«Будь я сегодня молодым, я бы наводил справедливость!»

«Будь я сегодня молодым, я бы наводил справедливость!»

Интервью газете «Plus ULTRA!»

– Сергей Николаевич, что вы думаете о современной молодежи?

– По-моему, молодежь сейчас мучается – не только материально, конечно, а духовно… Сейчас мы наблюдаем полное отсутствие каких-либо целей. А в молодые годы человек должен ставить себе крупные цели. Крупные не в том смысле, чтобы машина удлинялась или в габаритах увеличивалась, а в том, чтобы перейти из одного состояния в другое. Скажем, человек был подпольщиком-революционером, а становится… ну, скажем, диктатором или наполеоновским маршалом. А перед современным молодым человеком в России стоят цели сугубо материальные или вообще отсутствие таковых. Отсюда и массовый уход молодых людей, уход… ну хотя бы в футбольные болельщики. Как-то я ехал в поезде Ленинград – Москва после матча «Зенит» – ЦСКА, видел этих болельщиков, много говорил с ними и поразился, с какой страстью они между собой бились. Это означает только то, что у этих молодых людей отняли все. Они всю жизнь будут тем, кем являются сейчас. Их футбольные страсти – это то же самое, что алкоголь. Вот куда все направили… Вспомним шумные июньские события 2002 года на Манежной площади после футбольного матча с Японией. По-моему, это был стихийный бунт обездоленной молодежи. Конечно, одобрять разгром витрин на Тверской трудно. Однако посмотрим на события с другой стороны: рестораны и бутики для богатых таковы, что родители футбольных фанатов туда не посмеют даже заглянуть – а уж нынешняя молодежь… Тут есть на что обидеться молодому человеку.

– Но ведь футбольные фанаты и драки были и в советское время…

– Их не было никогда – говорю вам как старый болельщик. Ну разве что стычки подвыпивших…

– В 1980-х годах уже были группировки фанатов, их атрибутика, столкновения между ними…

– Уточним дату. В 1980-е годы началась «перестройка». В классическое советское время были всего две драки, которые зафиксировала история. Первая – это события на Ленинградском стадионе в 1957 году, когда действительно был там стихийный бунт, а второе жуткое дело – в Ташкенте, во время матча «Зенит» – «Пахтакор», когда узбеки стали бить русских. Вот и все.

– А что для вас «классическое советское время»?

– С начала 1930-х годов и по конец Брежнева.

– По 1982 год?

– Условно говоря. Это время отличалось оттенками, скажем ясно, каким оно было при Сталине. Но это было время, когда не было расслоения общества. Общими были интересы. Люди рождались, жили и умирали примерно одинаково. Между, скажем, Алексеем Николаевичем Косыгиным – Председателем Совета Министров СССР и простым рабочим принципиальной разницы не было: приблизительно одинаковые семейные отношения, взгляды и убеждения, даже увлечения – футбол, рыбалка и пр.

Скажем, парень из простой рабочей семьи в советское время, отслужив в армии, хорошо отслужив, вступив, или даже не вступив – кандидатом в партию, мог поступить в любое учебное заведение – в любое, подчеркиваю. Теперь тот несчастный парень лишен всех прав. И будет лишен до тех пор, пока их не завоюет. Поэтому сегодня перед молодежью, мне кажется, стоит задача… Будь я сегодня молодым, что бы я делал прежде всего? Говорю это открытым текстом: если бы у меня был отец безработный, мать мучается, работая уборщицей или учительницей, – по зарплате примерно одно и то же, а я подросток, юноша? И я вижу проносящиеся мимо меня «мерседесы»… Я тут же сколотил бы себе крепкую команду и дальше «брал» бы владельцев «мерседесов», приносил бы деньги маме, приносил другим, помогал. Вот, клянусь, я бы обязательно так поступил.

– То есть вы бы создали банду?

– «Банда» – это, понимаете, уголовная терминология, используемая для классификации грабежей с корыстной целью.

– А в данном случае?

– В данном случае я бы наводил справедливость.

– Понятно. Для редактора журнала «Человек и закон» любопытное заявление.

– Ради бога! Но ведь я теперь не редактор журнала «Человек и закон». В то время, когда я был редактором, я себя бы повесил за такие дела. А теперь, как видите, я говорю это совершенно спокойно, потому что другого пути нет. Это борьба. Людей обездолили беззаконно и бесправно, людей поставили в положение париев на всю жизнь! И это терпеть? Нет, терпеть нельзя!

– Вы абсолютно идеализируете советскую систему или все-таки были, на ваш взгляд, какие-то негативные моменты?

– Ну что вы говорите, конечно, были. Но все познается в сравнении. Кратко скажем так: потери для труженика, для честного человека, гражданина при падении Советской власти неизмеримо превосходят то, что мы получили. Что мы получили? Скажем, невозможно было пива купить проклятого или не могли купить женам колготки окаянные. Теперь этого нет, и прекрасно! Но этого слишком мало, я уж не говорю о том, что кучу деликатесов человек среднего достатка купить не может в силу нехватки денег – это ясно. Повторяю, потери от падения социализма превышают те достижения, которые мы получили от введения криминального капитализма. Кстати говоря, если бы он был не криминальным, а благополучным, как среднестатистический европейский, то думаю, и в этом случае потери не были бы восполнены.

– В чем заключаются для вас абсолютные плюсы социализма?

– Абсолютные плюсы социализма в том, что в общем и целом любой среднестатистический человек имел право на развитие. И он в общем и целом мог достойно и спокойно жить. Больше того, социализм давал и дает человеку гарантию на завтрашний день, чего западный человек и сегодня не имеет, кстати. Вклады в сберкассах имели почти все люди. Они были незыблемы, они были чем-то вроде священного вклада в храм.

И ясно теперь, что такое право на образование, которого лишили нашу молодежь. Что такое право на здоровье, когда пенсионер не может купить лекарства. Короче, социализм – теперь это ясно – несомненно лучше капитализма. Или, скажем, национальные отношения. Всегда есть нации, которые друг друга недолюбливают. Любят французы англичан, что ли? Это смешно. Любят только своих. Но при Советской власти вслух заикнуться: «Ах, эти черные! ах, эти хохлы! ах, эти кацапы!» – было немыслимо.

– Недавно я смотрел по ТВЦ передачу «Особая папка» – это была какая-то апологетика Льва Троцкого. Это, по-моему симптоматично, особенно учитывая, что среди некоторых молодых людей появляется интерес к троцкизму…

– Что касается Троцкого, то никогда не было и не будет массовых сторонников у него. Об этом уже многое сказано и, по-моему, очень интересно. Троцкий, как собирательный образ, представляет крайнюю степень антирусской революции 1917 года. Очень выразительны его сочинения, в которых прямо сказано, что русский народ – это тупые существа, неспособные к развитию, никакой русской культуры нет, что это периферия Запада… Кажется, ничего нового я не говорю.

– Тем не менее кое для кого это будет новым.

– Прежде всего он был осатанелый разрушитель – чистый бес. Троцкий – это фигура сугубо отрицательная, но прежде всего для нас, русских, отмечена именно его осатанелая русофобия. Я так говорю, потому что отношение к духовным ценностям России является лакмусовой бумажкой.

– Раз уж наш разговор перешел в эту плоскость… В той же передаче, в подразделе «Евреи и революция», доказывалось, что процент евреев, участвовавших в революции, был незначительным.

– Про это написано столько – в том числе и мной, – что просто можно цитировать… Тут даже дело не в проценте, хотя процент евреев в революционном движении многократно превышал их процент от общего числа населения России, но это бы еще ладно. Важно, какие посты они занимали. А они занимали прежде всего ключевые посты в карательных органах. Это доказано уже, ну просто на молекулярном уровне. Есть даже очень сильная еврейская самокритика по этому вопросу.

– Вернемся к разговору о молодежи. На ваш взгляд, насколько уровень современного образования отличается от образования советской эпохи? Понизился ли этот уровень?

– Понизился, вне всякого сомнения. Во-первых, потому, что появилось огромное количеств частных вузов. Многие из них – чистые лавочки, где можно фактически купить диплом. Немыслимо представить себе, чтобы в советское время в университете – любом – в зачетку клали долларовую бумажку. Теперь это происходит постоянно. Что, это улучшает образование? Ну конечно, нет. Вообще, если говорить о советской власти, то одно из лучших ее созданий была, конечно, система образования. Раньше Запад наши дипломы не признавал, и мы думали: «У нас, конечно, образование похуже». Теперь, когда все рухнуло, наши троечники делаются там пятерочниками. Это все видят, с этим никто не спорит. Наше образование было лучше, строже, и люди из вузов выходили с прочными серьезными знаниями и навыками. А то, что нынешнее положение образования хуже, чем в советское время, – это дважды два.

– Самый лучший советский период, с вашей точки зрения, если вообще можно ставить так вопрос?

– Можно, можно. Был такой никому не известный поэт Николай Глазков, русский парень. Знали его только в ЦДЛ – Центральном доме литераторов, он бывал там каждый день в буфете, каждый день практически был пьян – здоровый такой парень, физически очень сильный. Он прославился тем, что однажды, быв смертельно пьян, упал в туалете и лицом разбил мраморный унитаз. Лицо поэта при этом не пострадало. Вот была такая живая легенда, мы все его хорошо очень знали, он уже умер, но дело не в этом. У него, помимо расколотого лицом унитаза, есть четыре блестящие строчки: «Я на мир взираю из-под столика. Век двадцатый – век необычайный. Чем эпоха интересней для историка, тем она для современника печальнее». Правда, замечательные слова? Так вот, для историка самая интересная эпоха – это, конечно же, эпоха Сталина. Эпоха, когда Сталин невероятным усилием взял и отрезал ту голову, которую приставили к России, еврейско-комиссар-скую голову. А что касается современников, то клянусь, что я ничуть не ерничаю, не оригинальничаю. Я думал об этом как историк и писал об этом: лучшее время в XX веке для России было, безусловно, время правления Леонида Ильича Брежнева: тишина, покой, никто тебя не трогает. Арестовывали только тех, кто сам хотел быть арестован.

– То есть?

– Я имею в виду политические дела. Для так называемых диссидентов советский концлагерь – очень гуманный – был, как бы это лучше выразиться… чем-то вроде испытательного срока… Как перед получением офицерского чина несколько лет приходится быть солдатом (ведь курсант – тот же солдат) – вкалывать в военном училище, маршировать, бегать, чистить туалеты и т. д. – но зато потом получил погоны, а офицер уже никогда не будет мыть полы и т. п. То же самое и диссиденты, когда садились в лагерь. Они отлично знали, что если выдержат в нем и «помиловку» им не сделают, то выйдут оттуда и на Западе получат все. И получали!

– В концлагере зарабатывали себе синекуру?

– Послужной список для Запада. Вот он выходит из лагеря, получает свои «погоны»: интервью, встречи, гонорары.

– И все же, Сергей Николаевич, вы говорите: брежневское время самое лучшее в XX веке для простого человека. И в то же время вы занимали очень и очень неплохой пост – главный редактор журнала, выходящего миллионными тиражами… А какой, кстати, был тираж?

– Шесть с половиной, при ограниченной подписке, заметьте.

– Шесть с половиной миллионов! Фантастика! Так вот, главный редактор популярного журнала в эпоху, когда простому человеку жить хорошо, участвовали в какой-то борьбе. И борьба эта чуть не стоила вам головы – вы оказались под прицелом самого могущественного хозяина Лубянки Андропова. Сергей Николаевич, что это была за борьба?

– Никакого противоречия в моем суждении нет. Действительно, для трудящегося человека жизнь была хорошей. Но я-то, к сожалению, был не трудящийся – я был идеалист, мы хотели что-то переделать, исправить, улучшить…

– А что именно? С чем вы боролись?

– При брежневском тихом руководстве в партии были малозаметные, даже вовсе не заметные народу два крыла – русское и еврейское. Сейчас об этом уже написано, и серьезно с этим никто спорить не станет. В силу разных причин – об этом можно очень много говорить – русское крыло выбилось. Остались еврейские советники, которые все выскочили уже в наше время. Так вот, с ними мы и боролись. И они нас победили… тогда. Но при этом советский инженер ездил с семьей то на Байкал, то в Сочи. Люди жили мирным трудом, а какая-то кучка людей – тех и тех – между собой вечно боролась и сопротивлялась друг другу.

– То есть некая такая двухпартийная система при видимом господстве КПСС?

– Тогда так шутили в аппарате ЦК КПСС: у нас система однопартийная, но многоподъездная.

– Имелись в виду подъезды здания аппарата ЦК КПСС?

– Да, и это очень тонкая штука. Я часто там бывал, например, 5-й подъезд – отдел пропаганды, там можно было частенько услышать: «Ну что они там делают в 10-м подъезде, не понимаю?» КПСС только по внешности была одна партия. Например, Союз писателей, члены КПСС я и Окуджава, мы даже вместе в каком-то комитете заседали. Мы с ним полярные люди, но были членами одной партии. Только не подумайте, что я говорю: я хороший, а он плохой, я этого не говорю – это на чей вкус. В компартии были всякие люди. Нынешний Туркменбаши тоже, кстати, состоял в партии. В партии было всякое, оттуда и оттенки, которые между собой, кстати, как-то конституировались. Окуджава со своими сторонниками, членами КПСС, включая Аппарат, и мы тоже конституировались между собой и выходили на Аппарат. Все было в порядке вещей.

– В принципе, кто хотел действовать, тот мог действовать?

– Кто хочет действовать, может действовать всегда. Вот вы смеялись, что бывший главный редактор журнала «Человек и закон» хочет создать «банду». Но когда я вижу обездоленных и несчастных ребят, которым остается игла и «колеса», я бы этого не терпел. Я бы не стал колоться, когда рядом стоит «мерседес»… Чтобы я это терпел? Ни за что!

– Стало быть, с вашей точки зрения, идеалом современной молодежи должна быть борьба?

– Политическая борьба. У эсеров, кстати, был лозунг: «В борьбе обретешь ты право свое».

– И все же в этой борьбе ориентироваться нужно на то время или нужно искать что-то новое?

– Нельзя даже и заикаться о возврате в прошлое, какое бы оно ни было. Никогда прошлое не возвращается, это еще древние греки отметили: нельзя в один поток войти дважды. Будет новое, пусть новое… Новый социализм, очищенный от убогих нехваток, очищенный от много чего плохого, что было в ту эпоху, но социализм, в котором не будет педерастов, проституции, министров – открытых воров, которые даже не стесняются того, что они воры, продажных футболистов. То есть главное, что сегодня нужно, – это огромная чистка сталинского образца конца 1930-х годов.

– Очищающий новый социализм?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.