Оборона Днепра

Оборона Днепра

27 сентября XLVIII танковый корпус оставил плацдарм под Кременчугом и переправился на правый берег Днепра. Сама река как природный рубеж внушала чувство уверенности – здесь она достигала 400 метров в ширину, причем правый берег был выше левого. Однако густые камыши, росшие по берегам, позволяли русским относительно легко укрывать здесь свои лодки и маскировать приготовления к форсированию реки. Да и вообще, правильно было когда– то замечено, что «история знает не так уж много случаев, когда река становится действенной преградой на пути ведущей наступление сильной армии противника»[199].

Так и произошло. 27 сентября мы узнали, что русские уже форсировали Днепр в районе города Переяслава, южнее Киева. Нам было приказано немедленно ликвидировать этот плацдарм противника. С этой целью под наше командование была передана 20-я гренадерская моторизованная дивизия. Быстро двигаясь вниз по Днепру к плацдарму противника, мы встретили двигавшиеся в южном направлении войска противника, и наши танки, даже не развернувшись, с ходу вступили в бой. Русские были отброшены назад, к излучине реки. Но здесь им удалось закрепиться, и мы не смогли выбить их оттуда.

Следующие две недели на фронте царило затишье; тактика «выжженной земли» приносила свои плоды, и русские были еще не в состоянии организовать крупномасштабное наступление на этом участке. XLVIII танковый корпус входил в 8-ю армию, которая удерживала фронт протяженностью более 200 миль от Кременчуга до района южнее Киева. Армией командовал генерал Вёлер, а начальником его штаба был генерал Шпейдель. Единственным плацдармом русских в полосе 8-й армии был именно тот, против которого действовал XLVIII танковый корпус, к югу от Переяслава. Мы не сомневались в том, что русские нанесут новый удар на этом участке, – агентурные и разведывательные сводки постоянно сообщали о непрекращающемся потоке подкреплений, двигавшихся в этом направлении. Русские навели несколько переправ через Днепр, и столь было велико их искусство в этой области, что сумели построить мосты с настилом ниже уровня воды, по которым войска и лошади могли бы преодолеть водную преграду.

Немецкие войска лихорадочно готовились к отражению готовящегося наступления. 7-ю танковую дивизию передали другой армии, но у нас по-прежнему оставалась 20-я моторизованная дивизия, к тому же на подходе были 19-я танковая и 1-я пехотная дивизии. В соответствии с планом командующего артиллерией XLVIII танкового корпуса огонь артиллерии всех дивизий был сосредоточен таким образом, чтобы ответить одним мощным ударом по любому угрожающему участку противника.

Зенитной артиллерии предстояло играть важную роль в общем плане огня. Мы придерживались принципа, согласно которому борьба с танками осуществлялась всеми имеющимися средствами и каждый был ее участником. Противотанковые рвы, заграждения на дорогах, препятствия всякого рода, минные поля и минные полосы – все предназначалось для того, чтобы направить русские танки по заранее приготовленным коридорам. Все препятствия простреливались огнем артиллерии – простая тактическая предосторожность, о которой часто, к сожалению, забывают.

То, что наступление неизбежно, было ясно по тому, как часто русские проводили разведку боем значительными силами. Противником были вырыты траншеи по направлению к нашим передовым позициям. Возросло и число дезертиров, перебежавших на нашу сторону. Проведенная ночью воздушная разведка доложила об интенсивном передвижении моторизованных колонн русских в направлении плацдарма, а аэрофотосъемка выявила новые артиллерийские позиции противника. Лучшим и самым надежным источником информации была наша радиоразведка.

В 6.30 утра 16 октября русские начали свое наступление на позиции XLVIII танкового корпуса. В это время я находился на одном из передовых наблюдательных пунктов 19-й танковой дивизии и оставался там в течение двух часов. Артиллерийская подготовка действительно весьма впечатляла. Никакое передвижение было невозможно, поскольку на участке в 1 км огонь вели до 290 орудий. За два часа обстрела русские израсходовали такое количество боеприпасов, которого в обычном бою им хватило бы на полтора дня сражения. Две дивизии, оборонявшие фронт корпуса, обстреливались с такой интенсивностью, что нельзя было определить даже приблизительно направление главного удара противника. Некоторые русские орудия вели огонь прямой наводкой с открытых позиций. После двух часов артобстрела местность стала напоминать свежевспаханное поле, и, несмотря на глубину орудийных окопов, многие наши огневые средства были выведены из строя.

Неожиданно русская пехота плотными цепями пошла в атаку. Атака была поддержана танками. Одна волна наступавших следовала за другой. Множество самолетов с бреющего полета уничтожали наши опорные пункты, которые еще вели огонь. Атака русской пехоты представляет собой ужасное зрелище. Длинные серые цепи солдат, испускающих дикие крики, захлестывают вас, и обороняющиеся войска должны иметь стальные нервы, чтобы выдержать это. Для отражения такой атаки необходима строжайшая дисциплина ведения артиллерийского огня.

В ходе наступления русским удалось продвинуться вперед, но во второй половине дня наши бронетанковые части, которые мы до поры держали в резерве, смогли как-то восстановить положение, и мы отошли всего на 1 милю.

В последующие дни русские повторяли свои попытки прорвать нашу оборону с такой же силой. Пострадавшие от нашего огня дивизии отводились в тыл, а в бой бросались все новые и новые части. Волна за волной упорно они шли в атаки, и вновь волна за волной, но уже значительно поредевшие, откатывались назад. Но русские и не думали отказываться от столь дорого им стоивших и негибких методов атаки. На нашей стороне основное бремя сражения несли артиллерия и танки. Артиллерийский огонь велся по гибкому плану, который позволял и сосредотачивать его там, где это было наиболее необходимо, и наносить удары по русским колоннам на исходных рубежах. Там, где русским все же удавалось вклиниться в нашу оборону, эти прорывы быстро локализовывались, а через несколько часов танки наносили контрудары по флангам образовавшегося выступа. Эта битва продолжалась более недели, и оборонительная мощь XLVIII танкового корпуса стала ослабевать. 8-я армия выдвинула на угрожаемый участок свой последний резерв – 3-ю танковую дивизию.

В это время генерал фон Кнобельсдорф был в отпуске, а обязанности командира XLVIII танкового корпуса исполнял генерал фон Хольтиц. Большую часть времени он проводил на передовой, лично руководя боевыми действиями, на том участке, где ситуация была самой опасной. Однажды вечером он заговорил со мной о развитии событий и выразил беспокойство по поводу страшного давления противника на нашем фронте. Он считал, что массы русских войск захлестнут нас, подобно громадным океанским волнам. Все преграды на их пути будут сметены, и русские ринутся вперед и поглотят всю Германию. Он собирался обратиться лично к Гитлеру и открыть ему глаза на катастрофическое положение на нашем фронте. Он сообщил мне, что собирается подать в отставку и тем самым дать сигнал об опасности, который побудил бы Гитлера принять новые решения.

Я приложил все усилия, чтобы доказать генералу – даже русские резервы должны скоро иссякнуть. Я обратил его внимание на невероятно высокие потери русских, понесенные ими от действий его корпуса, который сражался с необыкновенным мужеством и отвагой, и сказал, что скоро даже наступление русских должно выдохнуться. Мои доводы почти не произвели на него никакого впечатления, и он остался тверд в своем решении. Он не верил в то, что наш фронт продержится еще хотя бы день. Он хотел избавить своих солдат от столь ужасного испытания. Силы корпуса становились все слабее, и не было никакой надежды на его замену или пополнение. На следующее утро генерал покинул штаб корпуса, по-прежнему намереваясь изложить свои взгляды перед Гитлером.

Спустя два дня после отъезда фон Хольтица атаки русских на участке XLVIII танкового корпуса стали слабеть и вскоре прекратились. Было похоже на то, что генерал был слишком пессимистичен. Но зимой 1945 года, когда советские войска заполонили мою страну, я часто думал об этом памятном разговоре.