Василий Иванович Чуйков

Василий Иванович Чуйков

Основную часть города защищала 62-я армия. Она стояла от тракторного завода на севере до элеватора на юге. Десятитысячная (по штатному расписанию) дивизия у командарма Лопатина насчитывала лишь 1500 человек. Некогда превосходная 35-я гвардейская дивизия ныне насчитывала в своем составе 250 солдат. В танковой бригаде был один танк. Из 666 человек личного состава танковой бригады лишь 200 человек имели минимальную военную выучку. И все же они стояли.

Здесь проходила линия «Г». Безмерно утомленный и бездонно преданный делу полковник Лопатин, талантливый военачальник, устанавливал свой командный пункт, когда в телефонном разговоре он посчитал необходимым поделиться своими сомнениями с командармом Еременко. Его участь была решена самым прискорбным образом, его личные опасения послужили причиной отставки. Сталин не умел прощать неудачливых, по его мнению, командиров. Кто выстоит? Еременко представил генерала Василия Чуйкова как надежного и твердого командира. В двадцать пять лет тот окончил Военную академию РККА имени Фрунзе. Он прибыл на советско-германский фронт из китайского Чунцина, где служил военным советником. Расчет был на то, что тлен и скорбь войны меньше затронули этого офицера, его нервы и выдержка требовались в этот решающий час более всего. Он был решительным, упорным, уверенным в себе командиром и презирал трусов. Широкоплечий и невысокий, он был безразличен к одежде и из-за его солдатской гимнастерки его периодически принимали за солдата.

В город вместе с Чуйковым были назначены для вхождения в 62-ю армию резервные части, расквартированные прежде вокруг Тулы, — четыре стрелковые дивизии, две моторизованные и две бронетанковые бригады. Пересаживаясь на семи станциях, они прибыли в Сталинград после последнего этапа — форсированного марша в двести километров. Вопрос — может быть, главный вопрос — заключался в том, поверят ли воины в свою способность устоять там, где с мая безостановочно бьют их товарищей, а те лишь соревнуются в скорости отступления? Заставить бойцов поверить в смысл жертвы было не менее важно, чем правильно расставить артиллерию.

Не убеждал людей и командующий фронтом генерал Гордов: «Его волосы седели, и у него были усталые серые глаза, которые, казалось, ничего не видели и чей холодный вид, казалось, говорил: «Не рассказывайте мне о сложившемся положении, я знаю все и ничего не могу поделать, если уж так повернулась судьба».

Простое, что называется рубленое лицо Чуйкова, его простота, его лихость, его ярость, его безыскусное и верное чувство долга были находкой. Человек с лабильной психикой просто сошел бы с ума в этой жесточайшей битве мировой истории. Природа и судьба сделали так, что блестящий Паулюс со своим патефоном и набором пластинок с классической музыкой не вынес напора страшных событий и на определенном этапе в известном смысле «спрятался» за приказы, лояльность, чувство долга, веру в чье-то высшее разумение. И в конечном счете вышел, подняв руки, из подвала Центрального сталинградского универмага. А другой, не избалованный ни судьбой, ни доверием вождя, ни бликами невероятной воинской славы, ни простым комфортом, ни чувством защищенности скромно живущей в Куйбышеве семьи, выжил в этом аду, чтобы увидеть погибель врага, бросившегося на Россию, дойти до Берлина, чтобы сделать самое свое имя символом живучести и не бросающейся в глаза, но готовой на любую погибель верности своему миру, беззаветной верности матери Родине.

Чуйков прибыл в Сталинград 11 сентября 1942 года. Все, что он видел на переправе, переполнило его гневом. Раненые лежали в ожидании переправы часами, порядок отсутствовал в деле, от которого зависела судьба города. Еременко приветствовал его тепло и предложил вместе позавтракать. Чуйков отказался, и оба они сели за крупномасштабные карты. «Василий Иванович, я пригласил вас, чтобы предложить новое назначение, место командующего шестьдесят второй армией. Что вы об этом думаете?» — «Назначение очень ответственное, — ответил Чуйков. — Я не подведу вас».

На командный пункт 62-й армии на Мамаевом кургане Чуйков прибыл непосредственно перед решающим выступлением немцев. Накануне 62-я армия подверглась неслыханному расстрелу с воздуха. В дивизиях, чей нормальный состав был 10 тысяч, осталось по сто бойцов. В танковых бригадах было чуть больше десятка танков, а в целом танковом корпусе генерал-майора Попова было меньше пятидесяти машин, и большинство из них стреляло только в неподвижной позиции. Первостепенной задачей было укрепление оборонительных позиций, защита флангов, закладка мин. Лишь одна тема отныне и навсегда не обсуждалась в бункере Чуйкова — как покинуть свои боевые позиции.

Главная задача перед Чуйковым — сделать так, чтобы рядовой его армии понял свою задачу, увидел командира принимающим его пулю, а не прячущимся за штабные двери. Тактика была в 1942 году уже создана задолго до Чуйкова: сражайся пока можешь, если давление угрожает смертельно — уйди, отдай врагу часть нашей необъятной территории, но с первыми же лучами следующего дня начни новый бой, действуй так бесконечно долго, доведи врага до истощения, пусть он временно владеет твоей землей. Пока ты жив сам, враг не будет ею владеть долго. Истощи его. Пусть его сотая победа в битве за десяток метров территории окончится в его пользу. Но в сто первый раз ты одолеешь его, даже если на его стороне мысль, техника, расчет, навык, высокое умение. Ты окажешься сильнее его тем, что не усомнишься, не изменишь, не станешь прятать шкуру. Ведь гибли и до нас, ведь на нашей великой и незащищенной равнине, на наших просторах от Бреста до Владивостока было всякое, но не иссякало наше упорство, наша вера, наша сыновья любовь.

Если бы иссякло это чувство, то не помогли бы ни Сталин, ни идеология, ни милый мороз. Но мы рождены в этой вере и необъяснимой и чаще всего невысказанной любви к стране, где столько народов, но где человеческая симпатия ценится более всего в жизни, где жизнь тяжела, но где наш дом, наши могилы, наше небо. И мы тоже умрем не осквернив память предков, не обманем ожидания всей страны, вдруг затихшей при слове «Сталинград». Множество западных исследователей указывают на загрядотряды, штрафбаты, идеологическую муштру. Справедливо указывают. Но никакая индоктринация не объясняет сверхчеловеческой стойкости защитников священного для нас города. Чужой — пусть даже самый благожелательный — взгляд не видит простого, как вода, как дыхание, необъяснимого в конечном счете чувства, которое в простом приволжском городе восстало против мастерства лучших профессиональных воинов, до того завоевавших почти всю Европу.

Чуйков, Лопатин, Ильин, Петраков, Родимцев, Вдовиченко, Драган, Батюк, Людников, Горохов, Жолудев, Павлов, Зайцев, Саша Филиппов, Баданов. Стоявшие «за други своя», за нас, живущих. Не все выжили, не всех посетила слава. Но все стояли за нас, за отечество, за великую страну. Нехорошо нам забыть их имена.

И еще. Приведем мнение английского историка А. Кларка. «Фактом является, что, в то время как русские показали великое искусство и гибкость в приспособлении своей тактики к условиям развернувшегося сражения, Паулюс допустил ошибки с самого начала. Немцы были в ступоре перед ситуацией, не имевшей места в их прежнем военном опыте, и они отреагировали характерным образом — прилагая грубую силу во все более и более крупных дозах». Еще больше снарядов и бомб. Но тут методический германский ум противопоставил стойкости защитников только то, чего они уже давно решили про себя не бояться. Два мира жили в разной системе морально-физических координат. Защитников можно было убить, их нельзя было заставить устрашиться того, что уже не парализовывало их страхом.

В определенном недоумении, немцы все же пытаются рационализировать происходящее. И к чему же они приходят? Их главный вывод безнадежен (и в этом смысле неконструктивен): враг иррационален. День за днем немцы повторяют этот вывод, никуда кроме лютого страха не ведущий. Вот каталог оценок противника немецким солдатом за весь период осады. 1 сентября: «Неужели русские действительно собираются воевать на самом берегу Волги? Это сумасшествие». 8 сентября: «Нездоровое упрямство». 11 сентября: «Фанатики». 13 сентября: «Дикие звери». 16 сентября: «Варварство…, это не люди, а дьяволы». 26 сентября: «Варвары, они используют бандитские методы». 27 октября: «Русские — не люди, это какой-то тип созданий из железа; они никогда не устают и не боятся огня». 28 октября: «Каждый солдат смотрит на себя как на уже приговоренного человека». Да, каждый приговорил себя, если надо, умереть. Есть ценности важнее жизни.