Раскол умов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Раскол умов

Покорение Запада, которому, как нам сейчас кажется, нельзя было противостоять, на самом деле произошло в обстановке сомнений и страха. Предшествующий период был назван американцами «странной войной» в насмешку над инертностью союзников. Вряд ли это было справедливо, поскольку союзникам в то время для активных действий очень не хватало техники и оружия. Но «странные» моменты были и у немцев.

После покорения Польши и раздела военных трофеев с Россией Гитлер сделал шаг в сторону мира с западными странами. Получив отпор, он начал испытывать страх перед тем, что затеял, и перед своим временным союзником. Он придерживался мнения, что затяжная война на истощение с Британией и Францией быстро исчерпает ограниченные ресурсы Германии и оставит ее беззащитной перед роковой атакой русских. «Никакой договор не сможет обеспечить длительный нейтралитет России», – часто повторял он своим генералам. Именно страх и стремление к миру на западе погнали его в наступление на Францию. Он надеялся, что, когда Франция будет покорена, с англичанами будет проще найти общий язык. Он считал, что время работает против него.

Гитлер не рискнул начать затяжную игру в ожидании того, что французы устанут от войны. Он верил, что в тот момент обладал достаточной силой и средствами, чтобы разбить Францию. «В определенных видах оружия, причем его решающих видах, Германия обладает непререкаемым превосходством». Гитлер инстинктивно чувствовал, что должен нанести удар чем быстрее, тем лучше, иначе будет уже слишком поздно. «Наступление должно начаться, если это окажется возможным, этой осенью».

Расчеты Гитлера и настоящие инструкции были изложены в меморандуме, увидевшем свет 9 октября 1939 года. Он выполнил мастерский анализ военных факторов сложившейся ситуации, однако упустил немаловажный политический фактор – «бульдожью хватку» потревоженных англичан.

Генералы разделяли опасения Гитлера перед затяжным конфликтом, но не понимали, на чем основана его уверенность в немедленной победе. Они не считали немецкую армию достаточно сильной, чтобы разбить Францию.

Все представители военной верхушки, с которыми я имел беседы, включая Рундштедта и его основного стратега Блюментрита, признавали, что испытывали серьезнейшие опасения перед началом наступления на западе. Блюментрит по этому поводу сказал: «Только Гитлер верил в возможность решающей победы».

Генерал Зиверт, с 1939-го по 1941 год бывший личным помощником Браухича, сказал, что до польской кампании план наступления на запад даже не рассматривался, а вскоре после нее Браухич был изрядно встревожен, получив приказ Гитлера этот план разработать. «Фельдмаршал фон Браухич стоял насмерть против этого плана. Все документы, касающиеся этого плана, имеются в архивах. Когда они будут доступны, всем станет очевидно, что он настоятельно советовал фюреру отказаться от наступления на запад. Он даже попросил фюрера о личной встрече, в процессе которой постарался убедить его в пагубности этой попытки. Когда же стало ясно, что фюрер не намерен менять свою точку зрения, Браухич начал подумывать об отставке. Я спросил, чем мотивировались возражения. Зиверт ответил: «Фельдмаршал фон Браухич не считал немецкие вооруженные силы достаточно сильными, чтобы завоевать Францию, и утверждал, что если немцы покорят Францию, то тем самым вовлекут в войну и Великобританию. Такой вариант развития событий фюрер в расчет не принимал. Однако фельдмаршал продолжал настаивать: «Мы уже имели дело с англичанами в последней войне и знаем, что они собой представляют».

Столкнувшись с противодействием армейской верхушки, Гитлер 23 ноября собрал в Берлине совещание, намереваясь переубедить генералов. Я имею подробный рассказ о нем генерала Рёрихта, в то время бывшего руководителем одного из отделов Генерального штаба, в функции которого входил сбор материалов и обобщение уроков кампании 1940 года. Рёрихт сказал: «В течение двух часов фюрер пространно излагал свои взгляды на ситуацию, стараясь заставить генералов поверить, что наступление на западе было жизненной необходимостью. Фельдмаршал фон Браухич решительно выступил против, чем навлек на себя гнев фюрера. Генерал Гальдер тоже сомневался в целесообразности этого мероприятия. Они оба заявляли, что немецкая армия недостаточно сильна, – только это соображение имело шанс поколебать решимость фюрера. Тем не менее последний заявил, что его мнение является решающим. После этого совещания были созданы новые подразделения, имевшие цель укрепить армию. Вот как фюрер считался с инакомыслящими».

В обращении Гитлера к генералитету он высказал свою озабоченность растущей угрозой со стороны России, а значит, и жизненной необходимостью иметь «развязанные руки» на западе. Но союзники отказываются рассматривать его мирные предложения и прячутся вне пределов досягаемости за стенами своих укреплений, оставляя за собой право перепрыгнуть их, если захотят. Как долго сможет Германия терпеть такую неопределенность? И зачем? В настоящий момент она обладает несомненным преимуществом. А через шесть месяцев ситуация вполне может радикально измениться.

«Время работает на наших противников». Но и на западе не все было благополучно. «У нас есть ахиллесова пята – Рур. Если Британия и Франция прорвутся через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности. Сопротивление Германии будет парализовано». Угрозу следует устранить, нанеся упреждающий удар.

Но даже Гитлер в то время не демонстрировал абсолютной убежденности в успехе. О предстоящем наступлении он говорил как об «авантюре», а также о существовании выбора «между победой и уничтожением». Более того, свой пламенный призыв он завершил на мрачной, пророческой ноте: «Мне предстоит или выстоять, или пасть в борьбе. Я не смогу пережить поражения моего народа».

Копия этого обращения была найдена в архивах верховного командования после падения Германии и предъявлена в Нюрнберге. Но на процессе ничего не говорилось об оппозиции Гитлеру во время обсуждения, которое могло оборвать карьеру фюрера в первую же военную осень.

Дело в том, что генералы, ведомые самыми дурными предчувствиями, были готовы рассматривать крайние меры. Рёрихт рассказывал: «В командовании сухопутными силами всерьез дискутировался вопрос, поставленный Браухичем и Гальдером, о том, что, если фюрер не согласится на проведение более умеренной внешней политики и будет настаивать на реализации своего плана, который втянет Германию в борьбу против Франции и Великобритании, придется отдать приказ войскам на западе повернуть обратно, идти на Берлин и сбросить фюрера и нацистский режим.

Но единственный человек, без которого этот контрплан не мог стать успешным, наотрез отказался от сотрудничества. Речь идет о генерале Фромме, главнокомандующем армией резерва Германии. Он считал, что, даже если войска получат приказ выступить против режима, они не подчинятся, поскольку слишком доверяют Гитлеру. В этом он был совершенно прав. Его отказ сотрудничать был вызван вовсе не большой привязанностью к Гитлеру. Его отношение к режиму было не менее отрицательным, чем у остальных. Поэтому в конце концов он тоже стал жертвой Гитлера, но продержался дольше других – до марта 1945 года».

Далее Рёрихт сказал: «Даже если не принимать во внимание сомнения Фромма, думаю, что план все равно бы провалился. Люфтваффе, демонстративно пронацистская организация, легко могло подавить любое выступление армии, поскольку имело в своем составе зенитную артиллерию. Передача Герингу и люфтваффе ответственности за противовоздушную оборону стала серьезным шагом в деле ослабления позиций армии».

Соображения Фромма по поводу реакции войска, вероятнее всего, были правильными. Это признавали и генералы, в то время крайне недовольные его отказом сотрудничать. С этим должны согласиться и мы, зная, как тяжело люди отказывались от веры в Гитлера даже в последние дни перед падением Германии, когда бои шли уже в Берлине. Но даже если бы в 1939 году заговор и не привел бы к свержению Гитлера, все равно попытаться стоило. Такая попытка потрясла бы Германию настолько, что наверняка свела бы на нет планы Гитлера покорить Францию. В этом случае европейцы избежали бы невзгод, обрушившихся на них в результате этого иллюзорного триумфа. Да и на долю немцев не выпало бы столько испытаний, сколько им довелось пережить после затяжной войны, сопровождающейся разрушительными бомбежками.

Хотя заговор генералов стал мертворожденным ребенком, Гитлер не преуспел в своем стремлении начать наступление в 1939 году. Рундштедт по этому поводу сказал: «Больше всего ему помешала погода. Задержки продолжались в течение всей зимы».

Блюментрит сообщил, что в период между ноябрем и апрелем в войсках одиннадцать раз объявлялась сорокавосьмичасовая готовность. «Всякий раз приказы отменяли до истечения положенного времени. Эти постоянные отмены заставили нас думать, что Гитлер элементарно блефует и использует угрозу нападения в качестве средства подтолкнуть союзников рассмотреть его мирные предложения». Однако, когда в мае поступил двенадцатый по счету приказ, роковые события все-таки начались.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.