Стратегия 22 НАУЧИСЬ ПРАВИЛЬНО ЗАВЕРШАТЬ НАЧАТОЕ: СТРАТЕГИЯ УХОДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Стратегия 22 НАУЧИСЬ ПРАВИЛЬНО ЗАВЕРШАТЬ НАЧАТОЕ: СТРАТЕГИЯ УХОДА

В этом мире о нас судят по тому, насколько успешно мы доводим до конца то, что начали. Брошенное на полпути дело — отзвуки подобной неудачи долгим эхом могут отдаваться годы и годы и бесповоротно испортить вашу репутацию. Искусство доводить начатое до конца заключается в том, чтобы вовремя осознать необходимость срочного завершения дела, а не тянуть, выматывая себя, теряя силы и попутно наживая серьезных врагов, которые еще дадут о себе знать в будущем. Речь идет не просто отом, чтобы выиграть войну, а о том, каким образом ее выиграть, о том, как эта победа скажется на следующем витке. Вершина стратегической мудрости — избегать любых конфликтов и препятствий, если не видишь из них приемлемого выхода.

ВЫХОДА НЕТ Для самых старых членов Политбюро ЦК КПСС — генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, руководителя КГБ Юрия Андропова и министра обороны Дмитрия Устинова— конец 1960-х — начало 1970-х годов казались золотым веком. Они пережили и кошмар эпохи сталинизма, и неумело-страстное царствование Никиты Хрущева. И вот, наконец, в Советской империи установилась некая стабильность. Прочие страны социалистического лагеря были вполне покорны, особенно после быстро подавленной попытки мятежа в Чехословакии в 1968 году. Заклятый враг, США, потерпел неудачу во Вьетнаме, репутация Штатов сильно пошатнулась. А самым приятным и многообещающим обстоятельством для русских было то, что они медленно, но верно распространяли свое влияние в странах третьего мира. Советские лидеры с оптимизмом смотрели в будущее, которое казалось безоблачным.

Ключевой страной, с которой русские связывали планы экспансии, был Афганистан, их «южный брат». Афганистан, богатый природным газом и другими полезными ископаемыми, был для России лакомым куском; введя его в социалистический лагерь, коммунисты осуществили бы давнюю свою мечту. Русские соблазняли соседа вступить в состав Советского Союза еще в 1950-е годы, обучали афганских военных в своих военных академиях, построили шоссе через перевал Саланг от Кабула на север к Советскому Союзу, старались модернизировать отсталую страну, сделать ее жизнь более современной. Все шло по плану, пока в начале 1970-х в Афганистане не начали обретать силу исламские фундаменталисты. Русским виделись в этом две опасности: прежде всего, фундаменталисты могли прийти к власти и оборвать все связи с СССР — этим, с их точки зрения, отвратительным, безбожным коммунистическим режимом. Кроме того, беспорядки фундаменталистов в Афганистане могли докатиться до южных республик Советского Союза с их многочисленным мусульманским населением.

В 1978 году, пытаясь предотвратить развитие кошмарного сценария, Брежнев тайно поддержал государственный переворот, в результате которого к власти пришла Коммунистическая партия Афганистана. Но афганские коммунисты были безнадежно раздроблены на мелкие группировки, лишь в результате длительной борьбы за власть вырисовалась, наконец, фигура лидера — это был Хафизулла Амин, который, однако, не вызывал доверия у советского руководства.

В довершение всего коммунисты не пользовались в Афганистане народной поддержкой, и для того, чтобы удержать партию у власти, Амину приходилось прибегать к жестоким карательным мерам. Этим он добился лишь обратного результата: популярность фундаменталистов росла. По всей стране крепло движение сопротивления, моджахеды — такое название получили повстанцы — поднимали беспорядки, тысячи афганских солдат дезертировали из армии и переходили на их сторону.

К декабрю 1979 года коммунистическое правительство Афганистана было на грани краха. В России члены Политбюро обсуждали ситуацию. Потеря Афганистана могла стать страшным ударом, создавая на границе источник нестабильности, — и это после стольких усилий, после того прогресса, которого уже удалось достичь. Во всех своих неудачах они винили Амина — нужно было убрать его. Устинов предложил свой план: повторить то, что Советский Союз уже проделывал в Восточной Европе, подавляя антикоммунистические восстания. Он высказался за немедленное введение в Афганистан небольшого контингента советских войск, который будет защищать Кабул и дорогу Саланг. Амин будет свергнут. На его место прочили советского ставленника, коммуниста по имени Бабрак Кармаль. Советская армия будет вести себя сдержанно, в то время как афганскую армию следует укрепить и усилить. После этого в стране нужно осуществить модернизацию — она займет около десяти лет, а в результате Афганистан постепенно вольется в Советский блок и станет его стабильным членом. Народ Афганистана, как и все народы, желающие мира, благополучия и процветания, с благодарностью примет социализм, увидев, какие блага он несет им.

Спустя несколько дней Устинов представил свой план руководителю Генштаба Николаю Огаркову. Услышав, что численность армии не должна превышать 75 тысяч человек, Огарков был поражен: с такой армией, запротестовал он, невозможно установить контроль над обширной, гористой территорией Афганистана — ведь это совершенно другой мир, ничего общего с Восточной Европой не имеющий, нельзя подходить к нему с такими же мерками. Устинов стоял на своем: если ввести в Афганистан более многочисленный контингент, пострадает репутация Советского Союза, враги обвинят их в экспансии, будет потеряно доверие стран третьего мира. Огарков напомнил: хотя афганцы сейчас заняты междоусобицами, но из истории хорошо известно, что они способны сплотиться против внешнего врага и выбросить его за пределы своей страны. Кроме того, воюют они яростно и известны своей жестокостью. Называя план безрассудным, он настаивал на политическом разрешении конфликта. Никто не прислушался к этим словам.

План был одобрен на заседании Политбюро и приведен в исполнение 24 декабря 1979 года. Несколько подразделений Советской армии вошли в Кабул, другие продвигались по дороге через перевал Саланг. Амина убрали, не привлекая всеобщего внимания, он был убит, а на его место водворен Кармаль. Мир отнесся к происходящему с осуждением, но советские лидеры полагали, что шум со временем уляжется, как это обычно бывает, — а что сделано, то сделано.

В феврале 1980-го Андропов встречался с Кармалем, втолковывал ему, насколько важно заручиться поддержкой народных масс. Он предложил свой план, обещал всестороннюю поддержку и помощь — в том числе и деньгами. Он объяснял Кармалю: после того как будет налажена надежная охрана государственной границы, создана афганская армия, поднят уровень жизни в стране и народ будет доволен правлением, СССР выведет свою армию по вежливой просьбе Кармаля.

Вторжение прошло как по маслу — все удалось даже лучше, чем ожидали советские лидеры. Казалось, можно былое чистым сердцем рапортовать, что «задание выполнено». Однако спустя несколько недель после беседы Андропова с Кармалем это заявление пришлось корректировать: такого эффекта, как в Восточной Европе, не получилось, моджахедов Советская армия не устрашила. Наоборот, с момента вторжения сопротивление стало разрастаться, в ряды моджахедов вливались не только афганцы, но и мусульмане из других стран. Устинов ввел в Афганистан дополнительные войска и распорядился о проведении наступательных операций в тех районах страны, где были расположены базы повстанцев. Той весной Советская армия провела первую серьезную операцию, заняв долину Кунар при помощи тяжелой артиллерии. Они ровняли с землей целые селения, так что население вынуждено было скрываться в лагерях для беженцев в Пакистане. Очистив район, они отступили.

Через несколько недель стало известно, что моджахеды, не привлекая к себе внимания, снова вернулись в Кунар. Русские добились только одного — теперь афганцы относились к ним еще более настороженно и враждебно, чем прежде, а значит, все больше народу уходили в моджахеды. Что можно было поделать в такой ситуации? Вывести войска из Афга- нистана и позволить моджахедам хозяйничать в стране, набирая силу, было бы слишком опасно, в то же время войск для того, чтобы контролировать все районы, явно недоставало. Приходилось вновь и вновь повторять операции по наведению порядка и обеспечению безопасности. С каждым разом эти операции становились все более жестокими и кровавыми. Таким образом пытались устрашить моджахедов — однако это только придавало им решимости.

Тем временем Кармаль приступил к программам по ликвидации безграмотности, предоставлению больших возможностей для женщин, развитию и модернизации своей страны — он делал все возможное, чтобы привлечь на свою сторону тех, кто поддерживал моджахедов. Но подавляющее большинство афганцев отдавали предпочтение традиционному образу жизни, и попытки коммунистической армии распространить свое влияние возымели обратный эффект.

Что было хуже всего, Афганистан как магнит притягивал тех, кто был не прочь использовать сложившуюся там ситуацию против Советского Союза. Соединенные Штаты с радостью ухватились за возможность посчитаться с русскими за то, что те в свое время поддерживали Северный Вьетнам. ЦРУ не жалело денег и боевой техники для моджахедов. В пограничном Пакистане президент Зуя-уль-Хак отнесся к вторжению советских войск в Афганистан, как к дару небес: сам он пришел к власти несколькими годами раньше в результате военного переворота. Со всех сторон на него сыпались обвинения в убийстве премьер-министра — и вот теперь он получил отличную возможность снискать расположение как США, так и арабских стран, разрешив использовать Пакистан в качестве базы для моджахедов. Египетский президент Анвар Садат, незадолго до описываемых событий подписавший сомнительный мирный договор с Израилем, тоже усмотрел блестящую перспективу укрепить свою репутацию в глазах исламских соседей, направляя помощь друзьям-мусульманам.

Устинов отказался от идеи послать в Афганистан новые войска, учитывая, что силы Советской армии и так были представлены во всех странах Восточной Европы, да и в других частях света. Он предпочел пойти по другому пути, направляя в Афганистан новейшее вооружение и ускоряя работу по укреплению и расширению просоветски настроенной афганской армии. Но его усилия не увенчались успехом. Моджахеды устраивали засады и обстреливали советские автомашины, к тому же в их распоряжении были американские ракеты «стингер» последних моделей.

Шли годы, моральное состояние советских солдат было ужасным. Они ощущали ненависть местного населения, но вынуждены были оставаться на местах, гадая, откуда будет нанесен следующий удар. В частях процветали пьянство и наркомания.

Война обходилась Советскому Союзу дорого, в стране нарастали антивоенные настроения. Но об отступлении не могло быть и речи — советские лидеры не могли позволить себе эту роскошь: мало того что в Афганистане образовался бы опасный вакуум, но к тому же признание поражения нанесло бы непоправимый ущерб репутации сверхдержавы. Поэтому затянувшаяся ситуация оставалась прежней, хотя каждый год мог стать последним. Один за другим старейшие члены Политбюро умирали — Брежнев в 1982 году, Андропов и Устинов в 1984, но в отношении Афганистана ничего не менялось.

В 1985 году генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Горбачев. Именно он начал постепенный вывод советских войск с территории Афганистана. Последние воинские части покинули страну в начале 1989 года. В целом в ходе конфликта Советский Союз потерял более четырнадцати тысяч убитыми, но скрытые потери, которые понесла советская экономика, не говоря уже о таких вещах, как утрата доверия к власти со стороны граждан страны, оценить невозможно. Не прошло и нескольких лет, как рухнула вся система, казавшаяся незыблемой.

ТОЛКОВАНИЕ

Известный немецкий генерал Эрвин Роммель однажды так определил различие между риском и авантюрой. И в том и в другом случае речь идет о затее, в которой шанс на успех не превышает одного процента, но этот шанс повышается благодаря решительным и смелым действиям. Различие состоит в том, что в первом случае, если вы проиграете, то сможете и оправиться: ваша репутация не пострадает необратимо, вы не истощите полностью все свои ресурсы и сумеете вернуться на исходные позиции, понеся приемлемые потери. Но во втором случае, проиграв, вы рискуете потерять все, так как ситуация выйдет из-под контроля и проблемы посыплются, нарастая, как снежный ком. Слишком много существует обстоятельств, грозящих настолько осложнить картину, что все покатится в тартарары. Более того: столкнувшись с трудностями, возникающими в ходе авантюрного предприятия, вы обнаруживаете, что выйти из игры становится все труднее:

вдруг выясняется, что ставки слишком высоки и вы не можете позволить себе проиграть. С необычайным рвением вы пытаетесь спасти положение, распутать этот гордиев узел проблем, но в итоге запутываетесь еще сильнее и проваливаетесь в яму, выбраться из которой нет сил.

Как правило, люди пускаются на авантюры, поддавшись эмоциям, — они видят только сияющие перспективы, но не хотят подумать о том, какими могут быть для них последствия в случае неудачи. Рисковать нужно, даже необходимо; пускаться в авантюры — непозволительная беспечность, чтобы не сказать безрассудство. Годы могут уйти на то, чтобы оправиться от последствий необдуманного шага, если вообще удастся оправиться.

Вторжение в Афганистан — классический пример авантюры. Советские лидеры были ослеплены великолепной перспективой по-своему наладить ситуацию в регионе. Соблазненные этим миражем, они игнорировали реальность: моджахедов и внешние силы, для которых слишком многое стояло на кону, чтобы когда-либо вообще позволить Советскому Союзу добиться стабильности в Афганистане. К тому же слишком много переменных не поддавались контролю: деятельность Соединенных Штатов и Пакистана, пограничные горные районы, удерживать которые под контролем практически невозможно, и многое другое. Оккупационные войска в Афганистане попали в порочный круг: чем сильнее был военный нажим, тем сильнее их ненавидели, а чем сильнее была ненависть к оккупантам, тем больше приходилось делать усилий, чтобы защитить себя, и так без конца по нарастающей.

И все же советские руководители решились на эту авантюру, результатом которой стала полная неразбериха и, как следствие, провал. Со временем — но очень поздно — к ним пришло осознание того, что они слишком много поставили на эту карту. Теперь выйти из игры — проиграть! — означало для них утратить престиж. Это означало позволить американцам распространить свое влияние, а моджахедам бушевать в опасной близости от государственной границы. Прежде им не приходилось еще быть завоевателями, а потому не была разработана и сколько-нибудь рациональная стратегия выхода из ситуации. Самое лучшее, что они могли сделать, это смириться со всеми потерями и уносить ноги — но, когда речь идет об авантюре, такое почти нереально, поскольку авантюристами правят эмоции, а если в дело вовлечены эмоции, отступать особенно трудно.

Наихудший и самый болезненный способ окончить чтолибо: войну, конфликт, отношения — тянуть с этим делом. Промедление влечет за собой целый хвост проблем, среди которых утрата уверенности в себе, неосознанное стремление избегать конфликтов или схожих ситуаций в следующий раз, горечь и озлобление… Все вместе — абсурдная и неоправданная потеря времени. Прежде чем решиться на какое-то дело, сначала просчитайте возможные последствия и определите для себя, как вы будете выходить из них при необходимости. Каким вы представляете завершение дела, куда оно вас заведет? Если ответы туманны и расплывчаты, если успех кажется невероятно привлекательным, а поражение хоть в какой-то мере несет опасность, возможно, вы собираетесь пуститься в авантюру. Азарт и эмоции грозят увлечь вас в ситуацию, которая может завершиться ночным кошмаром.

Пока этого не произошло, схватите себя за руку, удержитесь от неоправданного риска. А если, как вам кажется, вы уже совершили эту ошибку, есть только два разумных решения: либо закончить все как можно скорее, нанеся мощный победный удар, осознавая, чего это стоит, и отдавая себе отчет, что в любом случае это лучше, чем продлевать агонию, либо смириться с потерями и безотлагательно выйти из игры. Ни под каким видом не допускайте, чтобы гордость или забота о репутации все глубже затягивали вас в эту трясину: ненужная в данном случае настойчивость приведет лишь к тому, что и достоинство ваше, и репутация пострадают еще сильнее. Лучше быстрое отступление, чем длительные бедствия. Мудрость заключается в том, чтобы знать, когда нужно остановиться и выйти из игры.

Зайти слишком далеко—это столь же плохо, как не достичь своей цели.

— Конфуций (ок. 551–479 до н. э.)

ОКОНЧАНИЕ КАК НАЧАЛО В юные годы Линдоном Б. Джонсоном владела лишь одна мечта: вскарабкаться по политической лестнице до самого верха и стать президентом страны. Годам к двадцати пяти мечта стала казаться ему несбыточной. Служба в качестве секретаря у техасского конгрессмена позволила ему познакомиться с президентом Франклином Делано Рузвельтом и произвести на него неплохое впечатление — оно выразилось в назначении на пост уполномоченного национальной админи- страции по делам молодежи по штату Техас. Казалось бы, отличные политические связи, весьма многообещающая ситуация. Но не так-то все просто: техасские избиратели отличались удивительной преданностью, однажды избранный ими конгрессмен мог занимать свое место десятилетиями, порой до самой смерти. Но Джонсону не терпелось попасть в конгресс. Если он не добьется этого в обозримом будущем, то будет уже слишком стар для той головокружительной карьеры, которая ему виделась, а значит, придется расстаться с амбициозными мечтами.

Но вот, совершенно неожиданно, 22 февраля 1937 года перед ним открылась потрясающая возможность, от которой теперь зависела вся его дальнейшая карьера: техасский конгрессмен Джеймс Бьюкенен внезапно умер. Место в конгрессе от Десятого избирательного округа освободилось — редкая возможность, которой захотели воспользоваться многие политические тяжеловесы штата. Среди тех, кто принял вызов, был и популярный окружной судья Сэм Стоун, и амбициозный адвокат из Остина Шелтон Пок, и С. Н. Эйвери, который вместе с Джонсоном трудился на прошлой предвыборной кампании. Последний был явным фаворитом. Эйвери пользовался поддержкой самого Тома Миллера, мэра Остина, единственного крупного города в Десятом округе. Претендент, при условии, что его тылы прикрывал Миллер, мог считать, что у него в кармане достаточно голосов для победы на выборах.

Прогноз для Джонсона выглядел, мягко говоря, неутешительным. Было ясно, что шансов на успех у него почти нет. Просто удивительно, насколько все складывалось против него: он был молод — всего двадцать восемь лет, по местным понятиям совсем мальчишка, — к тому же в округе его совсем не знали, да и связей никаких не было. Проигрыш мог пагубно сказаться на его репутации и перечеркнуть все усилия пробить себе дорогу на политический Олимп. Можно было отказаться от участия в предвыборной гонке, да только другого такого случая могло не представиться еще лет десять. Взвесив все за и против, он отбросил всякую осторожность и решил выставлять свою кандидатуру.

Первым делом Джонсон постарался привлечь на свою сторону десятки молодых людей и женщин, которым ему случалось оказать помощь или кого он нанимал на работу в прошлые годы. Стратегия его кампании была проста: отмежеваться от прочих кандидатов и выделиться в глазах избирателей, представив себя как горячего сторонника идей Рузвельта.

Голос, отданный за Джонсона, означал голос в поддержку президента, создателя популярного в народе «Нового курса». Затем, раз уж не было шансов набрать голоса в Остине, Джонсон решил направить армию своих добровольных помощников в малонаселенную глубинку штата. Это были самые бедные районы округа, захолустье, где редко появлялись политики. Джонсон решил, что он должен лично встретиться с каждым фермером и арендатором, с каждым обменяться рукопожатием, добиваясь того, чтобы люди, которые никогда прежде не голосовали, пришли на эти выборы и отдали за него свои голоса. То была стратегия безрассудная, стратегия человека, не имеющего надежды, но вдруг увидевшего свой единственный шанс.

Рядом с Джонсоном был верный сторонник, Кэрролл Кич, который на период кампании стал его личным шофером. Вдвоем эти парни исколесили весь округ, не пропустив ни одной квадратной мили, проехали по всем петляющим дорожкам и коровьим тропам. Заприметив вдали фермерские дома, к которым не было подъезда, Джонсон вылезал из машины и шел к ферме пешком. Он стучал в дверь, представлялся ошеломленным обитателям, внимательно выслушивал их жалобы и рассказ о трудностях жизни, а на прощание крепко жал руки и просил отдать за него голос на выборах. На предвыборных митингах в пыльных поселках, состоявших из церквушки да бензоколонки, он произносил свою речь, а потом подолгу общался с местными жителями, уделяя каждому хоть несколько минут. Память на имена и лица у него была поразительной: встречаясь с кем-то во второй раз, он досконально припоминал все подробности первого разговора, а на незнакомых людей часто производил неизгладимое впечатление тем, что моментально находил общих знакомых. Он внимательно выслушивал всех и каждого и старался, чтобы у людей крепла уверенность: они еще встретятся с ним вновь, а если он победит, то в Вашингтоне у них будет «свой человек», тот, кто будет отстаивать их интересы. По всей округе, в барах и бакалейных лавках, на автозаправочных станциях, он вел разговоры с местным людом, словно у него не было других дел. Уходя, он обязательно что-то покупал — конфеты, продукты, бензин, — и за это ему были весьма благодарны. Надо отдать Джонсону должное, оказалось, что он наделен особым даром завязывать добрые отношения.

Кампания шла, Джонсон работал до изнеможения — бессонные ночи, сорванный голос, глаза, слипающиеся от усталости. Ведя машину из одного конца округа в другой, Кич с удивлением прислушивался к голосу обессиленного кандидата — тот все время что-то бормотал себе под нос, вспоминая людей, которых встретил, проговаривая вслух свои впечатления, рассуждая о том, что можно было бы сделать лучше. Даже если уверенность в какие-то моменты покидала Джонсона, он старался ни в коем случае этого не показать. Не хотел он и казаться покровителем — держался с людьми наравне. Главным было последнее рукопожатие и открытый взгляд в глаза.

Опросы общественного мнения принесли обманчивые результаты: Джонсон оставался на последних местах. Но он знал, что набирает голоса, которые не учитывает ни один из этих опросов. К тому же положение постепенно выправлялось — к последней перед выборами неделе даже по результатам опросов он уже занимал третью позицию. Тут-то на него и обратили внимание прочие кандидаты. Кампания приобретала грязноватый оттенок: на Джонсона пошли в атаку. Нападкам подверглась его молодость, его слепое подражание Рузвельту, в ход шел любой компрометирующий материал, до которого только удавалось докопаться соперникам. Попытавшись заручиться хоть несколькими голосами в Остине, Джонсон выступил против политической машины Миллера, которому это не понравилось, так что мэр делал теперь все возможное, чтобы вставить палки в колеса молодому выскочке. Джонсона это не испугало, но он несколько раз лично встречался с мэром, чтобы договориться о перемирии хотя бы на последнем этапе кампании. Однако его обаяние на Миллера не подействовало. В отличие от обитателей бедных кварталов, противникам по предвыборной кампании Джонсон виделся совсем другим: они считали его беспощадным, циничным, способным пройти по трупам. По мере того как его позиция в опросах поднималась, он наживал себе все больше врагов.

В день выборов Джонсон одержал одну из самых неожиданных и убедительных побед в политической истории США, опередив ближайшего соперника на три тысячи голосов. Находясь в больнице, так как кампания подорвала его силы, он все же на следующий день после выборов приступил к работе — ему предстояло сделать кое-что очень важное. Лежа на больничной койке, он продиктовал обращение к соперникам. Он поздравил их с проведенной великолепно кампанией; собственную победу он назвал счастливой случайностью, подчеркнув, что люди голосовали не столько за него, сколько за Рузвельта. Узнав, что Миллер собирается с визитом в Вашингтон, Джонсон телеграфировал туда своим людям, отдав распоряжение встретить мэра с почестями и оказать ему пышный прием. Выписавшись из больницы, Джонсон нанес визиты всем своим соперникам, причем держался с невероятным смирением. Он даже подружился с братом Шелтона Пока.

Спустя полтора года после выборов Джонсону предстояло вторичное избрание. Оказалось, что к тому времени былые соперники, неприятели и недоброжелатели перекочевали в стан его сторонников — они жертвовали деньги и даже соглашались поучаствовать в кампании в его поддержку. Что же до мэра Миллера, человека, который едва ли не больше всех ненавидел Джонсона, то он стал ярым его приверженцем и — что о многом говорит — остался верен ему в дальнейшем.

ТОЛКОВАНИЕ

Для большинства из нас завершение дела — проекта, кампании, попытки повлиять или уговорить кого-то — представляется своего рода границей, стеной: мы свою работу выполнили, теперь время подсчитывать убытки и прибыли и переходить к чему-то новому. Линдон Б. Джонсон смотрел на мир иначе: окончание дела виделось ему не стенкой, в которую он упирался, а дверью, через которую можно было двигаться дальше. Для него не слишком важно было одержать эту победу. Главным было то, где он окажется в результате, какие шансы получит для следующего витка. Какой был смысл выигрывать на внеочередных выборах 1937 года, если бы через полтора года его выкинули из администрации? Мечте о президентстве пришел бы конец. Если бы после выборов он— молодой человек — поддался искушению упиваться своей победой, моментом триумфа, так бы и произошло. Он посеял бы семена своего провала на следующих выборах. Слишком много врагов нажил он за время предвыборной кампании — они не упустили бы возможности подпортить ему дело на выборах 1938 года, да и в округе могли подстроить ему неприятности, пока он находился в Вашингтоне. И Джонсон не теряет времени — с первых часов после победы он занят тем, чтобы завоевать симпатии этих людей, превратить их из врагов и недоброжелателей в союзников. В одних случаях ему помогает в этом удивительное обаяние, в других — неординарные поступки или умение искусно играть на людском эгоизме. Он не останавливался в настоящем, постоянно помня о будущем и о том, что успехом нужно умело воспользоваться для того, чтобы обеспечить дальнейшее движение.

Тот же подход использовал Джонсон и в работе с избирателями. Вместо того чтобы пылкими речами уговаривать их голосовать за себя (кстати, он и не был хорошим оратором), молодой кандидат заботился о том, какое впечатление останется у людей после встречи с ним. Он прекрасно понимал: эмоции часто бывают более убедительными, чем речи: слова порой звучат прекрасно, но если политик производит впечатление неискреннего или готового на любые посулы ради голосов, его слова не проникнут в души людей и будут забыты. Поэтому Джонсон старался наладить со своими избирателями эмоциональный контакт. Располагающий голос, прямой и открытый взгляд, сердечное рукопожатие на прощание — все это заставляло людей запомнить его. Им казалось, что они еще непременно увидятся с ним, с этим «своим парнем», он просто не мог быть обманщиком, хитрецом — он производил совершенно иное впечатление. Конец каждого такого разговора становился по существу началом — он оставался в памяти, и люди с радостью отдавали за Джонсона голоса.

Важно отдавать себе отчет: о любом деле чрезвычайно опасно мыслить лишь в категориях победы или поражения, сводить все к успеху или провалу. Вы рискуете застопориться, вместо того чтобы двигаться дальше. Эмоции порой подчиняют нас себе и проявляются во всем, будь то безудержное веселье в случае победы, безразличие в момент усталости или горечь при поражении. Нам нужно постараться стать более гибкими, смотреть на жизнь глазами стратегов. Окончание дела — по сути дела, не конец; то, как вы закончите один этап, влияет и даже определяет то, каким будет следующий. Порой и победы бывают неполезны и даже пагубны — они никуда не ведут, — а некоторые поражения приносят положительный результат, если они пробуждают к действию или служат уроком на будущее. Гибкость мышления поможет вам стратегически подойти к окончанию дела, к его качеству и связанному с ним настроению. Это поможет по-новому взглянуть и на своих противников — не стоит ли в конце концов проявить по отношению к ним великодушие? Гораздо лучше не добивать их, а постараться превратить в своих союзников, умело сыграв на эмоциях момента. Проявляя внимание к тому, что будет происходить после окончания того или иного предприятия, не забывайте и о том, какие чувства оставит оно у людей, — ведь они могут превратиться в желание снова и снова видеть вас, иметь с вами дело. Отдавая себе отчете том, что любая победа и любое поражение временны, а главное — как вы с ними поступите и что из них извлечете, вы обнаружите, что стало куда проще сохранять душевное равновесие в ежедневных битвах и сражениях, которые посылает вам жизнь. Единственное окончательное окончание — это смерть. Пока она не наступила, все остальное — развитие.

Как говорил Ясуда Укиё о жертве последней нашей вина, по-настоящему важен только конец дела. Вся жизнь человека должна подчиняться этому правилу. Когда гости уходят, важно, чтобы им не хотелось прощаться, чтобы они оставляли ваш дом с неохотой.

—Хагакурэ: Книга самурая. Ямамото Цунетомо (1659–1720)

КЛЮЧИ К ВОЕННЫМ ДЕЙСТВИЯМ Все люди в этом мире делятся на три категории. Первые — мечтатели и говоруны — начинают всякое дело взрывом энтузиазма. Однако эта вспышка недолговечна, энергия быстро иссякает, когда они сталкиваются с реальным миром и начинают понимать, как много придется потрудиться, чтобы осуществить задуманное. Эти эмоциональные создания живут моментом, они легко теряют интерес, как только их вниманием завладевает что-то другое. Их жизни переполнены проектами, осуществленными наполовину, — в том числе и совершенно несбыточными, напоминающими скорее видение.

Есть и другая категория людей — они доводят все задуманное до конца либо из чувства долга, либо потому, что им удается выдавить из себя последнее усилие. Но финишную черту они пересекают, уже изрядно подрастеряв энтузиазм и энергию, с которыми приступали к делу. Это смазывает окончание кампании. Из-за того, что им не терпится поскорее добраться до финиша, окончание выглядит скомканным, торопливым. А это оставляет у прочих участников дела ощущение легкой неудовлетворенности — оно не запоминается, не остается в памяти, не имеет отклика.

Оба типа начинают каждый проект, не задумываясь о том, как они будут его заканчивать. А по мере того, как проект развивается, неизбежно отличаясь от того, как они его себе представляли изначально, они уже не знают, как из этого поскорее выбраться — в результате одни бросают дело на полдороге, другие доводят его поспешно, скомкав конец.

Третья группа включает в себя тех, кому ведомы важнейшие законы власти и стратегии: окончание чего бы то ни было — проекта, кампании, разговора — крайне важно. Окончание остается в памяти и дает всходы. Война может начаться громко, под фанфары, она даже может принести множество побед, но, если окончится она плохо, все запомнят именно это. Понимая важность и эмоциональный отклик окончания любого дела, люди этого типа осознают, что важно не просто дотянуть до конца начатое, важно окончить это дело хорошо — энергично, с умом, не упуская из виду то, как о нем будут вспоминать, как это событие будет отзываться в сознании окружающих спустя некоторое время. Такие люди обязательно начинают с разработки четкого плана. Когда появляются сбои — а такое происходит всегда, — они сохраняют хладнокровие и ясность мысли. Они прогнозируют не только окончание дела, но и то, что будет происходить позже, заботятся об отдаленных результатах. Именно они способны творить дела, которые остаются в памяти: обоснованный и выгодный мир, цепляющее произведение искусства, длительная и плодотворная деятельность.

Причина, по которой достойно завершать дела нелегко, проста: окончание вызывает чрезвычайно сильные чувства. Находясь на пороге разрешения тяжелого и отнимающего силы конфликта, мы отчаянно мечтаем о передышке, о мире. Если конфликт оборачивается для нас победой, мы нередко оказываемся в плену ложных представлений о величии или поддаемся алчности и хватаем больше чем нужно. Если конфликт слишком тяжел и мучителен, гнев провоцирует нас на неистовую вспышку в финале. Если в конце мы терпим поражение, страстная жажда мщения бушует в душе. Подобные чувства разрушительны, они способны погубить всю хорошую работу, проделанную ранее. Поистине нет ничего труднее в стратегии, чем сохранить трезвую голову до конца, да еще и не потерять ее после окончания дела, — но нет и ничего более важного.

Наполеон Бонапарт был, возможно, самым выдающимся из всех когда-либо живших полководцев. Его стратегии поражают тем, насколько гармонично сочетаются в них гибкость и точный расчет. Уж он-то всегда планировал каждое свое дело до конца. Но ошибиться может каждый: после того как он вначале разбил Австрию под Аустерлицем, а затем Пруссию под Йеной и Ауэрштедтом — две грандиозные победы, — он навязал проигравшим жесткие условия мира, с тем чтобы ослабить их и превратить в придатки Франции. Результатом его просчета оказалось то, что австрийцы и пруссаки, страстно желая реванша, годами вынашивали план мести. Обе страны втайне занимались подготовкой своих армий, выжидая наступления того дня, когда несокрушимый Наполеон дрогнет. Этот, долгожданный для них, роковой момент настал после злосчастного бегства из России в 1812 году, и тогда они обрушились на него всей своей мощью.

Наполеон позволил мелочным эмоциям — желанию унизить, отомстить за себя, принудить к покорности — вмешаться в стратегические планы. Сумей он, не отвлекаясь на них, всецело отдать свое внимание отдаленным перспективам, он почувствовал бы, насколько важно ослабить Австрию и Пруссию психологически, а не только физически — обольстить их своим великодушием, предложив благоприятные условия мирного договора, превратить в преданных союзников, вместо того чтобы множить ряды врагов и недоброжелателей, лелеющих планы отмщения. Собственно, в Пруссии многие готовы были воспринять Наполеона как освободителя. Сделай он эту страну союзником, возможно, кампания в России не окончилась бы позорным разгромом, да и Ватерлоо могло не быть.

Как следует затвердите этот урок: блестящие планы и многочисленные победы — это еще не все. Вы станете заложником собственного успеха, если позволите победе увлечь себя и в пылу зайдете слишком далеко, наживая оскорбленных и озлобленных врагов, одерживая победы на полях сражений, но проигрывая в политических играх, которые следуют за битвами. Чтобы такого не произошло, необходимо развить у себя особое свойство, своего рода стратегический третий глаз: способность на протяжении всей кампании, занимаясь сиюминутными делами, удерживать внимание на будущем, чтобы суметь отстоять свои интересы и на следующем витке войны. Этот третий глаз поможет вам справиться с перехлестывающими эмоциями — из коих особенно опасны гнев и жажда мести, — не позволяя им вмешаться в дело и испортить продуманные стратегические планы.

Важнейшая проблема на войне — умение вовремя остановиться. Нужно знать, когда следует поставить точку и перейти к переговорам. Остановившись слишком рано, вы рискуете потерять все, чего добились до сих пор; за такое короткое время конфликт не успеет показать вам, как он будет разворачиваться и в какую сторону направится. Остановившись чересчур поздно, вы принесете в жертву все свои завоевания, истощив силы в затянувшейся борьбе, захватив больше, чем можете понести, нажив себе озлобленных и мстительных недругов. Великий философ войны Карл фон Клаузевиц анализировал эту проблему, обсуждая то, что он называл «кульминационной точкой победы», — оптимальный момент окончания войны. Для того чтобы уловить и распознать кульминационный момент победы, вы должны хорошо представлять, каковы ваши ресурсы, понимать, на что вы еще способны, каков моральный дух ваших солдат, и чутко уловить момент, когда силы пойдут на убыль. Если оптимальный момент упущен, но вы продолжаете сражаться, вы столкнетесь со всевозможными неблагоприятными последствиями: изнеможение, нарастающие проявления жестокости и насилия и другие еще более неприятные вещи.

На рубеже XIX и XX веков Япония с тревогой наблюдала за тем, как Россия продвигается в глубь территории Китая и Кореи. В 1904 году, надеясь, что этот шаг позволит им не допустить российского вторжения, японцы напали первыми. Они внезапно атаковали Порт-Артур, город на маньчжурском побережье, который удерживали русские. Поскольку Япония многократно уступала России не только по размеру, но и в военном отношении, японские политики и представители армейских кругов рассчитывали, что внезапное нападение сыграет им на руку. План — его разработал барон Гентаро Кодама, заместитель командующего японского Генерального штаба, — оказался эффективным: перехватив инициативу и захватив русских врасплох, японцы оказались в состоянии удержать русский флот в Порт-Артуре на время, пока сами высаживались в Корее. Это позволило им одержать победу над русскими в ключевых сражениях, как на суше, так и на море. Преимущество оказалось на их стороне.

Однако весной 1905 года Кодаме начала видеться большая опасность в его же собственном успехе. Ресурсы Японии, как и численность армии, были ограниченны; тягаться в этом с Россией было невозможно. Кодама убедил японских лидеров объединить усилия и вместе добиваться мира. Портсмутский договор, подписанный в том же году, предлагал России более чем выгодные условия мира, однако Япония укрепила свои позиции: русские вывели войска из Маньчжурии и Кореи, Порт-Артур отошел к Японии. Если бы японцы увлеклись своим преимуществом и продолжили войну, они рисковали бы пропустить кульминационную точку победы, в этом случае все их завоевания были бы сметены неизбежной контратакой.

Другой пример — американцы, которые в 1991 году поторопились с окончанием войны в Персидском заливе, позволив значительной части иракской армии выйти из окружения.

Благодаря этому Саддам Хусейн сохранил достаточно сил, чтобы жестоко подавить шиитские и курдские восстания, разразившиеся в Кувейте после его поражения, и удержаться у власти. Объединенным силам союзников не дали довести победу до конца, апеллируя к их желанию не выглядеть жестокими убийцами, истребляющими арабов, и страху вакуума власти в Ираке. То, что они не сумели довершить начатое, впоследствии привело к намного более кровопролитным событиям.

Представьте, что у любого дела, у всего, чем вы занимаетесь, есть своего рода кульминационный момент полноты и совершенства. Ваша цель — закончить проект, именно находясь в этой точке, на этом пике. Поддавшись усталости, скуке или нетерпению, подгоняющему вас скорее закончить, вы этого пика не достигнете. Алчность, ненасытность и мания величия заставят зайти слишком далеко. Чтобы определить момент кульминации, вы должны самым четким и конкретным образом определить для себя, каковы ваши цели, чего вы хотите, чего добиваетесь? Нужно также быть полностью в курсе своих возможностей и ресурсов и трезво их оценивать — насколько еще у вас может хватить сил? Такая осведомленность позволит интуитивно ощутить, почувствовать, когда настанет кульминационная точка.

При завершении любых человеческих отношений, любых человеческих дел требуется ничуть не меньшее чувство кульминационной точки, чем при ведении войны. Даже простой разговор, заходящий слишком далеко, никогда не оканчивается благоприятно. Злоупотреблять терпением, утомлять и тяготить людей своим присутствием — грубая ошибка: уходить нужно так, чтобы все жалели о вашем уходе и жаждали встретиться еще раз, не меньше. Этого можно добиться, завершив разговор буквально на мгновение раньше, чем того ожидает собеседник. Покинете общество слишком рано — и вас сочтут робким или попросту плохо воспитанным, но если уйти в правильно выбранный момент, на пике веселья и воодушевления (кульминационная точка), — вы оставите о себе приятнейшие воспоминания, о вашем уходе будут сожалеть. Всегда лучше заканчивать дела энергично, на высокой ноте, в этом есть, если хотите, особый шик.

Победа и поражение таковы, какими вы их делаете; главное, как вы с ними поступите. Поскольку поражения неизбежны в жизни каждого из нас, вам необходимо овладеть искусством держать удар и достойно — стратегически — проигрывать. Прежде всего, позаботьтесь о том, чтобы психоло- гически правильно воспринять проигрыш. Рассматривайте его как временное отступление, своего рода сигнал, который заставит вас проснуться и преподаст хороший и полезный урок. Очень важно, чтобы, даже проигрывая, вы сумели завершить дело достойно, энергично и на высокой ноте: психологически вы готовы к тому, чтобы взять реванш и перейти в атаку в следующем раунде. Как часто случается, что те, кому достается победа, расслабляются и теряют бдительность, — вы должны радоваться неудаче, приветствовать поражение, которое помогает обрести силы.

Второе: вы должны рассматривать свое поражение как способ продемонстрировать окружающим силу своего характера. А это значит, нужно держать голову высоко поднятой, не подавать виду, что вы огорчены, разочарованы или испуганы. В начале своего президентского срока Джон Ф. Кеннеди впутал страну в провальный конфликт на Плайя-Хирон, неудавшееся вторжение на Кубу. Кеннеди полностью возложил на себя ответственность за это фиаско, однако не заходил в извинениях слишком далеко; вместо того чтобы рвать на себе волосы и каяться, он начал активно работать над исправлением допущенных ошибок, прилагая все усилия, чтобы застраховать страну от повторения подобных ситуаций. Он сохранил лицо, не скрыв, что его терзают угрызения совести, но также и показав силу. Благодаря этому ему удалось заручиться общественной и политической поддержкой, которая оказалась совсем не лишней в его последующих сражениях.

Третье: если вы видите, что разгром неизбежен, то «помирать» лучше «с музыкой». Это поможет завершить дело на высокой ноте, даже если вы проиграли. Это поможет поддержать дух ваших солдат, вселить в них надежду на будущее. В битве при Аламо в 1836 году погибли все до единого американцы, сражавшиеся против мексиканцев. Но они умерли героями, отказавшись сдаться. Память о битве воплотилась в боевом кличе «Помните Аламо!» — и воодушевленные им американские войска под командованием Сэма Хьюстона вскоре взяли реванш, без труда разбив мексиканцев. Вам не нужно становиться мучеником в буквальном смысле, переносить физические страдания — достаточно проявлений героизма и энергии, чтобы превратить поражение в моральную победу, от которой рукой подать до победы осязаемой, материальной. Сеять семена будущей победы в нынешнем поражении — стратегическое мастерство высшего порядка.

И наконец, последнее: учитывая, что завершение любого дела есть не что иное, как начало следующего этапа, часто имеет смысл закончить на неопределенной ноте. Если вы миритесь с противником после битвы, дайте ему уловить тень намека на то, что у вас в душе все еще осталась капля сомнения, — в этом случае ему еще придется приложить усилия, чтобы полностью себя реабилитировать. Когда кампания или проект подходят к завершению, постарайтесь, чтобы у окружающих создалось чувство, будто они не понимают, не могут разгадать, что вы будете делать дальше, — подержите их в напряжении, играя их вниманием. Заканчивая на таинственной, неопределенной ноте — двусмысленностью, намеком, каплей сомнения, — вы повышаете свои шансы в следующем раунде, весьма тонко и хитро обеспечиваете себе превосходство.

Образ:

Солнце. Оно оканчивает свой бег и скрыва ется за горизонтом, оставляя после себя на небе великолепное сияние, изумительный закат, который долго потом остается в памяти. Возвращения солнца всегда ожидают с нетерпением.

Авторитетное мнение:

Победа — ничто. Нужно еще уметь извлечь выгоду из своего успеха.

— Наполеон Бонапарт (1769–1821)

ОБОРОТНАЯ СТОРОНА Невозможно представить себе, чем может быть полезно дурное окончание дела. Здесь нет оборотной стороны.

ЧАСТЬ

Данный текст является ознакомительным фрагментом.