Глава 33 ОРЕЛ, КЛЮЮЩИЙ ЗМЕЮ

Глава 33

ОРЕЛ, КЛЮЮЩИЙ ЗМЕЮ

История гибели Якова Свердлова почти во всех источниках приводится некорректно. В одной из двух версий. Официальная — умер от гриппа-“испанки”. Неофициальная — был избит рабочими и скончался от побоев. Сразу отмечу, та и другая версии имеют много “неутыков” и противоречий с фактами. На самом же деле все материалы, относящиеся ко смерти Свердлова, в партийных архивах имеются. Они сохранились до сих пор и все противоречия прекрасно снимают. Просто оказывается, что обе версии надо… объединить.

Выезжая из Харькова, Яков Михайлович уже чувствовал себя не очень хорошо. То ли простудился, то ли впрямь грипп подхватил. Но держался, расслабляться не собирался. Он никак не мог позволить себе разболеться. Предстоял съезд партии, предстояла жестокая схватка по поводу политической линии, методов работы. Свердлов имел хорошо налаженную сеть информаторов вокруг Ленина. Знал, что именно может стать объектом атак и критики. И готовился серьезно, в полную силу. Понимал, что нельзя пренебрегать ничем, важен будет каждый сторонник, каждый голос. Поэтому даже дорога с Украины не была для него отдыхом, когда можно отоспаться, в окошко посмотреть. На всю поездку он распланировал целый ряд ответственных встреч и совещаний. Разослал телеграммы:

“Белгород. Комитету коммунистов. Выезжаю из Харькова 6 марта в 21 час, буду в Белгороде в 23 часа. Прошу придти в мой поезд совместно с президиумом Исполкома

Пред. ВЦИК Свердлов”

“Курск. Губком коммунистов. Проезжая Курск, считаю целесообразным переговорить по некоторым вопросам, партийным и советским. Прошу придти в мой поезд совместно с президиумом Губисполкомв. Буду в Курске в 5 часов седьмого марта.

Пред ВЦИК Свердлов”

Аналогичные телеграммы улетели в Орел, в Тулу, в Серпухов. В Белгороде, Курске, Орле, Туле ему требовалось обработать нужным образом местное руководство. Подчинить, внушить, настроить, склонить к своей позиции в грядущей съездовской борьбе. Проверить, кто от этих губерний поедет на съезд. Повлиять на выбор делегатов. А в Серпухов телеграмма была адресована в Реввоенсовет Республики. Там располагалась главная ставка Троцкого. Очевидно, как раз Льва Давидовича Свердлов видел своим главным союзником, намеревался договориться с ним и согласовать действия. И… только ли съездовским союзником? У Троцкого были войска. Армия… Ох как сильно попахивало все это организацией заговора! Допустим, на случай поражения на съезде…

Некогда было болеть Якову Михайловичу. Никак обстановка не позволяла. И он преодолевал слабость, старался подавить в себе хворобу. Наверное, какими-то магическими методами, которыми когда-то врачевал остяков с тунгусами. Напрягал волю, внутренними усилиями концентрировал свой “дух жив” в тех или иных участках организма. А может, шептал какие-то сакральные слова, делал пассы, рисовал магические фигуры, призывая до сих пор верно повиновавшихся ему духов тьмы…

И в этой самой тьме, обступившей со всех сторон, мчался вперед спецпоезд. Поезд с кабинетами и салоном для заседаний, с кухней и запасом продуктов, с удобными жилыми помещениями, с отрядом первоклассной охраны, со штатом прислуги и молоденьких девчонок-секретарш, с библиотекой и киноустановкой. В последней поездке спутникам и спутницам Свердлова было не до развлечений, не до маленьких “житейских радостей”. Даже не до сна. Их хозяин включился в бурную работу. А значит, все должны были подчиниться тому же режиму.

Какая разница, в 23 часа или в 5 утра придет его поезд в тот или иной город? Во сколько придет, во столько и должно было предстать перед ним местное руководство. Навытяжку, трепеща, явиться в вагон, обитый бархатом, выслушивать указания и принимать к исполнению. А если в Белгороде совещание затянулось на два часа, то в Курске губернское начальство пусть ждет. Пусть прыгает по перрону, высматривая, где же всемогущий повелитель, выдернувший подчиненных ни свет ни заря.

И персонал спецпоезда тоже должен был дергаться всю ночь. И себя самого Яков Михайлович изматывал напряженным графиком непрерывных совещаний и бессонной ночи. Белгород остался позади. Курск остался позади. Около 10 часов утра 7 марта состав стал тормозить у станции Орел. Остановился. Но вместо чинной, почтительной делегации региональных властей в свердоловский вагон влез только один председатель Орловского губисполкома Б.М. Волин (Фрадкин). Почему-то бледный, трясущийся.

Оказалось, что забастовали железнодорожники здешнего депо. Доведенные до крайности невыносимыми условиями жизни. Их дети пухли от голода, жены дошли до истощения. Никакие карточки не отоваривались, их близкие начали умирать… Вот и трепетал Фрадкин, что в его владениях случилось такое. И надо же — прямо к приезду грозного владыки, Якова Михайловича! Лепетал что-то в свое оправдание. Объяснял, что до сих пор не могут ни уговорить, ни утихомирить. Что тысяча человек собралась в депо, митингует и буйствует…

А Свердлову такая неожиданность была абсолютно не в жилу. Он и без того держал себя только силой воли, преодолевал плохое самочувствие и дурь бессонницы, чтобы удержаться в графике. Впереди ждали губернские власти Тулы, ждали Троцкий и Склянский в Серпухове. Ждала Москва, где безотлагательно требовалось включиться в предсъездовскую подготовку, наверстать дела, упущенные за время пребывания на Украине, встречать и обрабатывать делегатов, плести закулисные “нестандартные” ходы.

Плюнуть на Орел и ехать дальше? Но это было невозможно. Бастовали-то железнодорожники! И перекрыли движение. А по своим железнодорожным каналам, конечно же, узнали, что к ним едет спецпоезд с высоким начальством. Пропускать и обслуживать его отнюдь не были намерены…

Вот и что оставалось делать? Из-за такой “мелочи”, из-за досадной случайности заторчать в провинциальном Орле? Сорвав все собственные задумки и планы? Нет. Свердлов решил вмешаться. Сам. Выйти и угомонить бастующих. Он знал за собой умение брать под контроль толпу, забивать громовым голосом многоголосый шум, бросать лозунги, срезать оппонентов остроумными фразами и умелыми приемами, манипулировать настроениями. Он же был бессменным председателем на всех съездах и конференциях, любил и умел ораторствовать на митингах. В конце концов можно было пообещать разобраться. Ладно, мол, как только приеду в Москву, распоряжусь, все уладим. Так что не в ваших интересах меня задерживать.

Яков Михайлович рассчитывал управиться быстро. Накинул демисезонное пальто и пошел. Высыпала и охрана. В ее окружении можно было чувствовать себя вполне надежно, безопасно. Свердлов решительно зашагал к рабочим… Но не учел он, что те массовые мероприятия, которыми он манипулировал раньше, были им же и огранизованы. Или его помощниками, соратниками. Заранее настроены поддерживать и одобрять. Да и многоголосые многопартийные съезды состояли из людей, заведомо собравшихся подискутировать, почесать языки, но в конце концов прийти к приемлемым компромиссам.

Теперь же перед ним была толпа из тех самых “масс”, которые воспринимались им сугубо абстрактно. Как сырье, рабочий материал. Песок и глина для фундаментов высших построений. Но толпа не была бессловесной глиной. Она была разъяренной, враждебной. Возмущенной страданиями своих родных, беззакониями и безобразиями властей, хаосом и развалом в своем городе и по стране. И вот перед толпой появляется один из тех, кто виновен во всех бедах! Маленький, щупленький, пархатенький, но напыщенный от сознания собственной значимости, от роли вершителя судеб, привыкший к почестям и безоговорочному послушанию. Гордый, самоуверенный…

И прорвало! Как электрический заряд в туче копится-копится, а потом вдруг возникает “пробой”. Молния… В Свердлова полетел град камней, поленья, заготовленные для паровозов. Посыпались удары — кто куда попал. По туловищу, по лицу, по голове. Он упал, теряя сознание. А охрана… О, охрана из “инородцев” у него была отличная. Преданная, выдрессированная, как собаки. А что делает хорошая собака, когда нападают на хозяина? А?… Правильно, она кидается на обидчика. Точно так же поступила и охрана Свердлова. Мгновенно, не растерявшись и не раздумывая, бросилась на толпу. Бить, месить, разгонять, хватать злодеев.

Но и рабочие завелись, оказали жестокое сопротивление. Встретили теми же камнями и поленьями, вооружались колами, подручными железяками. Тех, кого схватили телохранители, товарищи кинулись отбивать. Закипела драка. Охрана залязгала затворами винтовок, пустила в ход револьверы. Загремели выстрелы. Рабочие не уступали, растекались, укрывались за чем попало по депо, и снова летели камни… А оглушенный председатель ВЦИК так и лежал на ледяной, промерзшей земле. Охрана дралась — а про него забыла…

А молоденькие девчонки-секретутки, оставшиеся в поезде, услышав шум, вой, вопли, пальбу, перепугались. Попрятались и позабивались кто куда внутри вагонов. Дрожали от страха, что пуля заденет или что ворвется сейчас толпа мятежников и растерзает их. Нет, толпа не ворвалась. Охрана свое дело знала. Несколько десятков бойцов против тысячи рабочих, но профессионалы одолевали, громили противников. Да вот только помочь Свердлову оказалось некому. И он оставался лежать на земле. Одна из выездных секретарш, П.С. Виноградская, через 53 года писала: “Мне кажется, что именно во время этой беседы (с рабочими) он простудился”.

Нет, простудился он раньше, в Харькове. А во время “беседы” был избит и валялся, застуживая легкие… Ну а Новгородцева, придерживаясь той же версии о “беседе”, грустно констатировала: “Это было последнее выступление Свердлова, последняя речь товарища Андрея”. Хотя в самых последних словах своей книги не выдержала, проговорилась. Назвав мужа не умершим, а “павшим” в борьбе.

И потусторонний магический страж, дух туруханского пса, не спас. Шкура осталась в Москве, в кремлевской квартире. А смерть начала входить в организм далеко от квартиры, в Орле. Да и то сказать, какой потусторонний страж поможет, какая охрана, если Сам Господь решил, что чаша злодеяний этого человечка исполнилась? Кстати, если уж обратиться к милой Якову Михайловичу мистической символике, то орел в христианстве — символ Св. апостола евангелиста Иоанна Богослова. Того, кто предсказал приход и торжество антихриста. Но не только торжество, а и конечное поражение его.

Однако если коснуться и куда более древних, дохристианских верований, то орел там выступал символом сил Света. А не Тьмы. Мало того, он символизировал Добро торжествующее. Добро, побеждающее Зло. Мы с вами часто видим статуэтки и скульптуры орла, клюющего змею. На самом деле этот сюжет изображений дошел до нас из глубины тысячелетий, и тогда он имел вполне определенный смысл. Именно победы Добра над Злом.

Вот и получилось, что город Орел “клюнул” черного оккультиста и эмиссара сил зла. Так “клюнул”, что лежал он на ветру и морозе, и утекал его “дух жив”, всасываясь в холодную мартовскую землю. Охрана победила, взяла верх над рабочими. Неизвестно, сколько было убито и ранено. Большинство разбежалось. Кого-то схватили, принялись разбираться, куда девать арестованных. Опять же, после “победы” спохватились — железнодорожников разогнали, а как дальше ехать? Паровоз водой и топливом заправить, семафоры открыть, стрелки в нужное положение переставить? И только спустя довольно долгое время кто-то случайно наткнулся на валяющегося Свердлова. Тут-то опомнились, подхватили, захлопотали, в вагон понесли. Новая неразбериха началась — надо бы помощь оказать. А как? Какую помощь?

В Орле спецпоезд простоял долго. Пока с пострадавшим возились, пока рыскали по городу и ближайшим станциям, отыскивая железнодорожников для восстановления движения. Дальше двинулись уже без остановок, без встреч и совещаний с местными властями. Какие уж тут совещания? И в Москву председателя ВЦИК довезли 8 марта. Как вспоминала жена, на нем “лица не было”. Естественно, не было. С синяками и ссадинами, перебинтованный.

Но Яков Михайлович все еще упорствовал, крепился. Надеялся перемочь. Отлежался немножко дома. А 9 марта поднялся. Появился на заседании Совнаркома (это зафиксировано, хотя, может быть, он пробыл там недолго). Провел заседение президиума ВЦИК (вот это вряд ли, скорее, просто продиктовал Аванесову какие-то решения). Созвал лиц, занимавшихся подготовкой съезда партии (это наверняка, это оставалось для него главным). А к вечеру ему стало совсем плохо, температура полезла под 40. На следующий день, через Ленина, прислали врачей. Лучших специалистов. Те провели консилиум. Предписали строгий постельный режим, лечение. Но в целом высказали благоприятные прогнозы. Ну что ж — простуда или грипп. Плюс побои. Организм-то молодой, крепкий. Отлежится, оклемается. Грипп косил людей голодающих, ослабленных, ютящихся в нетопленных домах. А при кремлевских удобствах, при совнаркомовском питании опасений, вроде, не возникало.

Однако лежание на мерзлой земле даром не прошло. Болезнь захватила легкие, началось воспаление. И Свердлову становилось все хуже. Собрались родственники — брат, сестры. Беспрестанно дежурил верный Аванесов. Из Нижнего вызвали отца. Шли навещать больного члены ЦК — Дзержинский, Троцкий, Загорский, Ярославский, Смидович, Петровский, Владимирский, Стасова, даже Сталин. Многие как раз на съезд прибывали. Узнавали новость — ну как тут не навестить… Не зашел к Якову Михайловичу только один человек. Ленин.

Что выглядит весьма странно. Товарищ пострадал — можно сказать, на боевом посту, при исполнении обязанностей, был ранен. Когда сам Владимир Ильич пострадал, Свердлов дневал и ночевал рядом. Да и жили-то рядышком, по соседству. Но нет, у постели своей “правой руки” вождь не появляется. Не заходит. Объяснение напрашивается единственное. Ленин успел узнать о Свердлове нечто такое, что этот человек становится ему лично неприятен. Ленин не хочет его видеть.

Бросаются в глаза и еще два момента. Первый — покушения на своих лидеров Советская власть обычно не скрывала. Кто бы ни покушался, это объявлялось кознями врагов, белогвардейцев или эсеров. Широкая информация о терактах героизировала и их жертвы и в целом коммунистическое руководство. Оно ведь при этом выглядело на переднем крае борьбы, в бою, под ударами неприятеля, несло потери. Второй момент — действия антикоммунистического плана не прощались. Даже рабочим. Еше раз напомню о массовых расправах с повстанцами Ижевска и Воткинска. А в Туркестане, где в январе 1919 г. бунтовали и бастовали рабочие и железнодорожники, направленный туда Бокий казнил 2,5 тысячи человек. При усмирении мартовских рабочих волнений и забастовок в Астрахани под руководством уполномоченного Мехотина было уничтожено 2 тысячи.

Нападение на Свердлова почему-то было скрыто. То бишь в “героизации” ему отказали. И никаких кампаний “красного террора” в Орле в данное время не отмечено. Володарского застрелили — за это ответили жизнями тысячи. Урицкого — снова тысячи. Сам Дзержинский расследовать помчался. А Свердлов был куда более крупной фигурой, чем какие-то там володарские и урицкие. Однако ни Дзержинский, ни Петерс, ни Курский и никто другой из высокопоставленных деятелей ЧК и органов юстиции для расследования в Орел не приезжал. И морей крови не последовало. За исключением крови тех рабочих, кто пострадал в схватке с охраной. Спустить дело на тормозах или дать ему раскрутку в конечном счете зависело только от Ленина. И получилось что-то вроде негласного вывода: “Сам виноват”.

Да, инцидент в Орле помог Владимиру Ильичу решить серьезную проблему. С его дороги само собой убралось препятствие, которое он намеревался преодолевать на VIII съезде партии. Но отсутствие Ленина у постели больного, затушевывание нападения и его безнаказанность — это что-то большее, чем результат обычных политических разногласий. В общем-то разногласия у Владимира Ильича возникали со многими, и по Брестскому миру, и по другим вопросам. Но если бы в то время пострадали Бухарин, Каменев и т. д., надо думать, реакция была бы иной. Нет, тут явно добавилось что-то еще. Персональное.

12 марта Ленин уезжает из Москвы. В Петроград. Там умер от тифа муж его сестры Анны Ильиничны М.Т. Елизаров, и Владимир Ильич с Крупской отправились на похороны. Где, между прочим, Ленин снова встречается и близко сходится с Калининым. Он был другом Елизарова, при наездах в Петроград тот останавливался у Михаила Ивановича и скончался у него на квартире. Калинин выступал и главным организатором похорон. А Ленин вернулся из Питера 14-го.

Свердлову было уже очень и очень худо. По воспоминаниям жены “в этот день он стал терять сознание, начался бред. В бреду он все время говорил о VIII съезде, пытался вскочить с кровати, искал какие-то резолюции. Ему казалось, что резолюции украли “левые коммунисты”, он просил не пускать их, отобрать резолюции, прогнать их прочь. Он звал сына, хотел ему что-то сказать…” Ну, насчет “левых коммунистов” Клавдия Тимофеевна дипломатично приврала. Ярлыком “левые коммунисты” обозначали противников Брестского мира, и в марте 1919 года таковых уже в помине не было. Что же касается резолюций, то Свердлов собирался дать бой не кому иному как Ленину. И если Яков Михайлович в бреду кого-то обвинял в краже резолюций, просил не пускать, отобрать, прогнать, то нетрудно понять, кого именно он называл. А если кто-то из посетителей слышал его бред, то не исключено, что не преминули передать адресату.

Но даже в бреду Свердлов не обмолвился о своей золотой “заначке” и о том, где прятал ключ от сейфа! Вот что значит самодисциплина сознания. Запрограммировал себя не проболтаться о самом сокровенном — и так и не проболтался. “Говорить должно не то, что можно, а то, что нужно”. Не сказал он об этом и в моменты возвращения сознания. Значит, все еще цеплялся за надежду, верил, что выживет. Неужели могущественные сатанинские силы, до сих пор поддерживавшие и возносившие его, еще раз не помогут своему “избраннику”? О чем уж он там молился им, какие зароки давал, мы не знаем. Они не помогли. Не смогли помочь.

Болезнь прогрессировала, начались процессы разрушения легких, кровохарканье. Ленин все же появился. Когда узнал, что положение безнадежно, и вот-вот конец. Видимо, счел, что в таком случае неудобно не зайти. Несмотря ни на какую неприязнь, ни на какие противоречия и счеты надо попрощаться. 16 марта заглянул на 10–15 минут. По воспоминаниям Новгородцевой, “в этот момент к Свердлову на мгновение вернулось сознание. Он узнал Ильича и ласково, но жалобно, как-то по-детски беспомощно улыбнулся”. Просил прощения за все, что натворил? Или радовался, что Ленин явился, выказав тем самым готовность к прощению? Или это было бессознательно?

Он умирал одиноким. Несмотря на то, что вокруг собрались товарищи по партии. Но он был “чужим” среди “своих” и знал это. Умирал одиноким, несмотря на окружение жены и родственников. Разве это не одиночество, если даже им он не решился доверить свою “золотую” тайну? Вскоре после визита Владимира Ильича Свердлов скончался. Дух его отлетел в мир иной. И, надо думать, первым там его встретил и радостно приветствовал дух туруханского Пса, чья шкура так и лежала у подножия кровати покойного. Может быть, по-настоящему он и был самым близким существом для Якова Михайловича Свердлова.

Куда повлеклась дальше его душа, уже не наше с вами дело. Это определил Тот, Кто гораздо выше нас… На календаре было 16 марта. Прошел ровно год с тех пор, как Свердлова патались прижать к ногтю матросики Дыбенко. Но не получилось, не дожали…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.