Борис Годунов и Смута

Борис Годунов и Смута

Царь Федор и Борис Годунов

Современники считали вступившего на престол 27-летнего Федора Ивановича – сына Ивана и царицы Анастасии – слабоумным (о нем писали: «прост умом»), почти идиотом, видя, как он сидит на троне с блаженной улыбкой на губах и любуется блеском бриллиантов на своем скипетре. Больше всего он любил молиться, звонить в колокола, слушать сказки и во всем подчинялся своей жене Ирине, сестре Бориса Годунова.

Федор, болезненный и безвольный, не мог самостоятельно править страной. По завещанию Грозного при нем создали боярский регентский совет, в который входил и Борис Годунов. Он, пользуясь влиянием на царя через свою сестру Ирину, расправился с другими боярами-регентами и почти 13 лет фактически правил государством. А царь Федор при нем был марионеткой, послушно играл роль самодержца, участвовал в церемониях и молебнах, словом, царствовал, но не правил. Уже во время коронации 31 мая 1584 г. в Кремле он так утомился, что попросил Бориса Годунова и князя И. Ф. Мстиславского подержать символы царской власти – шапку Мономаха и державу – «золотое яблоко», что изумило всех присутствующих. В другой раз на церемонии в Кремле Борис заботливо поправил шапку Мономаха на голове Федора, которая якобы криво сидела. За такой поступок обыкновенного подданного ждала бы верная смерть, Борис же на глазах пораженной толпы смело демонстрировал свое всевластие и ничтожество царя.

Временщик постепенно сживал со света своих соперников: казначея Петра Головина уморил в тюрьме, а князя И. Ф. Мстиславского постриг в монахи. В 1585 г. Годунов раскрыл заговор против себя. Оказалось, что бояре призывали царя Федора развестись с бесплодной Ириной и тем самым избавиться от Бориса. Но и эта, и другие попытки свергнуть Бориса кончились ничем. Годунов круто расправился со своими врагами: одних сослал в дальние города, других постригли в монахи, третьи погибли по своей «небрежности». Так, сосланный в Белоозеро князь И. П. Шуйский, якобы рано закрыв печку, нечаянно «угорел», как в свое время так же «угорела» при Иване Грозном Ефросинья Старицкая.