Часть третья КАФЕДОКРАТИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Часть третья

КАФЕДОКРАТИЯ

В год 1168 исключительно наблюдательный еврей-путешественник из Испании (возможно, торговец самоцветами) посетил Константинополь, столицу великой Византии. Мы практически ничего не знаем о Вениамине из Туделы, кроме того, что он написал Книгу путешествий о своих странствиях по Северному Средиземноморью и Среднему Востоку в 1159-72 гг. Эта наиболее осмысленная, объективная и надежная из всех книг о путешествиях, написанная в Средние века, была опубликована в 1556 г., а затем переведена почти на все европейские языки и стала главным источником информации для ученых того периода.

Вениамин вел тщательные записи о жизни еврейских общин, где бы он ни останавливался, но, по-видимому, больше всего времени он провел в Константинополе, и его описание этого великого города, в то время крупнейшего в мире, является особенно полным. Он обнаружил, что там жило около 2500 евреев, которые были разделены на две общины. Большинство из них (2000) составляли евреи раввинского толка, которые принимали Мишну, Талмуд и весь многослойный свод комментариев. Оставшиеся 500 были караитами, которые следовали только Пятикнижию, отвергая Устный Закон и все, что из него проистекает. Они обособились еще в VIII веке, и евреи-раввинисты диаспоры относились к ним настолько враждебно, что, как рассказывает Вениамин, эти две части еврейского квартала пришлось разделить высоким забором.

Вениамин писал, что евреи были «мастерами по шелку» и торговцами всякого рода. Среди них было «много богачей». Однако никому из них закон не разрешал ездить на лошади, «кроме рабби Соломона – египтянина, царского врача. Благодаря ему удалось заметно ослабить угнетение евреев, ибо ранее они были сильно угнетены». Согласно Кодексу Юстиниана и последующим установлениям, евреи Византии, в отличие от язычников и еретиков, имели узаконенный статус. Еврейские синагоги как места религиозной службы пользовались защитой закона (по крайней мере, теоретически). Государство признавало также еврейские суды, решения которых были обязательны для евреев. Евреи, которые занимались законным бизнесом, могли (теоретически) быть спокойны за свою безопасность, поскольку закон специально запрещал акты антисемитизма и гласил, что «еврея нельзя попрекать его еврейством и оскорблять за его религию… закон запрещает личную месть». Тем не менее, евреи были гражданами второго сорта, фактически вообще не были гражданами. В 425 г. они полностью утратили право занимать государственные посты, хотя их и заставляли служить декурионами в городском совете, поскольку за это им приходилось платить. Евреям не разрешали строить новые синагоги. Им приходилось переносить дату своей пасхи, чтобы она всегда шла после христианской. Евреям запрещалось требовать чтения своего священного писания на иврите – даже в собственной общине. Закон предельно упрощал процедуру обращения евреев, хотя при крещении каждый выкрест должен был заявить, что на него не влиял ни страх, ни надежда на выгоду. Любой еврей, пытавшийся издеваться над выкрестом, подлежал сожжению заживо, а с обращенным евреем, который вернулся бы к своей прежней вере, следовало обращаться как с еретиком.

Тем не менее, Вениамин высказывает предположение, что враждебность по отношению к евреям носила в такой же степени профессиональный характер, как и религиозный. «Ненависти, проявляемой к ним, они обязаны кожевникам, которые выливают грязную воду перед своими домами, оскверняя мерзостью еврейский квартал. За это греки ненавидят евреев, будь они хорошие или плохие, и держат их под тяжелым ярмом. Они бьют их на улице и дают трудную работу». Тем не менее, продолжает Вениамин, «евреи богаты, добры и отзывчивы. Они соблюдают предписания священных книг и радостно несут ярмо угнетения».

Вениамин из Туделы совершил путешествие по северо-восточной Испании, через Барселону, Прованс, а затем через Марсель, Герону и Пизу – в Рим. Он посетил Салерно, Амальфи и другие южноитальянские города, через Корфу добрался до Греции и, посетив Константинополь, пересек Эгейское море; затем на его пути лежали Кипр, Антиохия, Палестина, Алепио, Мосул и далее Вавилон и Персия. Он посетил Каир и Александрию и вернулся в Испанию через Сицилию. Везде он аккуратно ведет записи о положении и занятиях евреев; и, хотя в его описаниях встречается одно еврейское сельскохозяйственное поселение в Кризи на горе Парнас, он изображает жизнь в основном горожан: стеклодувов в Алепио, ткачей шелка в Фебесе, кожевников в Константинополе, красильщиков в Бриндизи, розничных и оптовых торговцев повсюду.

Некоторые евреи и раньше селились в городах, но в Темную эпоху это явление стало повсеместным. Их европейские поселения, почти все расположенные в городах, существовали с глубокой древности. Первая книга Маккавеев приводит список еврейских колоний, разбросанных по Средиземноморью. Как указывает историк Сесил Рот, с точки зрения культуры евреев можно назвать первыми европейцами. Уже на заре Римской империи еврейские общины можно было обнаружить на Севере в районе Лиона, Бонна и Кельна, на Западе – там, где Кадиц и Толедо. В Темную эпоху они распространились к северу и востоку – в Прибалтику, Польшу и южнее – на Украину. При этом, хотя евреи широко расселились, они были немногочисленны. Их число упало с 8 миллионов во времена Христа (около 10% населения Римской империи) до 1-1,5 миллиона в Х веке. Разумеется, за это время сократилось население всех бывших римских земель, но потери евреев были непропорционально больше, чем населения в целом. Например, при Тиберии в одном Риме проживало 50-60 тысяч евреев (из общего населения в 1 миллион) плюс сорок других еврейских поселений в Италии. В поздней империи число итальянских евреев резко упало, и даже в 1638 г. их общее количество не превышало 25 000 – всего 0,2% населения. Эти потери лишь частично объяснялись общеэкономическими и демографическими факторами. Во всех районах и во все времена евреи ассимилировались и смешивались с окружающим населением.

Однако социальная значимость евреев, особенно в Европе в Темную эпоху, была намного выше, чем можно было бы предположить, исходя из их незначительного числа. Там, где города уцелели и восстанавливалась городская община, раньше или позднее возрождалась и еврейская община. Почти полная гибель палестинских евреев во II веке превратила уцелевших жителей еврейских сельских общин в городских маргиналов. После арабского завоевания в VII веке крупные еврейские сельскохозяйственные сообщества в Вавилонии последовательно разорялись высокими налогами, так что и здесь евреи переселялись в города и становились ремесленниками и торговцами. И повсюду этим городским евреям, в большинстве своем владевшим грамотой и счетом, удавалось устроиться – если только этому не препятствовали жестокие карательные законы или физическое насилие.

Несомненно, что в Европе в Темную эпоху евреи играли чрезвычайно важную роль в городской жизни. Прямое свидетельство этому найти нелегко, но многое можно собрать по мелочам из литературы, связанной с responsa. Во многих отношениях евреи явились единственным связующим звеном между античными городами Рима и городскими коммунами раннего Средневековья. Кстати, есть мнение, что само слово коммуна есть не что иное, как перевод еврейского слова кагал. Евреи обладали рядом очень важных навыков: способностью рассчитать обменный курс денег, написать деловое письмо и, что, пожалуй, еще важнее, обеспечить его доставку, пользуясь своими разветвленными родственными и религиозными связями. Несмотря на множество весьма неудобных запретов, религия, несомненно, оказывала им помощь в экономической жизни. В древнем Израиле религия всегда была исключительным стимулом к напряженному труду. В пору зрелости, когда сформировался иудаизм, культ труда усилился. Историки часто замечали, что в различные периоды и в различных общественных формациях ослабление клерикализма приводило к укреплению экономического динамизма. В течение II века н.э. клерикализм практически исчез в еврейском обществе. Исчезли саддукеи, служившие Храму и в его лице государственной религии. Пришедшие на смену клерикалам раввины не были паразитической кастой. Известно, что община материально поддерживала богословов, но даже у них поощрялось приобщение к какому-нибудь труду. Раввины в целом были особенно привержены к этому. И они, надо сказать, зачастую были самыми искусными и преуспевающими торговцами. Маршруты, по которым они сообщали о своих решениях и соглашениях, совпадали с торговыми путями. Раввинистский иудаизм – настоящая проповедь работы, поскольку он требует, чтобы евреи максимально использовали способности, дарованные им Богом. Он требовал, чтобы те, кто способен и одарен, были еще и трудолюбивыми и результативными, в том числе и для того, чтобы выполнять свои филантропические обязанности. В том же направлении следовала и интеллектуальная сторона учения. Экономический прогресс есть результат рационализации. Раввинистский иудаизм есть в основном метод, при помощи которого древние законы приспосабливаются к современным и изменяющимся условиям с помощью рационализации. Вообще евреи были первыми великими рационализаторами в мировой истории. У этого обстоятельства, в свою очередь, как мы увидим, разнообразные последствия, но одно из первых, в том числе и по важности для мира, состояло в том, что евреи превратились в методично решающих проблемы бизнесменов. Значительная часть еврейского творчества на стыке теологии и юриспруденции в Темные и Средние века была посвящена тому, как добиться того, чтобы сделки были честными, справедливыми и эффективными.

Одна из самых трудных проблем была связана с ростовщичеством, иначе говоря, с денежными ссудами под процент. Эту проблему евреи сами создали себе, а заодно и двум великим религиям, которые отпочковались от иудаизма. Самые ранние религиозные системы древнего Ближнего Востока и возникшие на их основе светские законы не запрещали ростовщичества. Эти общества относились к неодушевленной материи как к живой, подобно растениям, животным и людям, и способной самовоспроизводиться. Поэтому, если вы давали кому-то ссуду в виде пищи или денежных жетонов какого-либо рода, то требовали процентов, и это было вполне законным. Продукты питания, будь то маслины, финики, семена или животные, выступали в роли денег уже за 5000 лет до н.э., если не раньше. Клинописные документы свидетельствуют, что ссуды фиксированного размера под залог долговых расписок были известны, самое меньшее, со времен Хаммурапи. Обычно кредиторами были храмы и официальные лица из окружения царя. Вавилонские клинописные записи говорят, что типичный интерес составлял 10-25% при денежной ссуде серебром и 20-35%, если ссуда давалась зерном. У жителей Месопотамии, гиттитов, финикийцев и египтян величина процента зачастую устанавливалась государством. Но у евреев была своя точка зрения по данному вопросу. В Книге Исхода (22:25) говорится: «Если дашь деньги взаймы бедному из народа Моего, то не притесняй его и не налагай на него роста». Очевидно, этот текст очень древний. Если бы еврейский закон формировался во времена более развитого царства, рост бы не запрещался. Еще более категорична формулировка в Левите [25:36]: «Не бери от него [брата твоего] роста и прибыли». А Второзаконие [23:20] поясняет: «Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост».

Таким образом, над евреями довлел религиозный закон, который запрещал им давать друг другу ссуды в рост, хотя разрешал поступать так по отношению к чужеземцам. По-видимому, это положение имело целью защитить и сплотить бедную общину, главной целью которой было коллективное выживание. Таким образом, ссуда превращалась в филантропическую помощь; однако вы не обязаны были проявлять благотворительность к тем, кого вы не знали и чья судьба вас не беспокоила. То есть интерес становился синонимом враждебности. Разумеется, в условиях палестинского оседлого сообщества евреи были вынуждены брать и давать взаймы, как это у всех принято. И библейские тексты показывают, что закон постоянно обходили. О том же говорят и папирусы еврейской общины в Элефантине. Однако религиозные власти пытались добиться строгого соблюдения закона и постановили, что греховным является не только прямое участие в ростовщической сделке, но и любое ей содействие. Всякого рода подарки, ценности, полезная информация со стороны берущих ссуду именовались «пыль роста» и запрещались; талмудические правила показывают, какие отчаянные попытки предпринимались на протяжении многих лет, чтобы воспрепятствовать хитростям алчных ростовщиков или нуждающихся в займе. В то же самое время талмудистские казуисты изо всех сил старались сделать возможными честные деловые сделки, которые, по их мнению, не противоречили бы Торе. Среди таких вариантов рассматривались: повышенный размер возвратных сумм; деловое партнерство, когда заимодавец получает определенный гонорар или долю от прибыли; схемы, при которых заимодавец ссужает нееврея, а тот, в свою очередь, – еврея. Однако еврейские суды, обнаружив наличие процентов, могли оштрафовать кредитора; долги, включавшие одновременно капитал и проценты, могли быть объявлены невзыскуемыми; ростовщикам запрещали давать показания в суде, да и вообще угрожали адом.

Но чем неукоснительнее и мудрее законы претворялись в жизнь, тем пагубнее это отражалось на взаимоотношениях евреев с остальным миром. Поскольку ситуация, когда евреи представляли собой мелкие, разбросанные общины в нееврейской вселенной, не просто позволяла евреям кредитовать неевреев, но прямо-таки толкала их на это. И бывало, что еврейская власть осознавала опасность этого явления и пыталась с ним бороться. Филон, который прекрасно понимал, почему примитивный закон делал различие между братьями и чужаками, настаивал на том, чтобы запрет на ростовщические операции распространялся на всех лиц одной национальности и гражданства – независимо от религиозной принадлежности. Одно из правил гласило, что при возможности беспроцентные займы должны предоставляться как евреям, так и неевреям, хотя евреи должны пользоваться преимуществом. Другое выражало похвалу тому, кто не возьмет процентов с чужестранца. Третье осуждало взимание процентов с чужестранцев и уточняло, что эта процедура является законной, только если у еврея нет иных средств к существованию.

С другой стороны, иногда власть специально подчеркивала различие между евреями и неевреями. Комментарии к Второзаконию, написанные, возможно, раввином-националистом Акивой, прямо требуют, чтобы евреи брали с иностранцев процент. В XIV веке французский еврей Леви бен Гершон соглашался, что это совершенно необходимо, «ибо не следует помогать идолопоклонникам извлекать прибыль… но следует причинить возможно больше убытка, не выходя за пределы разрешенного»; ту же линию проводили и другие. Но наиболее распространенным обоснованием была ссылка на экономическую необходимость.

«Если мы сегодня позволяем взимать процент с неевреев, то это потому, что нет конца ярму и бремени, что навешивают на нас короли и министры, а то, что мы берем, – всего лишь минимум, необходимый для нашего существования. Как бы то ни было, мы обречены на жизнь среди других народов и не можем заработать себе на жизнь, не вступая с ними в денежные отношения. Поэтому не следует запрещать взимания процентов».

Этот аргумент был очень опасен, поскольку финансовый гнет на евреев был значителен в тех местах, где неприязнь к ним была особенно сильна; если же евреи пытались противостоять этому, давая займы под процент неевреям, то их непопулярность, а в итоге и гнет усиливались. Так евреи оказались в порочном круге. Христиане, исходя из библейских заветов, были категорически против ростовщичества, и с 1179 г. те, кто пытался им заниматься, отлучались от церкви. Но одновременно христиане нагрузили евреев тяжелейшим финансовым гнетом. Ответная реакция евреев состояла в том, что они проявили себя в том виде деловой активности, где по христианским законам для христиан существовала дискриминация. С тех пор они для всех прочно связывались с ненавистным ремеслом ростовщичества. Рабби Иосиф Колон, который хорошо знал Францию и Италию второй половины XV века, писал, что евреи обеих этих стран практически не знали ни одной профессии, кроме этой.

На арабско-мусульманских территориях, в число которых в раннем Средневековье входила большая часть Испании, вся Северная Африка и Ближний Восток к югу от Анатолии, условия существования евреев были, как правило, более легкими. Исламские законы по отношению к немусульманам основывались на договоренностях между Мухаммедом и еврейскими племенами в Хиджазе. Когда они отказались признать его в качестве пророка, он прибег к подходу, который называл джихад. В соответствии с этим подходом мир делится на дар аль-Ислам, мирную территорию Ислама, где правит закон, и дар аль-Гарб, «территорию войны», временно контролируемую немусульманами. Джихад есть необходимое и перманентное состояние войны против дар аль-Гарба, которое может прекратиться лишь тогда, когда весь мир подчинится Исламу. Мухаммед развязал джихад против евреев Медины, разгромил их, обезглавил на площади всех мужчин (кроме одного, который принял ислам) и разделил их женщин, детей, скот и имущество среди своих последователей. С другими еврейскими племенами он обошелся несколько мягче; вообще Мухаммед полагал, что Бог даровал ему абсолютную власть над неверными, подобно тому, как Яхве позволил Иисусу Навину поступать с ханаанскими городами так, как он сочтет нужным. Мухаммед, однако, считал политически целесообразным заключать с побежденными врагами договор (димма), согласно которому он даровал им жизнь и позволял и дальше обрабатывать землю в своем оазисе – при условии, что они будут отдавать ему половину урожая. Постепенно димма приняла более сложную форму, согласно которой побежденный, димми, получал право на жизнь, свою веру и защиту в обмен на специальные налоги в пользу правителя – харадж, или земельный налог, джизия, или подушный налог, торговые и транспортные пошлины, более высокие, чем у правоверной части населения, а также специальные налоги по усмотрению правителя. Более того, статус димми всегда был сопряжен с риском, поскольку димма просто откладывала на время естественное право завоевателя перебить покоренных и конфисковать их собственность; а посему ее можно было пересмотреть в одностороннем порядке, как только этого пожелает мусульманский правитель.

В итоге теоретически положение еврейских димми при мусульманских правителях было хуже, чем при христианах, поскольку их право на веру и даже право на жизнь могли быть произвольно отобраны в любой момент. На практике же арабы, так быстро покорившие в VII– VIII веках половину цивилизованного мира, вовсе не расположены были истреблять грамотные и трудолюбивые еврейские общины, которые обеспечивали им надежное поступление налогов и оказывали еще разнообразные услуги. Евреи вместе с христианами-димми составляли значительную долю управленческого персонала огромных новых арабских территорий. Арабы-мусульмане не спешили разжигать религиозную враждебность по отношению к евреям. В глазах мусульман евреи, конечно, согрешили, отвергнув притязания Мухаммеда, но ведь они его не распяли. Еврейский монотеизм был так же чист, как исламский. У евреев не было агрессивных догм. Их правила питания и чистоты были во многих отношениях идентичны. В исламских религиозных текстах встречается совсем немного антиеврейской полемики. К тому же арабы не унаследовали греко-языческой массы антисемитских предрассудков, к которым они могли бы добавить свои собственные. И, наконец, в отличие от христианства, иудаизм никогда не представлял такой политической и военной угрозы исламу, как византийский Восток и латинский Запад. По совокупности всех этих причин евреям было проще и легче жить на мусульманских землях. Можно сказать, что иногда они даже процветали. В Ираке, в дополнение к великим академиям, евреи населяли богатый квартал в Багдаде, основанный в 762 г. династией Аббасидов как своей столицей. Евреи поставляли ко двору врачей и чиновников. Они выучили разговорный и письменный арабский язык – сначала как средство торгового общения с народом, а затем как язык богословия и даже священных комментариев. Еврейские массы говорили по-арабски, так же, как они некогда научились говорить по-арамейски; в то же время знание иврита высоко ценилось почти во всех еврейских семьях.

По всему арабскому миру евреи были торговцами. С VIII века по начало XI Ислам составлял одну из главных мировых экономических систем, в свою очередь, евреи обеспечивали функционирование одной из ее главных торговых сетей. С Востока они ввозили шелка, специи и другие редкие товары. А в обратном направлении, с Запада, они везли рабов-язычников [ханатян (Canaanits), по терминологии евреев], захваченных христианами. Этих рабов затем продавали мусульманам. В 825 г. лонский архиепископ Агобар объявил, что работорговлю ввели евреи. И мусульманские источники и еврейская респонса свидетельствуют, что в это время евреи вели торговые операции в Индии и Китае, откуда поступало большинство сокровищ. Начиная с Х века евреи служили банкирами при дворах мусульманских владык, особенно в Багдаде. Они принимали вклады у еврейских купцов и ссужали крупные суммы халифу. С учетом уязвимости еврейских димми, это занятие было довольно рискованным. Мусульманские властители могли без особенного стыда отказаться возвращать долги, а то и вовсе отрубить голову кредитору – и такое иногда случалось. Но им было гораздо удобнее оставлять банкиров в живых. Часть банковских доходов шла на поддержку академий, которыми главы банковских домов исподтишка манипулировали. Евреи были весьма влиятельны при дворе. Их экзиларх пользовался уважением арабов, которые обращались к нему, называя «наш господин, сын Давида». Когда Вениамин из Туделы прибыл в 1170 г. в Багдад, то обнаружил, по его словам, 40 000 евреев, живущих в безопасности, причем в их распоряжении было 28 синагог и 10 ешивот, то есть учебных заведений.

Другим местом еврейского процветания был Кайруан в Тунисе, основанный в 670 г. и служивший последовательно столицей династий Аглабидов, Фатимидов и Зиридов. Этот город был первоначально заселен семьями евреев и христиан-контов из Египта; вообще в Темную эпоху и Средневековье города Средиземноморья, а также Северной и Западной Европы наиболее энергично осваивались именно торговцами-евреями. В VIII веке в Кайруане обиженными учеными богословами из Вавилонии была основана академия, после чего в течение 250 лет Кайруан был одним из главных центров еврейской учености. Он был также важным связующим звеном в торговле Востока с Западом, так что удачливые евреи-купцы помогали процветанию академической жизни. Евреи также обеспечивали двор врачами, астрономами и чиновниками.

С VIII по XI столетие наиболее удачным местом для еврейского расселения была Испания. Еврейские общины процветали здесь еще при Римской империи и в какой-то степени под властью Византии; правда, при вестготских королях проводилась последовательная политика государственно-религиозного антисемитизма. Один за другим ряд духовных советников при короле в Толедо, отбросив в сторону ортодоксальную христианскую политику, то провозглашал насильственное крещение евреев, то запрещал обрезание, прочие еврейские обряды и соблюдение шабата и праздников. В течение VII века евреев пороли кнутом, казнили, конфисковали у них собственность, подвергали их разорительным поборам, запрещали торговать, а случалось, силком тащили в купель для крещения. Многие были вынуждены принять христианство, но продолжали соблюдать еврейские законы. Так в историю вошел тайный еврей, позднее названный маррано, который был постоянным источником беспокойства для Испании, испанских христиан, да и испанского иудаизма.

В результате, когда в 711 г. мусульмане вторглись в Испанию, евреи помогли им победить; зачастую они несли гарнизонную службу в городах, остававшихся в тылу наступавших арабских армий. Именно так произошло в Кордове, Гранаде, Толедо и Севилье, где вскоре возникли большие и богатые еврейские общины. Позднее арабские географы даже называли Гранаду, а также Луцену и Таррагону «еврейскими городами». Кордова стала столицей династии Уммайидов, которые, провозгласив себя халифами, относились к евреям с необычайным почтением и терпимостью. Здесь, как и в Багдаде и Кайруане, евреи были не только ремесленниками и торговцами, но и врачами. Во время правления великого халифа Уммайидов Абд аль-Рахмана III (912—961 гг.) его придворный врач-еврей Гисдай ибн Шапрут привез в город еврейских богословов, философов, поэтов и ученых и сделал его мировым центром еврейской культуры. Не менее чем в 44 городах уммайидской Испании существовали крупные и процветающие еврейские общины, причем многие из них имели собственную ешиву. Взаимопонимание, которое установилось между образованными евреями и либеральными халифами, заставляло вспомнить эпоху Кира и позволило испанским евреям вести столь же продуктивный и благоприятный образ жизни, какого у них не было, пожалуй, нигде и никогда вплоть до XIX столетия.

Но не все было так уж безоблачно. Особенностью исламской политической жизни был постоянный конфликт между великими религиозными династиями, обострявшийся доктриальными дискуссиями касательно чистоты веры и благочестия. Чем богаче и либеральнее была мусульманская династия, тем уязвимее была она для зависти и фанатизма фундаменталистской секты. И в случае ее нападения евреи, находившиеся под ее эгидой, немедленно оказывались под угрозой злокозненной логики своего статуса димми. Кочевники мусульмане-берберы захватили Кордову в 1013 г. Уммайиды исчезли, а видные евреи были уничтожены. В Гранаде произошла массовая резня евреев. С севера надвигались армии христиан, и под их натиском мусульмане делали ставку на жестоких и рьяных воителей, а не на томных покровителей культуры. В последние десятилетия XI века в южной Испании стала доминировать другая берберская династия – Альморавиды, которые были неистовы и непредсказуемы. Они сначала угрожали крупной и богатой еврейской общине Люцены принудительным обращением; потом, правда, согласились на большой выкуп. Вообще-то евреи здорово наловчились избегать осложнений в своих отношениях с мусульманами путем уговоров и взяток судейским чиновникам. Им, слава богу, было что предложить каждой очередной волне завоевателей, если учесть их финансовое, медицинское и дипломатическое искусство. И они служили новым хозяевам в качестве откупщиков, советников и врачей. Однако с описанного времени евреи в Испании, пожалуй, стали чувствовать себя безопаснее уже с христианскими правителями. Та же история была и в Малой Азии, где византийцы могли предложить еврейским общинам более безопасное существование, чем статус димми.

В начале XII века в Атласских горах поднялась новая волна мусульманского фундаментализма, на которой всплыла зелотская династия Альмохадов. Их целью было искоренение продажности и сползания в ересь среди мусульман. Заодно в этом процессе они покончили с христианскими общинами, которые к этому моменту насчитывали на северо-западе Африки почти тысячелетнюю историю. Евреям тоже предложили выбирать между обращением в ислам и смертью. В 1146 г. Альмохады перенесли свой фанатизм на территорию Испании. Синагоги и ешивы закрывались. Как при христианах-вестготах, евреи, которых мечом заставили обратиться, зачастую продолжали тайно поклоняться своей вере, и мусульмане им не доверяли. Их заставляли носить специальную синюю тунику с безобразно широкими рукавами, а вместо тюрбана – длинный синий колпак на манер ослиного вьючного седла. Взамен этого шутовского наряда, а также сиклы – специального знака нечестивости, они могли носить одежду нормального покроя – но только желтого цвета. Им запрещали заниматься торговлей – разве что мелкорозничной. Прекрасные еврейские поселения в южной Испании не пережили этого преследования; во всяком случае, они утратили полностью былую пышность и величие. Многие евреи бежали на север, к христианам. Другие двинулись в Африку в поисках более терпимых мусульманских правителей.

Среди беженцев был молодой и блестящий ученый-богослов по имени Моисей бен Маймон, лучше известный как Маймонид; евреи называли его сокращенным именем Рамбам – по начальным буквам полного титула: рабби Моисей бен Маймон. Он родился в Кордове 30 марта 1135 г. в семье богослова. Когда Альмохады захватили город, этому вундеркинду исполнилось всего 13 лет, но его ученость была достойна изумления. Он скитался со своей семьей по Испании, а возможно, и по Провансу; в конце концов в 1160 г. они осели в Феце. Пятью годами позднее возобновление угрозы принудительного обращения заставило их снова сняться с места. Они последовали сначала морем в Акру, затем – в Святые Места, потом – в Египет, где они поселились в Фустате, Старом Каире. Там Маймонид постепенно приобрел всемирную известность как врач и богослов-философ. В 1177 г. его признали главой фустатской общины, в 1185 г. назначили придворным врачом, и он стал, говоря языком мусульманского летописца, «велик разумом, ученостью и положением». Его научные труды удивительно разнообразны и внушительны как количеством, так и качеством. Его брат Давид, живший в основном торговлей драгоценностями, оказывал ему финансовую поддержку; после смерти Давида он сам стал торговать, а также зарабатывать медицинской практикой. После его смерти 13 декабря 1204 г. его останки перенесли по его просьбе в Тивериаду, где его могила до сих пор является местом паломничества благочестивых евреев.

К Маймониду стоит присмотреться повнимательнее не только из-за его собственной значимости, но и потому, что никто лучше его не показывает значение ученого богословия в средневековом еврейском обществе. Он был типичнейшим и величайшим из кафедократов. В раввинистском иудаизме власть и знания переплетались плотнейшим образом. Разумеется, под знанием понималось в основном знание Торы. Тора была не просто книгой о Боге. Она существовала до акта творения – подобно Богу. По сути, это был проект творения. Рабби Акива считал ее «инструментом творения», как будто Бог пользовался ею, как волшебник своей магической книгой. Симеон бен Лакиш утверждал, что она старше мира на 2000 лет, в то время как Элизер бен Йозе учил, что она лежала за пазухой у Бога уже за 974 поколения до того, как Бог воспользовался ею, чтобы сотворить вселенную. Некоторые мудрецы верили, будто Тора была предложена одновременно семидесяти нациям на семидесяти языках, но все отказались. Только Израиль принял ее. Соответственно в некотором смысле она олицетворяла не только Закон и религию, но и мудрость Израиля, и ключ к власти евреев. Филон называл ее идеальным законом философов, а Моисея – идеальным законодателем. Тора, писал он в книге о Моисее, была «скреплена печатями природы» и являла собой «идеальную картину государственного устройства». Отсюда следовало, что чем лучше вы знаете Тору, тем больше у вас прав на власть, особенно над евреями.

В идеале поэтому каждый общественный деятель должен быть видным богословом, а каждый ученый богослов должен помогать власти. Евреи никогда не придерживались точки зрения, излюбленной у англосаксов, будто интеллектуальная мощь, страстная тяга к книгам и чтению делают человека непригодным для властных структур. Наоборот! Также никогда не считали они, подобно чужакам, Тору сухой, академичной и далекой от реальной жизни. Они считали, что она несет в себе ту мудрость, что необходима, чтобы властвовать людьми, и в то же время благодать скромности и набожности, позволяющие противостоять искушениям власти. При этом они ссылались на Притчи: «У меня совет и правда; я – разум, у меня сила».

Проблема, как считали евреи, состоит в том, как сочетать науку с практикой управления. Когда во время репрессий Адриана мудрецы Лидды собрались, чтобы обсудить наиболее животрепещущие проблемы, стоящие перед их страждущей общиной, то первым в их повестке дня оказался вопрос: «Является ли штудирование более важным, чем дело?» Заслушав аргументы, они единодушно проголосовали в поддержку рабби Акивы, который считал, что сначала должно идти изучение вопроса, ибо «изучение ведет к действию». С позиций духовной ценности приобретение мудрости через учение и использование ее для общественных нужд равноценны. В то же время мудрецы говорили, что если вдова или сирота придут к мудрецу за советом, а он скажет, что слишком занят своими учеными занятиями, то Бог разгневается и скажет: «Ты столь же виноват передо мной, как если бы разрушил мир». То есть ученого, зарывшегося с головой в книгу, обвиняли в том, что он – «причина гибели мира», потому что евреи верили: мир без приложенной к нему мудрости рассыплется на части. Левит может удалиться от активной жизни в пятьдесят лет и ничего не делать, но настоящий ученый богослов должен служить людям до самой смерти. Филон честно признавался, что видит противоречие между требованиями ученых занятий и общественного служения. Его собственная жизнь была примером этого. В дополнение к своей писательской деятельности он возглавлял общину и по крайней мере один раз ездил с посольством в Рим. И к такому видному ученому, пользовавшемуся широким признанием, шел бесконечный поток просителей, искавших совета. К счастью, Филону удавалось разделить бремя власти с братом, одним из богатейших людей диаспоры, которого Иосиф Флавий называл Алабарком.

Пример двух братьев, которые помогали друг другу разрешить противоречие между наукой и комментариями, с одной стороны, и судебной властью и другими общественными обязанностями – с другой, объясняет, почему еврейская кафедократия была обычным семейным занятием. Схоластические династии происходили обычно от потомственных книжников и стали обычными в жизни евреев уже во II веке до н.э. В ряде еврейских общин они существовали до Первой мировой войны – и даже после.

В Вавилонии экзиларх должен был происходить из семьи Давида; что же касается видных людей в академиях и ешивах, то их выбирали из определенной группы академических фамилий. Фраза «не из ученой семьи, а из торговцев» означала отказ – несмотря на то, что академии держались именно на деньгах торговцев. В Вавилонии гаон (глава академии) происходил из одной из шести семей, а в Палестине он должен был быть потомком Хиллеля, либо Ездры-книжника, либо самого Давида. В принципе мог быть назначен и чужак великой учености, но на практике это было большой редкостью. Для положения в академической иерархии определяющим также обычно являлось происхождение. Вообще-то основные, или экуменические, академии были не столько местом, где молодые люди получали образование, сколько своего рода советами. Само слово ешива на иврите означает то же, что синедрион (или санхедрин). На самом деле в раннем Средневековье в официальных документах Торы они все еще назывались Большим Синедрионом. Палестинская академия именовала себя «Праведная корпорация». Там ученые-богословы коллективно вырабатывали авторитетные решения, это были академия, парламент и верховный суд вместе взятые.

Богослов из одной вавилонской академии, живший и писавший в Египте незадолго до Маймонида, так описывал иерархию обучения. Простые грамотные евреи изучали пять книг Моисея и молитвенник, где содержался также материал по Устному Закону, Шабату и праздникам. Богословы кроме того должны были освоить остальную Библию, а также «таинства» и систему законов. Доктора знали все это, плюс Мишну, Талмуд и комментарии. Богослов мог провести богослужение, написать эпистолу с комментариями и выполнить обязанности помощника судьи. Но только доктор с титулом члена Академии понимал источники Закона и литературу, их объясняющую, и мог вынести по-настоящему ученое суждение.

Академия состояла из докторов и старших богословов. В Вавилонии ее правящий триумвират включал в себя гаона, председателя суда, который выполнял функции его заместителя, и секретаря, который вел запись решений. Члены академии сидели лицом к гаону, в семь рядов. В каждом ряду было десять мест, и самый видный богослов в ряду назывался рош га-седер – глава ряда. У каждого члена Академии было свое место, которое первоначально определялось его происхождением. Его, однако, можно было продвинуть или «задвинуть» в зависимости от того, как он функционирует; соответственно менялась и его стипендия. Для большинства из них, впрочем, принадлежность к Академии не являлась единственным источником дохода. Они могли служить чиновниками общины или зарабатывать ремеслом и торговлей. Общее собрание академии происходило дважды в году и длилось по месяцу в конце лета и в конце зимы. Пленарное заседание, или калла, которое проводилось ранней весной, обсуждало и выносило решения по вопросам, поступавшим из-за границы, так чтобы ответы на них можно было передать через торговцев, разъезжавшихся сразу же после Пасхи. Оба пленарных заседания включали в себя учебные мероприятия, в ходе которых лично гаон занимался толкованием глав Талмуда перед аудиторией из 2000 сидящих на корточках студентов, причем его переводчик, или тургеман (слово, от которого произошел существующий до сих пор термин «драгоман»), выполнял функции громкоговорителя. Существовали различные категории учителей. Самая низшая из них, «повторители», были зачастую незрячими от рождения; они заучивали наизусть огромные выдержки из рукописей и воспроизводили их с точнейшим соблюдением интонаций, пауз и ударений. В случае какихлибо сомнений доктор мог пригласить такого повторителя, чтобы он заведомо точно продекламировал спорный текст. Значительная часть такого заучивания проводилась коллективно, шумным хором. Таким же методом, кстати, еще поколение тому назад пользовались в мусульманских университетах, например, в каирском университете аль-Азхар. До недавнего времени и еврейские школьники в Марокко могли наизусть прочесть длинные куски юридических текстов на смеси иврита и арамейского языка; даже сегодня у йеменских евреев существует традиция зубрежки, позволяющая им точно воспроизводить все интонации древних текстов – искусство, давно утраченное европейскими евреями.

Вавилонские академии с их выстроенными по наследуемому ранжиру шеренгами судей впитали многое из атмосферы и подобострастного церемониала восточного двора. Они получали указания от экзиларха, который фактически был исполнительным руководителем академий. Еврейский летописец Иосиф бен Исаак Самбари (1640—1703 гг.), цитируя предания Х века, так описывает наши:

«Он обладает огромной властью над всеми еврейскими общинами, опираясь на авторитет Главы Верных. И евреи, и неевреи приветствуют его стоя. Тот, кто не встанет перед ним, получит сто ударов, ибо так приказал халиф. Когда бы он не следовал на встречу с халифом, его сопровождают еврейские и мусульманские всадники, которые едут впереди с криком: «Дорогу нашему господину, сыну Давида!» Он также едет верхом. На нем – вышитый шелковый халат и большой тюрбан, с которого ниспадает белый шарф с цепью. Когда он подъезжает ко дворцу, его приветствуют евнухи, которые затем бегут впереди него, показывая дорогу к тронному залу. Перед наши идет слуга, раздающий во славу халифа золото из кошелька. Перед халифом наши ложится ничком, а затем встает, демонстрируя свою рабскую покорность. Затем халиф делает знак своим евнухам, чтобы они усадили наши в кресло, ближайшее к халифу с левой стороны, и рассматривает его прошения. Изложив свою просьбу, наши снова встает, благословляет халифа и удаляется. Он получает от торговцев установленный ежегодный налог, а также дары, что они привозят ему со всех концов земли. Таков вавилонский обычай».

Гаоны из Академии и старшие из докторов требовали такого же отношения к себе. Их награждали звучными титулами, а они выступали с изощренными благословениями и проклятьями. Из них формировалась наследственная ритуально-академическая знать, что-то вроде китайских мандаринов.

В Темную эпоху вавилонская кафедократия была одновременно и наследственным судом, последней инстанцией, к которой могла апеллировать вся диаспора. Строго говоря, за ней не стояло никакой силовой структуры, вроде армии – только местная полиция. Но у нее была власть отлучения, за которой стояла впечатляющая, чтобы не сказать – ужасающая, церемония, которая восходит, самое малое, к временам Ездры. И еще у нее была власть обучения. На практике, однако, власть вавилонских кафедократов длилась лишь до тех пор, пока существовала обширная мусульманская империя. Сокращалась территория, на которую распространялась власть халифа, – уменьшалась и их власть. Вокруг теологов, покинувших старые академии, в Испании и Северной Африке формировались новые, местные центры богословия. Например, около 1060 г. Каир превратился в центр галахи благодаря прибытию туда Нахрая бен Ниссима из Кайруана и Иуды га-Коэна бен Иосифа, известного раввина. В следующем поколении власть перешла от них к богослову из Испании Исааку бен Самуилу, «в чьих руках», согласно документу того времени, «сосредоточилась власть над всем Египтом». Такие люди обычно объявляли себя гаонами одной из великих академий. Зачастую они, кроме того, бывали удачливыми торговцами или их родственниками. Однако ведущая академическая семья, сколь богатой она бы ни была, не могла сохранить свой престиж, если не выдвигала периодически из своей среды видных ученых богословов. Потому что на практике нормальное управление еврейской общиной было невозможно, если она не получала руководящих указаний от людей, чей ученый авторитет был незыблем. Короче, как сформулировал один историк, чтобы приобрести власть, важно было происхождение, полезен был коммерческий успех, но основным требованием была ученость.

У Маймонида было и то, и другое, и третье. В одной из своих работ, комментариях к Мишне, он перечисляет своих предков в семи коленах. Большинство евреев могли сделать то же самое, и эта практика сохранилась до настоящего времени во многих еврейских семьях в Йемене, даже в самых бедных. Целью подобных списков было продемонстрировать предков-академиков, причем они обычно начинались с какогонибудь видного богослова. Женщины обычно в этом списке не фигурировали, но их генеалогия могла включаться – если была достаточно представительной. Так, у отчима Маймонида по линии матери генеалогия прослеживалась аж на 14 колен, в то время, как по линии отца – всего на 6 (зато довольно внушительных). Славы можно было добиться разными способами, но ключевым моментом была ученость, поскольку вера в нее евреев была непоколебима. Со времен Маймонида сохранилось следующее замечание: «Сей документ вне сомнения правилен, ибо отец его составителя был сыном дочери главы ешивы». За свое происхождение Маймонид мог быть вполне спокоен: в число тех семи предков входили четверо известных ученых судей.

Семья, из которой он происходил, вполне могла обеспечить себя, включая своих ученых членов, успешной торговлей. Как правило, сведения, которыми мы располагаем об отдельных евреях и даже о крупных общинах, со II века н.э. по начало нового времени, достаточно обрывочны. Евреи перестали записывать свою историю, а их неупорядоченное и бродячее существование в условиях преследования привело к тому, что уцелело совсем немного документов. К счастью, мы довольно много знаем о Маймониде и окружавшей его еврейской среде в Египте XII века. Во всех синагогах была комната под названием гениза. Эта комната служила для хранения старой ритуальной утвари и молитвенников, которые хотя и были уже непригодны к использованию, но, согласно еврейским законам, не могли быть уничтожены, так как содержали имя Бога. Эти кучи полусвященного хлама зачастую содержали массу документов, в том числе и светского характера. Сырость и гниение приводили к тому, что в течение 1-2 поколений прочитать их становилось невозможно. К счастью, Египет с его удивительно сухим климатом славится среди ученых тем, что там могут сохраниться документы на бумаге и папирусе, составленные за тысячу лет до нашей эры, а то и раньше. В Фустате Маймонид занимался богослужением и преподавал в синагоге Ездры, которая была построена в 882 г. на развалинах проданной евреям коптской церкви. Гениза размещалась на чердаке; там практически в неприкосновенности сохранялось огромное количество средневековых документов до самого конца XIX века, когда видный еврейский ученый Соломон Шехтер занялся их систематическим исследованием. Около 100 000 листов попало в библиотеку Кембриджского университета, примерно столько же хранится в академических центрах мира. Они являются почти неисчерпаемым источником информации. Крупнейший ученый С. Д. Гойштейн блистательно воспользовался ими, чтобы воссоздать общество XI-XII веков, которое служило фоном работы и идей Маймонида.