Артем Тарасов
Артем Тарасов
Тарасов Артем Михайлович – генеральный директор ООО «Институт инноваций». Родился 4 июля 1950 г. в Москве. В 1989 г. СМИ назвали Тарасова «первым легальным советским миллионером». В 1989–1991 гг. – народный депутат РСФСР, в 1993–1995 гг. – депутат Государственной Думы. В 1996 г. пытался баллотироваться в президенты России.
– В начале 1989 года вы в программе «Взгляд» на всю страну объявили, что вы являетесь первым легальным советским миллионером.
– Меня так «обозвали» газеты. В «Московских новостях» журналист Жаворонков написал: «К нам в редакцию пришел человек и заявил: «Смотрите на меня, я первый советский легальный миллионер!», но на самом деле это была формулировка самого Жаворонкова, а за нее уцепились другие журналисты. А во «Взгляд» я тогда пришел, потому что мне грозила статья 93 часть 3 «Расстрел» за хищение в особо крупных размерах, хотя на самом деле я ничего не крал и вины за собой никакой не чувствовал.
– Так что произошло?
– Дело было так. Ко мне в кооператив «Техника» в 1988 году пришли младшие научные сотрудники, программисты из Академии наук, обладавшие своим программным обеспечением, в том числе и для персональных компьютеров, которых еще практически не было тогда в России. Я сказал: «Ребята! Я достану вам персональные компьютеры, давайте делать из них программно-аппаратные комплексы и поставлять их всем, кто в них нуждается». В результате нашими потребителями стали 104 предприятия, в том числе и оборонные.
К слову, сегодня эти ребята – одни из ведущих сотрудников IBM и Microsoft; Веселов, Чижов – эти фамилии сейчас известны во всем мире. Чижов, скажем, сделал у нас DOS на русском языке, а Веселов создал текстовый редактор Лексикон; люди старшего поколения его отлично помнят, потому что Windows в стране тогда еще не было. Так мы и заработали миллионы, нам их перечисляли за покупку наших программ.
– Но прежде, как я понимаю, вам нужны были персональные компьютеры, стоившие тогда дороже автомобиля. Откуда и на какие деньги вы их доставали, как создавали первоначальный капитал?
– У нас в «Технике» мы закупали то, что тогда называлось отходами: например, большое количество брошенных кабелей, иногда мы их просто увозили со свалок; затем Вексельберг, который тогда у меня работал, чистил с них обертки, вытаскивал медную сердцевину, и эти «отходы», скрученные в бухты, мы продавали на Запад, а там закупали компьютеры. Привозили компьютер, продавали его за 50 тысяч рублей и могли на эти деньги купить, например, 50 тонн отходов алюминия, которые, в свою очередь, продавали за 60 тысяч долларов, а на них покупали 60 компьютеров. Такая операция занимала у нас всего 10–12 дней. Капитал увеличивался на 1000 процентов за полмесяца.
Еще мы продавали такие вещи, которые до этого не имели никакого спроса: к примеру, кормовые фосфаты Воскресенского завода. В них находилось до 4 % мышьяка; если бы коровка поела таких фосфатов, то она бы точно не выжила, а мы узнали, что в Австралии из этих фосфатов научились извлекать чистый мышьяк, и стали менять, скажем, тонну кормовых фосфатов на 5 компьютеров. К началу 1989 года на счету кооператива «Техника», в котором работало около тысячи человек, было 70 миллионов рублей; хочу напомнить, что в то время 12 тысяч рублей официально стоил «Мерседес», 25 тысяч стоила дача в Подмосковье, а доллар стоил официально – 63 копейки!
– И чего вам не жилось спокойно-то? Зачем надо было начислять себе миллионные зарплаты, на которые ничего толком тогда купить было нельзя, да еще демонстративно платить с них десятки тысяч партийных взносов?
– Да, скандал начался именно из-за партийных взносов, но дело в том, что «вытащить» крупную сумму через фонд заработной платы мы решили потому, что государство в начале 1989 года запретило кооперативам расплачиваться наличными деньгами; в кассе можно было иметь не больше 100 рублей в день. Это было ужасно! Как можно безналом оплатить, скажем, докеров в порту? Железнодорожные вагоны нам тоже давали только за нал… Вот чтобы спокойно в течение года жить с официально обналиченными деньгами, мы с моим заместителем начислили себе зарплаты в 3 миллиона рублей за январь 1989 года, заплатили, как и полагалось, с них налоги – подоходный и за бездетность, – а он даже те злосчастные партийные взносы в размере 90 тысяч рублей; кстати, чтоб молодому поколению было понятно: 3 миллиона рублей тогда – это примерно сегодняшние 3 миллиарда.
Партсекретарь, когда увидел такую сумму партийных взносов, сгреб ее двумя руками в ящик стола, накрыл его своим телом и тут же, в панике, позвонил в Московский горком партии. Те сразу же перезвонили Горбачеву. Горбачев три дня молчал, думал, как на все это реагировать, а спустя этот срок, во время своей поездки в Киев, высказался там в том духе, что мы, мол, не позволим в нашей стране строить капитализм, как это делает один молодец, который «понавез в страну компьютеров и продал их втридорога». Слышать это было странно, потому что мы продавали наши компьютеры в 3 раза ниже госцены, которая тогда доходила до 150 тысяч рублей за компьютер.
– Большинству любая персональная реакция генерального секретаря в прямом эфире телевидения показалась бы тогда прежде всего не странной, а страшной… Когда вы поняли, что вслед за словами первого человека в государстве могут последовать малоприятные для вас последствия?
– Они последовали незамедлительно: в «Технику» сразу же пришло аж 6 комиссий – КРУ Минфина, ОБХС, КГБ, прокуратура, милиция и так далее. Были заблокированы счета, начались проверки. Тут-то я и понял, что до моего ареста остаются считаные часы, вот тут-то и появился журналист из «Московских новостей», вот тут-то меня пригласили во «Взгляд». Во время телеэфира я заявил, что мне грозит расстрел, что дело против меня организовано министром финансов СССР Гостевым, и добавил: «Сделайте процесс надо мной гласным, докажите, что я что-то украл, расстреляйте на Красной площади, а если нет, то увольте министра Гостева со справкой о несоответствии занимаемой должности». Эти слова из эфира вырезали, когда затребовали программу в Кремль, сами взглядовцы испугались, но они прошли в прямой трансляции по всей России, и, несмотря на то, что в Москве в это время была ночь, тут же были разбужены компетентные люди, которые затребовали запись эфира с моим выступлением.
Вскоре выяснилось, что по поводу моей ситуации страна разделилась надвое: шли мешки писем либо за то, чтобы меня расстрелять немедленно, либо за то, чтобы поставить вместо Рыжкова премьер-министром СССР; «средних» мнений не было. Меня поддержали так называемые «красные директора» со всего Союза, многие из которых открывали ногой двери в Кремле: «А парень-то прав! Мы принесли стране миллиарды, а у нас зарплата 300 рублей в месяц. Мы тоже должны получать 3 миллиона!..» Но самое удивительное, что по моему вопросу произошел раскол в самом политбюро: против меня выступили Рыжков и Крючков (в то время председатель КГБ СССР. – Авт.), а за меня были Яковлев (секретарь ЦК КПСС по идеологии. – Авт.) и – что самое интересное – Лигачев (секретарь ЦК КПСС, член политбюро. – Авт.). Горбачев, увидев такой раскол, испугался.
– Кто был вашей «крышей» и в бизнесе, и в политических разборках? Почему вы так вызывающе себя вели?
– Повторяю, мне просто-напросто некуда было деваться. И собственно, в бизнесе у меня никакой «крыши» тогда не было. «Крышевали» или «наезжали» бандиты на каких-нибудь шашлычников, спекулянтов-фарцовщиков, но кто из них в конце 1980-х мог додуматься, что в кооперативе, который занимается какими-то программно-аппаратными комплексами, как раз и есть большие деньги? Так что, работая в hi-tech, мы обходились без всяких «крыш», без всякого интереса к нам со стороны криминала.
– После «Взгляда» на вас свалилось бремя популярности. Какие-нибудь дивиденды из него извлекли?
– Да, я стал популярен. Меня обсуждали на каждой кухне, в каждом автобусе, ко мне ринулась целая толпа журналистов. Меня приняли во Всемирное общество миллионеров – единственного человека из Советского Союза, и вот уже 25 лет я остаюсь его членом. Это общество делится на «Организацию молодых президентов мира» – молодых миллионеров, тех, кому еще не исполнилось 50 лет, их 7 тысяч человек из 71 страны мира, и «Мировых президентов» – тех миллионеров, кому больше 50 лет, с правом пожизненного членства. Сегодня, занимаясь инновациями, я, к примеру, могу поговорить с Уорреном Баффетом (один из крупнейших инвесторов в мире, один из богатейших людей мира. – Авт.)… Вы можете поговорить с Баффетом? А я, благодаря членству с ним в одной организации, это сделать могу. Всемирное общество миллионеров очень помогло мне в эмиграции, где я оказался, сбежав от расстрела; я был поддержан множеством людей из мирового бизнес-сообщества, в любой стране находил себе друзей, поддержку, деньги…
– Это всемирный капиталистический статус подвиг вас судиться с Советским государством?
– Нет. В 1989 году, после случая с «Техникой», которую государство, конечно, «убило», на волне своей скандальной популярности я избрался в Верховный Совет РСФСР. Стал неприкосновенным. После чего подал иск в Арбитражный суд СССР на Минфин и выиграл дело! Суд постановил вернуть мне 100 миллионов рублей, но никто ничего до сих пор не вернул. Ну, не вернули – и ладно, все равно было очень приятно выиграть судебный процесс у Минфина СССР, решение которого, кстати, дважды пересматривалось: после того, как постановление главного арбитра СССР попадало в ЦК, один из замов Рыжкова на нем писал: «Прошу пересмотреть!» и кидал обратно главному арбитру, тот тут же заболевал, а меня судил его заместитель Валерий Гребенников, ставший впоследствии главным арбитром России. До сих пор я благодарен ему за честность. Вердикт Арбитражного суда в мою пользу спас меня от кредиторов. Ведь через полгода после 70 миллионов плюс мы превратились в 29 миллионов минус: мы сорвали все контракты с западными фирмами, нам выставили неустойки, штрафы… Но я на законных основаниях всех отсылал в Минфин, показывал решение суда и говорил: «Из 100 миллионов – половина ваша. Берите!»
Кстати, меня тогда поддержала и мафия, многие крупные бандиты готовы были приказать защищать меня с оружием в руках, а мне говорили: «Артем, не бойся! Иди напролом!»
– И вы не преминули этим воспользоваться, принявшись обличать Михаила Сергеевича в распродаже Родины. Если бы не Горбачев, не бывать вам первым советским легальным миллионером, согласитесь, за что же вам было уж так-то давить Горбачева?
– После «Взгляда» меня стали часто приглашать на телевидение, и я действительно стал давить Горбачева, во-первых, за то, что он поломал мне жизнь, чуть было не расстрелял, во-вторых, потому, что в начале 1991 года я был в лагере Ельцина, где представлял огромное число предпринимателей, открыто требовавших от Горбачева свободного рынка, обмена валюты и так далее… Вы помните, что тогда за 12 долларов в кармане могли дать 8 лет тюрьмы? За коммерческое посредничество тогда давали 3 года с конфискацией, а за спекуляцию – 5 лет с конфискацией. Вот с этим мы и воевали. Создали, например, при Союзе кооператоров СССР газету «Коммерсант»: к этой затее я привлек своего друга Володю Яковлева, когда-то начинавшего у меня в «Технике», у которого к тому времени было агентство «Факт»; кстати, на первой полосе нулевого выпуска «Коммерсанта» есть, по-моему, даже моя фотография. Короче, мы сражались с Горбачевым и по идейным соображениям.
А последней каплей, переполнившей терпение Горбачева по отношению лично ко мне, стало мое выступление в Верховном Совете, что в марте 1991 года Горбачев планирует официальный визит в Японию, где собирается заключить сделку о продаже четырех островов Курильской гряды за 200 миллиардов долларов инвестиций в Дальний Восток, но на самом деле, конечно, эти деньги пойдут в карман ЦК КПСС; к тому времени государственные средства уже уплывали за границу, вывозили «золото партии». На эту же тему я дал интервью западным журналистам. Это страшно обозлило Горбачева, и он, как мне кажется, распорядился меня уничтожить.
– Неужели?!
– Именно так. Я получил подтверждение этому из нескольких источников. Мне эту информацию, например, принесли люди из КГБ, которые у меня работали, выйдя на пенсию. Они сказали: «Убегай, мы тебя спасти не сможем!» А я на тот момент, кроме депутата, был еще, между прочим, вице-президентом Союза кооператоров СССР и председателем комиссии города Москвы по внешнеэкономической деятельности у Попова с Лужковым. Был большой величиной. Поэтому я пошел к генералу Богданову на Петровку: «Вы меня можете защитить?» – «Не могу, слишком серьезные сверху идут указания. Артем Михайлович, удирай!» Потом об этом же мне сказал адвокат Резник, еще кто-то. Тем не менее я оставался в стране, считал, что я их всех замочу и победю, пока не произошел вот какой случай.
На одном из каких-то приемов ко мне подошел парень: «Артем! Моя фамилия Гальперин. Я учился на два курса меньше Вас в одном институте. Сейчас я работаю на Петровке, 38. Я заслан под прикрытием в банду, где узнал, что из тюрьмы на волю выпущен уголовник Исаев, который за 12 тысяч рублей должен вас убить. Мы с женой к вам очень хорошо относимся, поэтому я, рискуя жизнью, вас об этом и предупреждаю. Вот адрес человека, который вас на днях убьет…» Я послал туда ребят, они просчитали квартиру, выяснилось, что она ментовская и там действительно живет рецидивист Исаев, только что вышедший из тюрьмы. Тут я не выдержал. У меня была виза в Европу, и я улетел во Францию.
– Может, вас просто «разводили» для того, чтобы вы покинули СССР? И не было этого?
– Все это оказалось правдой. Спустя какое-то время, когда я уже жил в Англии в эмиграции, ко мне приехал Аркаша Мурашов, который в тот период был начальником Петровки, 38. Говорю ему: «У тебя работает парень по фамилии Гальперин, он спас мне жизнь, ты можешь его немного повысить в качестве благодарности?» Мурашов изумляется: «Гальперина год назад живым в землю закопали! Он был внедрен в банду, потом исчез, мы думали, что продался, а на самом деле бандиты его вычислили, придушили ремнем и полуживого закопали в землю». Спрашиваю: «А рецидивист Исаев, что с ним?» Мурашов удивляется еще больше: «А откуда ты его знаешь?! Когда мы попытались его взять, он гранатой взорвал в квартире себя и двух оперативников». Так что у меня в той ситуации было только два выхода: либо уезжать, либо самому нанимать убийцу для Исаева, но заказных убийств тогда еще не было, они пошли после 1992 года, и, кроме того, после такого убийства я сразу же стал бы политическим трупом в прямом смысле этого слова. Я и уехал.
– Первым из отечественных олигархов освоив практику решения проблем безопасности и свободы посредством эмиграции в Лондон.
– Да. В 1990-е годы русских в Англии практически не было; когда я в Лондоне садился в кэб, таксисты мне улыбались: «О, Горбачев! Good to see you!»
– На вашем сайте прочитал, что «в Лондоне А. Тарасов стал консультантом ведущих инвестиционных банков мира». Вы извините, Артем Михайлович, но меня берут сомнения, что «ведущие инвестиционные банки мира» нуждались в рекомендациях вчерашнего советского кандидата технических наук.
– В 1991 году там работу, конечно, найти было невозможно, ничего я там не мог консультировать, а мог только встречаться с членами миллионерской организации, о которой я вам говорил, среди которых были самые богатые люди Великобритании. Я посещал их дома, жил на виллах, общался; среди этих миллионеров были, к примеру, дети лордов. Так что я сразу попал в высший свет…
– Который вас и содержал?
– Нет, конечно. У меня были деньги: еще будучи генеральным директором «Истока», я инвестировал часть денег этой моей фирмы в коммерческие проекты за рубежом, а ушел из «Истока» в апреле 1991 года.
– «Исток», кстати, как раз и обвиняли в незаконных операциях с государственными чеками «Урожай-90».
– Эти обвинения не имеют под собой никакой почвы, у нас был официальный акт, в котором признавалось, что единственная компания, выполнившая свои обязательства по программе «Урожай-90», и есть наш «Исток». Эти данные были у Гайдара на столе.
Почему по этой программе в принципе ничего нельзя было украсть? Да просто потому, что под эту программу никто не давал денег. Зависимая от СССР Россия позвала частный бизнес: «Пропадаем-умираем, стране нужны товары! Делайте, что хотите, но привезите товары. Горбачев лично обещал миллиард долларов и не дал ни копейки! Российское правительство под угрозой распада, и в стране назревает бунт». Мы получили право завозить в Россию товары народного потребления, часть из которых затем продавали государству по самой низкой цене. Государство везло их в колхозы и совхозы, стимулируя таким образом сбор урожая и продажу его государству. Так что, еще раз повторяю, мы на этой программе украсть ничего не могли, но вот государство на ней украло точно.
– Кстати, а почему вы из первой эмиграции вернулись только в 1993 году, а не на гребне разгрома ГКЧП в августе 1991-го?
– Я очень хотел вернуться тогда, но… Я опубликовал статью о том, как выводить Россию из экономического кризиса в свободную рыночную экономику. Но эта статья не соответствовала идеям Гайдара; там говорилось, что нельзя отпускать цены сразу, что нельзя объявлять свободный рынок, не разрушив естественные монополии, и так далее. Кроме того, Гайдар обвинил меня в том, что на Западе я контролирую вывезенные туда деньги коммунистической партии, и обратился в международное агентство «Кролл интернэшнл», которое специализируется на поиске украденных денег (в свое время это агентство искало, к примеру, деньги Маркоса, шаха Ирана).
Когда мои vip-друзья в Лондоне узнали, что мною занялся сам «Кролл», они посоветовали мне первому с ним связаться: «Они и так тебя найдут». Я вышел на «Кролл», и ко мне в Лондон из Нью-Йорка прилетел лично руководитель этого агентства. Когда я открыл им все свои банковские счета, первой фразой, которую они мне сказали, было: «Мистер Тарасов, чем вам помочь?» Я удивляюсь: «Мне? В чем?!» – «На вас в России 50 человек дали показания, что вы контролируете деньги ЦК КПСС. Среди этих людей Горбачев, Павлов (один из последних руководителей Совета Министров СССР. – Авт.) и многие другие». То есть, украв деньги, партийным лидерам надо было свалить на кого-то вину. Нашли крайнего.
В этой истории меня спасло то, что «Кролл», раскрыв при поиске «денег партии» все западные счета российских граждан, предоставил Гайдару знаменитый список этих граждан, где, например, на букву «г» значилась фамилия Гайдар, на «б» – Бурбулис… Тогда Гайдар уничтожил этот список, не дал ему ход. Вообще должен сказать, что к концу 1992 года мои несколько миллионов долларов были смешной цифрой по сравнению десятками-сотнями миллионов новой власти.
Москва, февраль 2011 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.