Глава 2 Император, его семья и двор

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2

Император, его семья и двор

Став единоличным правителем Римской империи, Константин оставался язычником. Хотя Рим превратился в монархию, будничная жизнь продолжала подчиняться традициям, установленным в годы республики. Поэтому получение Константином верховной власти не было подтверждено ритуалом коронации по сценарию, который станет привычным в феодальные времена в Европе. Вместо этого оно было утверждено церемонией, относящейся к тому периоду, когда римские кесари избирались на высочайший пост империи своими согражданами. В соответствии с древним обычаем Константина поставили на щит и подняли на нем перед его армией и собравшимся народом. Их одобрительных возгласов было достаточно, чтобы утвердить его на новом посту. Этот способ информировать страну о восхождении на трон империи нового монарха просуществовал в Византии почти сто лет, и первые правители, последовавшие за Константином, были представлены собравшемуся сенату, армии и народу Константинополя таким же образом, как римские кесари. Как и кесари, они получали из рук видного представителя власти венец, который служил символом императорской власти. Тем не менее к 475 году, когда на трон взошел Лев I, патриарх Константинопольский обрел такую значимость в государстве, что его влияние почти сравнялось с влиянием императора, и поэтому именно ему, а не мирянину, пусть даже и высокопоставленному, выпала честь возложить корону на голову Льва. Непосредственные преемники Льва решили, что их всегда будет короновать патриарх, из-за чего со времен Юстиниана церемония всегда проводилась в главной церкви столицы, величественном соборе Святой Софии. Первое здание, начатое Константином I, было разрушено во время восстания «Ника» в 532 году, но впоследствии перестроено Юстинианом с еще большей пышностью.

Рис. 6. Император, поднятый на щите

С течением лет коронации в Византии становились все роскошнее и величественнее. К X веку ритуал стал таким сложным, что император Константин VII Багрянородный (913–959) решил, что его сыну и наследнику будет проще, если он занесет все тонкости в книгу, которую начал писать. Называлась она «Книга церемоний». Описание коронации занимало несколько страниц, поскольку император полностью оговорил роль всех вельмож, сенаторов и членов фракций, их точное местоположение в процессии, одеяния, в которых им должно быть, и знаки своих должностей, которые они несут. Так, например, патрициям следовало являться в белых хламидах или плащах, обшитых золотом.

При входе в собор монарха встречал патриарх и помогал ему сменить одежду на ту, которую, по преданию, Константин Великий получил от ангелов; по этой причине ее заботливо хранили в соборе. Император использовал ее только для некоторых особенных случаев. Достигнув серебряных врат, он зажигал свечи, предназначенные только для него, и переходил к порфирной плите, вмонтированной в пол напротив царских врат иконостаса (стенка перед алтарем, сооруженная для размещения икон), для молитвы.

Рис. 7. Императрица во главе процессии во славу священной реликвии

Только после этого император вместе с патриархом мог проникнуть за иконостас, чтобы вступить в алтарь. Такому порядку действий следовали всякий раз, когда император посещал религиозную церемонию в соборе. Считается, что его присутствие там требовалось около 30 раз в месяц. Патриарх всегда проводил следующую затем службу, а в случае коронации читал молитву над короной перед тем, как возложить ее на голову императора под шумное одобрение собравшихся верующих. Далее император переходил к трону, зачастую сделанному из золота, который находился в митаторионе. Когда он садился, все присутствующие в строго определенной последовательности клялись ему в верности, падая перед ним ниц.

К IX веку обычай короновать императора во время религиозной церемонии утвердился так прочно, что с тех пор соблюдался всеми прочими христианскими монархами. Однако в Византии также было необходимо, чтобы перед коронованием император подписал обет верности. С самого начала коронация императора патриархом считалась по всей Византии делом существенной важности, понимаемым как зрительное подтверждение веры в то, что Бог избрал императора своим посланником на земле. Таким образом, вскоре к императорам стали относиться как к почти святым людям. В искусстве их иногда изображали с нимбом. В дискуссиях и литературе их часто сравнивали с апостолами. Правителя даже временами называли «тринадцатым апостолом», а его резиденции — «священными дворцами». Полубожественная природа императора отражалась в том, как он использовал свою невероятно большую власть на троне. На деле у него было два трона, что помогало адаптировать языческий обычай «частично пустого трона» к христианским обрядам и вплести его в жизнь. Поэтому правая сторона такого трона предназначалась Христу. Чтобы подкрепить это визуально, на нее клали Евангелие. По воскресеньям и во время религиозных празднеств, когда левую сторону занимал император, ее оставляли пустой. В будни же император выступал в качестве посланника Бога на земле и садился на правую сторону; так же он поступал во время официальных мероприятий и аудиенций, даваемых послам.

Когда император появлялся на улицах города, толпа приветствовала его как посланника Бога. По ходу его движения хоры, собранные из городских политических гильдий и фракций, пели гимны в его честь. Перед императором несли свечи, факелы и кадила с фимиамом, как перед святыми иконами и прелатами во время религиозных процессий. Даже неумелые и плохие правители, которых в Византии было предостаточно, считались возведенными на трон самим Господом, который избрал их на столь высокий пост во испытание верующим.

Римское понятие избираемого правителя, выступающего в роли главы государства или императора, настолько упрочилось в умах римлян, что в Византии титул императора сначала не воспринимался как передаваемый по наследству. Когда позволяли время и обстоятельства, считалось правильным, чтобы умирающий или престарелый император выбирал себе преемника. В случае внезапной смерти императора ближайшим членам его семьи давалось право избрать нового правителя, но если у усопшего не было близких родственников или, как это часто случалось, его свергали в ходе революции, преемника назначал сенат. Юстиниан (возможно, величайший из византийских императоров) взошел на трон именно так. Происхождению не придавалось особого значения. Принадлежность к классу была настолько не важна, что тот факт, что император Юстин I (518–527) родился в семье македонского крестьянина, не помешал ему занимать трон в течение девяти лет.

В первое время в Византии была большая путаница с точным титулом императора. Там он пользовался римским вариантом, называя себя «императором», «кесарем» или «августом». Тем не менее к концу V века нарастающие зависть и ревность начали портить отношения между греками и латинянами Константинополя, и вскоре каждая сторона стала требовать, чтобы именно их национальная культура была выбрана в качестве государственной культуры Византии. Когда в 491 году император Зенон умер, не назвав преемника и тем самым переложив выбор на свою вдову, под ее окнами собралась огромная толпа. Одни кричали, чтобы она выбрала на этот пост грека, другие — римлянина. Ее решение соответствовало желанию первых. Она назначила императором посредственного, но опытного и надежного пожилого придворного по имени Анастасий (491–518). Однако только при императоре Ираклии (610–641), который принял греческий в качестве государственного языка Византийской империи, греческий титул «базилевс» заменил латинские и остался единственным официальным названием императора. Приблизительно в то же время символ Юпитера — орел — был сделан гербом императоров. В XIV веке он стал двуглавым. Это изменение произошло после того, как император Германии решил использовать одноглавого орла на своем гербе. Тогда в Византии начали распространять идею, что двуглавый орел правителей Византии символизирует восточные и западные территории Римской империи. В таком виде этот герб перешел через браки к монархическим династиям Австрии и России.

Рис. 8. Двуглавый орел Византии

К VII веку вошло в традицию, чтобы император выбирал своим преемником одного из сыновей, не обязательно старшего. Сначала назначение происходило, когда наследники становились самостоятельными или когда император чувствовал приближение смерти. Но вскоре императоры поняли, что лучше заблаговременно позаботиться о сохранении династии на случай скоропостижной смерти, определив наследника в начале собственного правления. По тем же причинам стали выбирать на пост двух сыновей, указывая, у кого из них будет преимущество. Такое назначение узаконивалось религиозной церемонией, проводимой почти по той же схеме, что и коронация. (Было всего два небольших отличия: коронация происходила в одной из дворцовых церквей, а не в соборе Святой Софии, и патриарх, благословив короны, передавал их императору, который, как и в случае коронации его жены, сам возлагал их на голову соправителей.) Старшего и пользующегося преимуществом соправителя постепенно начинают называть «маленьким базилевсом», и его портрет часто встречается рядом с портретом отца на монетах. Как старший соправитель он тут же назначает себе собственного соправителя и преемника. В результате иногда появлялось множество здравствующих правителей, а чаще членов императорской семьи, которых называли римским титулом «кесарь», чтобы отличить от императора и его прямых наследников. Если соправителем была женщина, ей присваивался титул «августа». Любовнице Константина IX разрешалось пользоваться этим титулом, но запрещалось носить императорский венец и сопровождаться императорской гвардией. Чтобы компенсировать это, она, как и многие другие августы, носила многочисленные необычные и дорогие украшения для головы, золотые ожерелья, браслеты в форме змеи, тяжелые жемчужные серьги и золотые пояса с протянутыми через них нитками жемчуга. Каждый член императорского семейства, получивший титул второстепенного монарха, имел соответствующее звание, пожалованное ему во время церемонии, являющейся измененной версией императорской коронации. Однако никогда у власти не было более одного правителя с максимум двумя соправителями. Император неизменно оставался высшей властью во всей империи. Его долгом было наблюдать за происходящим в государстве и отвечать за все. Уже упоминалось, что жизненная концепция византийцев зиждилась на вере в одну религию, одного Бога, один источник закона и одно правительство, то есть в одного императора. Положение единоличного императора было поставлено под сомнение Карлом Великим, который заставил папу короновать себя императором римлян в Риме в Рождество 800 года. После этого византийский правитель принял титул Basileus Romanum, что означало «император римлян», чтобы утвердить свое право управлять Римом. Сделав так, он, в свою очередь, оспорил претензии Карла на этот пост.

Как только появлялась возможность, императоры выбирали одного из своих сыновей в качестве преемника, и таким образом пост монарха постепенно начал восприниматься как передающийся по наследству. И поскольку император не был обязан назначать преемником старшего сына, особое значение придавалось детям, родившимся во время его правления. Они появлялись на свет в Пурпурной спальне Пурпурного дворца. Эта резиденция получила такое название потому, что стены императорской спальни были обиты тканью, в основном шелком, цвета порфира. Очень немногим старшим придворным дозволялось носить пурпурные одежды; вообще ткань этого цвета предназначалась для членов императорской семьи и использовалась только для особых случаев. Лишь они могли носить пурпурные тоги и туфли, лишь их хоронили в порфировых саркофагах. Дети, рожденные в Пурпурной спальне Пурпурного дворца, автоматически получали имя «Порфирогенет», означающее «рожденный в пурпуре» — выражение, сохранившееся до наших дней в английском языке{2}; если на свет появлялся мальчик, это счастливое событие увеличивало его шансы унаследовать корону. Таких принцев окружали всеми мыслимыми богатствами. В конце концов стало традицией, чтобы старший из этих сыновей сменял отца на троне, что неизбежно вызывало столкновения между ним и его братьями, некоторые из которых были старше его. Все усугублялось еще и тем, что сыновья императора зачастую были братьями только наполовину, поскольку их отцы вступали в брак несколько раз. Многие претенденты на престол заканчивали свои дни в тюрьме, в одиночном заточении, перед этим пройдя через пытки, включая ослепление, усекновение языка или носа, а то и еще более страшные муки. Низложенный принц, которому позволялось навсегда уйти в удаленный монастырь, стать монахом и провести остаток жизни в молитве, считался счастливчиком.

Императорские свадьбы проводились по чрезвычайно торжественному, сложному и величественному ритуалу. По такому случаю все надевали лучшие свои одежды и парадные мантии. Жених и невеста появлялись в свадебных венцах, которые до сих пор используются в православной церкви при венчании. Но если сегодня над головой жениха и невесты держат венцы, то во время религиозной церемонии в Византии над головой императорской четы подвешивалась драгоценная пурпурная ткань. Проводил церемонию патриарх. По окончании все присутствующие, патриции и важные политики, преклонялись перед молодоженами. Далее они строились в процессию и сопровождали своих монархов в императорский дворец, где хоры Голубой и Зеленой фракций приветствовали их пением под аккомпанемент органа, принадлежащего Зеленой фракции. Молодожены, не снимая венцов, переходили в свою спальню, где принимали гостей, в их присутствии снимали венцы и клали их на кровать. Потом все шли в обеденную «палату девятнадцати диванов», где переодевшиеся в повседневные одежды император, императрица и их гости приступали к праздничному завтраку. На таких мероприятиях женщинам разрешалось присутствовать, но запрещалось укладывать волосы в прическу, называемую «прополома». Обычно императрицы, имевшие большое количество придворных и слуг и в большинстве своем обладавшие крупными состояниями, развлекали знатных женщин Византии роскошными банкетами, проводимыми в императорских покоях.

Женщины в Византии не были так же свободны, как в Риме, где их считали практически равными мужчинам. Византийские императрицы, хотя и принимали участие в общественной жизни, большую часть времени должны были проводить в своих покоях. Как и женщины более низкого положения, большинство из них, очевидно, занимали свой досуг если не ткачеством, как простолюдинки, то уж точно вышивкой, которая потом украшала их любимые церкви. Время от времени императрицы и другие женщины оказывали немалое влияние на ход событий и командовали в кругу семьи. Многие императрицы становились влиятельными автократами, а иногда даже управляли страной по собственному усмотрению. В некоторые периоды византийской истории, особенно на начальном этапе (когда члены древней римской аристократии и греческая знать устанавливали стандарты и соглашения, которые должны были определить судьбу Византии), императриц выбирали, невзирая на их происхождение и титул, из самых красивых девушек империи.

Рис.?9. Император Юстиниан, епископ Максимиан, императрица Феодора. Равеннская мозаика

В отличие от получаемых постов происхождение в Византии значило на удивление мало. Мы уже видели, что Анастасий поднялся к вершинам власти, будучи придворным, а Юстин — македонским крестьянином. В свете этого совсем не удивительно, что Юстиниан I влюбился в красавицу циркачку по имени Феодора и без затруднений женился на ней. Ее можно видеть рядом с ним во всем великолепии облачения византийской императрицы на впечатляющей настенной мозаике того времени в церкви Сан-Витале в Равенне. Высокий пост может выявлять в человеке как хорошее, так и плохое. С Феодорой так и произошло.

Несмотря на свое происхождение и довольно вольное поведение до замужества, взойдя на трон, Феодора быстро уяснила обязанности императрицы. Вскоре после свадьбы начался один из тех бунтов, которые часто омрачали историю Константинополя. Он быстро перерос в необычайно жестокое политическое восстание. Императорский дворец был подожжен, собор Святой Софии, построенный Константином I, погиб в огне. Юстиниан подумывал о бегстве. Именно в тот момент Феодора явила миру свое величие. Извинившись за то, что осмелилась «говорить, будучи женщиной среди мужчин», она объяснила, как глупо было бы скрыться, взывала к мужеству своих слушателей, напоминала, что «все люди приходят в этот мир, чтобы умереть, но для того, кто правил, — обращалась она к Юстиниану, — изгнанником быть невыносимо. Да не доживу я до того дня, когда на моих плечах не будет этой пурпурной мантии и люди не назовут меня царицей. Если ты желаешь, о император, спастись, это несложно. У нас достаточно средств. Там — море, а на нем корабли. Но подумай, прежде чем достигнешь ты безопасного места, предпочтешь ли безопасность смерти. Я соглашаюсь с древним изречением: пурпур — лучший саван». Ее слова воодушевили Юстиниана, и его полководец Велизарий сделал еще одну попытку, на этот раз удачную, разогнать толпу. Восстание было подавлено, и трон Юстиниана спасен.

Не будет преувеличением сказать, что именно Феодора сохранила трон Юстиниана и помогла ему войти в историю, возможно, величайшим императором Византии. Восстанавливая сожженный собор Святой Софии, Юстиниан создал шедевр, стоящий в одном ряду с самыми красивыми зданиями мира. Также он ввел стандартные судебные процедуры, которые дошли до нас под названием Кодекс Юстиниана. Тем не менее, будучи женщиной, Феодора никогда не была «консортом», то есть соправителем Юстиниана. Но спустя годы, в 641 году, ощутив приближение смерти, Ираклий назначил жену Мартину соправительницей своего сына, который ей приходился пасынком. Народ, узнав о его намерениях, выразил крайнее несогласие быть управляемым Мартиной, обосновав это тем, что женщине не подобает давать аудиенции послам. Мартина попыталась противостоять им и с помощью сына решила захватить власть, но пасынок сумел опередить ее. Взойдя на престол, он наказал ее за такие стремления с особой жестокостью, отрезав язык и отправив в изгнание на остров Родос. Однако к 780 году женщинам стало несколько проще. Лев V умер, оставив наследником десятилетнего сына, будущего Константина VI (780–797), и назначив его мать, императрицу Ирину, соправительницей. Невзирая на сильную оппозицию и почти непрекращающиеся волнения, Ирина смогла продержаться на троне десять лет, но потом ее заставили передать власть сыну и удалиться в изгнание. Константину очень не повезло, поскольку он был не только глуп, но и недальновиден, поэтому через семь лет Ирину вызвали в столицу и попросили снова взять власть в свои руки. Таким образом, она стала первой женщиной, правившей Византийской империей единолично. Хотя она автоматически стала главой всех ведомств, включая военное, в государственных и официальных документах к ней неизменно обращались в мужском роде, называя ее «базилевсом», а не «базилиссой». Но, достигнув таких высот, Ирина, к сожалению, запятнала свое доброе имя, дурно поступив со своим низложенным сыном. Она, его мать, приказала ослепить Константина в Пурпурной спальне, где родила его. В середине XI столетия две сестры из императорской семьи, Зоя и Феодора, правили совместно несколько месяцев. Затем Феодора, более влиятельная из них, еще год правила единолично.

Но даже несмотря на все это, императрицы нечасто появлялись на людях, не говоря уже о женщинах более низкого положения. Тем не менее императрицы присутствовали на официальных церемониях, проводимых во дворце, но редко принимали участие в государственных шествиях и народных празднествах. В 481 году Ариадна в своей мантии появилась в императорской ложе на ипподроме Константинополя, чтобы приветствовать народ, но до XI века жены не сопровождали мужей на ипподроме, где проходили игры. Однако, как и все женщины, императрица регулярно посещала церковь, где следила за службой с галереи, хотя ей там и предоставлялась специальная императорская скамья. В соборе Святой Софии она занимала все западное крыло галереи. Обычно после службы император и императрица проходили в отдельные залы собора, где им подавали легкие закуски. Когда императрица и ее придворные дамы уезжали обратно во дворец, патриарх вел императора к Священному колодцу — сооружению, находившемуся недалеко от собора, где, по преданию, Христос встретил самаритянку{3}. Там император одаривал золотыми предметами младших священнослужителей и певчих, участвовавших в службе, а потом возвращал патриарху золотой мешок, который использовал при этом. Затем он надевал корону, в которой шел из дворца в собор в сопровождении процессии и которую снимал у Священного колодца.

Как правило, дочери в Византии не имели особенной значимости. Настолько, что Роман II (959–963) без колебаний отправил пять своих дочерей в монастырь, чтобы угодить своей новой жене, прекрасной Феофано. Однако наследницы, рожденные в Пурпурной спальне, хотя и жили в меньшей роскоши, чем их братья, все же ценились отцом, скорее всего, потому, что могли принести пользу, выйдя замуж за второстепенных правителей, которых император хотел переманить на свою сторону. В X веке одну даже выдали за хана Монголии.

Император и его семейство проводило большую часть досуга в своих дворцах. Женщины редко покидали их, в том числе и сама императрица. В немыслимой роскоши, замкнутости и обособленности императорская семья вела закрытую жизнь, собираясь без посторонних, чтобы поесть или развлечься. Византийские резиденции монархов не представляли собой, как на Западе, большой жилой блок, расположенный в живописных угодьях и окруженный конюшнями и хозяйственными пристройками, а строились на восточный манер в форме обнесенного стеной здания, состоящего из большого числа отдельных строений, разбросанных в парках и садах. Император Феофил (829–842) был таким страстным поклонником арабской культуры, что перепланировал большую часть западного крыла Большого дворца в восточном стиле. Поэтому часть его стали называть «Персидским домом».

Рис.?10. Воссоздание района Большого дворца, сделанное Вогтом

До XII века Большой (или Священный) дворец в Константинополе служил не только домом для правящего семейства, но и центром государственного правительства для проведения церемоний, гражданских и религиозных. У каждого чиновника, гражданского или военного, было свое место при дворе, в соответствии с его положением в правительстве или званием. Дворец занимал обширное пространство, простираясь вдоль берега моря от ипподрома до собора Святой Софии и заключая в себя всю территорию, которую впоследствии займет дворец султанов Оттоманской Турции, сарай. Его земли спускались к береговым стенам, и оттуда открывался вид на Мраморное море, Золотой Рог и дальше на восток, на Босфор и азиатский берег. В пределах его стен располагалось множество зданий. Стивен Рансимен сравнил этот величественный комплекс с испанским Эскориалом{4}, поскольку в обоих случаях помимо жилых помещений и имущества императора здесь находились некоторые из самых чтимых церковных реликвий и государственные сокровища.

Помимо семи дворцов, константинопольский комплекс включал официальную резиденцию императора, называвшуюся «Октагон», то есть «восьмиугольник». Официальная резиденция императрицы, Пантеон, находилась рядом с церковью Святого Стефана, которая, в свою очередь, примыкала к дворцу Дафны. Церковь Святого Стефана и дворец Дафны использовались императорами для самых серьезных и торжественных мероприятий. Тронный зал располагался в прилегающем Золотом триклиние, то есть «золотой столовой», которую в конце VII века закрыли куполом. Трон, чем-то похожий на алтарь, стоял в апсиде в конце длинного зала. В этом месте пол поднимался над основным уровнем зала и был покрыт золотым ковром. На возвышение вели ступеньки из порфира. Трон, как и все прочие, используемые императорами, представлял собой ложе под пологом с двойной спинкой и подставкой для ног. Свод апсиды был украшен смальтовой мозаикой с изображением Христа и надписью: «Царь царей». Вплоть до X века этот зал оставался самым главным и священным из всех. В нем хранились императорские регалии и стояли два органа, инкрустированные драгоценными камнями. Именно здесь появился механический трон, заказанный Феофилом и удивлявший приходивших на аудиенцию послов. Позади трона полукругом, повторяя форму апсиды, стояли самые выдающиеся представители личной охраны императора, распределенные по национальному признаку. Те, кого император желал отметить особенно, располагались ближе к нему, чем все остальные. За ними вставал второй полукруг, из менее важных стражников в доспехах. Третий, и последний, полукруг состоял из людей еще более низкого положения, в основном, если воспользоваться византийским словом, «варваров», то есть из варягов. На них не было доспехов, но они держали в руках пики и щиты, а на плече у каждого висел боевой топор.

Феофилу не нравился Золотой триклиний, и в 838 году он построил себе дворец Триконхий. Его название происходит от слов «три» и «купол», поскольку его венчали три купола. В нем был зал, разделенный на три параллельные секции колоннами, которые поддерживали купола. В здании насчитывалось три входных двери; центральная была сделана из серебра, а две других — из бронзы. Очевидно, трон Феофила стоял под центральным куполом, а его жена и сын сидели по обеим сторонам от него. Считается, что именно этот дворец стал прообразом церкви Неа, возведенной в пределах комплекса в 881 году. В 1042 году, когда Зоя и Феодора стали править совместно, трон Зои всегда ставили чуть впереди трона ее младшей сестры. Рядом с ними полукругом стояли стражники-варяги, держа в руках обоюдоострые мечи, называвшиеся «ромфаи». Отдельным полукругом стояли фавориты и приближенные императрицы. Все держали очи долу в знак уважения.

В комплексе было еще бесчисленное множество залов, соборных палат и парадных комнат, каждая из которых использовалась для определенного вида церемоний. Одними из самых важных были: Оноподион (вестибюль дворца Дафны), Палата кандидатов (для военнослужащих дворян), Зал экскубиторов (экскубиторы входили в дворцовую стражу, которая выступала в роли императорской охраны), Лихны (круглое сооружение с куполом рядом с Трибуналом (то есть судом), где принимали императора во время его визита в Трибунал) и значительнее всех Халке — роскошное строение, из которого можно было попасть в любое здание комплекса. Со времен правления Юстиниана в Халке сделали комнату с куполом, стены которой внутри были облицованы мрамором, а потолок украшали смальтовые мозаики. Две мозаики представляли собой портреты монархов: на одном был изображен Юстиниан, на другом — он же с Феодорой. По-видимому, обе мозаики походили на величественные мозаичные портреты Юстиниана и Феодоры, сделанные приблизительно в то же время и сохранившиеся до наших дней в Равенне. На одной линии с Халке, к северу от нее, другие ворота в форме павильона соединяли дворец с императорской ложей на ипподроме. Со стороны ипподрома они были отделаны пластинами из слоновой кости, пожалуй самыми впечатляющими из всего, что было когда-либо сделано из этого редкого и прекрасного материала.

В пределах дворцового комплекса насчитывалось множество церквей и часовен. Одними из самых чтимых были молельня Святого Феодора, расположенная в Золотом триклинии или около него, Сигма и баптистерий. Знаменитый маяк, Фарос, указывавший морякам безопасный путь в гавань и посылавший сигналы в удаленные районы империи по эстафетной системе, стоял на мысу в пределах комплекса. Были здесь также несчетные здания для прислуги, кладовые, шелкопрядильни, императорские фабрики и мастерские, где изготавливались предметы роскоши высочайшего качества для самого императора. Личные конюшни императора, в которых жили боевые и охотничьи лошади и пони для игры в поло, находились совсем близко. Существовали и конюшни для беговых лошадей, принимавших участие в скачках на ипподроме. Они стояли недалеко от ворот и открывались прямо на беговую дорожку; в них поддерживали безупречную чистоту. Над каждым стойлом висела золотая лошадиная сбруя. Псарни, в которых находились собаки и гепарды, использовавшиеся императором во время охоты на оленей и медведей в Малой Азии, и клетки с соколами, пускаемыми в погоню за зайцами и дикими птицами, соседствовали с его личным зверинцем, в котором содержались заморские звери. Рядом помещались птичник, арсенал, монетный двор, сокровищница, архивы. Считается, что в комплексе работали 20 тысяч слуг. Сам же комплекс включал еще Жемчужный дворец, где императорская семья жила летом, и прочие дворцы, куда они перебиралась на зиму. Были также резиденции, служившие для определенных целей, как Пурпурный дворец или Комната для новобрачных в императорском дворце у вод Мраморного моря. В последнем находилась ванная комната, которой императрица пользовалась всего три дня после свадьбы, когда была обязана принимать ванну в соответствии со строго оговоренными правилами. Так, в конце третьего дня обе фракции собирались у ванной комнаты.

Рис.?11. Охота на крупных диких зверей

Под бдительным надзором консула и под аккомпанемент трех органов туда вносились чистое белье, коробочка духов, шкатулка с драгоценностями, кувшины и тазы. Далее императрица с двумя придворными дамами по обеим сторонам от нее и одной позади, каждая из которых несла по алому гранату, усыпанному драгоценностями, входила в ванную. Террасу императорского дворца украшали статуи. По сохранившимся свидетельствам, последним там установили бюст императора Фоки (602–610). В IX веке дворец опустел, а вскоре был превращен в университет. Огромный зал, в котором стоял знаменитый трон Соломона, оказался очень удобной аудиторией для лекций. Своим строением он был очень похож на базилику{5} с тремя приделами, завершающуюся в центральной апсиде. До этого многие императоры предпочитали дворец Дафны императорскому дворцу. Он был самым старым из всех зданий комплекса и появился во времена Константина I. В него можно было пройти из одного обеденного зала.

До наших дней сохранились всего два фрагмента руин, которые помогают нам приблизительно представить внешний вид этих строений. Оба находятся в Стамбуле. Один из них — часть Влахернского дворца, стоявшего рядом с северо-восточной стороной городских стен. Другой — по ошибке названный домом Юстиниана — возвышается на краю скалы над Мраморным морем и датирован VIII веком. Судя по их виду, дворцовые здания, вероятно, напоминали фасады строений, изображенных на настенных мозаиках VI века в церкви Сант-Аполлинари Нуово в Равенне или руины римских домов в Остии. И те и другие руины подтверждают, что здание было прямоугольным со строго прямыми линиями. Влахернский дворец имел изначально три этажа, а дом Юстиниана — два. В обоих были большие пропорциональные окна, что делало комнаты очень уютными. Также они доказывают — насколько это можно понять из их вида, — что византийцы тонко чувствовали природу и любили ее во всех проявлениях. Это заметно по тому, как изображены деревья, цветы, сцены из жизни крестьян на прекрасных мраморных мозаиках на полах, украшающих своего рода крытую галерею, или перистиль, открытую в помещениях Большого дворца. Восхитительные места, которые византийские монахи избирали для постройки монастырей, также говорят об их любви к природе.

В Большой дворец входили через внушительные бронзовые двери. А внутри в окружении немыслимой роскоши билось сердце Византии. К VI веку, когда Юстиниан установил там бронзовых коней, которых привез из Эфеса, здесь скопилось немало произведений искусства, и дворцовый комплекс превратился в настоящий музей. С VIII века к этой коллекции стали регулярно добавлять статуи императора и героев империи. Многие из них устанавливали рядом с Залом суда, расположенным около главных ворот, откуда через малые залы можно было пройти в анфиладу столовых. В самой прекрасной из столовых стояли 19 диванов, а золотое блюдо, используемое в ней, хранилось в помещении под названием Кастресиакон, в который вели двери из слоновой кости; здесь всем ведали старшие служанки из свиты императрицы.

Рис.?12. Влахернский дворец

В другом зале насчитывалось 36 диванов, а в одном из малых — 12. Торжество в честь дня рождения императора проводилось в триклинии Юстиниана, где после мясных блюд могли выступить танцовщицы. В дошедших до нас источниках говорится, что самый большой стол был такого размера, что вокруг него вставало 36 диванов. Он был сделан из золота. В X веке германский посол Лиутпранд был потрясен во время обеда при дворе, когда заметил, что все гости едят с золотых тарелок, а фрукты лежат в золотых чашах, столь огромных и тяжелых, что их невозможно было поднять. Их спускали с потолка на веревках, убранных в позолоченные кожаные чехлы и прикрепленных к механическому устройству, с помощью которого чаши передвигали от одного гостя к другому.

С VIII века императоры начали строить новые дворцы. Большой дворец стал слишком громоздким и потерял монаршую любовь. Еще в VI веке Юстин II (565–578) стал чаще пользоваться Влахернским, чем Большим дворцом. Влахернский дворец находился, как мы уже видели, на противоположной стороне города относительно старого дворца, рядом с церковью того же названия, выстроенной императором Марцианом (или Маркианом) (450–457) и его женой Пульхерией, однако только в XI веке Алексей I Комнин (1081–1118) решил окончательно покинуть Большой дворец и переехать сюда. В XI и XII веках Влахернский дворец снискал любовь благодаря своим дворикам, одетым в мрамор, центральному залу, облицованному порфиром, и изобилию золота в отделке. Тем не менее Алексей и его семья жили там относительно скромно. Только во время правления Мануила I Комнина (1143–1180) Влахернский дворец стал центром веселой придворной жизни. Мануилу дворец пришелся по сердцу, и он заполнял его красивыми предметами. Этот император был большим любителем развлечений, готовым придумывать необычные забавы. На его празднествах никто не скучал. Он часто удивлял гостей новыми потехами собственного изобретения. Так, например, Мануил устраивал турниры на западный манер и приглашал на них дам. В 1204 году, когда Константинополь захватили крестоносцы, решив остановиться здесь и не пытаться спасти Святую землю от мусульман, Влахернский дворец был разграблен и разрушен. Латиняне оставались в городе до 1261 года, когда Палеологи вошли в Константинополь и заняли византийский трон. К тому времени императоры жили в сравнительной нищете. К концу XIV столетия даже на государственных приемах им приходилось есть из глиняной посуды, а не из золотой или хотя бы серебряной. Императорская семья испытывала такие серьезные финансовые затруднения, что Анна Савойская, жена Андроника III (1328–1341), была вынуждена заложить свои драгоценности венецианцам всего за 30 тысяч дукатов. Ей так и не удалось собрать эту относительно небольшую сумму, чтобы выкупить их, поэтому они остались собственностью Венецианской республики.

Двери всех императорских дворцов закрывались ежедневно в три часа пополудни и открывались на рассвете следующего дня. Обязанность закрывать и открывать их возлагалась на старшего привратника, который был также священником. Частная жизнь императорского семейства начиналась в момент закрытия дверей. Теплыми летними вечерами мужчины могли заниматься спортом, например стрельбой из лука, метанием копья или теннисом, наблюдать за поединками боксеров или силачей. Константин VIII дал новую жизнь гимноподии, которая представляла собой вид борьбы, напоминающей бои гладиаторов. В VI веке в Константинополь с Востока пришли шахматы и шашки, в которые вскоре стали часто играть при дворе. Константин VIII имел почти маниакальную страсть к шахматной доске и игре в кости. В IX веке Феофил привез из Персии поло. Оно быстро приобрело популярность в Византии. Матчи часто устраивались на ипподроме Константинополя и в других городах. Эта игра не потеряла своих почитателей даже в XIII веке, когда во время образования Трапезундской империи в Трапезунде была заложена площадка для игры в поло. Константинопольским императорам так нравилось поло, что многие из них играли на своих личных площадках, а когда погода портилась, к их услугам были шуты, карлики, мимы и акробаты, готовые развлекать своих монархов.

В правление династии Комнинов жизнь была веселой и беззаботной, ориентированной на Запад и на все новое. Императрицы этого семейства любили давать балы, организовывать концерты и спектакли с участием мимов в своих загородных усадьбах, которые располагались на окраинах столицы, неизменно среди прекрасных пейзажей, где императоры с давних времен строили охотничьи домики и замки. Феодора выбрала место для своей любимой усадьбы на азиатском берегу Босфора.

Несмотря на то что жизнь в Византии была упорядочена до мелочей, бедные жители Константинополя испытывали столь острую нужду даже в предметах первой необходимости, что им нечего было терять, выражая свой протест. Поэтому они никогда не боялись выказать недовольство и часто выступали столь бурно, что, даже когда передача власти по наследству была закреплена законами, в столице все равно случались беспорядки. Нередко это приводило к смене правителя. Если восстание увенчивалось успехом, толпа на радостях плясала на улицах и слагала песни о произошедшем, как это было в 1042 году, когда был низложен Михаил V. В 1057 году граждане Константинополя выразили благодарность Исааку Комнину за свержение Михаила VI, зажигая факелы в его честь, брызгая благовониями и танцуя на улицах. Дворцовые революции также зачастую неожиданно приводили на трон нового монарха и, таким образом, временами приносили беду отдельным людям или всей стране. В итоге девять династий и несколько узурпаторов сменяли друг друга на византийском троне. Однако с самого начала пост императора, а нередко и он сам, вызывал глубокое уважение всех жителей империи. Диоклетиан был первым римлянином, который заявил о божественном начале монарха. В Византии император был наместником Бога на земле, и это обеспечивало ему почитание подавляющего большинства его граждан, исповедующих христианство. Церемониал, разработанный церковью для императора, тоже способствовал пробуждению подобного отношения. Более того, на раннем этапе византийской истории влияние ее самого серьезного противника, Персии, где сасанидские правители считались богоподобными, помогло императору утвердиться в том, что его пост дает ему право на уважение и даже обожание подданных.

Хотя Персия и Византия постоянно находились в состоянии войны друг с другом, борясь за главенство в мире, пока в VII веке их не опередили арабы, благоговение, которое персы испытывали к своим монархам, привлекало византийских императоров. Однако никто из них никогда не отделял себя от своих граждан до такой степени, как сасанидские цари, хотя они всячески старались подчеркнуть собственную неповторимость и важность. Диоклетиан ввел понятие «богоизбранный царь». Константин закрепил его, запретив носить пурпурные одежды и обувь всем, кроме членов своей семьи. Вскоре все, кроме патриарха Константинопольского, обязаны были падать ниц, приветствуя императора. Члены правительства, или Священной консистории, собираясь в присутствии императора, хотя и не должны были падать ниц, но все заседание проводили стоя.

Рис.?13. Императрица Ариадна с регалиями

Продуманный до мелочей придворный церемониал усложнялся с течением времени с единственной целью: усилить блеск, окружающий монарха, и таким образом повысить и его личный статус, и значимость занимаемого им поста. Все его официальные выходы были четко спланированы и проработаны, точно какой-нибудь балет, представляемый неизменно в окружении великолепия. Так, например, в начале V века к празднованию крещения сына императора Аркадия, будущего Феодосия II (408–450), улицы Константинополя украсили шелковыми полотнищами, вышитыми золотом и другими драгоценными материалами. В те времена секрет производства шелка еще не был известен на Западе, поэтому его доставляли караванами из Китая по очень высокой цене. Все вельможи, принимавшие участие в процессии, шествовавшей к собору и из него, надели белое, напоминая, по словам очевидца, облако снежинок. Самые высокопоставленные сановники империи возглавляли процессию. За ними следовали императорские полки с зажженными свечами в руках, сверкающими, словно мириады звезд. Высокопоставленный аристократ нес монаршего ребенка, а отец-император, одетый в пурпур, шел позади. Даже зеваки были в нарядных одеждах.

Придворный церемониал был не только сложным, но и строго определенным. К X веку он стал таким замысловатым, что просвещенный и талантливый император Константин VII Багрянородный счел необходимым подробно описать его в «Книге церемоний». Император был историком и выдающимся писателем и написал для своего сына «Книгу управления». По большей части знанием о жизни византийского двора и властей мы обязаны этим двум работам. В первой Константин определил церемонию как «внешнее проявление внутренней гармонии» и заметил, что «ритуал помогает повысить значимость монарха». «Магистральная линия» церемоний закладывалась еще при Юстиниане, когда были выработаны основные принципы, которые надлежало соблюдать в ходе коронаций, рождения императорских отпрысков, венчаний и погребений, как и отъезда монарха из столицы и его возвращения, во время его пребывания на мероприятиях, например на бегах на ипподроме, во время приема послов, во время религиозных и государственных праздников. Но досконально все было описано только в X веке. Тогда даже изобретения в области механики использовались, чтобы подчеркнуть сверхчеловеческую природу монарха. Самым занимательным в этом ряду был механический трон, заказанный Феофилом. Однако и менее технически оснащенные троны выглядели впечатляюще, поскольку были изготовлены из дорогих материалов, отделаны драгоценными камнями, увенчаны балдахинами, обиты редкими и дорогими тканями и стояли на возвышении. К ним прилагалась изысканно украшенная скамеечка для ног.

Когда император покидал столицу, его провожали до определенной точки на границе города сыновья, патриарх, сенаторы и старшие офицеры армии и флота. Когда он возвращался, все они встречали его на этом же месте. Если он возвращался из европейского похода, приветственная церемония проводилась в замке Эбдомон, стоявшем рядом с западными стенами города. Часто все происходило в павильоне, располагавшемся поблизости. После приветственной церемонии император имел обыкновение въезжать в город во главе отряда своих телохранителей через Золотые ворота, следовать по Месе, или Главной улице, мимо форума Феодосия и форума Константина, огибая ипподром, к Большому дворцу.

Император в своем статусе посланника Христова должен был выполнять некоторые обязанности в ходе религиозных торжеств, каждое из которых проходило по определенному канону. Многие языческие обряды были включены в христианский ритуал. Так, например, 15 августа, по языческому обычаю, праздновался сбор винограда. В этот день император и патриарх выезжали из столицы во главе шествия на какой-нибудь не слишком удаленный виноградник, чтобы возглавить праздник урожая. В таких случаях ноги и хвост императорского коня украшали шелковыми лентами и надевали на него упряжь с драгоценными камнями. До конца X столетия, когда был установлен день Рождества, 25 декабря по традиции устраивали праздник в честь бога Солнца. На всех торжествах император, олицетворяющий бога Солнца, исполнял нечто вроде традиционной пантомимы и появлялся перед подданными в нимбе, который изначально был символом бога Солнца. До того времени рождение Христа праздновалось 6 января, когда в одном из залов для аудиенций Большого дворца перед собранием высоких гостей император вручал получившим новое назначение или повышение вельможам государственную бумагу, знак новой должности и дощечки из резной кости, похожие на те, которые известны нам сейчас как консульские диптихи. Вельможи готовились к важному событию, постясь весь предшествующий день. Они принимали бумагу от императора коленопреклоненно. Перед началом торжества стража монаршей спальни встречала гостей у дворцовых ворот и провожала их в зал для аудиенций, где они ожидали императора. Когда он входил в зал, все должны были приветствовать его в соответствии с их должностями. Сенаторам дозволялось поцеловать грудь императора справа, когда он наклонялся, чтобы поцеловать их в макушку. Людям более низкого положения предписывалось упасть на пол и поцеловать ступню императора, протянув руки вперед, — эта поза называлась «проскинез», она до сих пор используется в некоторых религиозных орденах, когда монахи или монахини приносят обеты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.