Запад и «западники»

Запад и «западники»

А уж где Голицын развернулся на полную катушку, так это на дипломатическом поприще. Вел переговоры с датчанами, голландцами, немцами, шведами. Страстно хотел установить регулярные отношения со своей любимой Францией, и туда отправилось посольство стольника Алмазова и дьяка Дмитриева. Но главные события европейской политики крутились вокруг турецкой войны. И в 1684 г. император Леопольд прислал в Москву своих дипломатов, взывая к «братству христианских государей» и приглашая русских присоединиться к «Священной лиге». Аналогичные предложения поступили и от Варшавы.

В данный момент эта война была совершенно не нужна России. Польша и Австрия ее друзьями отнюдь не были, недавно предоставив ей воевать с Портой один на один. А с Турцией всего 2 года назад был заключен 20-летний мир, и султан поступил вполне по-рыцарски, отказавшись воспользоваться русскими смутами. Так что играть на его поражениях было бы просто нечестно. Турция признала все приобретения русских, обязалась прекратить ханские набеги. И за что было воевать? За безлюдное Дикое Поле? Ведь ситуация в корне отличалась от той, что сложилась через 100 лет. Заселить и освоить огромные степи, а уж тем более подчинить Крым, населенный сильными и воинственными татарами, Россия еще никак не могла. И не зря Алексей Михайлович и Федор в схватке с Турцией придерживались оборонительной стратегии.

Но для Голицына соблазн оказался слишком велик. Запад к нему обращался! В друзья звал! Под патронажем самого папы римского! И российское правительство выразило готовность бежать в объятия «Священной лиги». А за участие в войне попросило только одно. Нет, не территориальных приобретений, не денег — а всего лишь чтобы поляки подписали «вечный мир». Не очередное перемирие, а насовсем. Но даже это Варшава с негодованием отвергла! Она все еще числила Смоленск, Киев, Левобережье своими территориями. И (в отличие от Турции) признавать их царскими владениями не желала.

Казалось бы — ну и послать их подальше, таких «союзничков». Куда там! Переговоры продолжались весь 1685 г. В самой России многие были против вступления в «Священную лигу». Возражали бояре. Противником выступал и гетман Самойлович. Украина только-только от татарских набегов отдохнула, ее всего 5 лет не грабили и полон не угоняли! И все сначала? В это время решался и очень важный для Украины политический вопрос. Киевским митрополитом был избран Гидеон, получивший поставление в Москве от Иоакима. Теперь требовалось получить согласие Константинопольского патриарха, которому эта прерогатива принадлежала раньше. И подготовленное с огромным трудом мероприятие в случае ссоры с Турцией могло сорваться. Нет, доводы Самойловича и Иоакима отметались напрочь. Голицын упрямо лез брататься к полякам, папе и австрийцам. Но и польские «друзья» упрямо отказывались от «вечного мира» с потенциальными союзниками…

И боевые действия разворачивались без русских. Да только Порта быстро оправилась от поражений. Шли мобилизации, привлекались войска из Азии, Африки. В Стамбуле было решено сосредоточить главные силы против самого слабого звена коалиции, уже битой Польши. А шкодрский паша Сулейман Бушатлы предпринял экспедицию против черногорских повстанцев, взял Цетинье, резиденцию правителя Черногории епископа Негоша. Удержаться там не смог, повстанцы перерезали коммуникации, мешали подвозу припасов, и паша вынужден был увести войска. Успехов достигли и австрийцы, их армия, воспользовавшись переброской турок против поляков, выиграла бой при Грапе. Но в это же время Собесский был жестоко разгромлен. Османские части снова угрожали Львову и самой Польше.

Это заставило Варшаву сбавить гонор. А с другой стороны, и положение Австрии осложнилось. Продолжал наглеть Людовик XIV. Все складывалось по его планам, император увяз на Балканах, и Франция принялась задирать соседей, явно намереваясь развязать войну. Леопольд спохватился и наконец-то откликнулся на предложение Вильгельма Оранского о союзе. Они начали переговоры и с другими государствами, сколачивая альянс против Людовика. Но ведь в случае нападения французов императору пришлось бы перенацеливать часть сил на запад! Ослабляя тем самым фронт на востоке. Значит, требовалось это компенсировать привлечением новых союзников. И Австрия активизировала контакты с Россией. Активизировала и посредничество между Москвой и Варшавой, жала на Собесского. В том же направлении действовали папа, иезуиты, венецианцы. И общими усилиями поляков дожали. В начале 1686 г. в Москву для заключения договора прибыло огромное, почти в тысячу человек, посольство Гримультовского и Огинского. Но… снова начались долгие споры. Паны, забыв обо всех прежних договорах и полученных компенсациях, опять претендовали на Киев, Запорожье…

Правда, затягивание переговоров сыграло на руку Самойловичу и Иоакиму. Невероятными дипломатическими сверхусилиями они сумели в последний момент получить разрешение Константинопольского патриарха на подчинение Киевской митрополии Москве. А большинство бояр было не против, чтобы эти переговоры вообще сорвались. Иначе отнеслись к ним только на Дону, особенно беднейшее казачество и разная вольница, не получавшая казачьего жалования. Едва узнав, что запахло войной, даже не дожидаясь разрыва с Портой, они ринулись в набеги на крымские и турецкие владения. И атаман Минаев докладывал в столицу, что он «со слезами унимал» подчиненных, убеждал не нарушать мир, но на Дон собралось слишком много «голытьбы» и «наброду», и их было «унять нельзя».

Договоренности с поляками удалось достичь лишь в мае. По условиям «вечного мира» Речь Посполитая отказывалась от притязаний на Смоленск, Северщину, Киев и Левобережье. А Россия выплачивала ей 1,5 млн. злотых, вступала в союз с Польшей и Австрией и взяла обязательство через своих послов содействовать вступлению в «Священную лигу» Англии, Франции, Испании, Голландии, Дании и Бранденбурга. «Вечный мир» пропагандировался в Москве (и вошел в историческую литературу) как величайшая дипломатическая победа России. Голицын, заключивший его, получил 3 тыс. крестьянских дворов и был осыпан другими наградами. На самом же деле это стало грубейшим политическим просчетом (если не хуже). Русские цари, начиная с Ивана III, не раз участвовала в европейских коалициях. Но с выгодой для себя! Теперь же страна вступала в ненужную ей войну, да еще и выплачивала колоссальную сумму только за то… что поляки соизволили признать очевидный факт утраты нескольких областей. Отобрать которые были не в состоянии. Потому что русские и турецкие удары подорвали их могущество — навсегда. И Польша уже никогда, от времен Петра и до наших дней, не могла вести самостоятельных войн…

А обязательство Голицына о вовлечении в союз других держав говорит о его полнейшей дипломатической некомпетентности. Надо ж, он взялся уговаривать Францию! Главную союзницу Порты! А попутно и тех, кому угрожала Франция! Впрочем, эти шаги имели и тайную подоплеку. Не имея ни малейшего смысла для России, они были очень нужны ее правителям. Для собственного утверждения. На гребне шумихи, поднятой по поводу «вечного мира», Софья присвоила себе титул «Всея великия и иных Россий Самодержца». Даже не самодержицы, а самодержца (поскольку самодержиц на Руси раньше не бывало). На лицевой стороне монет по-прежнему изображали Ивана и Петра, но без скипетров. А Софью стали чеканить на обратной стороне — в царском венце и со скипетром. Польский художник создал ее портрет без братьев, в шапке Мономаха, со скипетром, державой и на фоне двуглавого орла (все эти атрибуты являлись только прерогативами царя). А внизу были помещены стихи Медведева, восхвалявшие достоинства правительницы. Она сравнивалась с ассирийской Семирамидой, византийской императрицей Пульхерией, английской Елизаветой. Многочисленные оттиски этого портрета, сделанные на атласе, шелке и бумаге, стали распространяться не только в Москве, но и по Европе. А посольства с предложениями о вступлении в «Священную лигу» имели и другую цель. Добиться международного признания нового статуса Софьи.

Боевые действия шли своим чередом. Австрийские войска наступали, взяли Офен, одержали победу при Ниссе. Поляки совершили поход к Яссам, но турки их поколотили и заставили отступить. А по Европе тем временем разъехались русские делегации. В Польшу и Австрию для ратификации договора отправилось посольство Бориса Шереметева и окольничего Чаадаева, в Англию — Василия Подсвинкова, во Францию и Испанию — Якова Долгорукова и Мышецкого, в Голландию — Василия Постникова, в Данию — Любима Домнина, в Швецию и Бранденбург — Бориса Протасова. Далеко не все эти миссии прошли легко и гладко.

Молодой боярин Шереметев успел проявить себя отличным командиром, но с началом войны по непонятной причине был отозван из армии и назначен послом. Когда он со свитой, охраной и обозом из 280 подвод прибыл на польскую границу, то обнаружил… что его никто не встречает. «Союзники» все еще фордыбачили, надеясь отвертеться от «вечного мира». Но Шереметев был упрямым, поехал «на своих кормах», покупая продукты и фураж за свой счет, 2 месяца искал по Польше королевскую ставку. Нашел ее под Львовом, и еще 2 месяца ему под разными предлогами не давали аудиенции у Собесского. Пока Шереметев не поставил ультиматум, пригрозив отъездом и разрывом союза. Но уже и после аудиенции, при составлении ратификационных грамот, послу пришлось 2 недели бодаться с сенаторами, которые были недовольны условиями «вечного мира» и пробовали выторговать новые уступки.

В Австрии приняли лучше, но тут были свои сложности. Целую неделю шли переговоры только о протоколе встречи с Леопольдом — где выходить из кареты, когда снимать шапки, сколько раз кланяться. А потом оказалось, что в имперском правительстве никто ни за что не отвечает, все сваливают друг на друга, и любой вопрос тонет в этом хаосе. Когда все же дошло до прощального приема, Шереметев не поленился проверить «не отходя от кассы» врученную ему грамоту. Обнаружил «умаление царского титула», самовольно вписанные статьи о дополнительных льготах католичеству в России и грамоту не принял. Разразился скандал, австрийцы обвиняли посла в несговорчивости. Но он стоял на своем, и документ им пришлось исправить. В итоге посольство путешествовало почти год.

Однако миссии Долгорукова и Мышецкого пришлось гораздо хуже. Во Франции их стали высмеивать как «варваров». Курьера, отправленного с границы к королю, он не принял. А таможня опечатала багаж послов. Но Москва традиционно снабжала своих дипломатов не деньгами, а мехами. Потому что золото у нас стоило дороже, чем на Западе, а с мехами дело обстояло наоборот. И когда миссия решила в Париже продать пушнину, поднялся хай. У французов торговля считалась унизительной для дворян, газеты писали: «Русские забыли о достоинстве послов, они ведут себя, как лоточники». К тому же послам, чтобы достать меха, пришлось вскрыть таможенные печати. А за этим специально следили. Нагрянула полиция. Людовик потребовал от дипломатов покинуть страну и забрать подарки, которые они привезли. Те отказались уезжать без аудиенции у короля. Из их дома вынесли мебель. Они не уступали, спали на голом полу. Не имея денег на еду, фактически объявили голодовку. Чтобы уж совсем не доводить до крайности, король сдался, кое-как провели мимолетную аудиенцию, и послы отправились вон.

Тут стоит иметь в вйду, что при дворе Людовика XIV наши дипломаты бывали уже неоднократно, и никаких недоразумений не возникало. Во Франции никто не высмеивал «варварства» турецких или таиландских посольств, а русские, напомню, в данное время не отличались по внешности и нарядам от поляков. То есть скандал был спровоцирован целенаправленно, и оскорбили Россию преднамеренно. Причина ясна — та самая, которую не учел Голицын. В Париж заявились враги союзной Турции и союзники враждебной Австрии! В Мадриде, кстати, Долгорукова и Мышецкого приняли отлично. Но ведь и Вена вела собственную игру! Едва удалось договориться с Голицыным, она немедленно вошла в антифранцузский альянс с Оранским, и возникла оборонительная Аугсбургская лига в составе Австрии, Голландии, Испания и Швеции. Поэтому неудивительно, что ни испанцы, ни голландцы, ни шведы идеей войны против турок не заинтересовались. Как и англичане, датчане, бранденбуржцы. А соответственно и международное признание «самодержца» Софьи получилось весьма сомнительным.

Отечественной дипломатии пришлось решать очень сложные задачи и на Востоке, в связи с войной против Китая. Россия налаживала дружбу с Галдан-ханом, чтобы Джунгарская держава могла стать для Сибири заслоном от империи Цин. Но когда Галдан и монгольские князья высказали предложение заключить союз, правительство на это не пошло. В конфликты калмыков, монголов и китайцев было решено не вмешиваться, не провоцировать эскалации войны, а наоборот, постараться достичь мирного урегулирования.

У императора Канси настрой был другой. Он приказал построить в Маньчжурии цепь укреплений и баз для войск. Отряды маньчжуров и монголы Тушету-хана нападали на русские поселения. Казаки вместе с тунгусами и бурятами отражали их, нанесли врагу несколько чувствительных поражений. А в 1686 г. китайская армия из 5 тыс. солдат при 40 пушках вторично подступила к Албазину. Его гарнизон насчитывал 800 казаков, артиллерии не имел вообще, но отчаянно защищался. Маньчжуры возвели высокий вал вокруг крепости, отгородив ее от внешнего мира. На вершине вала были установлены батареи, простреливавшие весь город. Ядра поджигали избы, амбары, палисады. В Албазине сгорело все, что могло гореть. Несколько раз обстрел прерывался, и враги шли на штурм. Но снова и снова несли потери и откатывались. Эта осада длилась 5 месяцев! 5 месяцев изоляции, непрерывных боев и бомбардировки. Но казаки все это выдержали. Враг так и не смог взять крепость и ушел восвояси…

И Канси, потерпев неудачу, сбавил тон. Передал русским воеводам, что согласен на переговоры о мире и пограничном размежевании. В Забайкалье выехала делегация во главе со стольником Федором Головиным. Однако китайский император искренностью не отличался. В 1687 г., когда русская миссия прибыла в Селенгинск, он вместо своих уполномоченных направил на город войско Тушету-хана. Снова свистели стрелы, грохотали мушкеты и пищали. Гарнизон выдержал осаду и отбился. И пошли пересылки грамотами, когда же китайцы приедут на переговоры и приедут ли вообще?

А в европейской войне ее участники по-разному распланировали кампанию 1687 года. Турки провели совещание в Адрианополе с участием великого визиря, французских советников, трансильванского князя Текели и крымского хана. Учли потрепанное состояние польской армии, планы Франции и пришли к выводу — наступать! Если у Порты были повыбиты кадры янычар и спагов, то оставалась еще такая грозная сила, как татарская конница. И предполагалось нанести два удара, в Трансильвании и Венгрии. Людовик XIV выделял деньги и офицеров-инструкторов, формировалось две армии — великого визиря и Текели. А хан обязался прислать каждому из них по 30 тыс. всадников.

Но, с другой стороны, вступление в войну России чрезвычайно воодушевило балканские народы. Валашский господарь Щербан Кантакузин, бывший Константинопольский патриарх Дионисий (смещенный турками) и сербский патриарх Арсений Черноевич прислали обращение к царям Ивану и Петру. Описывали страдания и притеснения православных в Османской империи и просили двинуть армию для освобождения единоверцев. Наивные… Неужто австрийцы с венецианцами пустили бы русских на Балканы?! Нет, эти края они прочили себе, а России отвели другую задачу. Договорились с Голицыным, что венецианцы высадятся в Греции, имперская армия развернет наступление в Венгрии, а русские пусть как раз и отвлекают на себя татар, пусть атакуют прямо на Перекоп!

Хотя осуществить это было очень даже не просто. Перекопский перешеек, по сути, представлял собой единую мощную крепость. Во всю ширину его пересекал ров глубиной до 30 м и земляной вал с 7 каменными башнями. Ворота, ведущие в Крым, были одни. Их защищала цитадель с множеством пушек. Вся равнина перед валом простреливалась. Северное Причерноморье и фланги Перекопа прикрывала система других крепостей. В низовьях Днепра — Очаков, Кызы-Кермен. В устье Дона — Азов. Оттуда могли наноситься удары по тылам армий, наступающих на Крым. Однако до Перекопа еще требовалось добраться! Южнее Ворсклы и Северского Донца раскинулась на сотни километров безлюдная степь…

Но решения Голицына и Софьи определялись не военными, а политическими факторами. Петру шел уже пятнадцатый год. Он строил крепость Пресбург, штурмовал ее с «потешными». Их количество выросло, «потешных» приходилось размещать не только в Преображенском, но и в соседнем селе Семеновском. Так возникли два полка, которые царь одел в «немецкую» форму. Этим забавам брата Софья не придавала значения, разрешала отпускать ружья, выделить барабанщиков из Бутырского гвардейского полка. Преображенцев и семеновцев было всего 300, опасности они не представляли. Гораздо хуже было то, что Иван за 3 года семейной жизни не мог зачать ребенка! Вот где была опасность. Она и подтолкнула правительницу принять титул «самодержца», приучая к этому Россию и Европу.

Софья через Шакловитого пыталась узнать, поддержат ли ее стрельцы, если она захочет короноваться. Он зондировал отношение подчиненных, и ответ был отрицательным. Но ведь победа могла изменить настроения! Сторону правительницы и канцлера держали многие генералы и средние офицеры. Они помнили, как обошлась с ними Нарышкина. А Голицын ласкал их, повышал в чинах, продвигал по службе в пику оппозиционному боярству. Он даже позволял себе заявлять, что бояре — это «зяблое упалое дерево». Требовался громкий успех, чтобы поддержка армии стала общей. Чтобы и Европа поддержала. И именно поэтому канцлер соглашался со всеми проектами союзников. На войну ввели чрезвычайный налог — по рублю со двора. Войско собиралось огромное — по росписи Разрядного приказа 113 тыс. Из них только 8 тыс. поместной конницы, 15 тыс. казаков, 11 тыс. стрельцов, а остальное — солдаты, рейтары, драгуны, гусары. К русской армии должен был присоединиться Самойлович с 50 тыс. казаков. Сбор полков назначался на 1 марта 1687 г. в Ахтырке, Сумах, Хотмыжске. Донцам и запорожцам предназначалось действовать отдельно, на флангах.

Голицын был уверен в успехе — да как же с такой силищей татар не одолеть? А вот более опытные военачальники его оптимизма не разделяли и обязательство ударить на Крым считали просто легкомысленным. Голицын предлагал пост главнокомандующего то одному, то другому боярину — все отказывались. Отвечали, что если он полагает взятие Перекопа столь легким делом, пусть сам и ведет войска. Ему тоже не хотелось испытывать судьбу, да и Москву покидать, оставлять Софью вне своего влияния. Но в данном случае Боярская Дума сплотилась единым фронтом и постановила — большим воеводой быть Голицыну. В «товарищи» ему назначались А. С. Шеин, В. Д. Долгоруков, Л. Р. Неплюев.

Наложился еще один фактор. Любая «перестройка» неизбежно отражается на столь тонком и чувствительном организме, как армия. Тогдашние российские полки размещались на поселении. Служба была потомственной, в «роспись» вносили с детства для получения соответствующих льгот и земли. Выполнялись кое-какие служебные обязанности. Невиль вспоминал, как в Смоленске для встречи польских послов было построено 6 тыс. «милиции из крестьян», разделенной на полки, в «довольно чистой одежде». Те, кто охранял южные рубежи, были подготовлены лучше — они патрулировали, дежурили в крепостях. Но в целом армия оказалась запущенной. Возглавлял-то ее сам Голицын — руководитель Разрядного, Рейтарского и Иноземного приказов. А ему не до того было. Он в проектах реформ витал, свой дворец обставлял, интригами и дипломатией занимался. Да он и презирал эту армию, мечтал заменить ее наемниками. Со времени последней мобилизации на войну минуло 8 лет. Одни бойцы состарились, другие вступили в строй зелеными юнцами. Но ни одних маневров за этот срок не проводилось! А в большинстве полков и на воинское обучение, видать, махнули рукой. Кому это нужно? И «перестройка» привела к развалу прежде великолепных войск.

По свидетельству Гордона, вместо 113 тыс. явилось лишь 60 тыс. Почти половина оказалась в «нетчиках»! А, учитывая, что поместной конницы было мало, нетрудно увидеть, что некомплект пришелся на регулярные части! Да и те, кто пришел, собирались крайне медленно. Вместо 1 марта полки соединились на р. Мерло, притоке Ворсклы, 1 мая. А выступили и того позже. Время было упущено, наступило знойное и очень сухое лето. Ко всему прочему, и начальники были не на высоте. Михаил Голицын, двоюродный брат фаворита, назначенный командовать Белгородским разрядом, отправился, как на пикник. Взял с собой целую толпу иностранных секретарей, приятелей, собутыльников. В том числе и французов (читай, шпионов). А Василий Голицын показал себя полководцем вообще никаким. После соединения с Самойловичем силы у него набрались все же изрядные, 100–110 тыс. Но он боялся татарских налетов! И применил прием Ромодановского. 20 тыс. повозок построил огромным прямоугольником, а внутри сосредоточил всю армию. По обводу везли заряженные пушки. Но Ромодановский преодолел таким способом несколько верст от Чигирина до Днепра. А Голицын решил вести армию в едином каре сотни верст. Под палящим солнцем, с черепашьей скоростью около 10 км в сутки!

Правда, на флангах действия развивались успешно. Атаман Минаев с донцами делал вид, что угрожает Перекопу, разгромил сильный татарский отряд под Овечьими водами. А в Запорожскую Сечь был направлен с несколькими полками генерал Косагов. Солдаты и казаки спустились на лодках по Днепру, обложили крепость Кызы-Кермен (не собираясь ее штурмовать, а в качестве отвлекающего маневра). Когда же турки выслали против них отряд, его разбили у урочища Каратебень. Но главные силы ползли через степи. При недостатке воды, фуража. Даже в «ертаул ьный» (разведывательный) полк Леонтьева Голицын выделил не конницу, а солдатские и стрелецкие части. И армия двигалась вслепую, ничего не зная о противнике, но поддерживая постоянную готовность его отразить. Татарские разъезды вились рядом, следили. Нападать даже не пытались — зачем лезть на рожон?

О подготовке наступления в Крыму было известно давно, хотя и не верили, что русские решатся на такое безумие. А узнав о силах Голицына, о построении в кольце повозок, хан вообще не стал выводить войско из Крыма. И наша армия тащилась все дальше. Массу времени тратила на переправы через притоки Днепра — Орель, Самару, Конские Воды. Строила мосты, переводила обозы, снова собиралась в каре… А когда вышла на «финишную прямую», и до Перекопа оставалось 100 верст, хан приказал поджечь степь.

Для татар эта мера была вынужденной, они уничтожали собственные пастбища, запирали в Крыму войско — в поход не пойдешь без фуража. Но в засуху пламя пожаров разлились быстро и широко. Перед русскими встала стена дыма и выжженная пустыня. Голицын пробовал двигаться и по ней. Люди задыхались в тучах пыли и пепла, кони падали без корма. И ему пришлось повернуть обратно. Точно так же, в каре. Добравшись до речки Карачакрак у Днепра, собирали траву, уцелевшую в лощинах. Но Голицын, не понимая, что для татар пожарище тоже является непреодолимым препятствием, боялся теперь преследования! Отрядил 15 тыс. солдат под командованием Неплюева и 8 казачьих полков Григория Самойловича, сына гетмана, и отправил «прогуляться» к Кызы-Кермену, на соединение с Косаговым. Только лишь для того, чтобы татары сбились со следа, сочли этот корпус главными силами. Которые продолжили отступление и 14 августа вернулись в лагерь на р. Мерло.

Провал был полный. Не вступая в бой, армия потеряла 24 тыс. — умершими от жары, изнурения, болезней, а многие, видимо, дезертировали. Из-за падежа коней бросили тысячи повозок, огромное количество имущества. Требовалось найти «козла отпущения». И Голицын выбрал таковым Самойловича. Припомнил ему оппозиционность в вопросе о вступлении в «Священную лигу». Интриганов в казачьей старшине всегда хватало. И временщик быстро нашел общий язык с таким типом, как генеральный есаул Мазепа. Он составил требуемые доносы, будто по приказам гетмана казаки-вместе с татарами жгли степь. Самойловича арестовали. А на его место канцлер своей волей, без рады, назначил Мазепу. Казаки было заволновались, но Голицын дал Мазепе корпус солдат и рейтар, чтобы утвердить его в Батурине, гетманской резиденции. Кстати, и себя временщик не забыл. «Конфисковал» в собственный карман богатства Самойловича и украинскую войсковую казну.

Софья же решила сделать хорошую мину при плохой игре. Поход-то, вроде, сыграл свою роль, отвлек татар от союзников, и его объявили удачным. Всех участников наградили. Генералы и офицеры получили медали, солдаты и стрельцы — по золотой копейке. А Самойловича с сыном сослали в Сибирь. Другой его сын, старший, за попытку поднять мятеж в защиту отца, был казнен. Вот такая «благодарность» выпала на долю еще одного героя Чигирина. И единственного после Богдана Хмельницкого гетмана, безусловно верного России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.