26. ВРЕМЯ РЕФОРМ

26. ВРЕМЯ РЕФОРМ

Петр I пришел к власти усилиями патриотической партии и был, несомненно, искренним патриотом. Но к правлению он не готовился, систематического образования не получил, и «обучался» в Немецкой слободе у «дебошана» Лефорта и других иностранцев, спаивавших царевича и внушавших ему собственные взгляды на европейскую «культуру» и русскую «дикость». Добавилась и неуравновешенность Петра, его юношеские комплексы. И реформы его стали совершенно не однозначными. Он хотел блага для страны. Но видел это благо в переделке на иноземный манер. И дело было не только в переодевании в немецкое платье. Традиционные для Руси земские формы правления (уже изрядно расшатанные Федором и Софьей) Петр заменил западным абсолютизмом, взяв за образец Швецию.

Петр первым из государей посетил казачьи области. И казакам это понравилось, они оценили и его смелость в боях. В 1695 г., во время Азовского похода, он отменил старинный донской закон, под страхом смерти запрещавший землепашество. Что было вполне разумно: казачество усилилось, и опасность со стороны степняков значительно уменьшилась. Петр повелел и разводить виноградники, выписав специалистов из Франции и Венгрии (о том, что виноградарство и виноделие уже сотню лет процветало в Астрахани и на Тереке, царь не знал). Для укрепления южных границ царь упорядочил службу слободских казаков. Были созданы Харьковский, Изюмский, Сумской, Ахтырский, Острогожский слободские полки. А к чугуевским казакам добавили отряд донских и яицких, несших в это время службу в г. Орле, и была сформирована пятисотенная Чугуевская команда. Однако раньше Слободская Украйна считалась русской территорией, здешние казаки подчинались воеводе Белгородского разряда (округа). Петру же очень понравился Мазепа — «европейским» лоском, образованностью (он закончил иезуитскую коллегию). И царь подчинил слободские полки гетману. Вот так Харьковщина перешла в состав Украины. (Мазепе не достался только Острогожский полк, его для охраны судоверфей подчинили воронежскому воеводе).

А затем началась Северная война. События ее были сильно искажены последующими лизоблюдами, отрабатывавшими придворный заказ. Шведы отнюдь не «учили воевать» русских.

Северных соседей прежде успешно били. Но сказались плоды огульного реформаторства. В стрелецком восстании 1698 г. участвовали лишь 4 полка, 2 тыс. человек — Петр же после бунта разогнал всех стрельцов (кроме гарнизонов в порубежных городах). Имелись в России и солдатские, драгунские части, отлично зарекомендовавшие себя. Нет, и это войско Петр счел «неправильным». Вернувшись из-за границы с квадратными глазами от новых впечатлений, он решил создать такую армию, как в Пруссии и Саксонии. Приказал боярам распустить многочисленную дворню, и из этих-то конюхов, псарей, лакеев, привыкших к сытой и нетрудной жизни, были сформированы 29 «регулярных» полков. Они и пошли под Нарву, плохо обученные, под командой наспех навербованных иностранцев. Результат известен.

Учиться воевать пришлось самому царю. Только после Нарвы он вспомнил о «старых», опытных войсках, начал перебрасывать их против шведов. Вспомнил и о казаках. В 1701 г. на Дону был сформирован первый конный полк, до этого у донцов полковых структур не существовало. Полк насчитывал 430 казаков, возглавил его Максим Фролов, сын атамана Фрола Минаева. Впрочем, донские полки оставались временными, они создавались только на время походов и назывались по фамилиям командиров. Полк Фролова, а потом и другие казачьи части были направлены в Лифляндию, в армию Шереметева, состоявшую из «худших» войск: дворянской конницы, татар, калмыков. И именно «худшие», в том числе казаки, одержали первые победы в войне, разгромив корпус Шлиппенбаха при Эресфере и Гуммельсгофе [75]. Казаки успешно действовали и в других боях — а чего ж не действовать, если с детства этому учились? И робости перед шведами отродясь не испытывали.

Но не менее важные события происходили в тылу. С прежними правами и привилегиями казаков Петр абсолютно не считался. В 1700 г. он отменил на Дону общий войсковой круг. Отныне на него собирались только станичные атаманы и по два выборных от каждого городка. Донские и малороссийское казаки были лишены права беспошлинной торговли. Затем последовал запрет ловить рыбу «по реке Дону и до реки Донца, также и на море и по запольным речкам» — рыбные ловы, основной промысел донцов, передавались «азовским жителям». Добавились запреты на рубку леса, на сношения с соседними степными народами — все связи предписывалось вести только через азовского воеводу [152]. Один полк донцов был выделен для несения гарнизонной службы в Азове. На казаков возложили и «почтовую гоньбу» от Азова до Острогожска и Валуек, к этой обязанности приписали тысячу семей. В 1703 г. Петр облагодетельствовал присягнувших ему калмыков Темир-тайши и Черкес-тайши, дал им место для кочевок под Азовом на донских землях. Это привело к столкновениям, казаки «стали обижать» пришельцев и заставили убраться за Волгу.

Но главной стала проблема беглых. Всех ссыльных, каторжников, нарушителей указов царь повелел направлять на работы в Азов, на строительство Таганрогского порта, воронежские верфи, на гиблое рытье канала между Доном и Волгой. Многие от невыносимых условий удирали на Дон. Казаки им сочувствовали, помнили закон «с Дона выдачи нет». Да и использовали. Если теперь было разрешено земледелие, то у самих казаков соответствующих навыков не было, а у пришлых были. Много беглых работало на Бахмутских соляных месторождениях. Правительство пыталось «сыскать» их. Для этго в 1703 г. на Дон прибыли стольники Кологривов и Пушкин с предписанием каждого десятого из пойманных бить кнутом и отправлять в Азов, остальных выпороть и вернуть к прежним местам жительства. Побывали в 50 городках, но «пришлых… не изъехали ни одного человека». Казаки их прятали, отбрехивались, видать и «подмазали». Прислали новых сыщиков, но и они ничего не добились.

А вокруг Бахмута возник еще один конфликт. На соляные варницы, сенокосы и рыбные ловы по Донцу, Бахмуту, Жеребцу претендовал Изюмский слободской полк. А царь покровительствовал Мазепе и по его ходатайству решил спор в пользу изюмцев. Их полковник Шидловский направил отряд, разгромивший Бахмутский городок донцов. Но и Дон уступать не собирался. Атаманом в Бахмуте был Кондратий Булавин. Казак Трехизбянского городка, старовер (старший брат его переселился на Кубань). Он был человеком энергичным, при поддержке войскового атамана Ильи Зерщикова вооружил рабочих, разгромил городок, построенный изюмцами и отбил солеварни. Из Москвы прислали дьяка Горчакова навести порядок. Но Булавин его арестовал и выпроводил ни с чем. Пошла переписка, взаимные жалобы.

Положение было нестабильным не только на Дону. В 1705 г. из-за злоупотреблений царских чиновников взбунтовались башкиры. А затем полыхнуло в Астрахани. Сюда с запозданием дошла кампания по бритью бород и переходу на немецкую одежду. В Москве-то она прошла гладко — при Федоре и Софье большинство знати и администрации уже ходили бритыми. Иное дело в провинции. Когда астраханцев перестали пускать в храмы в русском платье или тут же в церкви резали полы кафтанов, они возмутились. Убили воеводу Ржевского и 300 чиновников. К ним присоединились стрельцы Красного и Черного Яра, Терский городок — в нем стрельцы и казаки прикончили полковника Некрасова.

Но Яицкое войско бунт не поддержало — оно вместе с царскими войсками еле отбивалось от башкир. Несмотря на притеснения, не поддержал и Дон. Казаки на кругу подтвердили верность Петру и выслали против астраханцев отряд Максима Фролова и Василия Поздеева. Они заняли взбунтовавшийся Царицын, казнив сто зачинщиков, вынудили сдаться мятежников в Черном Яру. Таким образом восстание было локализовано, и подошедшее войско Шереметева подавило его. Правда, в результате бунта Петр одумался, приостановил свои требования о бородах и одежде для Поволжья, Терека, Дона, Яика, Сибири. А донцов наградил очень щедро. Прислал «честные клейноды» — знамя, бунчук, серебряный атаманский пернач, 6 станичных знамен. Выдал огромное жалованье — и казаки на эти деньги заложили каменный собор в Черкасске [63]. За доблесть под Азовом и в Лифляндии никогда таких наград не было, а за рейд против астраханцев — пожалуйста!

Между тем Дону приходилось очень трудно. Его казачье население насчитывало 60 тыс. человек обоего пола (без бурлаков). Из них 10 тыс. находились в армии. А оставшимся требовалось выполнять свалившиеся на них дополнительные обязанности, как-то обеспечивать себя и ушедших на фронт. Но и враги этим не преминули воспользоваться. Осенью 1705 г., когда казаки, остававшиеся на Дону, вышли на облавные охоты, на их городки напали кубанские татары. Погромили, пожгли. И казакам со звериных ловов пришлось бросаться в погоню. Настигли врагов, отбили людей, угоняемых в полон, уведенный скот.

А в 1707 г. прикатилась новая беда. Царь прислал карательную экспедицию князя Юрия Долгорукого с тысячей драгун — все-таки «сыскать» беглых. Казаки заволновались. Указывая на это, войсковой атаман Лукьян Максимов сумел уговорить князя, чтобы не начинать сыск в Черкасске, спровадил на Донец, дав в провожатые старшин. Но там начался беспредел. «Беглыми» объявляли всех, кто родился не на Дону — хотя при прежних царях переселение не возбранялось. Например, в Обливенском городке, лишь 6 казаков было признано «старожилыми», а более 200 «беглыми». Вела себя экспедиция, как в завоеванной стране. Пороли, пытали, вынуждая признаться «беглыми». За попытки сопротивления казнили на месте. Грабили, жгли дома «беглых», насиловали женщин. Офицеры, привыкшие обращаться с крепостными девками, по-хозяйски требовали вести приглянувшихся казачек к себе «на постелю». Нахватали 3 тыс. пленных.

Вот и что оставалось делать донцам? Восстать? Но их родные находились в царском войске! Да и как же восставать против России, ведущей тяжелое единоборство с врагом? А с другой стороны, разве не царь прислал карателей? Разве это было своевременно? Многие данные говорят о том, что уничтожение экспедиции было организовано самим войсковым правлением [55]. Это стало необходимостью не только для наказания наглецов. Среди беглых были и дезертиры, а за их укрывательство полагалась смертная казнь. То есть в любом случае последовали бы новые репрессии. Но убить Долгорукого требовалось без особого шума — прикончил неизвестно кто, и шито-крыто. В условиях войны, глядишь, следствие затянется, да и сумеет ли концы раскопать… Исполнителем стал Булавин. 8 октября Долгорукий с 4 офицерами и 40 драгунами прибыл в Шульгин городок, а ночью налетели казаки и перебили их. При этом черкасские старшины, сопровождавшие карателей, благополучно «сумели убежать».

Но Булавин не захотел остановиться на совершенном. Или не смог под влиянием окружавших его бурлаков. Он принялся раздувать настоящее восстание. Пошел от городка к городку, собирая чернь. Рассылал письма, требуя примыкать к нему под страхом смертной казни. Объявлял, что уже снесся с астраханцами, терцами, запорожцами, и призывал идти на Азов, освободить тамошних каторжников, а потом двигать на Москву. Тут уж пришлось принимать меры атаману Максимову. Он собрал казаков, выступил на Булавина. Встретились на Айдаре. После стычки, в которой погиб один казак, Максимов отступил к Закотному городку. А на следующий день, как доносил атаман, мятежников разгромили, наказали, ста человекам резали носы, около десяти повесили за ноги, «а иных постреляли». Что совершенно не согласуется с показаниями Ефрема Петрова, командовавшего авангардом. Он сообщал, что утром пошли «на то место, где воры стояли, и в том месте их, воров, не явилось, только стоит их воровской табор, телеги и лошади». То есть «ворам» просто дали разбежаться.

Сперва Петр, получив известие о гибели Долгорукого, встревожился, писал Меншикову, чтобы у донцов, находившихся в армии, отобрать лошадей. Но вскоре царь успокоился, сообщая тому же Меншикову, что «то учинилось не бунтом, но те, которых князь Юрий высылал беглых, собрався ночью тайно, напали и убили его и с ним десять человек, на которых сами казаки из Черкасского послали несколько сот» (отсюда, кстати, видно, что донское руководство заранее собиралось преподнести дело в виде «случайности»). И на этом все должно было кончиться! Царь даже «за верность и усердие» наградил Дон жалованьем в 10 тыс. руб. Но остался сам Булавин, успевший «засветиться». Известно, что появлялся переодетым в Черкасске, и войсковое руководство оказало ему тайное покровительство. Он имел возможность уйти на Кубань к брату. Но вместо этого отправился в Запорожье.

А в Сечи тем временем возник конфликт, аналогичный Бахмуту. На запорожские угодья по р. Самаре претендовал Миргородский полк. И Петр, потакая Мазепе, принял сторону миргородцев. К тому же царь начал разрабатывать на Самаре селитренные промыслы, прислал своих людей. Это привело к их столкновениям с запорожцами. То есть и здесь были причины для недовольства. И когда явился Булавин, призывая помочь в защите поруганных казачьих вольностей, он нашел у сиромы горячий отклик. Кошевого Финенко, отказавшего поддержать Булавина, казаки низложили, избрали более радикального Костю Гордиенко. Он, правда, вопрос о походе на Дон тоже спустил на тормозах, сомневаясь в успехе. Но на требования киевского воеводы Голицына и Мазепы выдать Булавина, ответил отказом — дескать, из Коша выдавать не принято. Обещал лишь выслать донцов, но и этого не сделал, позволив им набирать добровольцев.

Булавин расположился в городке Терны на Самаре. Мазепа направил против него два полка, и в марте 1708 г. мятежники ушли. Обнаружились они в Пристанском городке на Хопре. И заполыхало. Булавина поддержали верховые городки, пришло несколько тысяч запорожцев. Но основную массу составили хлынувшие к нему бурлаки, крестьяне, воронежские ссыльные. Отряды возглавили айдарский атаман Семен Алексеев (Драный), выборные вожаки Голый, Беспалый, Некрасов, Павлов. И на этом этапе цели восстания стали совершенно неопределенными. Для собравшейся голытьбы главной была возможность пограбить, она требовала идти «на добычь». Тут как тут оказались и расколоучители, выдвигая свои лозунги. Однако царь теперь воспринял восстание именно как казачье. Рассвирепел и направил на подавление брата убитого князя, Владимира Долгорукого, дав ему широкие полномочия и крутые инструкции «ходить по тем городкам и деревням, которые пристают к воровству, и оные жечь без остатку, а людей рубить, а заводчиков на колесы и колья…» Выделил 20 тыс. войск. Правда, они существовали только на бумаге, присылаемые рекруты были ненадежны, и Долгорукий застрял в Воронеже.

А у Булавина собралось 20 тыс., в основном пришлого люда. Боевой ценности эти толпы не представляли. Но атаману сочувствовали казаки — он же за их вольности ратовал! И когда Максимов выступил против мятежников, донцы сражаться не стали. Забузили, начали переговоры. Булавин, пользуясь этим, нанес фланговый удар, и войско Максимова распалось. Часть передалась бунтовщикам, часть бежала. Булавин без сопротивления вошел в Черкасск. Созвал круг из представителей 110 городков и был избран атаманом. Максимова и четверых старшин казнил. Максим Фролов с некоторыми казаками бежал в Азов. А бывший атаман Зерщиков был с Булавиным в хороших отношениях и репрессиям не подвергся. Но очутился в сложном положении. Понимал, что авантюра добром не кончится, однако и против выступать не смел. Старался лавировать, защищать перед Кондратием интересы родового казачества.

Булавин же послал Петру отписку, что Максимова и старшин казнили «за их неправду», а «от него, великого государя, не откладываемся». Но было ли это попыткой примирения или выигрыша времени, трудно сказать. После взятия Черкасска, у Булавина вообще не было никакой определенной политики, он действовал по обстоятельствам. Имущества, конфискованного у казненных, мятежной голытьбе не хватило. Она принялась грабить казаков, задирать и терроризировать их. И атаман быстро настроил против себя донцов. Чтобы не довести до беды, он начал рассылать свои банды в разные стороны. Они выплеснулись на Волгу, взяли Камышин. От Саратова были отбиты, но Царицын взбунтовался и перешел к мятежникам.

Хотя Булавин писал к царю, одновременно он рассылал грамоты на Кубань, Терек, к ногайцам, крымцам. Но крымский хан переслал их Петру, ему было выгоднее, чтобы русские сами погромили казаков. И постепенно Дон обкладывали с разных сторон. По Волге двинулся Хованский. Выступил на подавление калмыцкий хан Аюка. На Донец наступал Шидловский со слободскими казаками. Драный и Голый смогли неожиданным налетом разгромить Сумской полк, но 1 июля Шидловский разбил их. Пленных не брали, 1,5 тыс. запорожцев атамана Кардиаки засели в Бахмуте, соглашались сдаться, но были все уничтожены.

А Булавин в это же время направил 5 тыс. человек под командой запорожца Хохлача брать Азов. Они тоже были разгромлены. Возмущение донских казаков атаманом уже накипело из-за бесчинств черни, а известие о двух поражениях ускорило развязку. Под предводительством Зерщикова казаки восстали, атаковали дом Булавина. Он отстреливался, убил двоих. А когда увидел, что тащат пушку и возы с сеном, застрелился. При нем была женщина, по одним источникам дочь, по другим «полюбовница», тоже покончившая с собой. Дальше отряды булавинцев добивали уже порознь. Атаманы Некрасов и Павлов ушли на Кубань.

А Долгорукий так и простоял в Воронеже и только после гибели Булавина рискнул двинуться на Дон. Причем теперь уже и царь охлаждал его пыл. Приказывал казнить только «заводчиков», а «иных обнадеживать». Но приложил и опись городков, подлежащих уничтожению: по Хопру — от верховий до Пристанского, по Донцу — от верховий до Лугани, по Медведице — до Усть-Медведицкой, по Бузулуку, Айдару, Деркули, Калитвам — все. Долгорукий это исполнил со страшной жестокостью. Более 40 городков было разорено. Как доносил генерал Ригельман, князь «пойманных всех казнил и повешенных на плотах по Дону пущал». А «непокоряющиеся и бунтующиеся» станицы, «как то на Дону Старогригорьевскую, а при устье Хопра Пристанскую, а по Донцу, почав с Шульгинки и все окольные их места даже и до самой Луганской станицы все вырублены и до основания истреблены и сожжены». Уцелевших женщин и детей разбирали калмыки и солдаты — на продажу. Разные источники называют от 7,5 до 30 тыс. казненных [55,63]. На самом деле их, конечно, никто не считал. Вероятно, и оценивались цифры по-разному, то ли с учетом лишь донского населения, то ли с пришлыми повстанцами.

Зерщиков, избранный атаманом, принес повинную от всего Войска. К царю выехали старшины Василий Поздеев, Карп Казанкин, Степан Ананьин. Они участвовали в свержении Булавина и сами напросились у азовского воеводы Толстого, чтобы заслужить прощение. Но при Петре пословица «повинную голову меч не сечет» не действовала. Когда выяснилось, что сперва они приняли сторону мятежников, их арестовали и после пыток казнили. Зерщиков также был арестован и обезглавлен в Черкасске. А войсковым атаманом царь сам назначил Петра Рамазанова — «бессменно». С этого времени войсковые атаманы на Дону стали наказными. А территория Войска была обрезана. Земли по Донцу были вычленены в новую провинцию, по Медведице, Хопру и Бузулуку — в Воронежскую губернию, по Айдару — отданы Острогожскому полку. Появились крепости, окружающие Дон — Бахмут, Битюг, Новохоперск. А то, что осталось от Войска, было включено в состав Азовской губернии. При Новохоперской крепости из уцелевших хоперцев была создана казачья команда, но в Войско Донское она уже не входила.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.