«Чем больше родину мы любим…»

«Чем больше родину мы любим…»

Журнал «Москва» поступает замечательно, публикуя, и уже не раз, литературные документы эпохи так называемого «застоя». Сразу сделаем две существенные оговорки.

Во-первых, речь идет тут не только и даже не столько о литературе. Нет, в те поры проза, поэзия и тем паче литературная критика были прикровенной формой выражения политической борьбы в обществе, и весьма широкий круг граждан это понимал. Ну а уж в ЦК или ЧК все такие случаи, письменные и даже изустные, изучались на глаз и на ощупь, в лупу рассматривались. Добавим для объективности, что и на другом берегу Атлантики – тоже.

Во-вторых, в идейной подлинной жизни этот самый «застой» был только вовне. Да, бубнил по бумажке престарелый генсек (но мы тогда и представить себе не могли, как будет выглядеть позже «гарант конституции»!); долдонили скучную чушь благовоспитанные дикторы телерадио (Господи! Насколько же были они приятнее расхристанных кликуш Березовского-Гусинского!). Но тогда любой свежий оттенок, проскользнувший в печати или даже произнесенный в Доме литераторов, – это становилось, как теперь выражаются, «знаковым событием», мгновенно облетало всю страну и оседало в бездонных глубинах ЦК, КГБ, ЦРУ.

Словом, «застой» был для телезрителей, а глубинная-то мысль жила и развивалась, хоть и на лабораторном уровне. И вот как только болтливый подкаблучник Горбачев приоткрыл фортку гласности – тут же с четкими и отработанными предложениями вышли люди, уже немолодые и опытные, и представили обществу весьма разные предложения. Кто и какие, это теперь знают все.

На исходе 1970-х центрами Русского Возрождения стали журналы «Москва», «Молодая гвардия» и «Наш современник». Скандал, и сугубо политический, вокруг последнего описан в данной публикации. Мне, участнику того драматического действа, представляется полезным дать свидетельства того времени, а не позднейшие мои воспоминания, которые – как и все иные – бывают неизбежно искаженными временем. Процитирую малые отрывки из записей, которые я тогда вел. Нынешний читатель, увы, давно приучен к печатным фальсификациям, порой довольно наглым. К счастью, у меня есть прямые доказательства подлинности. Записи тех лет я давно положил на ксерокс (юридически он равен подлиннику), один экземпляр отдал в архив, запретив им пользоваться до поры, второй оставил дома, а подлинник… Поэт воспевал «край, где апельсины зреют», а я отправил записи в прямо противоположном направлении по компасу.

Итак, запись от середины ноября 1981-го: «Сразу после праздников на совещании в ЦКМихвас (М.В. Зимянин) резко бранил Викулова: «Мы вам указывали, и вы не желаете исправляться…» Это грозно по нынешним меркам. А тут еще подоспел № 11, где Кожинов, Ланщиков и я, все для них плохо, ибо Ланщиков оттаскивает от них Чернышевского (а он главный в теме «Нация рабов»!), я прямо обвиняю их в русофобии, косвенно защищаю потерпевших разгром да еще стукаю по сильнейшей ленинградской общине; но главное – Вадим: он в сгущенном виде повторил то, что раньше писали А. Сахаров и я, не сославшись, это очень вызывающе».

Номер еще не дошел до большинства подписчиков, начальство не собрало еще справок, а шумок вокруг номера уже множился: «Споры вокруг Гумилева и статьи Кожинова вызвали чудовищный раздрызг среди «наших». Чивилихин полчаса задыхался, что Кожинов защищает Гумилева, что статья русофобская, как можно ссылаться на уничижения Пришвина и сомнительного Бахтина, почему мы хуже всех и нам отказывают в национальной гордости и т. д. Естественно, что А. Кузьмин тоже осуждает Кожинова. Оба они еще обижаются на немарксистские обстоятельства. У них окажется немало сторонников, как, впрочем, и у Кожинова, а тут еще гумилевские поклонники – начнется свара… Видел Л. Аннинского: «Я еще не читал журнал, но уже слышал, что Кожинов, Пайщиков и вы считаете, что русские – самые лучшие; я-то согласен, но…» Да, номер вызовет грохот».

Так оно и случилось. Читаем далее: «Палиевский: статья Кожинова написана для скандала, об этом он и мечтал, но это плохо для дела: тема, которую он затронул, будет надолго закрыта; неверно, что только у русских есть всемирность; статья написана для самоутверждения, чтобы ходить, выпятив грудь вперед; Селезнева он обманул, Селезнев невежествен». Потом идут собственные предварительные впечатления: «Да, верно, у Вадима перебор во все стороны. Прямые фактические ошибки, излишне про уничижение, спорно толкование Бахтина про князя Игоря, есть безусловный национализм (вот уж истинно: уничижение паче гордости), нарочитая внеклассовость: «Запад», какой Запад, его спросят; много божественного, вряд ли на очень высоком уровне, да это сегодня не для широкого пока употребления, а начальство бесит. Судя по всему, скандала не избежать. А все же – пусть, ибо статья Кожинова будит мысль по русской истории, а тт. Пашуто или Минц усыпляют ее».

Страсти ширились и разгорались, хотя начальственные голоса пока молчали. «Великие нестроения начались вокруг «Нашего». У них на летучке уже произошел раскол. Устинов выступил против, Васильев вроде бы тоже. Чивилихин пышет злобой, хочет вроде бы выступить 7-го (декабря) на Секретариате, меня ругал: как можно сочувствовать Деникину… Предполагается, что накажут Юру (Селезнева). А цензура уже сняла какую-то повестушку в № 12 «Нашего». Да, будет трудно. Обиднее всего, что бьют нас руками наших же. Бондарев недоволен Кожиновым (тот о нем никогда не упоминал). Чивилихин кричит: Гумилев, Бородай, Кожинов и Селезнев – одна линия! Да, тяжело иметь дело с детьми комбедчиков, питомцами рабфаков. Гумилев – с ним хоть поговорить интересно, а Чивилихин, Викулов и иже с ними?!» Да, так вот написал тогда сгоряча; не совсем верно, да сказано в старой русской летописи: ежели писах – писах…

И вот ожидаемое судилище состоялось: «7 декабря был Секретариат России, Михалкова не было: боится сейчас хоть кого-нибудь обругать, ибо может услышать, а ты вор!., а что ответишь? Ругали все, но только «русские» – Исаев, Грибов и др. <…> Присутствовал Альберт Беляев, но молчал. Решение не принято, но Викулову велено убрать Юру. В редакции раскол. Устинов, Васильев и почти все прочие ругали Крупина и Кожинова. Юра, конечно, задумал и провел операцию твердо и точно: ублажил Михваса, втерся к Альберту, оттеснил слабого Викулова, выдал неслыханно скандальный номер и получил немыслимую славу героя и мученика. Как всякий себялюбец и славолюбец, он наплевал на окружающих: журнал погубил, своих покровителей подвел, вызвал раскол и смуту. А все же – это все правильно! Эти поганые кулаки, питомцы совпартшкол, тупицы и духовные расстриги, эти кулаки, запросто покупаемые Сионом, нам не друзья и не союзники. Своей тупостью, бескультурьем и хамством они были только гирей у нас на шее, тянули нас на илистое дно. Мы надеялись на их помощь, льстили им и заискивали, а толку? Все эти Ивановы, Чивилихины, софроновы, исаевы и прочие «русские» прежде всего бездарны, поэтому могут существовать только на пониженном уровне культуры, малообразованны и негибки, отсюда маловосприимчивы и нетерпимы, они корыстны и безбожны, а раз так – легко покупаются. Что и случилось… Юру будут выгонять. Но в любом случае он выиграл».

25 декабря 1981 года в «Литературной России» появилось официальное сообщение: «Обсуждение журнала «Наш современник» – краткое, но, как говорится, выразительное. Вот моя запись тогда: «Сообщение об 11 продумано и отточено до тонкостей. Образец масонского коварства: Крупин – писатель, потому обвинен в недостатке художественности, ученый-филолог Кожинов – в «псевдонаучности», о Ланщикове сказано, что книга выходит – смотрите, мол; а мне теперь клеить политические обвинения бессмысленно, поэтому я «нарушил этические нормы» – надо скомпрометировать на будущее. Все сделано это от имени русских хамов-писателей, а оптом сказано, что «присутствовали» (то есть молчали) Беляев, Алексин, Кешоков, Поволяев, Коптяева. Утопили в грязи Викулова, напечатав его унизительное покаяние. Да, вот он – раздел на кулаков и бедняков! Все эти исаевы, доризо, грибовы и шундики – дети комбедчиков и питомцы совпартшкол, они продукт пониженного уровня культуры и в нем жизненно заинтересованы. Когда в водоеме резко понижается уровень воды, благородная рыба гибнет или уходит, а караси чувствуют себя прекрасно в илистой грязи; наоборот, если уровень воды вновь повысится и благородная рыба вернется, караси исчезают. Доризо и Исаев не могли бы существовать даже в сравнении с Плещеевым или Бенедиктовым! Они заинтересованы в Шкловском, ибо он оставляет им для прокорма их замусоренный пруд, а они нужны шуту Шкловскому как серый задник для его шутовского спектакля. Сион и кулак взаимно необходимы. Мы пытались работать вместе с кулачьем, не обращая внимания на их тупость, и льстили им, пытались просвещать и воспитывать. Кого?! Соловей-разбой-ник с разрешения Ильи Муромца засвистел в полсвиста – и все попадали с лавок, а что, если Чивилихину, Исаеву и Бондареву с Доризо сказать хотя бы четверть правды о них? Умрут. Нет, нас убьют… Кожинов при всех своих издержках будит мысль. Есть острая потребность в обсуждении общих закономерностей бытия, истории, а Сион всячески пытается разрушить целостное мировоззрение (любое), превратить человеческую мысль в собирательство курьезов или пустячков (такова, например, еврейская нынешняя пушкинистика). Вот почему Кожинов, Гумилев и Бородай (при всем при том) полезны и своевременны».

А вот и последняя краткая запись по поводу этих событий: «24 декабря по «Голосу (Америки)» была передача о статье Кожинова, насмешливо-отрицательная: «Шовинизм». Очень впечатляющее совпадение оценок с обоих берегов Атлантики!

…Рано скончавшийся Юрий Селиверстов, замечательный художник и добрый русский подвижник, всякий раз собирал многих друзей у себя в мастерской по случаю старого Нового года. Помню хорошо, как собрались мы 13 января 1982-го.

Против обыкновения, Вадим Кожинов был молчалив и мрачен. Потом невесело пошутил: «Чем больше родину мы любим, тем меньше нравимся мы ей».

Мне часто приходилось вспоминать эти слова.

А закончить хотелось бы словами Писания, и пусть каждый из участников тех событий воспримет их по разумению своему: «Так как некто говорит: в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна, – такой пусть знает, что, каковы мы на словах в посланиях заочно, таковы и на деле лично» (2 Кор. 10, 12).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.