Женщины из семьи Северов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Женщины из семьи Северов

В путешествиях Каракаллу по большей части сопровождала его мать. Во время правления Севера Юлия Домна играла важную общественную роль; тогда она получила такие титулы, как августа и «мать лагерей», и ездила с ним по всей империи. Умная и способная, она также немало трудилась «за сценой», дабы помочь мужу в выполнении сложной задачи управления империей. Подобным же образом трудилась и помогала Августу его жена, зловещая Ливия — Калигула называл ее «Улисс в юбке»: она занималась перепиской, давала советы, наблюдала за событиями. Несмотря на ужас, который вызвало у Юлии Домны убийство Геты, она продолжала оказывать сходную помощь старшему сыну. Когда его убили, она находилась в Антиохии, среди прочего будучи обязана вскрывать и читать письма к императору, чтобы «сортировать все полученное и не допускать отправки ему массы маловажных писем в то время, когда он находился во вражеской стране»{80}. По иронии судьбы известие с предостережением Каракаллы в отношении Макрина именно таким путем попало в Антиохию, тогда как другое, отправленное непосредственно префекту претория, и побудило его действовать. Новый император хорошо обращался с Юлией Домной, пока не обнаружил, что она интригует против него, после чего ее посадили под домашний арест. В знак протеста она отказалась от пищи и умерла; конец ускорила болезнь, которой она страдала длительное время, — быть может, рак груди. Ей, вероятно, еще не было пятидесяти лет{81}.

На этом все могло бы завершиться, поскольку оба сына Севера скончались и династия, казалось, прервалась. Но у Юлии Домны осталась сестра, Юлия Меса, обычно сопровождавшая ее и помогавшая в работе, а у нее было две дочери. Все три к тому моменту овдовели; обе дочери — Соэмия и Мамея — имели маленьких сыновей. После смерти сестры Меса отправилась в город, откуда происходила ее семья, в Эмесу, где, как рассказывали, ее очень раздражало то, что приходится жить не в императорском дворце. Эмеса (близ современного Хомса) находилась в провинции Сирия Финикия, которую занимал один-единственный легион, III Галльский, квартировавший на расстоянии одного дневного перехода к северу, в Рафанее. Происхождение города покрыто мраком, как и этнические корни его обитателей. Некоторые предполагают, что они были финикийцами, хотя свидетельств финикийского поселения нет. Основная часть населения говорила на арамейском, но практически все местные надписи выполнены на греческом, и официальное делопроизводство большею частью велось, по-видимому, на том же языке. Торговля во многом способствовала процветанию Эмесы, но особенно город был известен большим храмом бога Элагабала («LHGBL» по-арамейски), воплощением которого являлся черный камень конической формы. О нем говорили, что он упал с неба, и ассоциировали с Солнцем. Четырнадцатилетний сын Соэмии был главным жрецом этого культа. Его звали Бассианом, но в истории он остался под именем божества, которому служил, — Элагабала, иногда передаваемым в искаженной и неточной позднейшей форме «Гелиогабал», которую использовали Гиббон и другие авторы. Прехорошенький мальчик, он производил особенное впечатление в жреческом облачении. В одном источнике IV века сообщается, что его дед был верховным жрецом, и возможно, что эта должность являлась наследственной в семействе. Предположение о том, что Юлия Домна и ее сестра принадлежали к правящей династии царей-жрецов, более спорно, чем это обычно утверждается. Их отец был римским гражданином, а сами они происходили из видной фамилии, пользовавшейся уважением в среде местной аристократии. Юлия Домна была женой сенатора (говорили, будто она привлекла внимание Севера тем, что ей, согласно гороскопу, предстояло стать супругой царя), а Меса и ее дочери — всадников, успешно делавших карьеру. Они были римлянами и притом людьми, известными в родных краях, обладавшими влиянием и фамильными связями в Эмесе и за ее пределами. И без того богатое, это семейство стало еще богаче благодаря тесным связям с династией Северов{82}.

Юный Элагабал часто принимал многочисленных паломников, посещавших знаменитый храм. В святилище приходил и кое-кто из III Галльского легиона, в особенности, вероятно, офицеры; мальчик производил на них сильное впечатление. Меса распространила слух, будто он является внебрачным сыном Каракаллы, поскольку многие считали, что император и Соэмия состояли в связи перед тем, как у нее родился ребенок. Как утверждали некоторые, между последним и Каракаллой можно было заметить внешнее сходство. Согласно римским законам, незаконнорожденный обладал лишь ограниченными правами, и прежде никто не утверждал, что бастард может унаследовать престол, но теперь так вопрос не ставился. Макрин по-прежнему не пользовался известностью, и хотя он отпустил длинную бороду, чтобы выглядеть, как Марк Аврелий, и назвал своего сына Антонином, у него не было связей с законной династией. К тому же в наследство от почившего предшественника ему достались серьезные трудности. Продолжалась война с Парфией, враги только ободрились, когда римские посланцы сообщили, что человек, начавший войну, мертв. Макрин не обладал полководческим опытом и, возможно, потерпел поражение еще до того, как боевые действия закончились и начались переговоры. Условия были не унизительными для римлян, однако им не удалось добиться крупного успеха, в котором отчаянно нуждался новый режим. Империя сохранила территориальную целостность, но парфянам полагалась значительная контрибуция. С учетом размеров жалованья солдатам, установленных Каракаллой, неудачная кампания грозила обернуться расходами, непосильными для императорской казны. Макрин понимал, что его власть покоится на повиновении армии, и знал, что сокращение выплат до уровня, существовавшего при Севере, резко ослабит его популярность. Тогда он обещал платить опытным воинам по высшей ставке, а новобранцам — по прежней. Даже если в финансовом отношении такое решение имело смысл, то все равно оно заставляло воинов подозревать, что как только император почувствует себя увереннее, то сократит жалованье всем{83}.

16 мая юного Элагабала приняли в лагере III Галльского легиона, где воины провозгласили его императором. Он принял имя Антонина — позднее Марка Аврелия Антонина, — чтобы продемонстрировать свое предполагаемое родство с Каракаллой, который получил это имя от отца в результате включения в семью Марка Аврелия через «усыновление». Макрин в то время находился в Антиохии, однако у него под рукой было слишком мало войск, поскольку армия рассредоточилась для пребывания на зимних квартирах и некоторые части могли уже отправиться к месту своего назначения. Он прибыл в расположение II Парфянского легиона, однако не смог склонить солдат на свою сторону. Вскоре после его отъезда легион выступил в поддержку узурпатора. Наспех собранные отряды под командованием префекта претория отправились для блокирования Галльского легиона в Рафанее. Первая атака была отражена, несмотря на высокий боевой дух, продемонстрированный мавретанскими частями, которые образцово сражались за своего земляка. Однако когда Элагабал показался на стенах в императорских регалиях, а воины получили обещание, что каждый убивший кого-то из старших офицеров займет его пост, осаждающие перешли на его сторону. Макрину послали голову его префекта.

Возглавив армию, состоявшую в основном из гвардейских частей, Макрин встретился с армией врага, продвигавшейся вперед, возле Антиохии — вероятно, близ селения Иммы. Преторианцы храбро сражались и прорвали фронт противника, но четырнадцатилетний мальчик, его мать и бабка лично помогали воодушевлять войска, и гвардейцы отступили. Макрин пал духом и бежал с поля боя — непростительное преступление для римского полководца! Его преследовали и убили вместе с юным сыном, которого тот возвысил до ранга императора в надежде создать новую династию. Сомнительно, что та или другая армия при Иммах насчитывала более десяти тысяч человек (то есть они были значительно меньше, чем те, что сражались в период с 193 по 197 год). Почти столь же важен был факт, что на поле боя не присутствовали сенаторы и, очевидно, никто из них не сыграл существенной роли в происшедшем. Судьба империи решилась в незначительной стычке вдали от Рима, практически без участия сената{84}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.