Запорожцы и письмо султану
Запорожцы и письмо султану
Российское правительство уделяло большое внимание дальнейшему повышению боеспособности армии. Легкие пушки придавались теперь всем пехотным и кавалерийским полкам. Были приняты на вооружение ручные гранаты. Первую партию (4 тыс.) выпустили в 1667 г. тульские и каширские заводы, ими вооружались стрелецкие части. А затем в Москве был построен Гранатный двор, и новое оружие начало серийно поступать в войска. Гранаты изготовлялись двух видов, «железные» и «скляночные» (с корпусом из стекла), стрельцам и солдатам выдавались особые холщовые сумки «что ручные гранаты носят». Реформировалась и поместная конница. Она, по польскому образцу, вооружалась карабинами, пистолетами, палашами, снабжалась касками и кирасами, сводилась в постоянные сотни. Так что А. Н. Толстой, описывая в «Петре Первом» дворянское ополчение в худых тягиляях, с дедовскими саблями и луками, ошибся лет на 100. Алексей Михайлович разрабатывал и первый проект «Табели о рангах» — «Устав о служебном старшинстве бояр, окольничих и думных людей», где начальники расписывались по 34 степеням.
В преддверии возможного столкновения с Турцией продолжался поиск союзников, в Москве прошли переговоры с голландцами, австрийцами, немцами. Впрочем, контакты с Западом были в этот период делом отлаженным и обыденным. Для Голландии, например, эти связи стали жизненно-необходимыми. В условиях войны против Франции, Англии и Швеции и разрушения своего сельского хозяйства Нидерланды оказались на грани голодной катастрофы, и спасли их русские, согласившись продать большое количество хлеба. А благосостояние нашей страны, ее стабильность и богатства привлекали все новых купцов, мастеров, офицеров.
Точное количество иностранцев, живших в России, неизвестно, поскольку их разделяли не по происхождению, а по вероисповеданию. А те, кто оседал у нас навсегда, хотел сделать карьеру, часто переходили в православие. В этом случае они селились в Москве вместе с русскими и сами считались «русскими». А для желающих сохранить свою веру оставалась Немецкая слобода или Кукуй, где действовали 4 протестантских церкви — 2 лютеранских и 2 кальвинистских (шотландская и голландская). Однако преувеличивать культурное влияние слободы и изображать ее неким «оазисом цивилизации» в «варварской стране», право, не стоит. Она была небольшой — с населением около 3 тыс. Жили тут и впрямь богато, ведь купцы и офицеры зарабатывали немало. Но улицы, в отличие от Москвы, не мостились, по воспоминаниям очевидцев, порой «грязь доходила до брюха лошадям». Да и кукуйские нравы были далеко не изысканными. Процветали пьянство, склоки, мздоимство. Несколько примеров приводит в своих записках Роде.
Скажем, «какой-то полковник», лифляндец, решил погубить доносом собственного шурина, подполковника, который в присутствии двух русских довольно скользко отозвался о царе. Полковник по секрету попросил этих русских быть свидетелями. Но оба поступили иначе. Открыто обратились к обвиняемому, попросили повторить сказанное и дать объяснения. При этом предупредили, что в случае действительной «хулы» они вынуждены будут свидетельствовать против него. Подполковник быстро сориентировался и дал им такие объяснения, к которым не придерешься. В другом случае поссорились два капитана-немца. И один задумал месть — уговорил заехать к себе и избил. И сам же подал донос, будто товарищ, оставшись в комнате с его женой, пытался ее изнасиловать. А жена и теща подтвердили донос своими лжесвидетельствами. Только и в этот раз русские повели себя гораздо порядочнее, чем иноземцы — московское начальство во всем разобралось и защитило пострадавшего.
Склоки в Немецкой слободе описывает и Гордон, рассказывает о своих ссорах с генералом Трауернихтом и хвастает, как заставлял писать на него жалобы подчиненных солдат. Да и вообще Кукуй считался у москвичей местом сомнительным, не для приличных людей. Из-за кутежей, дебошей, подпольной продажи спиртного и табака. В этом бизнесе участвовали и офицеры. И тоже привлекали подчиненных, они становились распространителями и потребителями «левого» вина. А когда городские власти решили навести порядок и наряды стрельцов устроили облаву, дело кончилось грандиозной дракой, в которой стрельцам противостояли несколько сот солдат. Двадцать два человека были биты кнутом и сосланы.
Как и в других районах, в Немецкой слободе существовало выборное самоуправление, но правительству приходилось вырабатывать для него специфические инструкции. Так, в наказах слободским десятским требовалось пресекать дуэли, «поединков и никакого смертного убийства и драк не чинити», не дозволять несанкционированной торговли водкой и вином, не принимать беглых и «гулящих людей», не давать «воровским людям приходу и приезду и блядям», «а для работы во дворе у себя держати всяких разных вер иноземцев некрещеных».
Да, к сожалению, сближение с Европой несло не только культурные и технические новинки. Наряду с ними перенимались и иные «плоды цивилизации». Например, на Руси, как и на Западе, верили в колдовство. Но при Михаиле Федоровиче и в начале правления Алексея Михайловича людей, осужденных по этой статье, ждали батоги и ссылка. И только в 1670-х, по примеру европейских стран, колдунов и еретиков начали сжигать. Хотя отличие все же сохранялось — в России каралось не само колдовство или ересь, а связанные с ними конкретные уголовные преступления. И подобные прецеденты оставались единичными, при Алексее Михайловиче их зафиксировано четыре. Два были связаны с восстанием Разина — казни «старицы» Алены (за «душегубство») и в Астрахани Кормушки Семенова. В 1672 г. в Нижнем Новгороде сожгли расколоучителя Авраама (за богохульство и «хулы» на царский дом), а в 1674 г. в Тотьме — некую «ведьму» Федосью, за «напуск порчи». Большое дело о «напуске порчи» возникло и в Шуе, несколько человек арестовали, один, Федор Якимов, умер в тюрьме. Но посадские подали челобитную царю, жалуясь, что среди паломников, приезжающих к чудотворной иконе Богородицы, много «кликуш» и больных, показывающих на кого угодно, и если им верить, то всех шуян обвинить можно. Алексей Михайлович велел разобраться, и дело было прекращено.
Ну а события на Юге развивались своим чередом. Политика переманивания казаков и избрание Самойловича «общим» гетманом оказались действенными. Дорошенко очутился в полной изоляции. У него осталось лишь 6 тыс. собственной «гвардии» и отряд татар, присланных ханом. Чигиринский владыка мог уповать только на своих покровителей. И тут впервые вышла на «историческую арену» еще одна знаменательная фигура, Иван Мазепа. Точнее, Ян — он был поляком, мелким шляхтичем. Окончил иезуитскую школу, служил при дворе Яна Казимира, но подвергался насмешкам из-за «низкого» происхождения, покинул Варшаву и перешел на частную службу. Однако Мазепа не только в пожилые годы был горазд на кочубеевских дочек. Он и в юности теми же склонностями отличался. Закрутил роман с супругой пана, а тот застукал любовников. Пан был добродушным, убивать не стал. Вместо этого приказал раздеть Мазепу догола, вымазать смолой, вывалять в перьях, привязать к коню задом наперед и пустить на дорогу. После такого позора оставаться в шляхетской среде было невозможно, и он ушел в казаки. Благодаря хорошему образованию выдвинулся при «дворе» Дорошенко, стал у него генеральным писарем. И именно Мазепу гетман снарядил в Стамбул, просить помощи у султана. Но посольство перехватили в степях запорожцы Сирко. Мазепу передали царским войскам, доставили в Москву. Его допрашивал Матвеев. И перевербовал, он согласился работать на русских. Зато второе посольство из Чигирина, которое возглавил Евстафий Гоголь, все же сумело добраться до Турции, и поддержка вассалу была обещана.
Россия на лето 1674 г. планировала более активные действия, чем в прошлом году. Раз Дорошенко упрямился и добром не подчинялся, была намечена операция по овладению Чигирином. Это была сильная крепость, на стенах и башнях стояло до сотни пушек. Поэтому пришлось серьезно готовиться, собирать войско, подвозить тяжелую артиллерию и боеприпасы. А на Дону генерал Косагов получил распоряжение строить струги и челны — для отвлекающих ударов по черноморским турецким городам и коммуникациям. Возник и проект создания большого флота. Чтобы в случае войны с Портой неожиданно вывести его в море, угрожая не только Азову, но и Стамбулу, и тем самым подтолкнуть Порту к примирению. Начались предварительные проработки, а Косагову было поручено провести промеры глубин в устье Дона — пройдут ли крупные корабли европейского типа.
Но летом и турки возобновили наступление. В июне их армия перешла Днестр и стала «зачищать» территорию Правобережья, где еще оставались непокорившиеся города. Османские войска осадили Тульчин, за ним Ладыжин. Помощи от поляков крепости не получили, были взяты и сожжены. Мужчин вырезали, женщин и детей продали в рабство. За Ладыжином были опустошены и обращены в пепел еще 14 городов. В этой кампании Собесский и коронное войско повели себя совершенно пассивно. Казна после выборов и коронации, естественно, пустовала, наемникам платить было нечем. А патриотический порыв шляхты быстро угас, она снова отсиживалась по имениям и крепостям. Украину, по сути, бросили на растерзание. И великий визирь, пользуясь этим, повернул 40-тысячную группировку на восток, к Дорошенко. Она двинулась к Днепру, по дороге осадила Умань.
И все же Ромодановский и Самойлович сделали попытку покончить с Чигирином до подхода неприятельской армии. Переправившись на Правобережье, их войска 29 июля подступили к гетманской столице. Но захватить ее с ходу не удалось. Дорошенко ожидал подмоги и сдаваться не желал, приготовившись обороняться. Ромодановский приказал начать осадные работы. Быстро возвели шанцы, батареи, открыли бомбардировку. Это тоже не подействовало, Чигиринские казаки отбивались и отстреливались. А штурмовать было слишком рискованно — приходилось действовать с оглядкой, отвлекать войска на прикрытие лагеря от возможных ударов извне. И действительно, вскоре стало известно, что Умань пала, а из Крыма идет к Чигирину хан со всей ордой.
9 августа были замечены татарские разъезды. В такой ситуации воевода приказал снять осаду и отступить. Ушли вовремя, крымское войско опоздало всего на сутки. Хан бросился в преследование. Но Ромодановский осуществил отход четко и организованно, 12 августа его армия достигла Черкасс и укрылась за городскими стенами. А татары опять опоздали на день, докатились сюда 13-го. Сунулись, получили крепкий отпор и ушли в Умань на соединение с турками. Туда же поехал Дорошенко на поклон к великому визирю. Дальше оставаться на Правобережье было бесполезно и опасно. Полки Ромодановского и Самойловича переправились на левый берег и прикрыли переправы, построив укрепленный лагерь напротив Канева.
В Москве ждали большой войны. Главнокомандующим был назначен Долгоруков, начал формировать «большой полк» из рейтарских и стрелецких частей. Но последовал сокрушительный удар по вражеским тылам. Запорожцы вышли в морской рейд. Вышла и эскадра, построенная Косаговым и атаманом Минаевым — 60 стругов с десантом казаков и солдат. Обрушились на крымские и турецкие берега. Пришли и калмыки под предводительством Мазин-мурзы. И вместе с другой частью донцов и запорожцев напали по сухопутью на «крымские улусы», разоряя селения, угоняя скот.
И хан покинул Украину, повел воинство на прикрытие собственных земель. Да и турки без него задерживаться не стали. Тем более что при взятии украинских городов израсходовали боеприпасы, снабжать большие контингенты в разоренном краю было трудно. В начале сентября великий визирь увел войска за Днестр. Русская армия после трудных походов также была крайне утомлена. Ромодановский докладывал, что она «лошадьми опала», а у людей «никаких запасов нет, оставить их долее на службе никак нельзя». И царь разрешил распустить на зиму ратников, оставив в Переяславле один полк под командованием Михаила Ромодановского, сына воеводы.
Но передышка оказалось недолгой и обманчивой. Осенью турецкое командование провело ряд совещаний, разобрало ошибки минувшей кампании и выработало новый план. Было решено впредь не разбрасывать силы, а добить до конца одного из противников, Польшу. А перед этим, чтобы обезопасить тылы, провести крупную операцию по уничтожению Запорожской Сечи. Готовилась она в глубокой тайне. Из Стамбула в Крым перевезли морем несколько янычарских полков. И среди зимы, когда никто не ждал, 15 тыс. турок и татар выступили на Днепр. Шли «изгоном», стремительно, перехватывая и уничтожая всех встречных, чтобы обеспечить внезапность. Нападение наметили сразу после Рождества Христова, рассчитав, что казаки будут пьянствовать и отсыпаться. К Сечи сумели приблизиться скрытно, по льду перешли днепровские протоки, сняли караулы.
Да вот только не знали они запорожских обычаев. На третий день после Рождества здесь происходили выборы войскового руководства, съезжались казаки, зимующие в других местах, и женатые, жившие на хуторах. И перед выборами полагалось быть трезвыми. Когда среди ночи турки и татары проникли вовнутрь укреплений Сечи, первый же заметивший их запорожец поднял тревогу, из всех куреней (казарм) ударил шквальный мушкетный огонь, косивший «гостей». Янычары, ворвавшиеся в узкие улочки между куренями, не могли развернуться, сбились, закупорив эти улочки и не в силах выбраться, и гибли во множестве. А потом казаки высыпали в рукопашную и навалились на пришельцев со всех сторон. Враги побежали, Сирко с 2 тыс. конницы вылетел в погоню. Многих побили, 500 человек взяли в плен. Казаков погибло 50 и 80 было ранено.
Так начался еще один год войны, 1675-й. В Москве полагали, что решающая схватка с турками, которой удалось избежать в прошлом году, случится в этом. Готовились войска. Алексей Михайлович намеревался сам возглавить поход, а Долгорукова назначил «дворцовым воеводой». Сносились и с Польшей. Но воевать в «едином строю» со столь ненадежной и непредсказуемой союзницей было бы опрометчиво. И наше командование снова предпочло активную оборону: прикрывать свои рубежи, тревожить Дорошенко, оперировать вспомогательными отрядами, а главным силам выступать лишь в том случае, если турки сами нападут.
Но они двинулись на Польшу. Опять их армии покатились губительной лавиной по Западной Украине, разоряя то, что здесь еще уцелело. Только чудом спасся знаменитый Почаевский монастырь. Богатая обитель была лакомым куском для захватчиков, ее обложили, и монахи с укрывшимися тут селянами уже не чаяли уцелеть. Оставалось разве что молиться перед чудотворной Почаевской иконой Божьей Матери. И когда запели «Взбранной Воеводе победительная», среди турок возникла беспричинная паника. Показалось, будто подходит войско, и они бежали. Впрочем, на этот раз Украину разоряли лишь «попутно», не задерживаясь. Турки шли на Польшу — сломить ее и вывести из игры. Да только и паны со шляхтой угрозу своим, польским землям восприняли куда более остро, чем трагедию украинских подданных. Вновь потекли под знамена Собесского, и в Галиции закипели бои.
Ну а Сирко затеял большой набег на Крым. Собрал казаков и двинулся не по торным дорогам на Перекоп, а скрытно, степями. Соединился с донцами Минаева, калмыками Мазин-мурзы, русские прислали полк стрельцов головы Пукашкина. Составилось войско в 20 тыс., вышло к бродам Сиваша и форсировало их. Операция была спланирована хитро. Сирко с 4 тыс. запорожцев остался у бродов, а остальные несколькими отрядами ринулись по Крыму с задачей побольше «дыму подпустить», но ровно на пятый день вернуться обратно. Шороху навели изрядно, в Крыму поднялась паника. В общем-то, недолгая, ханское командование быстро разобралось, какие примерно силы ворвались и откуда. Собрало 50 тыс. всадников и бросило к бродам, запереть обратный путь. Но это войско попало в засаду, устроенную Сирко, а с тыла навалились вернувшиеся отряды. И учинили крымцам разгром. Вернулись с очень богатыми трофеями.
Как раз эти события вызвали пресловутую переписку султана с запорожцами. Мухаммед IV разгневался и обратился к Сечи с личным посланием, требуя перейти к нему в подданство, а в противном случае угрожая стереть казаков с лица земли. Ответ гласил: «Ти — шайтан турецький, проклятого чорта брат і товарищ, самого люципера секретар! Який ти в чорта лицар, що голою сракою іжака не вб’ешь? Чорт видкидае, а твоє війско пожирає. Не будешь ти годен синів християньских під собою мати: твоего війска не боімось, землею і водою будемо битися з тобою. Вавілоньский ти кухар, македоньский колесник, єрусалимський броварник, олександрійский козолуп, Великого і Малого Египту свинар, армяньскасвиня, татарський сагайдак, кам’янецький кат, подільский злодіюка, самого гаспиду внук і всього світу и подсвіту блазень, а нашого бога дурень, свиняча морда, кобиляча срака, різницька собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Отак тобі козаки відказали, плюгавче! Негоден еси вірних християн під собою мати. Числа не знаємо, бо календаря не маємо, місяць у небі, год у книзі, а день такий у нас, як і в вас, поцілуй же за це ось куди нас!..
Кошовий отаман Іван Сірко зо всім кошем Запорізьким».
Текст этого послания хранится в Днепропетровском краеведческом музее им. Яворницкого. Но… неизвестно, было ли оно отправлено. Ведь посылать гонца с таким ответом — значило обречь его на смерть. Если же отправили с пленным турком или татарином, то и он не мог не понимать, что везет свой приговор. Поэтому в любом случае послание запорожцев вряд ли дошло до адресата.
Набег на Крым круто аукнулся в Польше. Татары очередной раз оказались отвлечены. Турки остались без их поддержки. И Собесский нанес им поражение, сумел отбить от Львова. А царские войска тоже умело использовали ситуацию. Полки Ромодановского и Самойловича снова выступили к Днепру, 18 сентября 1675 г. встали в прежнем своем лагере напротив Канева, а в рейд на правый берег перебросили всего 2 полка — солдатский генерал-майора Вульфа и казачий генерального есаула Лысенко. Однако и этого оказалось достаточно. Случилось то, на что, собственно, рассчитывали — от Дорошенко начали отъезжать казаки. Одни присоединялись к русским, другие уходили к Сирко в Запорожье. Чигиринский гетман опять слал гонцов в Стамбул и Бахчисарай. Но союзникам теперь было не до него. Дорошенко скис. А Сирко обратился к нему в качестве посредника, завязались переговоры. И Чигиринский гетман согласился принести присягу царю. Отдал бунчук и санджаки, полученные от султана, и направил посольство в Москву.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.