ГЛАВА 24 БЕСПРЕДЕЛ НА РУССКОЙ ОКРАИНЕ

ГЛАВА 24

БЕСПРЕДЕЛ НА РУССКОЙ ОКРАИНЕ

26 апреля (6 мая) 1686 г. в Москве был подписан «вечный мир» между Россией и Речью Посполитой. Согласно его статьям граница между двумя странами в Малороссии от города Лоева шла по Днепру вплоть до впадения в него реки Тясмины.

За Россией уже окончательно был закреплен маленький, но очень ценный правобережный анклав — Киев и Печерский монастырь с окружавшей его территорией, ограниченной речушками Ирпенью с севера и Стугной с юга и оканчивающиейся на западной окраине окрестностей Киева у местечка Васильково (крайний западный пограничный пункт России до конца XVIII века).

Южнее устья реки Тясмины и до Запорожья территория по левую сторону Днепра принадлежала фактически и формально Войску Запорожскому, которое, согласно мирному договору, ставилось в вассальную зависимость с этих пор только от России, и в отношения которого с Россией польский король обязался не вмешиваться.

Итак, к 1700 г. владения малороссийского гетмана были ограничены узкой полоской (150—200 м) на левом берегу Днепра и городом Киевом с окрестностями — на правом.

К началу XVIII века в Гетманщине проживало около 1,2 млн. человек. Но были ли они свободны? Даже Михаил Грушевский вынужден признать, что после изгнания польских помещиков из Левобережья в 1648—1649 гг. «остались поместья православных монастырей и церквей, по-старому хозяйничавших в них. Сохранили свои поместья некоторые шляхтичи, присоединившиеся к казацкому войску и выпросившие себе пожалования на свои поместья от царского правительства. По их примеру начали испрашивать себе грамоты на поместья и казацкие старшины.

Заняв место польской шляхты в управлении краем, казацкая старшина, как уже было отмечено, склонна была считать себя привилегированным классом, призванным занять место шляхты в общественно-экономических отношениях.

Старшинские роды принимают шляхетские гербы, отыскивают или сочиняют себе родословные, выводя свой род от различных шляхетских родов Польши и Литвы»[195].

Кстати, а сколько было старшины в Малороссии? К 1721 г. в 10 малороссийских полках — Киевском, Переяславском, Лубенском, Гадицком, Миргородском, Полтавском, Прилуцком, Стародубовском, Черниговском — состояло 128 сотен казаков. «Полковой старшины» в наличии было 60 человек, а «сотенной старшины» — 407 человек[196].

Фактически гетман и эти люди правили всей Гетманщиной. Они явочным порядком возродили крепостное право, бывшее при польских помещиках. Причем, власть старшины над селянами не была ограничена законом, за отсутствием такового.

Хорошей иллюстрацией нравов на Гетманщине служит служебная записка камергера Г.Н. Теплова, отправленная генерал-прокурору князю А.А. Вяземскому в начале царствования Екатерины II. «В Малороссии, по словам Теплова, все управлялось не правом и законами, а силою и кредитом старшин и обманом грамотных людей. Вследствие такого управления число свободных землевладельцев чрезвычайно уменьшилось, число крепостных земледельцев, напротив того, увеличилось. При поступлении Малороссии под державу Всероссийскую было населено менее чем вполовину против настоящего, а между тем свободных крестьянских дворов было гораздо больше, чем теперь; свободные козаки обращены в крепостное состояние старшинами и другими чиновными и богатыми людьми. По смерти гетмана Скоропадского по ревизии, произведенной великорусскими офицерами, свободных дворов было 44 961. Из этого числа по 1750 год роздано не больше 3000 дворов. Что составляет самую малую разность, особенно если принять во внимание увеличение народонаселения; и несмотря на то, нынешний гетман граф Разумовский и четырех тысяч дворов свободных не нашел, о прочих же ему донесено, что все крестьяне в Польшу побежали, где, однако, по достоверным известиям, крестьянам в подданстве у польских панов гораздо труднее жить, чем в Малороссии, потому что польские паны все имение крестьянское почитают своим собственным и берут подати, когда сколько им вздумается. В самом же деле нашлось, что все государевы дворы и с землями раскупили старшина и другие богатые люди у самих мужиков, которые, будучи свободны, по этому самому будто бы могли сами себя и с землями продавать. А так как необходимо, чтоб всякая купчая утверждена была в присутственном месте и подписана сотником той местности, где находится продаваемая земля, то многие фальшивые купчие обличаются и тем, что сотник произведен в этот чин, например, в 1745 году, а купчая скреплена им как сотником в 1737 году. Старшины все это знали, но так как они всячески стараются, чтобы все государевы земли переходили в частные руки, то никакого препятствия этому не делали.

Искоренение Козаков, т. е. переход их в помещичьи крестьяне, происходило так быстро оттого, что достаточный козак всегда откупался от службы, а недостаточный, избегая ее, предпочитал жить под именем крестьянина, чем идти в поход; кроме того, оставаясь козаком, он должен был платить с имения своего большую подать, которая доходила до рубля и больше, а назвавшись мужиком, не имеющим земель, ни собственности, платил в год алтын или две копейки по раскладке наравне с другими подсуседками; а во всякое время сами козаки плачивали помещикам, чтобы те приняли от них на их земли купчий и таким образом избавили их от обязанности идти в поход.

Малороссийские города, местечки, села, деревни, слободы и хутора с пахотными и сенокосными землями не имеют никакого обмежевания, все основывается на старинном будто занятии и на крепостях, большею частию фальшивых, но иные владеют землями просто вследствие наезда сильного на слабого. Наезды сопровождаются смертоубийствами, что ведет к бесконечным разорительным процессам. Козаки, оставшиеся незакрепощенными, живут разбросанные по разным местам, вдали от своего сотника и находятся в руках разных помещиков...

Избрание в сотники происходит таким образом: как скоро придет весть, что сотник умер, то, прежде чем об этом узнает гетман, полковые старшины посылают надобного им человека в сотню для управления ею до определения нового сотника. Этот человек не сомневается, что сотня его, и, приехав на место, выкатывает несколько бочек вина безграмотным козакам, подкупает священника и дьячка, те соберут рукоприкладства от пьяных — и выбор готов. Избранный истратит несколько червонных в высшем месте и утверждается сотником. Эти сотники воспитываются таким образом: люди из лучших фамилий, выучив сына читать и писать по-русски, посылают его в Киев, Переяславль или Чернигов для обучения латинскому языку; не успеет молодой человек здесь немного поучиться, как отец берег его назад и записывает в канцеляристы, из которых он и поступает в сотники, хотя козаки, которые его выберут, и имени его прежде не слыхивали»[197].

Замечу, что и националист Грушевский вынужден был признать утрату былых вольностей казачества: «Войсковая рада перестала собираться уже со времен Самойловича; некоторое воспоминание о ней оставалось только при избрании гетмана, и то лишь в виде простой формы. Все важнейшие дела решала рада старшины, созываемая гетманом; дела текущего управления или не терпевшие отлагательства решались совещанием гетмана с наличной генеральской старшиной и полковниками...

Самоуправление осталось только в казачьих общинах. Даже сотников обыкновенно назначали своей властью полковники, хотя по закону сотника или кандидатов на сотничество должна была избирать сама сотня, впрочем, это право выбора признавалось не за сотенными казаками, а за сотенной старшиной, и если выборы происходили, то производились этой последней.

Таким образом, от казацкого самоуправления не осталось почти ничего, и если вообще и осталось еще какое-нибудь самоуправление в землях, выходивших за пределы сельской или городской общины, то было оно всецело старшинским, лежало в руках старшинских родов, которые под названием товарищей бунчуковых "значковых" и "значных войсковых" составили наследственный привилегированный класс, "шляхетство", как оно себя называло, и все гетманское управление XVIII века имеет характер аристократический, панский (старшинский)»[198].

Уже упоминавшиеся Мирошниченко и Удовик признают: «Полковнические должности, сулившие большие финансовые доходы, практически перестают быть выборными и de facto закрепляются за влиятельными старшинскими родами. Так появляются полковнические и отчасти сотнические династии. В Миргородском полку — Апостолов (1639—1736, в т.ч. бессменный в 1682—1727 гг. полковник Даниил Апостол), в Прилучком — Горленков (1661—1708, в т. ч. Дмитрий Горленко — в 1692—1708 гг.), в Нежинском — Жураковских (1678—1782). Михаил Миклашевский управлял Стародубским полком в 1689— 1706 гг., Иван Мирович — Переяславским в 1692—1706 гг. Черниговского полковника Якова Лизогуба (1687-1698) сменил его сын Ефим (1698-1704)»[199].

По мере увеличения богатств гетманов и старшин постоянно снижалась боеспособность гетманских войск. С 1650 г. по 1730 г. они сократились в три раза — с 60 до 20 тысяч человек.

Еще Богдан Хмельницкий завел себе гвардию из иноземных наемников, и все остальные гетманы продолжали эту традицию. Тот же Мазепа сформировал свою гвардию — сердюков — из валахов, поляков, татар и немцев.

Классический пример небоеспособности гетманской армии — взятие Алексашкой Меншиковым гетманской столицы Батурина с отрядом из 5 тысяч драгун без артиллерии. А в сильнейшей гетманской крепости находился гарнизон численностью 15—20 тыс. человек и более 70 орудий. Почему «более 70»? Дело в том, что Ментиков вывез из Батурина 70 орудий, а наиболее тяжелые пушки взорвал.

Как жилось селянам в Гетманщине, мы уже знаем. Ну а каково было горожанам? В 1760 г. правовой статус «мещанина» имели только 34 тысячи (!) человек при общей численности населения более 1,2 млн. человек. Городское население Гетманщины составляло менее 3,3%, то есть по западноевропейским меркам попросту отсутствовало[200].

В 1731 г. в Киеве население составляло 10—12 тыс. человек[201]. Для сравнения, в 1760 г. в Москве проживало 300 тыс. жителей.

«Полковой и сотенной старшине удалось подмять под себя слаборазвитое городское сообщество. За исключением Киева, который мог апеллировать к имперской власти, мещане большинства городов Гетманата находились в полной зависимости от казачьей старшины. Поскольку эти города одновременно являлись полковыми и сотенными, старшина попросту игнорировала Магдебургское право. Фактически, городское судоустройство и администрация находились в руках казацкой старшины. Да и сами города по европейским меркам городами не являлись. В Европе городом назывались населенные пункты, где проживало более 10 тыс. мещан...

Маленькие города Гетманата имели не магистраты, а ратуши, выборные чиновники которых определялись городовым казачьим атаманом и целиком зависели от него. Поэтому в ратушных и сотенных городах правили казачьи атаманы, но именно как в городах — административных центрах полково-сотенной структуры Гетманата. Эти города не являлись городами ни в западноевропейском понимании, ни в отношении самоуправления, ни как финансово-торгово-промышленные узлы экономики государства. Это были скорее мобилизационные узлы военной автономии...

Ситуацию осложняло и наличие самостоятельной церковной юрисдикции. Она распространялась не только на духовенство и церковнослужителей, но и на монастырских селян. Около трети посполитых селян принадлежало церкви. Самым крупным землевладельцем являлась Киево-Печерская лавра. Перед секуляризацией во владении монастыря было три города, семь местечек, 120 сел и хуторов с 56 тысячами фактически закрепощенных селян. Монастырю принадлежали сотни мельниц, мануфактур, шинков и различных торговых учреждений»[202].

Население Гетманата постепенно спивалось. Забавная ситуация: в 40-х годах XVIII века в Запорожской Сечи проживало 20—25 тыс. казаков, на которых приходилось 370 (!) шинков.

С начала XVIII века и до упразднения Гетманата Екатериной II в Киеве шла настоящая война между казаками и мещанами за право... торговли спиртным. Дело в том, что в городских шинках выпивалось 25—30 тысяч ведер водки в год, что давало Киеву доход 9—10 тыс. рублей[203]. «Винокурни были разбросаны по всему Киеву. На Приорке и Куреневке, где было 84 хутора, 64 хутора имели винокурни. На Сырце насчитывалось 29 винокурен. Территория Крещатной долины принадлежала двум монастырям: Михайловскому и Пустынно-Никольскому, которые имели здесь 24 винокурни. Михайловский монастырь имел одну винокурню на три котла, дававшую ежегодно 480 ведер водки...

Пустынно-Никольский монастырь содержал одну винокурню, а остальные 92 винокурни монахи сдавали в аренду...

Киево-Печерская лавра имела на Печерске 14 шинков, т.е. на каждой улице по одному. Здесь торговали как монастырской, так и покупной водкой. В течение одного года (с ноября 1747 г. по декабрь 1748 г.) она продала в 16 ларях "горилки" простой 10 600 ведер, водки — 41 ведро, пива — 98 мер, меду — 36 мерок. Общая прибыль составила свыше 7 тыс. руб. В 1766 г. лавра продала 9 640 ведер водки и получила прибыли 3342 руб., т.е. 30 ком. с каждого ведра...

За Васильевскими воротами Печерской крепости, в слободке Васильковские Рогатки была винокурня на два котла, дававшая 100 ведер вина в год. Здесь работало 12 наемных рабочих с платой от 16 до 20 коп. в неделю на хозяйских харчах. В лаврской слободке была винокурня, в которой работало 5 монахов и 11 рабочих за годовую плату: восемь рабочих получали 8 руб., двое по 12 руб., а главный винокур — 15 руб. Кирилловский монастырь имел винокурню в Плоском, где вырабатывалось 100 ведер вина, что давало монастырю 1200 руб. прибыли в год. Здесь же находились еще четыре винокурни, принадлежавшие "подданным" монастыря. За аренду хат под винокурни монастырь взимал по 4 и 8 руб. в год.

В Плоском киевский сотник Михаил Гудим основал большую винокурню с шестью котлами, которые давали 1200 ведер вина»[204].

Ну а как вершилось правосудие в Гетманате? Приведу лишь несколько фактов, собранных украинским писателем Олесем Бузиной. В 1722 г. некий Акеменко был обвинен в супружеской измене. Не известно почему, но, разобрав дело, Пирятинский суд постановил отобрать у развратника коня, вола и корову в пользу суда[205]. Неужели после этого у супругов наладилась жизнь?

Женщин за убийство собственных младенцев закапывали в землю и пробивали колом. Стандартный приговор гласил: «Колом живую пробити, их бы прочий имели страх»[206].

Ну а геев веселые украинцы в первой половине XVIII века («века просвещения») без особых церемоний сжигали на костре. Лишь в отдельных случаях их забивали киями, то есть большими палками.

«В 1772 году генерал-губернатор Малороссии фельдмаршал Петр Румянцев-Задунайский обратился к императрице с сообщением, что в селе Мосонец казачья дочь Христина Водяникова убила своего жениха "казачьего сына Иосифа Беденко", после чего ее не только ПРИКОВАЛИ к мертвому телу убитого, но и закопали после суда вместе с загубленным женихом. Генерал-губернатора особенно возмутило, что местный священник Гловинский "не только к тому допустил, но и приказал бывшим при погребении людям вязать ее канатом и самую положить под гроб"»[207].

Замечу, что артикул 6 раздела 11 Литовского статута, гласил, что жена, убившая мужа, лишалась не только всего имущества, но и подвергалась следующей казни: ее волокли по рыночной площади, при этом клещами отрывая от тела куски мяса. Потом женщину сажали в кожаный мешок вместе с собакой, курицей, змеей и кошкой, зашивали и топили в том месте, «где найглубей».

В 1700 г. суд города Полтавы сослался на эту статью Литовского статута и полностью ее процитировал, вынося приговор некой Денисихе, обвиняемой в убийстве мужа. Но поскольку подобная казнь была в Малороссии не принята, судья постановил мужеубийцу всего лишь четвертовать, то есть отрубить ей сначала ноги, потом руки и, наконец, голову.

Несладко жилось и ведьмам в Гетманате. «В 1709 году шляхта и селяне подвергли купанию некую пани Яворскую по подозрению в чародействе. Ее раздели догола, связали особым манером, установленным для подобного рода испытаний — то есть большой палец правой руки привязали к большому пальцу левой ноги, и таким же образом другую руку и ногу, а затем продели между связанными конечностями веревку и принялись окунать подозреваемую на блоках в реку и подымать ее верх. Так как она при этом тонула, то признана была невиновной»[208].

Напомню, что в Российской империи смертную казнь отменила императрица Елизавета Петровна в 1741 г. Екатерина II восстановила смертную казнь, но применяла эпизодически.

Ну а в юго-западной части империи существовали совсем иные законы — людей закапывали живьем в землю, сажали на кол (в Запорожской Сечи), топили и т.п.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.