ГЛАВА 10. Впадал ли Сталин в прострацию?
ГЛАВА 10. Впадал ли Сталин в прострацию?
Согласно одной из многочисленных баек, запущенных в оборот после пресловутого доклада Хрущёва на XX съезде, — нападение Германии на Советский Союз явилось для Сталина столь сильным потрясением, что он якобы впал в депрессию и несколько дней отсиживался на даче. И только специально приехавшие туда члены Политбюро смогли уговорить его вернуться к работе.
Вот как выглядит этот эпизод в мемуарах самого Никиты Сергеевича:
«Война началась. Но каких-нибудь заявлений советского правительства или же лично Сталина пока что не было. Это производило нехорошее впечатление. Потом уже, днём в то воскресенье выступил Молотов. Он объявил, что началась война, что Гитлер напал на Советский Союз. Говорить об этом выступлении сейчас вряд ли нужно, потому что всё это уже описано и все могут ознакомиться с событиями по газетам того времени. То, что выступил Молотов, а не Сталин, — почему так получилось? Это тоже заставляло людей задумываться. Сейчас-то я знаю, почему Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями. Потом уже, после войны, я узнал, что, когда началась война, Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков.
Берия рассказал следующее: когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определённая группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: „Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про…“ Буквально так и выразился. „Я, — говорит, — отказываюсь от руководства“, — и ушёл. Ушёл, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. „Мы, — рассказывал Берия, — остались. Что же делать дальше? После того как Сталин так себя показал, прошло какое-то время, посовещались мы с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым (хотя был ли там Ворошилов, не знаю, потому что в то время он находился в опале у Сталина из-за провала операции против Финляндии). Посовещались и решили поехать к Сталину, чтобы вернуть его к деятельности, использовать его имя и способности для организации обороны страны. Когда мы приехали к нему на дачу, то я (рассказывает Берия) по его лицу увидел, что Сталин очень испугался. Полагаю, Сталин подумал, не приехали ли мы арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает для организации отпора немецкому нашествию? Тут мы стали его убеждать, что у нас огромная страна, что мы имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность и людей, призвать их к борьбе, одним словом, сделать всё, чтобы поднять народ против Гитлера. Сталин тут вроде бы немного пришёл в себя. Распределили мы, кто за что возьмётся по организации обороны, военной промышленности и прочего“.
Я не сомневаюсь, что вышесказанное — правда. Конечно, у меня не было возможности спросить Сталина, было ли это именно так. Но у меня не имелось никаких поводов и не верить этому, потому что я видел Сталина как раз перед началом войны. А тут, собственно говоря, лишь продолжение. Он находился в состоянии шока»[756].
Как видим, лично сам Хрущёв свидетелем данного события не является, однако в том, что оно имело место, «не сомневается». Дескать, это Берия ему рассказал, не верите — у него спросите. А раз Берии давно нет в живых, то кто докажет, что это не так? Особый цинизм ситуации состоит в том, что сам Берия был предательски убит по приказу Хрущёва.
Попробуем тем не менее выяснить, как же всё было на самом деле. Для начала обратимся к свидетельствам очевидцев. Вот что пишет в своих мемуарах Георгий Константинович Жуков, который, в отличие от Хрущёва, непосредственно общался со Сталиным в первые часы войны:
«Говорят, что в первую неделю войны И. В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил своё выступление В. М. Молотову. Это суждение не соответствует действительности. Конечно, в первые часы И. В. Сталин был растерян. Но вскоре он вошёл в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния»[757].
А вот датированная 22 июня 1941 года запись из дневника генерального секретаря Исполкома Коминтерна Георгия Димитрова:
«– В кабинете Сталина находятся Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков.
…
– Удивительное спокойствие, твёрдость, уверенность у Сталина и у всех других.
– Редактируется правительственное заявление, которое Молотов должен сделать по радио.
– Даются распоряжения для армии и флота.
– Мероприятия по мобилизации и военное положение.
– Подготовлено подземное место для работы ЦК ВКП(б) и Штаба»[758].
Наконец, вот что рассказал Л. М. Каганович в беседе с писателем Ф. И. Чуевым:
«Спрашиваю о 22 июня 1941 г.: „Был ли Сталин растерян? Говорят, никого не принимал?“ — „Ложь! Мы-то у него были… Нас принимал. Ночью мы собрались у Сталина, когда Молотов принимал Шуленбурга. Сталин каждому из нас дал задание — мне по транспорту, Микояну — по снабжению“»[759].
Однако сегодня в нашем распоряжении есть и более надёжные источники, чем личные воспоминания. Дело в том, что дежурные в приёмной Сталина в Кремле вели специальные тетради, в которых фиксировали фамилии посетителей и время их пребывания в сталинском кабинете. В последние годы эти записи неоднократно публиковались [760].
Итак, кто и в какое время посетил Сталина в эти тревожные дни?
21-го июня 1941 г.
1. т. Молотов 18.27 — 23.00
2. т. Ворошилов 19.05 — 23.00
3. т. Берия 19.05 — 23.00 [761]
4. т. Вознесенский 19.05 — 20.15
5. т. Маленков 19.05 — 22.20
6. т. Кузнецов 19.05 — 20.15
7. т. Тимошенко 19.05 — 20.15
8. т. Сафонов 19.05 — 20.15
9. т. Тимошенко 20.50 — 22.20
10. т. Жуков 20.50 — 22.20
11. т. Будённый 20.50 — 22.00
12. т. Мехлис 21.55 — 22.20
13. т. Берия 22.40 — 23.00
Последние вышли 23.00
22 июня 1941 г.
1. т. Молотов вход в 5.45 м. выход 12.05 м.
2. т. Берия вход 5.45 м. выход 9.20 м.
3. т. Тимошенко вход в 5.45 м. выход 8.30 м.
4. т. Мехлис вход в 5.45 м. выход 8.30 м.
5. т. Жуков вход в 5.45 м. выход 8.30 м.
6. т. Маленков вход 7.30 м. выход 9.20 м.
7. т. Микоян вход в 7.55 м. выход 9.30 м.
8. т. Каганович Л. М. в 8.00 м. выход 9.35 м.
9. т. Ворошилов вход 8.00 м. выход 10.15 м.
10. т. Вышинский вход 7.30 м. выход 10.40 м.
11. т. Кузнецов вход в 8.15 м. выход 8.30 м.
12. т. Димитров вход 8.40 м. выход 10.40 м.
13. т. Мануильский в 8.40 м. выход 10.40 м.
14. т. Кузнецов вход 9.40 м. выход 10.20 м.
15. т. Микоян вход 9.50 м. выход 10.30 м.
16. т. Молотов вход в 12.25 м. выход 16.45 м.
17. т. Ворошилов вход в [11].40 м. выход 12.05 м.
18. т. Берия вход в 11.30 м. выход 12.00 м.
19. т. Маленков вход 11.30 м. выход 12.00 м.
20. т. Ворошилов вход 12.30 м. выход 16.45 м.
21. т. Микоян вход в 12.30 м. выход 14.30 м.
22. т. Вышинский в 13.05 м. выход 15.25 м.
23. т. Шапошников в 13.15 м. выход 16.00 м.
24. т. Тимошенко в 14.00 м. выход 16.00 м.
25. т. Жуков вход 14.00 м. выход 16.00 м.
26. т. Ватутин вход 14.00 м. выход 16.00 м.
27. т. Кузнецов вход 15.20 м. выход 15.45 м.
28. т. Кулик вход 15.30 м. выход 16.00 м.
29. т. Берия вход в 16.25 м. выход 16.40 м.
Последние вышли в 16.45 м.
23 июня 1941 года
1. т. Молотов вход 3.20 м. выход 6.25 м.
2. т. Ворошилов вход 3.25 м. выход 6.25 [м.]
3. т. Берия вход 3.25 м. выход 6.25 м.
4. т. Тимошенко вход 3.30 м. выход 6.10 м.
5. т. Ватутин вход 3.30 м. выход 6.10 м.
6. т. Кузнецов вход в 3.45 м. выход 5.25 м.
7. т. Каганович вход 4.30 м. выход 5.20 [м.]
8. т. Жигарев вход 4.35 м. выход 6.10 м.
Последние вышли в 6.25 м.
23.VI.41 года
1. т. Молотов вход 18 ч.45 выход 1 ч.25
2. т. Жигарев 18.25 выход 20 ч.45
3. т. Тимошенко 18 ч.50 выход 20 ч.45
4. т. Меркулов 19 ч.10 выход 19 ч.25
5. т. Ворошилов 20 час. выход 1 ч.25
6. т. Вознесенский 20 ч.50 выход 14.25
7. т. Мехлис вход 20 ч.55 выход 22 ч.40
8. т. Каганович 23 ч.15 выход 1 ч.10
9. т. Ватутин 23 ч.55 выход 0 ч.55 м.
10. т. Тимошенко 23 ч.55 выход 0 ч.55
11. т. Кузнецов 23 ч.55 выход 0 ч.50
12. т. Берия 24 часа выход 1 ч.25 м.
13. т. Власик 0 ч.50 м. выход 0 ч. 55 м.
Последние вышли 1 ч. 25 мин. 24.VI.41
24-го июня 1941 года
1. т. Малышев 16.20 — 17.00
2. т. Вознесенский 16.20 — 17.05
3. т. Кузнецов 16.20 — 17.05
4. т. Кизаков [762] (Лен.) 16.20 — 17.05
5. т. Зальцман 16.20 — 17.05
6. т. Попов 16.20 — 17.05
7. т. Кузнецов (Кр. М. Фл.) 16.45 — 17.00
8. т. Берия 16.50 — 20.25
9. т. Молотов 17.05 — 21.30
10. т. Ворошилов 17.30 — 21.10
11. т. Тимошенко 17.30 — 20.55
12. т. Ватутин 17.30 — 20.55
13. т. Шахурин 20.00 — 21.15
14. т. Петров 20.00 — 21.15
15. т. Жигарев 20.00 — 21.15
16. т. Голиков 20.00 — 21.20
17. т. Щербаков 18.45 — 20.55.
18. т. Каганович 19.00 — 20.35
19. т. Супрун 20.15 — 20.35
20. т. Жданов 20.55 — 21.30
Последние вышли 21.30 м.
25-го июня 1941 года
1. т. Молотов 1 ч.00 — 5.50
2. т. Щербаков 1 ч.05 — 4.30
3. т. Пересыпкин 1 ч.07 — 1.40
4. т. Каганович 1 ч.10 — 2.30
5. т. Берия 1 ч.15 — 5.25
6. т. Меркулов 1 ч.35 — 1.40
7. т. Тимошенко 1 ч.40 — 5.50
8. т. Кузнецов 1 ч.40 — 5.50
9. т. Ватутин 1 ч.40 — 5.50
10. т. Микоян 2 ч.10 — 5.30
11. т. Мехлис 1 ч.20 — 5.20
Последние вышли 5 ч.50
25-го июня 1941 года
1. т. Молотов вход 19.40 м. выход 1.15 м.
2. т. Ворошилов вход в 19.40 м. выход 1.15 м.
3. т. Малышев вход 20.05 м. выход 21.10 м.
4. т. Берия вход в 20.10 м. выход 21.10 м.
5. т. Соколов вход 20.10 м. выход 20.55 м.
6. т. Тимошенко в 20.20 м. выход 24.00 м.
7. т. Ватутин в 20.20 м. выход 21.10 м.
8. т. Вознесенский 20.25 м. выход 21.10 м.
9. т. Кузнецов вход 20.30 м. выход 21.40 м.
10. т. Федоренко вход 21.15 м. выход 24.00 м.
11. т. Каганович вход 21.45 м. выход 24.00 м.
12. т. Кузнецов вход 21.50 м. выход 24.00 м.
13. т. Ватутин вход 22.10 м. выход 24.00 м.
14. т. Щербаков вход 23.00 м. выход 23.50 м.
15. т. Мехлис вход в 20.10 м. выход 24.00 м.
16. т. Берия вход 00.25 м. выход 1.15 м.
17. т. Вознесенский 00.25 м. выход 1.00 м.
18. т. Вышинский в 00.35 м. выход 1.00 м.
Последние вышли в 1.00 м. [763]
26-го июня 1941 года
1. т. Каганович 12 ч. 10 выход 16 ч. 45
2. т. Маленков 12 ч. 40 выход 16 ч. 10
3. т. Будённый 12 ч. 40 выход 16 ч. 10
4. т. Жигарев 12.40 выход 16 ч. 10
5. т. Ворошилов 12 ч. 40 выход 16 ч. 30 м.
6. т. Молотов 12 ч. 50 выход 16 ч. 50
7. т. Ватутин вход 13 час. выход 16 ч. 10
8. т. Петров 13.15 м. выход 16 ч. 10
9. т. Ковалёв 14 час. выход 14 ч. 10 м.
10. т. Федоренко 14 ч. 10 выход 15 ч. 30
11. т. Кузнецов 14.50 выход 16 ч. 10
12. т. Жуков 15 час. выход 16 ч. 10 м.
13. т. Берия 15.10 выход 16.20
14. т. Яковлев 15.15 выход 16 ч.
15. т. Тимошенко 13 ч. выход 16 ч. 10
16. т. Ворошилов 17.45 выход 18 ч. 25
17. т. Берия 17 ч.45 выход 19.20
18. т. Микоян 17.50 выход 18 ч. 20
19. т. Вышинский 18 ч. выход 18 ч. 10
20. т. Молотов 19 час. выход 23 ч. 20
21. т. Жуков 21 час. выход 22 ч.
22. т. Ватутин 21 ч. выход 22 часа
23. т. Тимошенко 21 ч. выход 22 ч.
24. т. Ворошилов 21 час. выход 22 ч. 10
25. т. Берия 21 час. выход 22 ч. 30
26. т. Каганович 21.05 выход 22.45
27. т. Щербаков 22 час. выход 22 ч 10 м.
28. т. Кузнецов 22 час. выход 22 ч. 20
Последние вышли 23 ч. 20
27-го июня 1941 года
1. т. Вознесенский 16.30 — 16.40
2. т. Молотов 17.30 — 18.00
3. т. Микоян 17.45 — 18.00
4. т. Молотов 19.35 — 19.45
5. т. Микоян 19.35 — 19.45
6. т. Молотов 21.25 — 24.00
7. т. Микоян 21.25 — 2.35
8. т. Берия 21.25 — 23.00
9. т. Маленков 21.30 — 0.47
10. т. Тимошенко 21.30 — 23.00
11. т. Жуков 21.30 — 23.00
12. т. Ватутин 21.30 — 23.50
13. т. Кузнецов 21.30 — 23.30
14. т. Жигарев 22.05 — 0.45
15. т. Петров 22.05 — 0.45
16. т. [764] 22.05 — 0.45
17. т. Жаров 22.05 — 0.45
18. т. Никитин 22.05 — 0.45
19. т. Титов 22.05 — 0.45
20. т. Вознесенский 22.15 — 23.40
21. т. Шахурин 22.30 — 23.10
22. т. Дементьев 22.30 — 23.10
23. т. Щербаков 23.25 — 24.00
24. т. Шахурин 0.40 — 0.50
25. т. Меркулов 1.00 — 1.30
26. т. Каганович 1.10 — 1.35
27. т. Тимошенко 1.30 — 2.35
28. т. Голиков 1.30 — 2.35
29. т. Берия 1.30 — 2.35
30. т. Кузнецов 1.30 — 2.35
Последние вышли 2.40
28 июня 1941 года
1. т. Молотов вход в 19.35 м. выход 00.50 м.
2. т. Маленков вход 19.35 м. выход 23.10 м.
3. т. Будённый вход 19.35 м. выход 19.50 м.
4. т. Меркулов вход 19.45 м. выход 20.05 м.
5. т. Булганин вход 20.15 м. выход 20.20 м.
6. т. Жигарев вход 20.20 м. выход 22.10 м.
7. т. Петров вход 20.20 м. выход 22.10 м.
8. т. Булганин вход 20.40 м. выход 20.45 м.
9. т. Тимошенко вход 21.30 м. выход 23.10 м.
10. т. Жуков вход 21.30 м. выход 23.10 м.
11. т. Голиков вход 21.30 м. выход 22.55 м.
12. т. Кузнецов вход 21.50 м. выход 23.10 м.
13. т. Кабанов вход 22.00 м. выход 22.10 м.
14. т. Стефановский вход 22.00 м. выход 22.10 м.
15. т. Супрун вход в 22.00 м. выход 22.10 м.
16. т. Берия вход 22.40 м. выход 00.50 м.
17. т. Устинов вход в 22.55 м. выход 23.10 м.
18. т. Яковлев из ГАУ НКО вход 22.55 м. выход 23.10 м.
19. т. Щербаков вход 22.10 м. выход 23.30 м.
20. т. Микоян вход 23.30 м. выход 00.50 м.
21. т. Меркулов вход 24.00 м. выход 00.15 м.
Последние вышли в 00.50 м.[765]
Выясняется, что вместо того, чтобы прятаться на даче, Сталин в первые же часы войны прибывает в Кремль, где принимает десятки посетителей — членов Политбюро, партийных и государственных деятелей, высших военачальников. И в последующие дни Сталин продолжает ежедневно приезжать работать в свой кремлёвский кабинет.
Что же касается Хрущёва, то, стремясь любыми способами очернить своего предшественника, он в очередной раз допустил прямую ложь: неважно, рассказывал ему что-нибудь Берия или нет, однако в любом случае хранившиеся в архиве ЦК КПСС тетради записи посетителей оставались в распоряжении Никиты Сергеевича. И распространяемые им измышления о впавшем в панику Сталине являлись не чем иным, как сознательной клеветой.
Впрочем, после публикации указанных тетрадей обличители Сталина вынуждены были скорректировать свою версию. Теперь они утверждают, будто вождь советского народа впал в прострацию не в первый день войны, а через неделю после её начала, получив известие о сдаче Минска. К сожалению, пишет об этом и кое-кто из серьёзных исследователей. Например, М. И. Мельтюхов, ссылаясь на воспоминания Хрущёва и Микояна, сообщает нам следующее:
«Узнав 28 июня, что противник захватил Минск, Сталин заявил: „Ленин нам оставил пролетарское Советское государство, а мы его просрали“ — и уехал на ближнюю дачу, где и пребывал до 1 июля»[766].
Начнём с того, что оба источника, на которые опирается Мельтюхов, отличаются малой степенью достоверности: двое «сказочников»-антисталинистов, которых неоднократно ловили на лжи. Более того, выше было показано, что Хрущёв относит данное событие к 22 июня. Микоян же, как мы сейчас увидим, говорит о 29 июня [767]. Таким образом, 28 июня как дата впадения Сталина в прострацию — в чистом виде отсебятина Мельтюхова.
Попробуем восстановить события трёх последних июньских дней 1941 года. Как следует из тетради записи посетителей, 28 июня с 19:35 Сталин работал в своём кабинете, откуда ушёл уже после полуночи, в 0:50.
29 июня, судя по тетради записи посетителей, Сталин в своём кабинете приёма не вёл. Однако в этот день он «отметился» в другом месте. Как свидетельствует Г. К. Жуков:
«29 июня И. В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении»[768].
А вот что сказано в воспоминаниях Микояна:
«29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. (Тетрадь записи посетителей сталинского кабинета это не подтверждает. — И.П.) Подробных данных о положении в Белоруссии тогда ещё не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет.
Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко. Но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог.
Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой.
В Наркомате были Тимошенко, Жуков, Ватутин. Сталин держался спокойно, спрашивал, где командование Белорусским военным округом, какая имеется связь.
Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить её не могли.
Потом Сталин другие вопросы задавал: почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и т.д.
Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает.
Около получаса поговорили, довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник штаба, который так растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Была полная беспомощность в штабе. Раз нет связи, штаб бессилен руководить.
Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек разрыдался как баба и выбежал в другую комнату. Молотов пошёл за ним. Мы все были в удручённом состоянии. Минут через 5-10 Молотов привёл внешне спокойного Жукова, но глаза у него ещё были мокрые»[769].
Писатель Иван Стаднюк со слов Молотова излагает этот эпизод следующим образом:
«Верно то, что вечером 29 июня Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским армиям на Москву открыт.
Не дождавшись очередного доклада наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова об оперативной обстановке, Сталин с рядом членов Политбюро внезапно появился в Наркомате обороны.
Это был самый опасный момент во взаимоотношениях верховной государственной власти и высшего командования Вооружённых сил СССР, была грань, за которой мог последовать взрыв с самыми тяжёлыми последствиями. Подробно расспросив Молотова о том, как всё происходило, я, работая над второй книгой „Войны“, написал главу, стараясь не смягчать в ней остроты случившегося, но и не давать неприятных деталей: уж в очень грубых, взаимно оскорбительных и нервных тонах вёлся разговор, с матерщиной и угрозами…
Ссора закончилась тем, что Жуков и Тимошенко предложили Сталину и членам Политбюро покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения»[770].
Наконец, как утверждает Николай Зенькович, Иван Стаднюк рассказал ему со слов Молотова следующую версию данного события:
«Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения. Изумлённый такой наглостью военных, Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу»[771].
Впрочем, встречаются попытки поставить под сомнение 29 июня как дату визита Сталина в Наркомат обороны. Обычно при этом ссылаются на воспоминания Я. Е. Чадаева, бывшего в то время управляющим делами СНК СССР, фрагменты из которых приводит в своей книге Э. С. Радзинский [772].
Однако можно ли считать мемуары Чадаева, особенно в изложении Радзинского, достоверным источником? Вот лишь самые очевидные «ляпы», где Яков Ермолаевич прямо вступает в противоречие с документально установленными фактами.
Первый момент. Что делал Сталин 27 и 28 июня.
Согласно Чадаеву: «Утром 27 июня члены Политбюро как обычно собрались у Сталина». Затем, как утверждает Чадаев, состоялась поездка Сталина и К° в Наркомат обороны и знаменитая беседа с Тимошенко, Жуковым и Ватутиным. Вечером Сталин у себя в кабинете не появлялся: «Во второй половине дня 27 июня я зашёл к Поскрёбышеву… Позвонил правительственный телефон, Поскрёбышев ответил:
— Товарища Сталина нет, и не знаю, когда он будет»[773].
Между тем согласно тетрадям записи посетителей сталинского кабинета никакого утреннего приёма у Сталина не было. Зато был вечерний приём. С 16:30 по 16:40 Сталин принимает Вознесенского. Затем пауза. Примерно через час приходят Молотов и Микоян и в 18:00 уходят. Затем они же ещё раз посещают Сталина с 19:35 по 19:45. И, наконец, начиная с 21:25 в сталинском кабинете собирается множество народа, в том числе в 21:30 туда входят Тимошенко, Жуков и Ватутин.
28 июня согласно Чадаеву Сталин в Кремле не появлялся: «На следующий день я пришёл в приёмную Сталина. Но Сталин не приехал. У всех было недоумение — что случилось?»[774].
Между тем согласно тетрадям записи посетителей 28 июня Сталин вёл приём с 19:35, приняв 19 человек.
Второй момент. 25 июня.
Чадаев пишет: «25 июня Поскрёбышев срочно вызвал меня в приёмную Сталина. Надо было сделать протокольную запись. Я сразу же вошёл в кабинет. Кроме Сталина, Тимошенко и Ватутина, никого не было. Ватутин заканчивал доклад»[775].
Сразу же возникает вопрос — какой смысл вести протокольную запись, если Ватутин уже заканчивает доклад? Но это ещё цветочки.
Согласно тетрадям записи посетителей, 25 июня Сталин вёл приём дважды, утром и вечером. Причём Тимошенко и Ватутин оба раза присутствовали. Однако утром Тимошенко и Ватутин были в сталинском кабинете с 1:40 по 5:50, при этом одновременно с ними в кабинете должны были находиться как минимум Молотов (с 1:00 по 5:50) и Кузнецов (с 1:40 по 5:50)
Вечером Тимошенко был у Сталина с 20:20 по 24:00, Ватутин с 20:20 по 21:10. При этом одновременно с Ватутиным в кабинете должны были присутствовать: Молотов и Ворошилов (с 19:40 по 1:15), Малышев (с 20:05 по 21:10) и Берия (с 20:10 по 21:10). А также с большой долей вероятности — Вознесенский (с 20:25 по 21:10) и Кузнецов (с 20:30 по 21:40).
Таким образом, поскольку воспоминания Чадаева, касающиеся первых дней войны, явно противоречат документально установленным фактам, его утверждение, будто визит Сталина в Наркомат обороны состоялся 27 июня, следует считать ошибочным.
Итак, сопоставив все эти рассказы, можно сделать однозначный вывод: 29 июня вместо того, чтобы пребывать в прострации, Сталин приезжает (возможно, что и дважды) в Наркомат обороны, где устраивает разнос Жукову. В результате которого будущий прославленный полководец то ли «разрыдался как баба», то ли «послал Сталина по матушке». Учитывая характер Жукова, второе гораздо более вероятно.
Наступает 30 июня. Вот что рассказывает Микоян:
«На следующий день, около четырёх часов, у меня в кабинете был Вознесенский. Вдруг звонят от Молотова и просят нас зайти к нему.
Идём. У Молотова уже были Маленков, Ворошилов, Берия. Мы их застали за беседой. Берия сказал, что необходимо создать Государственный Комитет Обороны, которому отдать всю полноту власти в стране. Передать ему функции Правительства, Верховного Совета и ЦК партии. Мы с Вознесенским с этим согласились. Договорились во главе ГКО поставить Сталина, об остальном составе ГКО не говорили. Мы считали, что в имени Сталина настолько большая сила в сознании, чувствах и вере народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями. Решили поехать к нему. Он был на ближней даче.
Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущённый всем услышанным, сказал: Вячеслав, иди вперёд, мы — за тобой пойдём. Это имело тот смысл, что если Сталин будет себя так же вести и дальше, то Молотов должен вести нас и мы за ним пойдём. Другие члены Политбюро никаких подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания. У нас была уверенность в том, что мы можем организовать оборону и можем сражаться по-настоящему. Однако это пока не так легко будет. Никакого упаднического настроения у нас не было. Но Вознесенский был особенно возбуждён.
Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он вопросительно смотрит на нас и спрашивает: зачем пришли? Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.
Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро всё решалось, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин.
Сталин посмотрел удивлённо, никаких возражений не высказал. Хорошо, говорит»[776].
Насколько достоверен этот рассказ Микояна? Посмотрим ещё раз записи в тетради посетителей. В какое время обычно прибывал Сталин в свой кабинет в эти дни?
22 июня — в 5:45.
23 июня — дважды, в 3:20 и в 18:25
24 июня — в 16:20
25 июня — дважды, в 1:00 и в 19:40
26 июня — в 12:10
27 июня — в 16:30
28 июня — в 19:35.
Как видим, Сталин мог появиться у себя в кабинете и в 16 часов, и в 18, и даже после 19. Таким образом, непоявление Сталина к 16 часам 30 июня в своём кабинете вовсе не выглядело чем-то из ряда вон выходящим и не давало членам Политбюро повода считать его впавшим в прострацию. Кроме того, Молотов был известен своим полным подчинением воле Сталина. Его инициатива в создании такого органа власти, как ГКО, маловероятна.
Гораздо правдоподобнее другая версия. После разговора с военным руководством Сталин пришёл к выводу о необходимости сосредоточить командование в своих руках. Одно дело «посылать по матушке» гражданское лицо, пусть и высокопоставленное. И совсем другое — прямого начальника. Именно 30 июня 1941 года было принято решение о создании Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным.
Как пишет в своей книге И. Ф. Стаднюк:
«Сталин вернулся в Кремль ранним утром 30 июня с принятым решением: всю власть в стране сосредоточить в руках Государственного Комитета Обороны во главе с ним самим, Сталиным. В то же время разъединялась „троица“ в Наркомате обороны: Тимошенко в этот же день был отправлен на Западный фронт в качестве его командующего, генерал-лейтенант Ватутин — заместитель начальника Генштаба — назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Жуков оставался на своем посту начальника Генштаба под неусыпным оком Берии.
По моему глубокому убеждению, создание ГКО и служебные перемещения в военном руководстве — это следствие ссоры, отполыхавшей 29 июня вечером в кабинете маршала Тимошенко»[777].
Наконец, 1 июля 1941 года в 16:40 Сталин вновь начинает приём посетителей в своём кремлёвском кабинете [778]. Кстати, перерывы на пару дней наблюдались и в дальнейшем. Так, Сталин не вёл приёма 13 и 14 июля, 22 и 23 июля [779]. Однако никому из «обличителей» почему-то не приходит в голову утверждать, будто в эти дни он также пребывал в прострации.
А как же быть с тем, что 22 июня по радио выступил не Сталин, а Молотов? Ну, во-первых, как мы видели из воспоминаний Димитрова, текст речи Молотова был плодом коллективного творчества собравшихся в сталинском кабинете членов Политбюро. Во-вторых, рассматривающие этот факт как непреложное доказательство сталинской растерянности, совершают весьма распространённую ошибку, перенося нормы сегодняшней политической жизни на реалии предвоенного СССР. В самом деле, современный политик западного типа просто обязан мелькать на телеэкране, раздавая интервью и выступая с речами по поводу и без повода. Однако Сталину завоевывать симпатии «электората» было ни к чему. Поэтому, не будучи записным оратором вроде Троцкого и прочих безвременно ушедших из жизни «пламенных революционеров», выступал он крайне редко.
Так, за весь 1936 год Сталин выступил с одной-единственной публичной речью — «О проекте Конституции…», 25 ноября. В 1937 году Иосиф Виссарионович выступает трижды: два раза на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) и затем — 13 декабря перед московскими избирателями, в канун выборов в Верховный Совет. Однако в следующем, 1938 году вождь советского народа порадовал нас лишь одной речью, выступив в мае перед работниками высшего образования.
В 1939 году Сталин выступил на XVIII съезде партии с программной речью о работе Центрального комитета. И больше ни разу.
В 1940 году Сталин ни разу не выступал публично. Так же, как и в первой половине 1941-го — вплоть до 3 июля, когда прозвучало его обращение к советскому народу.
Поэтому, когда 22 июня по радио выступил Молотов, фактически являвшийся вторым лицом в государстве, это выглядело вполне естественным. Особенно если учесть, что свои речи Сталин готовил сам и в то утро перед ним стояла дилемма: или организовывать отпор немецкому вторжению, или всё бросить и заняться составлением обращения к гражданам СССР. Выбор был очевиден. В результате в первые часы войны Сталин утвердил текст директивы №2 военным советам приграничных округов и ВМФ о внезапном нападении Германии и боевых задачах войск, проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации военнообязанных и ряд других документов [780]. А вот с речью выступил лишь 11 дней спустя.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.