времен остался анекдот, который любил рассказывать Горбачев на встречах, прогревавших его политические моторы перед президентскими выборами 1996 года:
— Приехал мужик за водкой, а там очередь. Час стоял, два стоял — невмоготу стало. Обругал Горбачева последними словами и вызвался его «порешить». Однако очень скоро вернулся: оказалось, что там очередь еще длиннее.
Понять Михаила Сергеевича можно: по прошествии времени очень хочется оставаться в центре исторических событий. Увы, не он был инициатором всей кампании. И не Лигачев был разработчиком антиалкогольных документов и указов, как это принято считать. Неужели не они первыми подняли витаминизированные тосты в честь новой, безалкогольной политики партии? Почему же тогда нового генерального секретаря нарекли «минеральным» секретарем?
Подоплека кампании такова.
Еще в мае 1982 года Андропов обратился к Брежневу и другим членам Политбюро ЦК КПСС с запиской, в которой ставил вопрос о необходимости скорейшего принятия постановления по усилению борьбы против пьянства.
Потребление алкоголя в стране приняло катастрофические размеры, докладывал Кремлю председатель КГБ, обладавший достоверной информацией о всех сторонах жизни советского общества. Страна медленно, но неуклонно спивалась. На душу населения приходилось столько алкоголя, что далеко позади остались все зарубежные и русские дореволюционные статистические выкладки.
Политбюро разделило тревогу главы национальной безопасности. Была создана комиссия, которую возглавил тогдашний председатель Комитета партийного контроля Арвид Пельше. Уже к осени 1982 года она представила в Политбюро свои соображения. Работу провели колоссальную. Не хочу, чтобы меня заподозрили в идеализации застойных времен, но истины ради должен сказать: красной нитью через этот документ проходила мысль (нет, вы не поверите!) о том, что административные меры и всяческие ограничения нимало не искореняют в народе злоупотребление спиртными напитками.
Это невероятно, но в записке, приложенной комиссией Пельше к проекту постановления, утверждалось: притеснение пьющих в питейном вопросе — есть источник того же самого, то есть пьянства!
Умнейших людей привлек Арвид Янович к изучению вечной проблемы, на рискованном поприще которой кто только не разбивал себе лоб — от патриарха Никона до верного ленинца, дорогого товарища Леонида Ильича. Глава Русской православной церкви в 1652 году настоял на ограничительных мерах: кабатчикам приказали отпускать каждому посетителю только по одной чарке и не более, запрещалось продавать вино в воскресенье, среду, пятницу и во время постов, а в остальные, разрешенные, дни только после обедни и до вечерни. Этот запрет был, увы, недолговечным. Слишком силен оказался зеленый змий и в 1972 году, когда Брежнев тоже попытался повести решительную борьбу с пьянством, сокращая количество злачных мест и время их работы.
Прежняя практика, по мнению умных людей из команды Пельше, никуда не годилась, поскольку она состояла в преследовании людей, подверженных тяжелому пороку, которых запретительные меры как раз и провоцировали на поиск дьявольского зелья любыми путями. Это становилось смыслом, целью существования. Запретительство — страшный бич. Наивно полагать, будто стоит только распорядиться, и все немедленно протрезвеют.
Что же делать? Как остановить страшное бедствие? Из печального опыта предыдущих кампаний было ясно — это работа не одного года и даже не пяти лет. Слишком свежи в памяти были горькие просчеты провалившейся антиалкогольной кампании 1972 года, чтобы снова делать основной упор на запретительные меры. Проект, подготовленный командой Пельше, отличался гибкостью и комплексностью. В качестве первоочередных мер предлагалось увеличение производства сухих вин, пива, расширение сети кафе, рюмочных и других распивочных мест.
Проекту Пельше не повезло. Принятию документа помешала кончина Брежнева. А потом умер и Арвид Янович. Пост руководителя подготовительной комиссии по антиалкогольному законодательству перешел по наследству к новому председателю КПК — М. С. Соломенцеву. Генсеком стал Андропов. Учитывая курс нового лидера на укрепление дисциплины и порядка в стране, Соломенцев высказался за более жесткие меры по искоренению пьянства. Либеральный вариант Пельше начал претерпевать существенные изменения. Но тут умирает Андропов, у руля государства становится Черненко. Частая сменяемость генсеков и председателей подготовительной комиссии была причиной того, что принятие «сухого» указа состоялось лишь в мае 1985 года.
Не извлекайте прибыль из пороков, товарищ Рыжков!
Ходили слухи, что на заседании Политбюро, обсуждавшем антиалкогольное законодательство, против выступил Э. А. Шеварднадзе.
Действительно, грузинский лидер попытался было возразить против той части документа, где говорилось о привлечении к серьезной ответственности за изготовление чачи и самогона.
— Грузинский крестьянин не поймет нас, — сказал Эдуард Амвросиевич. — Никогда ни одна власть за всю историю существования Грузии не запрещала чачи из отходов винограда.
Лигачев не пропустил мимо ушей и это робкое замечание:
— В таком случае и белорусам надо разрешить гнать самогон из их бульбы. И все наши меры останутся на бумаге.
Егор Кузьмич стал вторым человеком в партии, когда подготовка антиалкогольных документов близилась к завершению. Прямого участия в их разработке он не принимал, но с лихвой компенсировал этот пробел своим поведением на Политбюро. Он отстаивал буквально каждый пункт, требуя самых жестких мер. Попытки некоторых здравомыслящих участников обсуждения ослабить командно-административную направленность за счет расширения других аспектов проблемы наталкивались на упреки в консерватизме и непонимании важности момента. Заполучить ярлык ретрограда — что могло быть более опасным при сменившемся генсеке, неустанно призывавшем к новому мышлению?
И все же нашелся человек, не побоявшийся прослыть белой вороной. Если Шеварднадзе осмелился покритиковать частность, касавшуюся только его республики, то Рыжков, один из самых молодых членов Политбюро, включенный в высший партийный ареопаг месяц назад без предварительного кандидатства, сразил присутствовавших, заявив, что у него волосы дыбом встали от удивления и ужаса.
— Путь, предложенный товарищами Лигачевым и Соломенцевым, считаю тупиковым, — твердо произнес Рыжков. — Страну прямиком ведут к принятию «сухого» закона, который, как известно из новейшей истории, никогда и нигде ни к чему толковому не привел. Следует ожидать резкого увеличения самогоноварения, поскольку сахар дешев и есть, а значит, рано или поздно придется ввести талоны на сахар, потому что его не станет… К тому же в нашей стране любая кампания превращается в фарс ретивыми исполнителями, и мы придем даже к тому, что они, эти ретивые, начнут не только производство водки сворачивать, но и виноградники вырубать…
Резкий тон обычно спокойного, выдержанного секретаря ЦК, ведавшего вопросами экономики, заставил некоторых престарелых членов Политбюро оцепенеть от неожиданности. В зале повисла гнетущая тишина.
— Я не могу согласиться с предлагаемыми мерами, — продолжал Рыжков. — Они драконовские. Главная линия постановления — принудительное сокращение производства любых, я подчеркиваю, любых алкогольных напитков. Даже невинное и невредное пиво в список попало. Более того, точно расписано по годам пятилетки, когда сколько алкогольных напитков производить и когда все производство свести до бескрайнего минимума. Можно представить, что скажет народ, прочитав в печати эти расчеты.
— Их можно не публиковать, — подал голос побледневший Соломенцев.
Что, кстати, и было сделано. Пункт, в котором расписывалось сокращение производства алкоголя по годам, был признан секретным и в опубликованный в мае документ не вошел. Сегодня можно назвать те цифры: если в 1985 году намечалось произвести 280 миллионов декалитров водки и ликеро-водочных изделий, то на 1986 год планировалось всего 146 миллионов, производство вина виноградного сокращалось с 401 до 140 миллионов декалитров, пива — с 718 до 488 миллионов декалитров.
— Ну вот, товарищи, перед нами типичный образец ведомственного мышления, — решительно пошел в атаку Лигачев. — Николай Иванович отражает точку зрения экономических органов. Они не осознают ситуацию, не понимают, что нравственную атмосферу в стране надо спасать любыми методами. Управленцы-хозяйственники пекутся об экономике, а не о морали.
Горбачев внимательно слушал. Лигачев оседлал его любимого конька — «нравственную атмосферу», и генсек, кажется, склонялся к тому, чтобы поддержать Егора Кузьмича с Соломенцевым. Однако новый аргумент, приведенный Рыжковым, заставил качнуться в его сторону маятник генсековского расположения.
— Нельзя не учитывать и того, что из-за резкого сокращения выпуска спиртного казна недополучит ощутимую сумму. Мы сами вызовем, притом искусственно, очаги социальной напряженности.
Заговорили о цене «пьяных» денег. Непорядок, конечно, но что поделать, если на Руси еще со времен Ивана Грозного они были весьма весомым источником пополнения государственной казны. Советская власть тут ничего нового не изобрела — придерживалась традиции, заведенной прадедами.
— Безнравственно извлекать прибыль из человеческих пороков, — упрямо стоял на своем Лигачев. — Особенно нашему, социалистическому государству, которое добивает эти несчастные жизни. Мы перекрыли все мировые рекорды алкоголизации населения…
Чего не отнимешь у Егора Кузьмича, так это умения выражать свои мысли эмоционально, взволнованно, метафорически. Одним словом — идеолог! Суховато-приземленный стиль экономиста Рыжкова и орговика Капитонова, тоже неожиданно раскритиковавшего проект антиалкогольных документов, поблекли на фоне ярких монологов сибирского трезвенника.
— Среднемировой уровень потребления алкоголя — пять литров в год на человека, — сокрушал своих оппонентов Лигачев. — В дореволюционной России на душу населения приходилось 4,7 литра. Сейчас с учетом кустарного хмеля — от 17 до 20 литров. В 20 регионах страны — от 25 до 31 литра, в 30 регионах — от 20 до 25 литров. Научно доказано, что при душевом потреблении, равном 25 литрам, наступает самоуничтожение нации.
И вновь маятник генсековского расположения качнулся. На этот раз окончательно в сторону Лигачева и Соломенцева:
— Постановление принимается в предложенном виде. Доводы Николая Ивановича при всей их серьезности отражают ведомственные интересы. Никонов тоже вроде возражает, и мы знаем почему: беспокоится за судьбу сельхозугодий под винопродукты. Воротников, Капитонов — их тревога тоже понятна, имеет свою мотивацию. Но мы, товарищи, затеваем великое дело общенародной, общегосударственной важности. Уверен, люди нас поддержат. Они ждут от нас поступков, а не разговоров. Полумерами здесь не обойтись. И начинать надо с центрального аппарата, покончить с пьяным ритуалом приема гостей из Москвы на местах. Борьба с пьянством не должна быть трибунным водолейством, канцелярскими забавами, как многие кампании, проводимые партией в застойные годы!
Самое идиотское для России начинание
Вдоволь наиздевавшись над антиалкогольной кампанией и ее отцами-основателями, обозвав эту затею самым идиотским для России начинанием (да у нас никто не знает, отчего Пушкин умер, а как очищается политура, всякий знает, — смеясь, наперебой цитировали Веничку Ерофеева), нынешние властители умов, воспевая обилие емкостей причудливых форм на каждом углу, не устают повторять, что трезвость — это глупость, придуманная святошами, что алкоголь, кроме пользы, ничего принести не может.
— Во Франции много лет вино доступнее и дешевле минеральной воды, но что-то не доносится до нас сведений о деградации французского народа и самоуничтожении французской нации, — говорил один известный союзный парламентарий, подвергая в 1990 году жесточайшей критике Горбачева и Лигачева за «сухой» указ 1985 года.
Выходит, оба Михаила Сергеевича (генсек и Соломенцев) вкупе с Егором Кузьмичем занимались пустым и общественно вредным делом, лишая русского человека удовольствия, столь распространенного на Западе?
Ох уж эти скоропалительные выводы, сделанные во время кратковременных поездок по Парижам! Между тем, французские медики бьют тревогу: нация, по их мнению, под угрозой вырождения. Они уверяют, что в благословенной Франции, которая пришлась по душе нашему депутату-туристу, из каждых десяти рождающихся детей только один ребенок здоров. Остальные девятеро — «виноградные дети». Термин-то какой! Не от трезвой жизни в Париже создан и финансируется за счет государства Высший комитет научных исследований и информации по алкоголизму.
И столь любезная нашему парламентарию Франция не исключение. Все развитые цивилизованные страны понасоздавали зачем-то массу трезвеннических организаций, финансируемых из государственной казны. В США, где по официальной статистике более 14 миллионов алкоголиков, это центр алкогольных знаний и национальный институт алкоголя и алкоголизма, в чопорной Великобритании — институт изучения алкоголя, в маленькой Швеции с ее привлекательным социализмом — международный институт антиалкогольной политики, в Финляндии, которую ставят в пример всеобщего благоденствия, достигнутого потому, что она отделилась от России и не пошла по пути строительства социализма, — институт социальных исследований проблем алкоголизма.
То есть алкоголизация населения угрожает и американцам, и англичанам, и французам, и финнам, и прочим разным шведам. Государства всего мира признают, что алкоголизм, пьянство наносят колоссальный ущерб экономике, нравственности, и потому имеют долговременные программы отрезвления населения, утверждения здорового образа жизни. Стало быть, борются с бедой, от которой страдают сограждане.
И конечная цель этой борьбы в том, чтобы выбор пить или не пить определялся исключительно волей самого человека и никем больше. У нас же верховные головы исходили из того, что борьба с пьянством — это борьба со спиртным, конечная цель которой сведение хмеля на нет, поскольку русский человек будет пить до тех пор, пока на прилавках будет стоять хоть одна бутылка. Кончится водка — кончится и пагубная страсть.
— Мне казалось, что каждый нормальный человек может прожить без регулярного, частого принятия спиртного, — признавался после Лигачев.
«Мне казалось…». Вот вам альфа и омега мотивации государственных решений. Глубочайшая проработка вопроса, учет мировой практики и возможных последствий, законов матушки-природы наконец, — все подменялось непрерывным солированием, амбициозностью, непререкаемостью собственного мнения очередного верного ленинца, по стечению обстоятельств попадавшего в Кремль.
Надо отдать должное Егору Кузьмичу, нашедшему в себе мужество сказать трудные для него слова:
— Нам показалось, что с алкоголизмом можно было справиться. Лозунг «За полную трезвость!» я считаю явной своей ошибкой. Это было забегание вперед.
Ладно, Лигачев — сибиряк, там толку в легких винах народ не знает, предпочитает напитки покрепче, хотя Егор Кузьмич неоднократно заявлял, что он ценитель такого хорошего грузинского вина, как «Киндзмараули» и «Хванчкара». Но Горбачев, Горбачев! Трудно представить, как мог он спокойно взирать на то, что делалось в стране. На его родном Кавказе, в Крыму, в Молдавии вырубили почти всю виноградную лозу — ту самую, что десятилетиями бережно выводили. В войну, когда оставляли Крым, особо драгоценные сорта виноградной лозы вывозили на подводных лодках, чтобы врагу не достались. А в восемьдесят пятом сами выкорчевывали, уничтожали.
В Кумской долине, где сосредоточено две трети виноградарских хозяйств Ставрополья, под плуг попал каждый пятый гектар виноградников. На металлолом порезали полтора десятка дорогих линий по розливу вин, разрушили шикарные дубовые емкости, в которых хранилось по две тысячи ведер винного материала. Но самое тяжелое последствие — потеря кадров, династий, аккумулировавших опыт столетий. В Грузии и Армении начальники заставляли крестьян выливать в землю вина из больших деревянных чанов и, чтобы больше не занимались виноделием, собственноручно заливали в древние емкости, оставшиеся от дедов, керосин.
О разрушительных последствиях антиалкогольной вакханалии писано-переписано. Неужели борьба с пьянством в России — заведомо проигрышное дело, изначально обреченное на провал? Возможны ли здесь перемены без специальных акций государства?
На Западе, где издревле алкоголь принимают на сытый желудок, что ослабляет воздействие хмеля на разум, определенная доля от «пьяных» денег направляется на отрезвление — антиалкогольную пропаганду, создание условий для лечения и реабилитации, утверждение здорового образа жизни. Развитые цивилизованные государства жестко контролируют поступление и расходование этой части средств, поддерживают и стимулируют деятельность разного рода благотворительных организаций и обществ, помогающих блюсти трезвость.
У нас же, где сложился поведенческий стереотип, ставящий питие на первое место, а закуску на второе, где в генах сидит символическое «занюхивание» корочкой хлеба, а то и рукавом, в силу чего последствия виновкушения несоизмеримы с западными, вмешательство государства в спаивание народа объявляется крайним идиотизмом, а сама антиалкогольная кампания — откровенно дегенеративной.
Критики «шуток Мишутки» и «Егоркиных ударов» зрят в корень. По их мнению, питейной политики как таковой, взятой изолированно, вне связи с большой политикой, существовать не может. Драконовские меры 1985–1987 годов потерпели крах по той причине, что не учитывали менталитет русского человека. Какой смысл в трезвой жизни, если сама жизнь в России не имеет смысла. Пьют от безысходности, причиняемой властями. Ни один народ в мире не зависит так от своих правителей, как русский. И все экспериментируют: князья, цари, императоры, генсеки, президенты, парламенты, премьеры. Каждый, въехав из Мухобойска в Кремль, считает своим долгом сломать прежнюю жизнь и объявить новую. Отсюда у людей никакой уверенности в завтрашнем дне, постоянное ожидание неприятностей, сумы да тюрьмы. За последние триста-четыреста лет ни одно поколение не жило спокойно, через каждое прокатывался безжалостный, чудовищный силы каток, приводимый в движение со сменой власти.
Приводят высказывание английского дипломата Дж. Флетчера, побывавшего в России во времена Бориса Годунова: «Чрезвычайные притеснения, которым подвергаются бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заняться своими промыслами, ибо чем кто из них зажиточнее, тем в большей находится опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни. Вот почему народ (хотя вообще способный переносить всякие трудности) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чем более, кроме дневного пропитания».
Во все времена россиянин не ждал ничего хорошего от Кремля. Власть постоянно корежила, ломала его жизнь, отбирала нажитое. Большевики вроде дали крестьянам землю, сказали — обогащайтесь, а потом самых трудолюбивых — в ГУЛАГ. Коллективизация, индустриализация, мобилизация, либерализация, ваучеризация, приватизация… Что ни новая верховная голова в Кремле — то новый разор, новые страдания для людей. Никогда смена власти не проходила безболезненно. Потому и пьют, просаживая последнее — все равно отберут. Под каким-либо предлогом. От государственного займа до борьбы с нетрудовыми доходами.
Пьянство станет презренным делом — реально, а не в административных распоряжениях или занудных проповедях — только в одном-единственном случае. А именно: когда власти перестанут относиться к своим гражданам как к подопытным кроликам. Когда люди почувствуют себя свободными членами гражданского общества.
Итак, значительная часть критиков антиалкогольной кампании 1985–1987 годов считает, что тогдашнее руководство страны должно было сначала взяться за политические и экономические реформы. Горбачев же самозабвенно вступил в борьбу не с причинами пьянства, а со следствиями. И натолкнулся на такое сопротивление, которого не ожидал. Как сказал по этому поводу один профессор, трехсотлетнее питие без закуски стало выражением особого российского самосознания и самопонимания, покончить с которым раз и навсегда мог пообещать разве что неуемный фантазер. Жаль, что он так и не понял: люди пьют не от того, что водки много, а от того, что жизнь такая.
Соломенцев, ты свою бочку выпил!
Откат начался уже в 1987 году.
Хотя еще в августе 1985 года Лигачеву была направлена записка о негативных последствиях командно-административного наскока на пьянство. Однако Егор Кузьмич пребывал в эйфории от сладостных его слуху докладов о «зонах трезвости», безалкогольных свадьбах, перепрофилированных на выпуск соков спиртзаводах и прочих не менее славных показушных делах изворотливого чиновного люда. Записка о фантастическом росте самогоноварения, о выпитых тоннах лосьонов и одеколонов, об исчезновении из продажи гуталина, который разбавляли водой и употребляли стаканами, не тронула сердце приверженца народной трезвости. Со Старой площади в течение двух лет раздавались грозные приказы: исключать из партии, выгонять с работы, строго наказывать за распитие спиртных напитков. Шла настоящая охота на умеренно и неумеренно выпивающих.
— С особой энергией и, я бы сказал, остервенением, — вспоминает бывший член Политбюро В. А. Медведев, — вели эту линию Секретариат и КПК при ЦК КПСС под руководством Лигачева и Соломенцева. Неоднократно обсуждая эти вопросы на своих заседаниях, устраивали суровые проборки руководителям областей и отраслей за недостаточно быстрое сокращение производства алкоголя. Я помню, что КПК наказал в партийном порядке и снял с работы одного из заместителей министра здравоохранения СССР за брошюру, написанную им еще до указа, в которой говорилось о культуре употребления алкоголя.
Нелестные воспоминания остались и у Н. И. Рыжкова:
— Лигачев с цековской вышки требовал от своих кадров — секретарей крайкомов, обкомов и республиканских ЦК — строжайших мер «по искоренению», а Соломенцев с вышки Комитета партийного контроля, который он возглавлял, карал непослушных. Секретари соревновались — кто больше магазинов закроет, кто быстрее заводы с производства вин на производство соков переориентирует. Останавливали запланированное строительство пивоваренных заводов, дорогостоящее импортное оборудование оставляли ржаветь на свалках. Сердце захватывало от горечи и бессилия что-либо исправить, остановить, остеречь…
Все ли плохо было в той печально памятной кампании? По мнению Лигачева, далеко не все:
— Имели место и положительные результаты. Резко сократилась преступность, увеличилась продолжительность жизни, снизилась детская смертность, повысилась рождаемость. Много было хороших и добрых писем от народа в адрес руководства страны, начавшего антиалкогольную кампанию. Особенно от женщин. Потому что, как говорят, сколько мужьями выпито водки, столько детьми и женами пролито слез…
Вадим Андреевич Медведев, только что употребивший довольно сильное выражение в отношении линии Секретариата под руководством Лигачева, заметил, что кампания по борьбе с пьянством была не во всем ошибочной:
— Достаточно указать на то, что резко сократилось пьянство на работе, производственный и транспортный травматизм, было покончено с пьяным ритуалом приема гостей на местах. Я помню, как облегченно вздохнули все, когда поездки в командировки были избавлены от обязательных выпивок и подношений.
Вадим Андреевич — человек точного научного взгляда, осмысливающий проблему со всех сторон:
— Но методы борьбы с пьянством и алкоголизмом породили серьезнейшие негативные последствия, которые перечеркнули и то положительное, что могло бы быть достигнуто. Они никак не соответствовали духу перестройки, носили принудительный, нажимной характер, по формуле: цель оправдывает средства. Это стало предметом иронии и насмешек, вызвало серьезное социальное недовольство, не говоря уже об экономических последствиях: остановились пивоваренные заводы, пропало новое оборудование, закупленное для них на миллионы рублей, кое-где стали вырубаться виноградники, нанесен ущерб продовольственному комплексу. И сейчас еще эти потери не восполнены.
Специалисты считают, что последствия «шуток Мишутки» и «Егоркиных ударов» будут сказываться примерно до 2005 года. Таковы потери после двухлетней войны с пьянством. Многие из них вообще невосполнимы, в частности, сгубленные безвозвратно четверть миллиона гектаров замечательных виноградников, из которых делали самые тонкие вина — ркацители, алиготе, саперави. Это капризные европейские сорта, с огромным трудом привитые у нас. Остались лишь грубые, неприхотливые.
Кто остановил антиалкогольную кампанию? Почему? И правильно ли сделал? Последний вопрос важен еще и потому, что раздаются голоса — а надо ли было так поспешно сдавать позиции, так позорно капитулировать перед зеленым змием? Егор Кузьмич, например, не может скрыть обиды:
— Вместо того чтобы как-то откорректировать эту работу, критически осмыслить, ее признали неверной и снова начали латать дыры в госбюджете с помощью безудержного производства алкогольных напитков. По этой части перекрыты все прежние уровни… И сегодня мы имеем то, что имеем: пьянство процветает. Но если мы не хотим окончательно деградировать, нам придется вернуться к борьбе с зеленым змием. Кстати говоря, обществу не удастся справиться с преступностью, хотя бы остановить ее рост, и потому, что это сейчас не увязано с искоренением пьянства…
Почему так бесславно свернули антиалкогольную кампанию, наверное, многим ясно. Дефицит бюджета! Резко сократившийся приток «пьяных» денег поставил под угрозу нормальное функционирование экономики страны. За три года она недосчиталась чистых 67 миллиардов рублей — прежних, полновесных! Вот вам и прекраснодушные разглагольствования о спасении нравственной атмосферы — зарплату нечем было выдавать.
Бессмысленно и безнадежно мчаться к финишу, разрываясь на части, сразу по нескольким беговым дорожкам. А капитан команды требовал именно этого! В апреле 1985 года он поставил главную, приоритетную задачу — ускорение развития социально-экономической сферы. В мае — искоренение пьянства и алкоголизма. В июне — ускорение научно-технического прогресса. В августе приоритетным велено было считать развитие машиностроения. Через неделю — электроники, электротехники, биотехнологий. В сентябре из Западной Сибири приходит высочайшее повеление считать приоритетным комплексное развитие нефтяной и газовой промышленности этого региона. И это только за пять месяцев. А ведь были еще и 1986, и 1987 годы.
И на все нужны деньги, средства. А их нет. Машина экономики тяжела и неповоротлива, пока руль повернешь, колеса отваливаются.
— Михаил Сергеевич, товарищи члены Политбюро! — взывал молодой премьер Рыжков. — Надо же понимать невозможность исполнения всех своих обильных обещаний. Умоляю — оставьте на первое время, на пятилетку хотя бы два, ну три — но не больше — приоритетных направления. Нельзя же так. Отрезвление народа требует стабильной, нормальной экономики. Шараханьями все погубим. Вести одновременно все кампании невозможно.
Ответ был один: время требует поступков, а не разговоров.
Одним из первых, кто настоял на свертывании антиалкогольной кампании, народная молва называет Воротникова. Якобы в 1987 году он направил записку в Политбюро об ошибочности методов и средств, которыми пытались отучить людей пить. Его поддержал Рыжков. И на следующий, 1988 год удалось увеличить производство винно-водочной продукции. Но Лигачев с Соломенцевым и не думали сдаваться. После правительственного постановления об увеличении выпуска спиртного КПК привлек к ответственности большую группу руководителей — для острастки, чтобы другим неповадно было. Однако прежней напористости, остервенелости, о которой говорил Медведев, уже не было.
Свидетельств Воротникова по этому поводу нет. А вот экс-премьер поведал о подробностях заседания Политбюро газете «Чарка» (могли представить борцы за трезвость в 1985 году, что появится и такое издание?):
— Это было страшное Политбюро. Завелись по-дикому! Я сижу по одну сторону стола. Со мной Зайков, Воротников, Никонов, Горбачев. Егор и Соломенцев — напротив. И вот как-то получилось, что одна сторона бросилась на ту сторону. А та на нас бросилась. Я говорю: «Хватит! Я два года смотрел вам в зубы». Тогда Соломенцев подскакивает, а они с Егором вот так, крепко вместе. Соломенцев подскакивает, что-то пытается сказать. Я говорю: «Знаешь что? А ты сиди и молчи. Ты свою бочку выпил».
Соломенцев, может, и выпил, Рыжкову виднее. Но знающие люди утверждали: верхи отнюдь не показывали пример трезвости. Для кого же тогда работали спеццехи объединения «Кристалл»? И в самый пик борьбы как выпускали в Москве «Посольскую» и чудные ликеры, так и продолжали выпускать. Как дарил знаменитый совхоз-завод «Солнечная долина», что в Крыму, радость своими чудесными винами, от 16-летней выдержки «Мадеры» до «Черного доктора», так и продолжал дарить. Вы, уважаемые читатели, пробовали эти вина? То-то. Небось, и не слыхали даже.
— Подскакивает Никонов, Виктор, село: «А что вы орете, что орете! Бардак запустили! В стране все это провалилось с треском! Опозорились! Да надо… Надо немедленно кончать с этой…». Воротников поддерживает меня. Зайков — меня. Те двое: «Михаил Сергеевич, не принимай решения». Я говорю: «Михаил Сергеевич, хватит. Я вас и Политбюро пять раз просил, вы не хотели. Я вам официально: вы обязаны принять решение. Примете решение продолжать такие же фокусы — ставьте на голосование. Победите вы — будем продолжать. Нет — кончайте». И он, как увидел, что их остается человека три всего, заколебался, как всегда, и говорит: все, пусть сами решают, что угодно пусть делают… Я на второй день — как раз большой Совмин был — я сказал: хватит мучить народ. Мы со своим народом поступаем как с… подлецами. Поэтому с сегодняшнего дня кончается вся эта свистопляска. Давайте реальные цифры ставить и производить, как полагается…
И еще несколько слов Рыжкова о том заседании Политбюро, где Горбачев сказал — пусть Совмин решает…
— Вышли мы с Политбюро, никто не смотрит друг на друга. Мне-то легче: я спустился на второй этаж, и все. А им-то к машинам нужно идти. Они все идут, подальше друг от друга… Это было ужасно.
По привычке мы еще смеемся над антиалкогольной кампанией 1985–1987 годов, но то, что происходит сейчас, заставляет содрогнуться. Откат 1987 года был таким разрушительным, что еще неизвестно, что принесло больше вреда: свертывание антиалкогольной борьбы или ее накат, в адрес которого произнесено столько недобрых слов и даже проклятий.
Специалисты утверждают, что нынешний пьяный разгул — пороговый, что вот-вот придет конец терпению государства, и оно, наконец, приступит к формированию своей антиалкогольной политики. Тогда, может быть, мы узнаем и о загадках наиновейшего времени, в частности, подоплеку и даже, если повезет, авторов отмены государственной монополии на производство и продажу алкоголя и столь же полулегального ее восстановления.
Тем более что в 1996 году исполнилось сто лет с тех пор, как в России усилиями С. Ю. Витте была введена «монополька», устранившая из алкогольного бизнеса частный интерес. Считается, что у государства меньше резона спаивать свой народ, чем у частного виноторговца. Хотя Екатерине II приписывают высказывание в назидание будущим российским монархам о том, что пьяным народом управлять легче.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.