1.7. БОРИС ГОДУНОВ

1.7. БОРИС ГОДУНОВ

 Современники о Годунове. В истории России нет правителя, которому приписали столько низких преступлений, как Годунову. По словам современников, коварство и тайные убийства Бориса были хуже тиранства. Если перечислить, что о нём писали и говорили, то получится длинный список. Путь цареубийцы Борис начал, тайно умертвив вместе с Богданом Вельским царя Ивана. При царе Фёдоре Годунов сослал в Углич царевича Дмитрия; сослал и повелел удушить князя Ивана Мстиславского; князя Ивана Шуйского заточил в монастырь и тайно удушил; умертвил в тюрьме князя Андрея Шуйского; обманом заманил в Россию племянницу Грозного, Марью Старицкую, и сослал в монастырь, а её дочь приказал убить. Устроил убийство царевича Дмитрия и, чтобы отвлечь народ, поджег Москву и навел на столицу крымского хана.

Ослепил отравленным вином царя Семёна Бекбулатовича. Уморил доброго царя Фёдора вместе с дочерью Феодосией, своей племянницей. Родную сестру Ирину (в иночестве Александру) отравил, чтобы не прокляла за убийство мужа. Обманом и насилием захватил престол. Заточил пятерых братьев Романовых и троих из них тайно уморил. Преследовал многие славные боярские роды. Вконец опостылел всем: «чиноначальникам земли» — за то, что разорял и избивал их, крестьянам — за отмену Юрьева дня, духовенству и купцам — за потворство чужеземцам. Он же, Борис, уморил жениха своей дочери, а когда появился самозванец, то не смог его вынести и отравился сам.

Те же современники восхваляли разум Годунова и стремление к благу государства. Князь Иван Хворостинин писал, что Борис, хоть и «лукав нравом», зато «боголябив», борец с мздоимством и укротитель лихоимцев. Старец Авраамий Палицын отмечает, что он был «разумен в царских правлениях». Иван Тимофеев обличал Годунова, но воздавал должное его правому суду и миролюбию. Одним словом, по словам русских современников, Годунов был худородный выскочка, запятнанный убийствами членов царской семьи и знатных бояр, но как правитель он был мудр, справедлив и много сделал для России.

Не отставали от русских жившие в России иностранцы. Они признавали коварство Годунова и считали, что беды, свалившиеся на Россию в последние годы его царствования, — это Божья кара за грехи. Как пишет Конрад Буссов, Борису пришлось узнать, что хитрые уловки не помогут ему перед Богом, и хотя все его начинания были разумными, ни одно не кончилось добром: «Заключённые им союзы... ни к чему не привели, все труды и старания, которые он с великим разумением положил на улучшения в стране, мало кем ценились, неслыханно обильная милостыня, которую он раздавал во время длившейся несколько лет... дороговизны, не спасла бедный народ от сильного голода и мора в его стране, и люди гибли тысячами».

Иностранцы признают ум и способности Бориса. Исаак Масса размышляет о причинах его успешного правления: «Могут подумать, каким образом Борис, не умевший ни читать, ни писать, был столь ловок, хитер, пронырлив и умен. Это происходило от его обширной памяти, ибо он никогда не забывал того, что раз видел или слышал; также отлично узнавал через много лет тех, кого видел однажды». Хвалит его правление и Буссов: «...он многие неисправные дела привел в полный порядок, многие злоупотребления пресёк, многим вдовам и сиротам помог добиться справедливости».

Начало карьеры Бориса. Борис Фёдорович Годунов родился в 1552 г. в семье помещика средней руки из обедневшего рода костромских бояр Годуновых. Происхождение Годуновых от ордынского мурзы Чета, скорее всего, миф. О самом татарском мурзе известно из «Сказания о Чете», составленном в Ипатьевском монастыре в начале XVII в. Монахи явно хотели угодить царю княжеской кровью ордынского предка. Слова Шуйского из пушкинского «Бориса Годунова» — «вчерашний раб, татарин, зять Малюты», не могли тогда прозвучать, ибо иметь в роду знатных ордынцев считалось почётным.

После смерти отца Борис воспитывался дядей, Дмитрием Ивановичем Годуновым, и ещё подростком попал ко двору Ивана Грозного. Дядя получил там чин царского постельничего. Жизнь при дворе царя Ивана, где сменялись фавориты, кончавшие на плахе, сделала из юноши искусного дипломата. Образования он не получил, хотя, вопреки мнению современников, умел читать и писать. Скрытность и навыки ведения интриг позволили Годуновым пережить все смены переменчивых симпатий Грозного, но они же сослужили с Борисом в расцвете его карьеры злую шутку — никто не верил в его искренность и благородство.

Борис служил в ведомстве дяди и, как и он, был опричником. Важным шагом в его карьере была женитьба на дочери всесильного опричника Малюты Скуратова. Брак этот ввёл Бориса в круг лиц близких к царю. Смерть Малюты и отмена опричнины, казалось, должны были положить конец процветанию Годуновых, но они сумели вывернуться: Дмитрий Годунов сосватал царевичу Федору племянницу, Ирину Годунову. Вскоре у Годуновых возник местнический конфликт[26], и царь их поддержал. Обидчик Бориса, боярин Тулупов, был посажен на кол, а Борис получил за «бесчестье» его вотчину. Это была первая кровь на Борисе. Когда Грозный умер, Борис передал вотчину в монастырь.

Годунов при Фёдоре Иоанновиче. Под конец жизни Иван Грозный возвёл в бояре Дмитрия и Бориса Годуновых. Царь возложил на Бориса заботу о младшем сыне Фёдоре, женатом на его сестре. С юных лет слабый Фёдор привык полагаться на шурина. Несчастная гибель царевича Ивана сделала Фёдора наследником престола, но царь Иван в завещании не указал Бориса в числе его опекунов. Когда царь умер (1584), между боярами развернулась борьба за власть, и Борис вновь оказался в числе советников Фёдора. При венчании Фёдора на царство (1584) Борис получил чин конюшего, звание ближнего великого боярина и наместника царств Казанского и Астраханского. В новом туре борьбы за власть Борис победил князя Ивана Мстиславского и заставил его постричься в монахи.

В 1585 г. тяжело заболевает царь Федор, и Борис направляет в Вену тайное посольство с предложением после смерти Федора выдать Ирину за австрийского принца и возвести его на российский престол. Но Фёдор выздоровел и, узнав о тайных переговорах, был глубоко оскорблен: «В дальнейшем кроткий царь не раз прибегал к палке, чтобы проучить шурина». Положение Бориса казалось безнадёжным: в мае 1586 г. ««московских людей множество» потребовало выдачи Годуновых. Бунта испугались сами бояре: перед народом выступил Иван Шуйский и сказал, что «им на Бориса нет гнева». Из толпы выступили два купца и сказали: «Помирились вы головами нашими: и вам пропасть от Бориса, и нам!» Но толпа разошлась. В ту же ночь купцы пропали без вести, Шуйские поняли, что борьба с Борисом только начинается. И тут они совершили ошибку — подали от имени бояр, митрополита, епископов и посадских прошение Фёдору, чтобы он отправил жену в монастырь и «чадородия ради» сочетался вторым браком.

Угрозы лишиться Ирины — единственное, что не переносил Фёдор. Митрополит был лишен сана и пострижен в монахи. Оправившийся Годунов обвинил Андрея Шуйского в измене и переговорах с Литвою. Осенью 1586 г. в Москве вспыхнули волнения торговых людей в поддержку Шуйских, но Борис к ним был готов и подавил волнения. Андрея и Ивана Шуйских сослали в их вотчины, а шестерых «торговых мужиков» обезглавили. Заработали каты на Пыточном дворе, появились показания на Шуйских. Борис не спешил; только в 1588 г. он приступил к расправе. Действовал Борис в свойственной ему скрытой манере. Ивана Шуйского сослали в монастырь и заставили постричься; к нему приехал проведать подручный Годунова Туренин, и герой обороны Пскова задохся от «огненного дыма». Андрея Шуйского заточили, и он скоро умер. Младших Шуйских сослали.

В том же 1588 г. были заключены в монастырь Мария Старицкая и ее дочь Евдокия — последние потомки Калиты по линии Андрея Старицкого, двоюродного брата Грозного. Мария, вдова ливонского короля Магнуса, вернулась в Россию в 1585 г. по приглашению Годунова. Через три года мать и дочь сослали в монастырь; семилетняя девочка там скоро умерла. Затем настал черед Нагих, враждебных Борису. За связь с Шуйскими в 1588 г. был заточен в монастырь Пётр Нагой. В борьбе с Нагими Борис старался обесценить их главный козырь — возможность наследования престола царевичем Дмитрием, жившим вместе с матерью и её братьями в Угличе. Угличский двор распространял слухи, что Годуновы пытались «окормить» царевича зельем. В ответ Московский двор в 1589 г. разослал по церквам приказ с запретом упоминать на богослужении имя Дмитрия как зачатого в седьмом браке, т.е. незаконнорожденного.

Итак, в 1588—1589 гг. Годунов не только интриговал, но расправлялся с недругами, хотя без огласки. В этой связи Ключевский писал: «Летописцы верно понимали затруднительное положение Бориса и его сторонников при царе Фёдоре: оно побуждало бить, чтобы не быть побитым». Все же стоит помнить, страх часто приводит к ошибкам. Борис из страха не только совершал преступления, но делал ошибки[27]. Такой ошибкой было удушение «дымом» Ивана Шуйского. Тайное убийство Рюриковича, героя войны с поляками, навсегда испортило репутацию Годунова, и народ стал склонен верить любым слухам о нём.

Угличское дело. 15 мая 1591 г. в Угличе погиб царевич Дмитрий. По призыву Нагих угличане тут же перебили людей, заподозренных в убийстве. Через два дня из Москвы прибыла следственная комиссия во главе с Василием Шуйским. Комиссия установила, что с царевичем случилась «падучая», он упал и поранил себя ножом, которым играл с мальчишками в «тычку». Фёдор и патриарх Иов одобрили заключение комиссии. Много позже, после смерти самозванца, Шуйский отказался от своих показаний. Историк Скрынников согласен с выводами комиссии и считает, что в 1591 г. Борис не мог мыслить о троне и идти на риск пятнавшего его убийства. Логика эта не безупречна. Фёдор отличался слабым здоровьем, и Борис имел основания бояться, что престол перейдет к Дмитрию, пусть седьмому, но сыну царя Ивана. Приход Нагих означал для Бориса ссылку либо плаху. Если Борис и не помышлял тогда о царском венце, он не желал терять власть. А сохранить ее он мог только при царе Фёдоре и царице Ирине. Остальные претенденты представляли угрозу. Вот почему была пострижена Мария Старицкая и умерла её дочь.

Нельзя забывать и свидетельство английского дипломата Джерома Горсея, прожившего в России 17 лет, лично знавшего царей и бояр и свободно говорившего по-русски. В книге «Путешествия сэра Джерома Горсея» (1625 г.) он обвиняет Годунова в убийстве царевича Дмитрия. Во время событий в Угличе Горсей жил в Ярославле. Однажды ночью его разбудил стук в ворота:

«Кто-то застучал в мои ворота в полночь. У меня в запасе было много пистолетов и другого оружия. Я и мои пятнадцать слуг подошли к воротам с этим оружием.

— Добрый друг мой, благородный Джером, мне нужно говорить с тобой.

Я увидел при свете луны Афанасия Нагого, брата вдовствующей царицы, матери юного царевича Дмитрия, находившегося в 25 милях от меня в Угличе.

— Царевич Дмитрий мертв, сын дьяка, один из его слуг, перерезал ему горло около шести часов; [он] признался на пытке, что его послал Борис; царица отравлена и при смерти, у нее вылезают волосы, ногти, слезает кожа. Именем Христа заклинаю тебя: помоги мне, дай какое-нибудь средство!

— Увы! У меня нет ничего действенного.

Я не отважился открыть ворота, вбежав в дом, схватил банку с чистым прованским маслом (ту небольшую склянку с бальзамом, которую дала мне королева) и коробочку венецианского териака.

— Это всё, что у меня есть. Дай бог, чтобы ей это помогло. Я отдал всё через забор, и он ускакал прочь».

Известно также письмо Горсея лорду Берли от 10 июня 1591 г., написанное меньше чем через месяц после гибели царевича Дмитрия: «19-го числа... случилось величайшее несчастье: юный князь 9-ти лет... был жестоко и изменнически убит; его горло было перерезано в присутствии его дорогой матери, императрицы; случились ещё многие столь же необыкновенные дела... После этого произошли мятежи и бесчинства». Здесь допущена неточность: Дмитрий погиб не 19-го, а 15 мая 1591 г. Неточность эта объяснима — расстояние между Ярославлем и Угличем 245 верст, и Нагому требовалось двое суток, чтобы, меняя лошадей, добраться из Углича до английского подворья в Ярославле[28].

Приведенные факты не позволяют считать закрытым дело об Угличском убийстве. Борис Годунов продолжает оставаться подозреваемым. Есть, правда, косвенное подтверждение его невинности. В 1607 г., через полгода после канонизации «невинно убиенного» царевича Дмитрия, царь Василий Шуйский и патриарх Гермоген просили «прежнебывшего» патриарха Иова приехать в Москву, чтобы простить православных христиан в преступлении крестного целования. По приезде Иова, на Церковном соборе от 16 февраля 1607 г., патриархи Иов и Гермоген и все высшее духовенство приняли «прощальную и разрешительную грамоту». В ней написано, что царевич Дмитрий «прият заклание неповинно от рук изменников своих», царь Борис избран законно и русские люди повинны в нарушении крестоцелования его наследникам. Собор не отрицал убийства Дмитрия, ведь его уже признали святым мучеником, но нет и намека на вину Бориса. Трактовка «грамоты» зависит от взглядов историка: её трактуют и как реабилитацию Годунова, и как нужное Шуйскому освящение святости царской власти.

После убийства годуновских чиновников в Угличе и поджогов в Москве Борис расправился с Нагими — мать Дмитрия, Марию, постригли и сослали в монастырь. Братьев Нагих разослали по тюрьмам, их приближенных казнили; сотни угличан и колокол с урезанным «ухом» сослали в Сибирь. Борис приобрёл, наконец, твердую власть. Следующие семь лет прошли спокойно: Борис наслаждался полнотой власти, сказочными доходами с необъятных вотчин, почетом иностранных государей и титулами. В 1595 г. его титуловали: «царский шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств, царства Казанского и Астраханского». В эти годы не было казней и ссылок, что говорит о некровожадной натуре Бориса.

Выборы Бориса на царство. Царь Фёдор умер в январе 1598 г., но перед смертью нанес Борису нежданный удар. На все вопросы послушного Борису патриарха Иова, кого назначить преемником, умирающий лишь тихо помянул волю Госиода. Царице своей, Ирине, он наказал «принять иноческий образ». У Годунова были основания обидеться на царственного свояка. И Фёдор не удостоился пострижения[29] и пышных одежд: вскрытие гробницы показало, что он был одет в скромный кафтан и даже сосуд для миро[30] ему положили простой. Через девять дней после смерти супруга Ирина объявила, что уходит в монастырь, и отказалась от власти.

Боярская дума объявила о созыве Земского собора для выбора царя. В Думе мнения разделились, но меньше всего там хотели Годунова. Борис опасался ездить в Думу и перебрался в Новодевичий монастырь, где приняла постриг Ирина. Он приказал не пропускать в Москву бояр, приглашенных Думой, и содействовать подбору правильных выборщиков. В Москву стали съезжаться выборщики Земского собора, в большинстве — духовенство и дворяне, желавшие избрать Годунова. За Бориса был и московский люд, ведь Годунов за свой счёт отстраивал им дома после частых пожаров. 17 февраля патриарх собрал на своем подворье собор из сторонников Годунова, принявших решение об избрании его на царство. В Думе этого решения не признали, но и боярам не удалось уговорить народ присягнуть Думе.

Земской собор организовал шествие к Новодевичьему монастырю. Там патриарх красноречиво, с примерами из византийской истории, призвал Бориса на царство. Борис со слезами отказал, ибо не мыслил посягнуть на «превысочайший царский чин». 21 февраля Иов после ночного богослужения собрал большую толпу и вновь привел к Новодевичьему монастырю. Борис вышел навстречу с иконами; все вошли в церковь; патриарх вновь призвал Бориса на царство, даже грозил ему; просили и грозили выборные бояре и дворяне; простой народ стал кричать, «лица их были багровы от усилия»; Борис стоял, потупив взор, но остался непреклонен. Он обмотал платок вокруг шеи, показал, что скорее удавит себя, чем станет царем, и ушёл в покои сестры. Патриарх и высшие чины собора двинулись следом, вошли к царице и там умоляли её и Бориса. Народ всё кричал. Наконец, вышли и патриарх объявил, что «Борис Фёдорович пожаловал, хочет быть на великом Российском царствии». Закричали уже радостно, а патриарх повел Бориса в монастырский собор и нарек на царство.

Но Годунов боялся венчаться на царство без присяги Думы. В конце марта патриарх в третий раз собрал шествие в Новодевичий монастырь. Иов просил Бориса вернуться в «царственный град». Борис со слезами сказал, что не хочет престола. Тогда по просьбе патриарха инокиня-царица повелела брату венчаться на царство. Указ царицы позволял обойти присягу Думы. 1 апреля Борис вернулся в Москву. Его торжественно встречали. Борис смиренно отказался от ценных подарков и с поклоном принял хлеб и соль. В Успенском соборе патриарх ещё раз благословил его на царство. Меж тем в Думе бояре наконец договорились и решили передать престол Симеону Бекбулатовичу, великому князю тверскому. Потомок Чингисхана и ордынских царей, он превосходил всех по родовитости, при Грозном год был российским государем и, что существенно, не лез в политику.

Борис решение Думы как бы не услышал. Он решил отвлечь внимание «татарской угрозой». Разрядный приказ объявил, что войска Крымской Орды движутся на Москву. Годунов огласил, что лично возглавит поход на татар. К маю он собрал дворянское ополчение. Боярам оставалось либо занять положенные им «места» в войске, либо потерять заслуженное предками «место». Бояре предпочли сберечь фамильную честь. Огромное войско выступило в поход, но далеко не пошло. На приокских лугах вблизи Серпухова был выстроен «чудный» палаточный город, где воинство проводило время в смотрах, состязаниях и пирах. Борис щедро раздавал награды и разрешал боярские споры. Явились и татары, но не войско, а посольство, привезшее подарки из Крыма и получившее ответные дары. Через два месяца Борис с «победой» вернулся в Москву. Он действительно победил — думская оппозиция как единая сила перестала существовать.

В августе Москва целовала крест новому царю. Осторожный Борис велел целовать себе крест не в зале Боярской думы, а в Успенском соборе под присмотром патриарха Иова. В тексте присяги подданные обещали «богоизбранному» царю «ни думати ...ни дружитесь, не ссылатись с царем Симеоном» и выдавать всех, кто захочет «посадити Симеона на Московское государство». Они клялись не изменять царю, не умышлять на его жизнь и здоровье, не вредить ядовитым зельем, не чародейством, доносить о заговорах, не уходить в иные земли. 3 сентября 1598 г. Борис Годунов венчался на царство в Успенском соборе. Во время венчания Борис не смог сдержать чувств и, обратившись к Иову, сказал громко: «Бог свидетель, сему: никто же убо будет в моем царьствии нищ или беден!» Взяв рукой за ворот рубахи, он добавил: «И сию последнюю разделю со всеми!»

Борис — царь России. Царь Борис начал с благодеяний. Служилым людям выплатил тройное годовое жалованье. Сельский народ на год освободил от податей. Торговым людям даровал право беспошлинной торговли на два года. Многих знатных дворян Борис пожаловал должностями и чинами. Особенно щедро он пожаловал думных бояр: Борис на собственном опыте понял, что от них зависит судьба династии. Даже недругов он наградил: Фёдор и Александр Романовы и Богдан Вельский получили думские чины. Через пять месяцев после венчания Бориса состоялся Земский собор. На сей раз в нем участвовала Боярская дума в полном составе. Участники собора подписали документ, подтверждавший права Годунова и его наследников на престол. Все делалось по закону — основы правления династии Годуновых закладывались на века.

Два первых года называют золотым веком царствования Бориса. Царь вникал в заботы каждого края. Все получили льготы: в Новгороде Борис сложил с гостей и посадских налоги и велел отдавать на откуп мелкие промыслы только посадской молодежи. В Корельском уезде дал налоговые льготы на десять лет; в Перми и Сибири освободил на год инородцев от ясака. Вдовы и сироты получали вспоможение. Сидевших в тюрьмах освобождали, ссыльных возвращали домой. Никого не казнили, даже разбойников. И все же Борис не был уверен в прочности династии. Он стал писать грамоты не только от себя, но от сына. Молитву о здравии Годунова и его дома — ««чтобы юные, цветущие ветви Борисова Дома возросли благословением Небесным и непрерывно осеняли оную до скончания веков!» — требовалась читать на пирах при питье заздравной царской чаши.

Постоянное напряжение сказалось на здоровье Бориса, с 1600 г. он постоянно болеет. Нет сомнений, что Борис задумывался о будущем Фёдора в случае своей смерти. В это же время поползли слухи, что царевич Дмитрий жив. Болезнь, мысли о сыне, слухи о самозванце многократно усугубили природную подозрительность Бориса и придали ей параноидальный характер[31]. Расцвел сыск, возглавляемый троюродным братом Бориса Семёном Годуновым — человеком жестоким, энергичным, но неумным[32]. По указанию Бориса Семён поощрял доносы боярских холопов на хозяев. Маржерет по этому поводу пишет: «Отныне, если слуга доносил на своего хозяина, хотя бы ложно, в надежде получить свободу, он бывал им вознагражден, а хозяина или кого-нибудь из его главных слуг подвергали пытке, чтобы заставить их сознаться в том, чего они никогда не делали, не видели и не слышали». Доносили не только холопы, но дети на отцов и жены на мужей. Тогда впервые заговорили о смуте в Московском государстве: «И от такова ж доводу в царстве бысть велия смута, яко же друг на друга доводяху».

Самым крупным доносом было дело Романовых. Холоп Александра Романова подал извет, что тот хранит у себя волшебные коренья и хочет «испортить» царскую семью. А надо сказать, что Борис был очень суеверен и постоянно советовался с гадалками и ведунами. В ноябре 1600 г. стрельцы ворвались в романовское подворье. Там обнаружили корешки, которые показали Борису. Началось следствие об измене Романовых. Думские бояре, желая выслужиться, обвинили Романовых в покушении на жизнь царя. Наказанием за такое преступление могла быть только смертная казнь. Борис колебался несколько месяцев, а потом постановил постричь в монахи Фёдора Романова, а его младших братьев отправить в ссылку. Судьба оказалась милостивее к Фёдору (в монашестве — Филарету), чем к его братьям. Из них выжил лишь Иван; Александр, Василий и Михаил умерли в ссылке.

Опале подверглись и родственники Романовых — князья Черкасский, Сицкий, Репнин, дворяне Карповы. Через несколько месяцев Борис вернул из ссылки Ивана Романова, князей Черкасского и Сицкого, нарядил следствие по поводу жестокого обращения с Василием Романовым, велел, чтобы монаху Филарету «не было нужи». Казалось, Борис не хотел извести Романовых. Василию и Ивану, сосланным в Пелым, он велел отвести двор с двумя избами и давать в день по калачу и по два хлеба, по части говядины и но три баранины, в постные дни рыбы, и не накладывать цепей. Но условия перевозки ссыльных в Сибирь были ужасны, и люди умирали «естественно». Мы никогда не узнаем, был ли Борис искренен в желании облегчить ссылку Романовым или это было ещё одно лицедейство.

Другой жертвой Бориса стал Богдан Вельский. В 1599 г. царь удалил его из Москвы вроде бы с почетным поручением — строить на реке Донце город Царёв-Борисов. Вельский там развернулся: быстро построил город и на свой счёт содержал немалое войско. В веселый час он расхвастался: «Царь Борис в Москве царь, а я царь в Царёве-Борисове!» Служилые немцы донесли на него. Вельского вызвали в Москву (1602) и предали позорному наказанию — шотландец капитан Габриэль горстями вырвал ему бороду; потом Вельского сослали.

Борис в голодные годы. Во время голода 1601—1603 гг. Борис делал всё, что мог и умел. Главные усилия он направил на предотвращение голода в городах. Посады получили право платить за хлеб по твердой цене и отбирать его запасы. Скупщиков хлеба было приказано бить кнутом, а при повторной скупке сажать в тюрьму. Требование продавать хлеб по твердой цене привело к тому, что зерно стали прятать, нередко даже гноить. Царь приказал «сыскивать» хлеб по амбарам и лавкам, но у него не было «продотрядов». Да и наказание — отнятие излишков, мало пугало. Борис не пошел на массовые казни. Не решился и ссориться с монастырями и боярами, не желавшими делиться запасами. В некоторых областях было изобилие хлеба, но Борис не смог организовать доставку. Не дозволял и ввоз зерна из-за границы, чтобы Россию не считали бедной страной. Борис приказал продавать хлеб из царских житниц по низкой цене, но запасы быстро истощились.

Царь не жалел денег на голодающих. Маржерет пишет о размахе его деятельности: «Борис велел ежедневно раздавать милостыню всем бедным, сколько их будет, каждому по одной московке... Сумма, которую император Борис потратил на бедных, невероятна; не считая расходов, которые он понёс в Москве, по всей России не было города, куда бы он не послал больше или меньше для прокормления сказанных нищих. Мне известно, что он послал в Смоленск с одним моим знакомым двадцать тысяч рублей». Но помощь уходила как вода в песок. Маржерет сообщает, что, прослышав о щедрости Бориса, люди бежали в Москву, «хотя у некоторых из них ещё было на что жить», а попав в Москву, не могли прожить на милостыню и умирали в городе или на дорогах, возвращаясь домой.

Масса связывает неудачу Бориса с бесчестностью чиновников. По его словам, «приказные, назначенные для раздачи милостыни, были воры, каковыми все они по большей части бывают в этой стране; и сверх того они посылали своих племянников, племянниц и других родственников в те дома, где раздавали милостыню, в разодранных платьях, словно они были нищи и наги;... а всех истинно бедствующих, страждущих и нищих давили в толпе или прогоняли дубинами и палками от дверей; ...если же кому-нибудь удавалось получить милостыню, то её крали негодяи стражники, которые были приставлены смотреть за этим. И я сам видел богатых дьяков, приходивших за милостынею в нищенской одежде».

Борис понял свое бессилие и прекратил раздачу милостыни. Попытки Годунова остановить голод делают ему честь, но свидетельствуют о провале как администратора. Впрочем, у Бориса не было опыта: в России никто до него не пытался бороться с массовым голодом. Много жизней спас указ Бориса но временному восстановлению Юрьева дня. Борис разрешил крестьянские выходы в 1601 и 1602 гг. Мера эта позволила крестьянам уйти от помещиков, неспособных им помочь. Эта же мера вызвала возмущение мелких и средних дворян, считавших, что Борис их ограбил в пользу бояр, ведь голодающие крестьяне чаще всего укрывались на землях богатых вотчинников.

Голод 1601—1603 гг. пошатнул власть Годунова. Доведенные до отчаяния крестьяне и холопы объединялись в разбойные шайки, сжигали дворянские усадьбы и грабили купцов. Особенно прославился атаман Хлопко; победа над ним далась в тяжком бою под Москвой, где погиб воевода И.Ф. Басманов (1603). Возврат на два года Юрьева дня разорил мелких и средних дворян и превратил их из силы лояльной Годунову в силу враждебную. За счёт бегства боевых холопов, крестьян и даже дворян чрезвычайно усилилось не любившее Бориса казачество. Была утрачена и поддержка горожан: они стали свидетелями провала попыток милосердия Бориса и не верили в его искренность. Наконец, лояльность бояр к Годунову, всегда сомнительная, явно не укрепилась.

Беда не приходит одна — на Годунова обрушились личные несчастья. В 1602 г. в Москве занемог и умер жених царевны Ксении, датский принц Иоганн. Для Ксении это было горе, потеря любимого жениха. Для Бориса — крушение планов породниться с королевским домом и тревога за здоровье дочери. В сентябре 1603 г. умерла царица-инокиня Александра (в миру Ирина). Порвалась ниточка, связывающая с Рюриковым домом. Судя по огромным вкладам за упокой души умершей, Борис любил сестру. Теперь вся его любовь обратилась к детям — Ксении и, особенно, Фёдору. Борис настолько оберегал 15-летнсго сына, что боялся отпускать от себя. Он приучал его к рутине государственных дел, но не дал развиться самостоятельности, что губительно сказалось после смерти отца.

Борис против самозванца. В начале 1601 г. Борису донесли, что в замке Адама Вишневецкого, на польской украине, появился юноша, объявивший себя Дмитрием, сыном царя Ивана. Расследование показало, что самозванцем является монах Чудова монастыря Григорий, в миру — сын боярский Юшка[33] Отрепьев. Возмущённый Борис сказал боярам, что это их рук дело. Москва потребовала у князя Адама выдать самозванца, но получила отказ. Тогда в Литву послали «в гонцех на обличенье тому вору ростриге» его дядю, Никиту Смирного Отрепьева. Но полномочий Смирному не дали, и ему отказали во встрече с племянником[34]. Вскоре Посольский приказ направил польскому двору письмо с упреками в поддержке самозванца. От имени короля посланцу было объявлено, что «Дмитрий» не получает помощи от Речи Посполитой. Недовольный ответом Борис отправил послания австрийскому императору и римскому папе. Он жаловался на поддержку Сигизмундом III беглого монаха Гришки. В самой России за разговоры о самозванце отправляли на дыбу.

В середине октября 1604 г. самозваный царевич и его небольшое войско перешли русскую границу. Борис объявил по всему государству сбор армии. Призывали дворян, стрельцов, служилых городов, иноземцев, татар, мордву и бортников. Центром сбора огромной армии был назначен Брянск. В декабре произошла битва под Новгород-Северским. Царю доложили, что самозванец разбит, но ранен командующий, князь Ф.И. Мстиславский. Борис радовался победе, щедро раздавал награды. На самом деле царские войска проиграли битву слабейшему противнику, и лишь бунт недовольных поляков помешал «царевичу» развить успех. В январе 1605 г., произошла битва при Добрыничах. «Дмитрий» потерпел сокрушительное поражение и едва ушёл от погони.

Снова Борис радовался, снова щедро раздавал награды. В Москве показывали пленных поляков (русских повесили после сражения). А в Комарицкой волости началась страшная расправа над присягнувшими Дмитрию крестьянами. Комарицкую волость населяли «дворцовые» крестьяне, приписанные к царскому двору. Годунов воспринял их отступничество как личную измену[35]. На мужиков напустили татар «царёва двора Исситова полка». Расправа превзошла в жестокости новгородские казни Грозного. Буссов пишет: «Они повесили на деревьях за одну ногу несколько тысяч крестьян с женами и детьми и стреляли в них из луков и из пищалей». Автор «Иного сказания» утверждает, что убивали «не токмо мужей, но и жён и безлобивых младенцев». Страшные подробности казней описывает Масса и добавляет: «Чем больше мучали людей, тем более они склонялись признать Димитрия своим законным государем».

Разбитый под Добрыничами «царевич» укрепился в Путивле и с каждым днем становился сильнее: к нему подходили новые отряды, ему присягали новые города. Московские войска вели себя пассивно: осадили Рыльск, но взять не смогли и ушли, затем обложили маленький город Кромы и там застряли окончательно. 500 казаков атамана Корелы, засев в «норах земных», вырытых под сгоревшими стенами крепости, сковали огромную московскую армию. В лагере осаждающих начались болезни и дезертирство. Царь Борис уже не хвалил воевод, а перешел к обвинениям. Он писал им: «Что здесь зделася вашим нерадением, столко рати побито, а тово Гришки не умели поймать». Как пишет летописец, угрозы царя заставили многих подумать, не перейти ли к «Дмитрию».

Борис подослал в Путивль трех монахов подготовить заговор против самозванца, но их схватили и казнили. Царь уже не надеялся на старых полководцев. Теперь Борис возлагал надежды на молодого Петра Басманова, отстоявшего Новгород-Северский от самозванца. Но он не учел местнического самолюбия, значившего для Басманова больше присяги. Ошибка отца дорого стоила сыну Фёдору. Больной и никому не верящий царь утратил уверенность в себе. Он велел привести в Москву мать Дмитрия и выпытывал: вправду ли царевич погиб в Угличе. Всё больше он склонялся к суевериям и обращался к ведуньям и прорицателям. Чувствуя, как уходят силы, Борис беспокоился за будущее своей души и советовался с духовниками, врачами-немцами и юродивой — старицей Оленой.

Многое говорит о раннем одряхлении Бориса. У него появилась старческая скаредность: начал проверять замки и печати на дверях дворцовых погребов, где хранились припасы. Часто он впадал в уныние и апатию. Дошли до него и слова самозванца: «А яз де буду к Москве как станет на дереве лист разметыватца». 13 апреля 1605 г., после обеда, Борис умер. Перед смертью его постригли. В Новом летописце об этом сказано кратко: «Царю Борису, вставши из-за стола после кушанья и внезапу прииде на нево болезнь люта, и едва успе поновитись и постричи, и два часа в той же болезни и скончась». Дежуривший во дворце Маржерет сообщает, что Борис умер от апоплексичсского удара. Слухи о самоубийстве Годунова являются лишь одной из многих враждебных ему легенд.

Годунов в народной памяти. Несчастный царь Борис сохранил о себе в народе недобрую память. В старинных песнях его обвиняют в убийстве царевича Дмитрия и захвате престола:

Не лютая змея воздывалася,

Воздывался собака — булатный нож,

Упал он ни на воду, ни на землю,

Упал он царевичу на белу грудь,

Убили ж царевича Димитрия,

Убили его на Углищи,

На Углищи на игрищи.

Уж как в том дворце чёрной ноченькой

Коршун свил гнездо с коршунятами!

Уж как тот орёл Димитрий-царевич,

Что и коршун тот Годунов Борис,

Убивши царевича, сам на царство сел.

 Народная память приписывает Годунову и самоубийство: «Умертвил себя Борис с горя ядом змеиным, || Ядом змеиным, кинжалом вострыим».

Годунов у Карамзина. Автор «Истории государства Российского» не только добросовестно и талантливо пересказывал летописи, но главное, что его отличало, была искренность моралиста. Человеческие качества монарха значили для Карамзина больше его достижений, и он был склонен искать причины потерь государственных в утрате нравственных начал. Карамзин отмечает заслуги Годунова как правителя и не склонен огульно принять обвинения в его адрес. Он не верит, что Борис отравил дочь царя Фёдора и самого Фёдора, не верит в самоубийство и даже не поминает причастности Бориса к смерти Грозного и сестры Ирины. Тем не менее приговор Карамзина суров:

«Но имя Годунова, одного из разумнейших властителей в мире, в течение столетий было и будет произносимо с омерзением, во славу нравственного неуклонного правосудия. Потомство видит... Св. Димитрия издыхающего под ножом убийц, Героя Псковского в петле... Он не был, но бывал тираном; не безумствовал, но злодействовал подобно Иоанну... Если Годунов на время благоустроил Державу, на время возвысил се во мнении Европы, то не он ли и ввергнул Россию в бездну злополучия...? Не он ли, наконец, более всех содействовал уничижению престола, воссев на нём святоубийцею?»

«Борис Годунов» Пушкина. Взгляды Карамзина получили развитие в гениальной трагедии Пушкина «Борис Годунов». Пушкин работал над пьесой с ноября 1824 г. по ноябрь 1825 г., но и позже вносил поправки в текст. Напечатана пьеса была через четыре года, в 1831 г., и сразу вызвала критику. Большинство читателей не приняли новизну формы. В «Борисе Годунове» нарушены правила классических трагедий. Акты заменены небольшими сценами, исчезло единство места и времени действия, вместо одного главного героя появились два — Годунов и Самозванец, разрушено единство слога—в пьесе чередуются белый стих и проза. Ещё больше замечаний вызвало содержание драмы. Любителей истории уже не устраивал подход Карамзина к событиям прошлого. Между тем Пушкин близок к Карамзину в трактовке образа Годунова.

Для Пушкина Годунов стал злодеем после убийства восьмилетнего царевича Дмитрия. Были и другие преступления Бориса. Сам Годунов о них не вспоминает, но Афанасий Пушкин в беседе с Василием Шуйским перечисляет вины царя перед боярами и народом:

Нас каждый день опала ожидает,

Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,

А там — в глуши голодна смерть иль петля.

Знатнейшие меж нами роды — где?

Где Сицкие князья, где Шестуновы,

Романовы, отечества надежда?

Заточены, замучены в изгнаньи.

Ну, слыхано ль хоть при царе Иване

Такое зло? А легче ли народу?

Спроси его. Попробуй самозванец

Им посулить старинный Юрьев день,

Так и пойдет потеха.

 Со своей стороны Бориса возмущает человеческая неблагодарность и незаслуженные обвинения в преступлениях, которые он не совершал:

Бог насылал на землю нашу глад,

Народ завыл, в мученьях погибая;

Я отворил им житницы, я злато

Рассыпал им, я им сыскал работы —

Они ж меня, беснуясь, проклинали!

Пожарный огнь их домы истребил,

Я выстроил им новые жилища.

Они ж меня пожаром упрекали!

Я дочь мою мнил осчастливить браком —

Как буря, смерть уносит жениха...

И тут молва лукаво нарекает

Виновником дочернего вдовства —

Меня, меня, несчастного отца!..

Кто ни умрет, я всех убийца тайный:

Я ускорил Феодора кончину,

Я отравил свою сестру царицу —

Монахиню смиренную... всё я!

 Во взаимных претензиях, казалось, больше правды на стороне Годунова. Ведь он действительно хороший правитель, много сделавший для страны, что не отрицают и враги. Но убийство царевича в моральном плане перечеркивает заслуги Бориса, обрекает на муки совести и делает неспособным противостоять тени, восставшей из гроба:

И всё тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

И рад бежать, да некуда... ужасно!

Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

 Для Пушкина Годунов — незаконный царь, как и Самозванец и последовавший за ним Шуйский. Здесь Пушкин близок к Ивану Тимофееву, писавшему об «истинных царях» и царях «через подобие». У Пушкина, как у Тимофеева, Годунов, Самозванец и сменивший самозванца Шуйский — все цари «через подобие», то есть цари неправедные и неправильные. Но Годунов имел свой шанс стать царём правильным (истинным), если бы его не упустил, пойдя на убийство ребенка. В понимании прошлого Пушкин следовал даже не Карамзину, а поэтической интуиции, позволявшей ему ощущать народные чувства тех времен. Он воссоздавал не строгую историческую реальность, а народный миф.

Современники Пушкина о Годунове. Публикации пьесы Пушкина предшествовала развернувшаяся с середины 1820-х гг. критика трактовки Годунова как убийцы царевича Дмитрия. В 1825 г. появились статьи Фаддея Булгарина[36], упрекавшего Карамзина за доверие к пристрастным свидетельствам недругов Бориса. По мнению Булгарина, Годунов был оклеветан боярами. Карамзина Булгарин побивает его же статьей от 1802 г., где нет ни слова о преступлении Годунова и восхваляется его избрание: 4 Россия в первый раз избрала себе государя торжественно и свободно». В романс «Димитрий Самозванец» (1829) Булгарин порицает Бориса не за злодейство, а за слабодушие и неспособность противостоять буре.

В 1829 г. историк М.П. Погодин публикует статью, где доказывает непричастность Бориса к смерти царевича. Погодин считал, что Борис готовил царевичу смерть политическую, как незаконнорожденному[37], и не нуждался в его физическом устранении. По мнению автора, убийство было невыгодно Борису, и непонятно, почему такой опытный царедворец использовал не «тихий яд», а «звонкий нож». Пушкин внимательно читал статью Погодина и написал на нолях возражения. Когда его трагедия была издана, он подарил экземпляр Погодину. Позже Погодин записывает в дневнике: «К Пушкину, и с ним четыре битых часа в споре о "Борисе"». Погодин сам написал драму «История в лицах о царе Борисе Фёдоровиче Годунове» (1832), напечатанную в журнале «Современник». В драме смерть Бориса связана не с угрызениями совести из-за убийства царевича (Погодин в него не верит), а с боярской изменой.

С критикой пушкинского Годунова выступил издатель журнала «Московский телеграф» Н.А. Полевой. В статьях от 1831 и 1833 гг. он сожалеет, что Пушкин излишне положился на Карамзина: «... карамзинизм повредил даже совершеннейшему из его созданий — Борису Годунову». Основу неуверенности Бориса перед Самозванцем Полевой видит не в убийстве Дмитрия, весьма сомнительном, а в угрозе царю со стороны боярства. Огорченный за Пушкина, Полевой восклицает: «Как мог Пушкин не понять поэзии той идеи, что история не смеет утвердительно назвать Бориса цареубийцею!»

Появляются и произведения, где Годунов представлен злодеем. В драме Е.Ф. Розена «Россия и Баторий» (1833) молодой Годунов плетет заговор с целью настроить Ивана Грозного против сына, царевича Ивана. Драма понравилась Николаю I, и он велел переделать её для сцены, убрав, как маловажную, интригу Годунова. Под названием «Осада Пскова» пьеса была поставлена в 1834 г. В 1835 г. появляется драма М.Е. Лобанова «Борис Годунов». Пьеса написана в защиту преемственности царской власти. Убив царевича Рюрикова рода, Годунов нарушил легитимный принцип: «царей и царств святыня, наследственность им попрана безбожно».

В 1836 г. А.А. Краевский публикует биографию Годунова, написанную с явной к нему симпатией. У Красвского Борис — правитель, заботы которого направлены на благо России. Он желает насадить в России просвещение, но не понят современниками. У Красвского нет сомнений, что Борис не причастен к убийству царевича Дмитрия. Краевский уверен, что избранный царь может превосходить царя, получившего престол по наследству. О Годунове он пишет: «При том же он был первый избранный царь».

Белинский о Годунове. В 1845 г. В.Г. Белинский публикует статью «Борис Годунов», где упрекает Пушкина в том, что тот «рабски во всем последовал Карамзину, — и из его драмы вышло что-то похожее на мелодраму, а Годунов его вышел мелодраматическим злодеем, которого мучит совесть». По Белинскому, Годунов — человек, несомненно, умный, но, достигнув высшей власти, он не внес в русскую жизнь нового элемента — «без Годунова все пошло бы точно так же, как и с Годуновым». Сводить бесплодность Бориса к нечистой совести есть мелодрама. Да и обстоятельства смерти Дмитрия — дело тёмное. Больше оснований считать, что Борис не виновен в убийстве царевича.

Белинский задается вопросом, почему Годунов, который делал для народа всё, что мог, не был любим? И отвечает: Годунов не имел освященного веками права законного наследия. Чтобы заставить видеть в себе не похитителя власти, а властелина по праву, ему оставалось опереться на право гения. А гением Годунов не был. Здесь разгадка его судьбы: «...он хотел играть роль гения, не будучи гением, — и зато пал трагически и увлек за собою падение своего рода». Годунов был не больше, чем умный министр, способный вести страну по наезженной колее, но не переустроить государство. Не было у него и великого сердца: «...и потому он не мог не мучиться подозрениями, не бояться крамолы, не увлекаться личным мщением и, наконец, не сделаться тираном». Трудно сказать, пишет Белинский, который из Годуновых более трагическое лицо — цареубийца, наказанный за злодеяние, или достойный человек, павший из-за недостатка гениальности.

Отрицая гений Годунова, Белинский ошибся и в оценке гениальности трагедии Пушкина. Главной его ошибкой было отрицание её сценических достоинств. Время рассудило в пользу Пушкина. После длительного запрета пьеса была поставлена в 1870 г. и затем неоднократно ставилась в театрах. Особое место занимает опера М.П. Мусоргского «Борис Годунов» (1869), с либретто, созданным композитором по мотивам трагедии Пушкина. Онера была поставлена в 1874 г. на сцене Мариинского театра и имела громкий успех, но позже была снята. В 1896 г. Н.А. Римский-Корсаков создал новую редакцию оперы, получившую наибольшее признание. Опера «Борис Годунов» с участием Ф.И. Шаляпина в роли Бориса Годунова (1908) стала триумфом русского оперного искусства и вошла в число шедевров мировой оперы.

Годунов в драмах Алексея Толстого. Образ Годунова в драматургии получил развитие в трилогии А.К. Толстого «Смерть Ивана Грозного» (1866), «Царь Фёдор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1870). В трактовке Годунова Толстой следует Карамзину и Пушкину. Борис у него талантливый человек, радеющий о России, но рвущийся к власти и готовый ради нее на любое преступление. В «Смерти Ивана Грозного» Толстой идет дальше Карамзина и делает из Годунова цареубийцу. Он показывает, как Борис ускоряет смерть больного царя, намеренно вызвав у него психологический шок.

В «Царе Фёдоре Иоанновиче» показано, как Борис, пользуясь доверием царя Фёдора, творит злодеяния: отправляет в тюрьму на смерть Ивана Шуйского и подсылает убийцу-мамку к царевичу Дмитрию. Хитрый Борис стремится не оставлять следов. Он приставляет в тюрьму к Шуйскому его смертельного врага Туренина, но не говорит прямо «убей его». Отправляя в Углич мамку Волохову, Годунов в беседе с Клешниным, исполнителем тайных дел Бориса, упомянув, как ему мешает Дмитрий, трижды со значением повторяет: «Скажи ей, чтобы она царевича блюла!» В третьей драме, «Царь Борис», показана расплата Годунова за преступления. Народ им недоволен. Заболевает и умирает жених дочери Ксении. Меж тем в Северской земле появился с войском самозванец. Борис обращается к пыткам и казням, посылает против него войска. Но самозванец, многажды разбитый, вновь собирает войско. Борис умирает от скорби, призывая бояр служить Фёдору и помнить, что от «зла лишь зло родится».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.