Пятьсот восемьдесят метров по восточной дуге Главного штаба

Пятьсот восемьдесят метров по восточной дуге Главного штаба

Формирование архитектурного облика набережных реки Мойки завершилось в конце XIX столетия. Из 116 расположенных здесь зданий 27 возвели для российских министерств, из которых Министерство иностранных дел располагалось в двух зданиях (№ 39 и 41), а Министерство финансов – в трех (№ 43, 45 и 47).

Комплекс зданий обоих министерств кроме служебных кабинетов предусматривал роскошные казенные квартиры для министров и высокопоставленных чиновников.

В 1819 году, почти двести лет тому назад, началось окончательное формирование главной площади Петербурга – Дворцовой. Зодчему Карлу Росси поручаются перестройка домов Ланского и Брюса для Главного штаба и сооружение новых зданий для министерств иностранных дел и финансов вдоль правого берега Мойки по другую сторону Малой Миллионной улицы, позже переименованной в Большую Морскую. Формируя главную парадную площадь столицы, правительство России предполагало возвести здесь основной административный центр, сконцентрировав вблизи главной императорской резиденции – Зимнего дворца, наиболее значимые государственные учреждения: Главный штаб, министерства – военное, финансов и иностранных дел, Сенат и Синод. Работа по реконструкции Дворцовой площади с учетом находившейся на ней старой застройки потребовала от архитектора Росси высокого мастерства. Организаторам работ пришлось выкупить некоторые частные строения за довольно значительную по тем временам сумму – пять миллионов рублей. В восточной части площади на намеченном пятне застройки набережной Мойки, предусмотренном для сооружения зданий министерств финансов и иностранных дел, старую жилую застройку пришлось снести.

Восточная дуга Главного штаба с комплексом зданий (дома № 39, 41, 43, 45 и 47) министерств иностранных дел и финансов. Художник В. Садовников. 1830-е гг.

По высочайшему указу заведование всеми видами работ возложили на временную строительную комиссию под председательством генерал-майора Синявина. Перестройкой сохраненных на участке старых зданий руководил князь Волконский. Помощником К. Росси служил архитектор Ткачев. В подсобных строительных работах участвовали солдаты столичного гарнизона. Радиожурналист В.М. Бузинов в своей книге о Дворцовой площади Петербурга писал: «Давно существует традиция относить все стоящие на ней визави Зимнему дворцу здания протяженность в 580 метров к Главному штабу… Между тем, строго говоря, в этом скрыта великая неточность. Здание, которое с востока продолжило некогда начертанную Алексеем Квасовым дугу, – вовсе не Главный штаб, а бывшее здание двух имперских министерств».

Активными инициаторами возведения на излучине правого берега реки Мойки двух массивных корпусов новых министерских зданий, по воспоминаниям современников, были министр финансов Дмитрий Александрович Гурьев и министр иностранных дел Карл Васильевич Несельроде – муж дочери Гурьева Марии Дмитриевны.

Согласно легенде, мнение министра финансов графа Д.А. Гурьева о необходимости возведения новых зданий этих имперских служб оказалось решающим для Александра I. После доклада министра финансов государь не раздумывая утвердил высочайший указ о постройке корпусов для двух ведущих министерств в непосредственной близости от Зимнего дворца.

Министр финансов граф Д.А. Гурьев. 1815 г.

Граф Дмитрий Александрович Гурьев большинством российских историков зачислен, в реестр известных кулинаров за его знаменитое блюдо, вошедшее в русскую кулинарию под названием «Гурьевская каша» (сладкая манная каша с миндалем, ванилью, корицей, изюмом и сухарной крошкой). Граф слыл человеком хлебосольным и всегда удивлял гостей изысканными блюдами своей кухни, но, что важнее, обладал и многими другими весьма ценными для министра талантами – умением всегда добиваться осуществления собственных солидных государственных проектов, тем более что возможности у главного финансиста России в период правления Александра I были неограниченными. Граф Гурьев легко убедил императора в том, что его замысел преобразования Дворцовой площади имеет действительно огромное значение. «После победы над Наполеоном Россия заняла лидирующее место среди ведущих европейских держав, и поэтому международная и финансовая политика становится главным занятием руководителя огромной империи. При этом Главный штаб, министерства финансов и иностранных дел должны находиться постоянно под рукой государя». Император, убежденный резонными доводами своего министра финансов, человека прижимистого, не бросавшего государственные деньги на ветер, повелел «дополнить полукружье военного ведомства» симметричной дугой в 580 метров двумя гражданскими учреждениями, дабы финансовая и дипломатическая службы, подкрепленные военным ведомством, совместно выполняли бы задачи укрепления престижа России под общим руководством ее императора.

Граф Д.А. Гурьев блестяще руководил целым рядом правительственных учреждений Российской империи еще при Екатерине II. Император Павел I произвел его в гофмейстеры. При Александре I граф в 1801 году назначается управляющим Кабинетом Его Императорского Величества.

Через пять лет Дмитрий Александрович становится министром уделов, по образному определению М.Н. Микишатьева, «„кормильцем“ великокняжеских российских дворов». И наконец, после восьми лет работы в должности «товарища» министра финансов в 1810 году граф Дмитрий Александрович Гурьев занимает пост министра финансов Российской империи.

Тот же М.Н. Микишатьев, завершая характеристику графа Гурьева, писал в своей книге «Прогулки по Центральному району» (2010 г.): «К моменту свадьбы своей дочери с весьма успешным дипломатом Карлом Несельроде, свершившейся в 1812 году, Гурьев держал в своих руках ключи от всех императорских шкатулок, сейфов и кладовых с деньгами, бумагами, припасами и товарами. Весьма прижимистый, когда речь шла о выделении средств на государственные начинания, не сулившие дивидендов ему лично, годами задерживавший жалованье придворным зодчим и художникам, министр финансов оказывался безгранично щедр в расходовании царской казны в тех случаях, когда его крупный мясистый нос чуял прямую выгоду».

Подобные черты главного финансиста России ярко проявились в период формирования Дворцовой площади, потребовавшей значительных денежных сумм на строительные работы и выплаты компенсаций хозяевам сносимых и перестраиваемых жилых зданий на пятне новой застройки. Сегодня становится ясным, что, если бы не Гурьев, Дворцовая площадь не состоялась бы. В данном случае прижимистый финансист, окрыленный идеей построить напротив императорского дворца величественные здания собственного министерства и министерства внешней политики для любимого зятя, не задумываясь запустил руку в царскую казну и с легкостью изыскал требуемые тогда немалые деньги (около четырех миллионов рублей) на приобретение огромных участков на набережной реки Мойки, растянувшихся от Гвардейской площади вниз по ее течению почти на шестьсот метров.

Правый берег Мойки со зданиями министерств иностранных дел и финансов. Фото 1980-х гг.

Мало того, Дмитрий Александрович изыскал необходимые деньги и на роскошное обустройство в зданиях собственных покоев и апартаментов зятя – министра иностранных дел Карла Нессельроде.

Возведенные казенные здания этих двух министерств, их служебные помещения и персональные семейные покои министров Карл Росси отделал с блеском и роскошью, присущим его лучшим творениям.

Министр иностранных дел эпох Александра I, Николая I и Александра II Карл Васильевич (Карл Роберт) Нессельроде в течение сорока лет, с 1816 по 1856 год, управлял ведомством внешней политики России. Государственный канцлер и министр иностранных дел, этот знаменитый русский немец после несостоявшейся карьеры военного в лейб-гвардии Конном полку в 1800 году вышел в отставку в чине полковника и был причислен к высочайшему двору. С этого времени начинается его блистательная и продолжительная дипломатическая служба в русских посольствах Берлина, Гааги и Парижа. Успешно выполнив ряд дипломатических заданий в Германии и Франции перед войной 1812 года, Карл Васильевич становится статс-секретарем – особо доверенным лицом при императоре Александре I. В этой должности он выполнял многие важные дипломатические поручения царя.

С августа 1816 года Нессельроде становится управляющим Министерством иностранных дел. Вкрадчивый и гибкий, он умел настоять на разумном и правильном решении, отстаивал, насколько ему это было позволено, свою точку зрения на отдельные международные проблемы.

Министр иностранных дел граф К.В. Нессельроде

С марта 1828 года Карл Васильевич становится вице-канцлером Российской империи, а через 17 лет, в 1845 году, – государственным канцлером иностранных дел, ответственным и почетным государственным чиновником высшего ранга. Русский немец вошел в число двенадцати персон, дослужившихся до столь высокого звания.

Воспоминания его внука и отзывы современников, считавших, что Карл Васильевич необычайно рано «вышел в люди», изобилуют любопытнейшими подробностями из его частной жизни. По мнению самого Нессельроде, своим хорошим здоровьем он был обязан своим привычкам, которые им не нарушались никогда, даже в длительных путешествиях. Всегда рано ложился спать и рано вставал. Никогда не курил и не выносил табачного дыма. Всю жизнь имел хороший аппетит и прекрасный желудок, знал толк в кушаньях и винах и вообще этой стороне своей жизни уделял значительное внимание. Он имел «малое уважение к людям, лишенным аппетита, но еще меньше ценил людей, пробовавших блюда с рассеянным вниманием. <…> У него было особое кокетство, заключавшееся в том, чтобы не следовать в одежде за модой и этим показывать свое уважение к ушедшему времени».

По натуре канцлер был человеком общительным, любил компанию и дамское общество. Посещал салон императрицы Александры Федоровны и в своей роскошной служебной квартире устраивал музыкальные вечера. Музыку он любил, восхищался Моцартом, Россини, Бетховеном. Граф обожал прекрасное во всех проявлениях, являлся одним из первых высокопоставленных попечителей столичного Общества садоводства, сам увлекался разведением цветов. За городом у канцлера была прекрасная оранжерея, в которой он вырастил редкую коллекцию камелий. Там же им выращивались различные экзотические овощи и фрукты, удивлявшие гостей на его домашних обедах.

Нессельроде параллельно с важной дипломатической государственной службой занимался предпринимательством. Являясь крупным помещиком, приобретал земли и крестьян в разных губерниях империи: Петербургской, Херсонской, Оренбургской, Самарской и Саратовской. В Петербурге канцлер имел дачу на Аптекарском острове. В своих многочисленных поместьях граф стал разводить редких тогда овец-мериносов. Дело это было новым и для россиян малознакомым, но вскоре стало приносить хозяину довольно ощутимый доход. В 1820-е годы Нессельроде даже становится почетным членом Московского общества улучшения породы овец, а позже – почетным членом Общества сельского хозяйства Южной России.

Всю жизнь граф придерживался реформатского вероисповедания, однако его женитьба на Марии Дмитриевне Гурьевой, дочери министра финансов, прошла по православным канонам. Трое детей от этого брака (Елена, Дмитрий, Мария) исповедывали православную веру.

Отзывы современников графа Нессельроде, служивших с ним, хорошо знавших его, отличались диаметрально противоположными оценками личности российского канцлера.

П.А. Вяземский отмечал, что в нем сочеталось две натуры: одна – «совершенно официальная и дипломатическая, способная и прилежная к государственной работе, к благоразумному решению, а подчас и ловкому обходу, высших политических задач, холодная, острожная», другая – «более общительная, даже веселая и радушная…»

В.Н. Пономарев, соавтор книги «Российская дипломатия в портретах» (1992 г.), отмечал, что «с Нессельроде обычно связывают целую эпоху российской внешней политики… В исторической литературе и публицистике со времен Крымской войны и до наших дней положительные оценки деятельности К.В. Нессельроде чрезвычайно редки, зато в критике недостатка нет. Желая подчеркнуть агрессивность царской внешней политики в первой половине XIX века, К. Маркс обращал внимание на то, что даже имя ее руководителя было соответствующим. Нессельроде – по-немецки и по-английски „означает крапиву и розгу“».

В роскошном издании «Русские портреты XVIII–XIX столетий», которое опубликовал в начале ХХ века великий князь Николай Михайлович, говорилось, что «граф Нессельроде не обладал ни силою ума, ни силою характера. Современники считали его „посредственностью“ или даже прямо „ничтожностью“».

В том же издании отмечалось, что «сын исповедовавшей протестантство еврейки и немецкого католика, друга энциклопедистов, пять раз менявшего подданство, крещенный по англиканскому обряду, рожденный в Португалии и воспитанный во Франкфурте и Берлине, до конца жизни не умевший правильно говорить и писать по-русски, граф Нессельроде был совершенно чужд той стране, национальные интересы которой он должен был отстаивать в течение 40 лет».

«Международным жандармом с немецкой душой и немецкими симпатиями» назвал корреспондент газеты «Петербургские вести» российского канцлера в одной из статей времен Первой мировой войны.

Близкий к славянофилам поэт Ф.И. Тютчев писал в 1850 году:

Нет, карлик мой! Трус беспримерный!..

Ты, как ни жмися, как ни трусь,

Своей душою маловерной

Не соблазнишь Святую Русь…

Довольно едкую оценку К.А. Нессельроде дает в своих «Записках» мемуарист Ф.Ф. Вигель (1891–1892 гг.): «Из разных сведений, необходимых для хорошего дипломата, усовершенствовал он себя только по одной части – познаниями в поварском искусстве. Здесь он доходил до изящества. Вот чем умел он тронуть сердце первого гастронома в Петербурге, министра финансов Гурьева. Зрелая же, немного перезрелая дочь его, Мария Дмитриевна, как сочный плод висела гордо и печально на родимом дереве и беспрепятственно дала Нессельроде сорвать себя с него. Золото с нею на него посыпалось дождем; золото, которое для таких людей, как он, то же, что магнит для железа».

В высшем свете Мария Дмитриевна выглядела дамой весьма уважаемой, властной, волевой и всегда непримиримой к людям, которых она считала своими врагами. Их она преследовала всю свою жизнь, упорно, жестоко, методично, не забывая и не прощая им даже мелких обид. Рядом со своей высокой и дородной супругой, канцлер – маленький, тщедушный человек, смотрелся, вероятно, комично, но это не помешало им счастливо прожить в полном согласии до кончины и вырастить троих замечательных детей.

Завершая характеристику министра иностранных дел России К.В. Нессельроде, приведу отзыв одного из доброжелательных экспертов жизни и работы российского канцлера – лифляндца В. Ленца, писавшего в своих мемуарах: «Нессельроде отличался малым ростом, но великим умом. Черты лица его были тонки, нос с заметным горбом, сквозь очки сверкали удивительные глаза. Не будучи ни горд, ни слишком прост в обращении, он вообще избегал всяких крайностей… Движения его были быстры и привлекательны. Если он переходил в другую комнату, то походка его была едва слышна; неожиданно он оказывался уже там и, казалось, скорее скользил по полу, чем ходил… Он был, конечно, одним из самых замечательных и дальновидных государственных людей Европы».

Скончался граф Нессельроде 11 марта 1862 года. Тогдашний министр внутренних дел П.А. Валуев в тот же день записал в своем дневнике «Он родился от германских родителей, в Лиссабонском порту, на английском корабле, крещен по англиканскому обряду и был того же вероисповедания». Свое последнее пристанище двенадцатый канцлер Российской империи обрел на Смоленском лютеранском кладбище Санкт-Петербурга.

После отставки графа Нессельроде вакансию министра иностранных дел в 1856 году занял князь Александр Михайлович Горчаков – всесторонне образованный, опытный, волевой и весьма дальновидный политик и государственный деятель Российской империи. Его замечательными делами на посту руководителя главы внешней политики государства будет вписана не одна знаменательная страница в летопись отечественной дипломатии.

Здания министерств иностранных дел и финансов на набережной Мойки стали существенной завершающей частью ансамбля Дворцовой площади. Постепенно, друг за другом, вдоль берега Мойки появляются величественные строения, спроектированные гениальным К.И. Росси. Правда, восточная часть ансамбля выглядит менее грандиозно по сравнению с западной, ибо ее архитектура гораздо строже, скупее, а скульптурное убранство фасадов практически отсутствует. Однако, по мнению большинства градостроителей, «строгий дорический ордер придает общему фасаду подведенным под одну крышу зданиям министерств на правом берегу Мойки достаточную монументальность и торжественность». В монографии о творчестве зодчего К.И. Росси доктор архитектуры Марианна Зеноновна Тарановская (1978 г.) высказывает собственное мнение и мнение целого ряда зодчих, считающих «неудачным угол здания министерства иностранных дел между Мойкой и проездом к ней. Острый как клинок, он моментами производит крайне неприятное впечатление. Не везде удачна и внутренняя планировка корпусов. В ряде случаев она довольно усложнена». Марианна Зеноновна полагает, что «вызвано это, очевидно, стремлением К.И. Росси максимально сохранить стены старых построек, а также многообразие назначения сооружений вдоль площади, берега Мойки и внутри территорий. В них находились помещения различных департаментов, официальные министерские залы и кабинеты, парадные жилые комнаты (квартира министра иностранных дел), служебные резиденции, квартиры чиновников и вспомогательные служебные постройки внутри дворов. Для каждого вида помещений необходимо было создать удобную планировку и характерную именно для них отделку интерьеров».

Острый угол здания Министерства иностранных дел у М.Н. Микишатьева «в детстве непроизвольно ассоциировался с куском сыра или торта, нарезанного секторами». Михаил Николаевич в своем сегодняшнем мнении об этой части сооружения полностью солидарен с В.М. Бузиновым, считавшим, что «безусловно, изюминкой этого корпуса является острый как бритва или как нос корабля угол между фасадом, обращенным к Мойке. Когда идешь со стороны Певческого моста, просто дух захватывает от этого зрелища. Особенно в утренние часы...

Ансамбль Дворцовой площади удивляет своей простотой, рациональностью и необычайной художественной выразительностью. Росси выполнил одновременно несколько задач: преобразил главную площадь Российской империи в парадную часть столицы и построил здания Главного штаба и двух наиболее значимых министерств страны – финансов и внешней политики.

Высокого художественного эффекта гениальный зодчий достиг методом рациональной и весьма экономичной реконструкции прежних строений.

Набережная Мойки у Певческого моста. Здания министерств иностранных дел и финансов. Фото 1980-х гг.

Возведение корпусов министерств иностранных дел и финансов, судя по докладу Карла Росси, вчерне завершили в 1824 году. Первым было возведено здание Министерства иностранных дел. Министерство финансов было следующим. Его парадная часть отодвинута в глубину, ближе к Невскому проспекту. Для служебных помещений строился отдельный корпус, обращенный на Мойку. Архитектурную отделку министерских зданий окончательно завершили в 1832 году, в годы правления императора Николая I, потребовавшего режима строжайшей экономии. Росси пришлось срочно исключать использование дорогих отделочных материалов и заменять их более дешевым камнем. Возведенное в последнюю очередь здание Министерства финансов, занимавшее в три раза большую площадь, чем Министерство внешней политики, отличалось от него не только своим внешним видом, но и внутренним убранством. За его толстыми стенами располагались многочисленные кабинеты и узкие коридоры. Вера Нарышкина-Витте опубликовала в 1922 году, находясь в эмиграции в Берлине, воспоминания об атмосфере, царившей в здании Министерства финансов в 1892–1903 годах, когда оно возглавлялось ее приемным отцом – Сергеем Юльевичем Витте. Тогда его семья жила на казенной квартире этого государственного учреждения: «Окна нашей квартиры выходили на серенькую непривлекательную Мойку. Сами министерские здания тогда были бурой окраски, а помещения его – чрезвычайно неуютны. Квартира состояла из залов, анфилады гостиных, зимнего сада и бильярдной. Но все это было каким-то отталкивающе холодным.

На чердаке мама обнаружила множество старинной бронзы, которую реставрировали и украсили ею голые громадные комнаты. Уютно было лишь там, где находилась собственная обстановка родителей. Отец был неумолим, когда дело касалось казны; он не позволял тратить деньги на украшение министерских помещений и всегда урезал смету до крайности».

Следует отметить, что первоначально гигантскую подкову зданий двух министерств на набережной Мойки по распоряжению Николая I окрасили в желтый цвет.

О достоинствах здания Министерства иностранных дел, построенного К. Росси, можно говорить лишь в превосходной степени. Оно изящно, красиво, соразмерно и, поражая своей величественностью, не подавляет этим всего комплекса. Украшенное дважды колоннадой – на Мойке и Дворцовой площади Министерство иностранных дел безусловно может быть причислено к лучшим архитектурным объектам Северной столицы.

Особой красотой отличались интерьеры резиденции министра иностранных дел – кабинеты, столовая, танцевальный зал, гостиные, спальни. Столовая была оформлена в сиренево-желтой гамме, танцевальный зал – в голубой с белым, три гостиные – в золотистых, розовых и зеленых тонах.

В танцевальном зале стены украшал белый искусственный мрамор, а пилястры – гермы и фриз – мрамор голубого цвета.

Печи органично заполняли пространство между пилястрами торцовых стен. Бра в совокупности с зеркалами в простенках создавали удивительный эффект, повторенный в огромных зеркалах.

В строгом и торжественном духе тогда обустроили интерьер столовой. Ее стены, расчлененные пилястрами желтого искусственного мрамора, выглядели весьма помпезно, а плафон в столовой зале был изящно расписан. Мебель и бронза в столовой, изготовленные по рисункам самого Карла Росси, прекрасно дополняли антураж огромного зала для торжественных обедов. В живописной отделке помещений Министерства иностранных дел участвовали итальянские художники Джованни Баттиста Скотти, Антонио Виги и русские братья Дадоновы. Они расписали анфиладу личных апартаментов канцлера Российской империи графа К.В. Нессельроде на третьем этаже здания. Ими же в Первой гостиной тогда были выполнены мифологические изображения в светло-зеленом цвете.

В марте 1827 года высочайше утвердили составленный Растрелли перечень образов для украшения церкви Св. Александра Невского в Министерства иностранных дел на Мойке. В конкурсе на выполнение этого почетного и высокооплачиваемого заказа участвовали академики В.К. Шебуев и А.Е. Егоров (вскоре отказался от участия в конкурсе), художники А.И. Иванов и Антонио Виги. Решением Кабинета Его Величества от 16 апреля 1827 года работа поручалась «известному таланту в живописи Виги, если согласиться взять за оную 19 тысяч рублей». Художник дал свое согласие и ко дню освящения храма полностью выполнил условия контракта, включавшего в себя: «Два больших образа в простенке „Рождество Христово“ и „Положение во гроб“ – 6000 рублей, за престольный образ „Воскресение Христово“ – 3000 рублей, иконы в Царские врата – 1000 рублей.

В иконостас: Спаситель, Божия Матерь, Михаил Архангел, Архангел Гавриил – 4000 рублей. Иконостас над царскими вратами „Тайная вечеря“ – 1500 рублей.

В простенке при входе: Св. Александр Невский, Св. Владимир, Св. Николай и Ап. Андрей – 4000 рублей.

В арках над карнизом образа: Рождество Богородицы, Введение во храм, Успение – 2000 рублей». Все заказы Виги написал на холсте масляными красками.

В 1917 году церковь Министерства иностранных дел закрыли. Храм восстановили лишь в конце XX столетия и поставили в нем новый иконостас.

14 февраля 1828 года из селения Туркманчай в Петербург отправился вестником мира чиновник по дипломатической переписке при наместнике царя в Грузии и командире Кавказского военного корпуса генерале Иване Федоровиче Паскевиче – коллежский советник Александр Сергеевич Грибоедов. Он вез Николаю I долгожданный договор о переходе к России обширных закавказских территорий и выплате контрибуции в 20 миллионов рублей. В сопроводительном письме к царю генерал Паскевич рекомендовал Грибоедова как «отличного, усердного и опытного в здешних делах чиновника, полезного и по политическим делам». И вот бывший подследственный по причастию в событиях на Сенатской площади чиновник Грибоедов торжественно вручил монарху текст Туркманчайского договора. Николай Павлович щедро осыпал подарками всех участников переговорного процесса. Генерала Паскевича пожаловали титулом графа Эриванского и миллионом рублей из казны. Генералам, участвовавшим в военной кампании, – 100 тысяч рублей. А.С. Грибоедова наградили орденом Анны II степени с алмазами, чином статского советника и 4 тысячами золотых червонцев.

Через несколько дней А.С. Грибоедов оказался на набережной Мойки перед входом в здание Министерства иностранных дел России. Первый визит он нанес своему непосредственному начальнику – директору Азиатского департамента Константину Константиновичу Родофиникину (того государь «обидел» за мир с Персией – ему ассигновали вдвое меньшую денежную сумму, чем его подчиненному).

При работе над книгой о художнике К.А. Сомове, просматривая адресную и справочную книгу «Весь Петроград» за 1917 год, я обнаружил, что супруг родной сестры Константина Андреевича Сомова – Анны Андреевны, действительный статский советник департамента окладных сборов Министерства финансов. Сергей Дмитриевич, сделавший неплохую карьеру, занимал в то время должность чиновника особых поручений Министерства финансов на набережной реки Мойки, министерства которому оставалось просуществовать всего несколько месяцев.

Обычно все адресные книги до этого критического года изобиловали броской рекламой, призывающей обывателей покупать широкий ассортимент товаров по самой низкой и, конечно, выгодной для них цене.

Меня удивило, что книга «Весь Петроград» за 1917 год, почти лишенная рекламы, открывалась огромным, во всю страницу, объявлением торгового дома «Бассейного бюро похоронных процессий А.В. Васильева и К°». Его текст сообщал читателям, что это единственное в Петрограде заведение с роскошным инвентарем для похорон, освобождающее своих заказчиков от всех скорбных хлопот. Фирма к тому же, оказывается, постоянно работала даже в ночное время.

Бизнес похоронной конторы, вероятно, процветал, ибо ее деятельность полностью соответствовала духу времени и состоянию дел в Российской империи. Шла война. Погибающая Россия, некогда страна огромных возможностей, погружалась в пучину глубокого национального кризиса. Голодными и холодными стояли ее города, пустыми и безмолвными были деревни. Многочисленные займы уже не могли поправить ее расстроенную финансовую систему.

Петроград встречал новый 1917 год – третий год войны. Невеселой и тревожной была эта встреча. Продукты дорожали с каждым днем. Царствовали спекулянты. Народ возмущался, возникали драки, разъяренные толпы избивали спекулянтов, ругали правительство.

В Министерстве финансов на Мойке долго и нудно обсуждали вопрос, кто же должен отвечать за поставки продовольствия в Петроград и не следует ли ввести твердые цены на хлеб.

25 февраля 1917 года у всех правительственных зданий, в том числе и министерств иностранных дел и финансов, поставили воинские караулы. На улицах – казаки, цепи полицейских. Толпы рабочих стекались к центру города.

В Петрограде начались уличные стычки. Горели здания. Дом балерины Матильды Кшесинской разгромили повстанцы. Люди с красными бантами на одежде со слезами радости на глазах поздравляли друг друга с праздником свободы и революции. Ее признавали все и все были ей рады. Войска присягали Временному правительству.

Последний министр финансов императорской России, обитатель роскошной квартиры казенного здания на набережной Мойки, занимавший этот пост с мая 1914 по март 1917 года, Петр Львович Борок, подписавший ранее коллективное письмо российских министров против смещения с поста главнокомандующего великого князя Николая Николаевича и ставший после этого «гражданского акта» личным врагом Распутина и российской императрицы, оставался верен Николаю II и оставил свой пост только после отречения русского царя от престола. В феврале 1917 года он эмигрировал в Англию, где скончался в 1937 году.

Его примеру незамедлительно последовал и глава внешнеполитического ведомства Сергей Дмитриевич Сазонов. Он играл значительную роль в формировании и осуществлении внешней политики Российской империи накануне и в годы Первой мировой войны. По своим воззрениям Сазонов являлся монархистом умеренно либерального толка. Заняв пост министра, он в основном продолжил курс своего предшественника – А.П. Извольского, рассчитанный на укрепление Тройственного союза и превращение его в военно-политическое объединение, способное уверенно поддерживать должное равновесие и мир в Европе.

Помещения министерств на Мойке постепенно пустели. Временное правительство, созданное после Февральской революции из представителей различных партий, не могло удержать власть. Начиная с марта и по октябрь 1917 года оно пережило три кризиса. Менялись его премьеры – от князя Львова до адвоката Керенского.

«Биржевые ведомости» регулярно сообщали о массовых кадровых чистках в ведомствах и департаментах столицы. В марте 1917 года газета писала: «…пусть задумаются над словами министра Керенского, пусть у лиц, служивших старому строю, хватит мужества уйти» и далее: «…произвести безошибочный отбор вчерашних героев. С ними необходимо обойтись как с врагами. Они должны быть лишены всякого общения с населением. Удалите их, судите их. Изолируйте всеми законными способами, но без мягкотелой сентиментальности. Они не поколеблются покрыть шестую часть земного шара виселицами, если б одолели нас сейчас». Чрезвычайная следственная комиссия при Министерстве юстиции рассматривала многочисленные дела арестованных лиц, опасных в смысле их возможного участия в контрреволюции.

В Таврический дворец ежедневно без разбора привозили арестованных, но затем, как правило, их освобождали, так как по большей части эти лица не совершали никаких преступлений. В стране поднялась волна эмиграции, о ней газета «Речь» с возмущением писала: «Некрасивая картина массового отъезда из Петрограда. Буржуазные слои, которые молчаливо приняли переворот, но взирают на будущее с тревогой… Дряблые души, лишенные чувства гражданственности, у них нет веры в прочность нового уклада. Они перенесут панику за рубеж, дискредитируют дело свободы в глазах иностранцев. Изменники нашему демократическому строю, они увозят из страны массу денег, подрывают курс рубля». «Новое время» почти ежедневно публиковало тревожные материалы, подчеркивавшие острую необходимость «призвать и старых и малых. Нужно превратить ночи в дни и работать изо всех сил... Страна ждет от петроградских рабочих чуда, что 8-часовой день не подорвет производство».

«Русское слово» в те дни писала: «Третий год мы стоим на рубежах войны, грудью отстаиваем родину от вторжения осатаневшего гунна… До нас долетают неясные крики предателей свободы, требующих прекращения войны. Они раздражают нас и должны исчезнуть. Нас не смутит наивный лепет о немецком пролетарии…» Князь Кропоткин призывал: «Дети России, спасите нашу страну и цивилизацию от черных сотен центральных империй! Противопоставьте им героический фронт!»

Всюду развешивали лозунги: «Воскресшую из смрадного гроба Россию защитить от врага!»

Война продолжалась, разруха в стране увеличивалась. Терпение народа было на исходе. Буржуазное Временное правительство теряло свои позиции, а слово «буржуй» становилось самым распространенным ругательством. К границам Петрограда приближалась иная революция.

Город в июне 1917 года производил странное впечатление. Его улицы, площади и учреждения заполнили серые толпы солдат, пришедших прямо из окопов. Они заняли все скамейки в скверах, садах и в присутственных местах, обсыпая дорожки и полы шелухой от семечек.

В письмах обыватели теперь обязательно писали друг другу о своем неважном «питерском» житье-бытье и постоянном нервном, мрачном настроении и жаловались на угнетающую душу хандру. Многие уезжали с надеждой найти где-нибудь уютное, спокойное место для жизни, вырваться из города и страны.

25 октября 1917 года после выстрела орудия крейсера «Авроры» к власти в стране пришли большевики. Канцелярии департаментов министерств внешней политики и финансов на набережной Мойке мгновенно опустели. Господа чиновники вместе со своими начальниками засели в своих квартирах.

До падения самодержавия в России в доме № 43 на набережной Мойки располагался корпус департамента государственного казначейства Министерства финансов. После второго государственного переворота 25 октября 1917 года в нем с первых же дней советской власти обосновался Народный комиссариат финансов. В ночь на 14 декабря 1917 года сюда приехал В.И. Ленин и провел закрытое оперативное совещание по уточнению единого плана захвата всех 28 крупных частных банков.

Утром 14 декабря 1917 года в 10 часов в петроградские частные банки, как обычно, явились на свои рабочие места чиновники-саботажники, не собиравшиеся что-либо делать и работать с финансовыми документами. Одновременно с ними во всех банках появились вооруженные красногвардейцы и заняли посты у сейфов с деньгами и финансовыми документами в операционных залах, в денежных кассах и кладовых. После полудня дело по занятию и национализации частных банков Петрограда благополучно завершилось.

Эта молниеносная операция по ликвидации частных банков в бывшей российской столице, в одночасье выбросившая на помойку истории многовековой опыт экономических и финансовых государственных взаимоотношений, был увековечен мемориальной мраморной доской, укрепленной на фасаде дома № 43, расположенного на набережной Мойки. На ней золотом выбит текст, повествующий о посещении 14 декабря 1917 года вождем пролетарской революции В.И. Лениным бывших помещений Министерства финансов Российской империи и проведении им оперативного совещания по национализации банков Петрограда.

Кстати, в этом же здании, но со стороны Дворцовой площади (подъезд № 6) 30 августа 1918 года эсер Леонид Каннегисер застрелил из пистолета председателя Петроградской чрезвычайной комиссии Моисея Соломоновича Урицкого.

Февральскую революцию Леонид Каннегисер, сын инженера, служащего Министерства путей сообщения, надворного советника Акима Самойловича Каннегисера, встретил радостно. Он тогда вступил в ряды милиции Литейного района, а в июле 1917 года учился в юнкерском артиллерийском училище.

В день покушения он возьмет в прокат велосипед и приедет на нем к Дворцовой площади. Войдет в подъезд № 6 бывшего Министерства финансов и будет ожидать прибытия Урицкого, которого убьет наповал одним выстрелом из кольта, затем выбежит из подъезда и на велосипеде попытается скрыться от преследования. Его задержат в доме № 17 на Миллионной улице и препроводят в ЧК на Гороховую улицу, 2.

Следователь Чрезвычайной комиссии причислил убийцу Урицкого к правым эсерам и одновременно к членам «Союза спасения Родины и Революции». Убийство Урицкого породило страшнейшую волну репрессий. Красный террор проходил под лозунгами: «Они убивают личностей, мы убьем классы», «За каждого нашего вождя – тысячи ваших голов». Вероятно, убийца не предполагал, какими кошмаром обернется его нелепое покушение.

Леонида Каннегисера расстреляют в том же 1918 году, по слухам – в Кронштадтской крепости, свою смерть, как сообщали разные источники, он встретил мужественно. Вячеслав Недошивин, автор книги «Прогулки по Серебряному веку», пишет: «Надо сказать, что о Леониде Каннегисере пишут сегодня либо возвышенно: „Поэт, герой, террорист!“ Либо не без скрытой издевки: „Богатый бездельник, хлышеватый молодой человек и циник“. Истина же, вероятно, лежит посредине: он типичный продукт эпохи, сначала, как и многие поэты, звавший революцию, а потом, ужаснувшись результата, пытавшийся с ней бороться…»

После переезда правительства Российской Федерации в Москву в бывших зданиях Министерства финансов Российской империи много лет располагались советские государственные учреждения. В доме № 43 на Мойке работал филиал Ленинградского Института по проектированию заводов приборостроения и средств автоматизации.

В доме № 45 находился Научно-исследовательский институт типового и экспериментального проектирования, а в доме № 47 на набережной Мойки, занимаемом до революции Ученым комитетом Министерства финансов, располагался «Оргэнергострой» – Ленинградский институт по проектированию энергетического строительства.

В домах № 39 и 41, занимаемых до 1917 года Министерством иностранных дел, в советский период начиная с 1920-х годов располагались милицейские службы Министерства внутренних дел СССР.

В одной из комнат дома № 39, с острым «корабельным носом», в начале 50-х годов прошлого столетия находился замечательный музей криминалистики закрытого типа, принадлежащий одному из управлений Ленинградской службы милиции, там даже была выставлена банка, заполненная спиртом, в которой находилась голова легендарного бандита Леньки Пантелеева.

В годы Великой Отечественной войны фасады бывших зданий министерств иностранных дел и финансов на набережной Мойки были повреждены в результате массивных бомбардировок и систематических артиллерийских обстрелов Центрального района города.

Их интерьеры тогда пострадали не только по этой причине, но и из-за суровых условий эксплуатации помещений в дни фашистской блокады Ленинграда. После окончания войны, в 1948–1950-х годах, ленинградские реставраторы и строители полностью ликвидировали последствия разрушений и повреждений в этих зданиях. Художники-реставраторы выполнили обширные и часто уникальные работы. Довольно сложной оказалась для мастеров реставрация интерьеров второго этажа в бывшем корпусе Министерства иностранных дел на набережной Мойки. Здесь сохранилась типичная для стиля работ зодчего Карла Ивановича Росси отделка помещений – искусственный мрамор, лепка, художественная роспись стен и потолка и уникальные наборные паркетные полы. В 1949–1950 и 1964–1969 годах в пятнадцати помещениях корпуса мастера-реставраторы закрепили и расчистили все сохранившиеся элементы старинного декора: живопись, лепку, позолоту, искусственный мрамор и искусно восполнили обнаруженные утраты. Большой объем работ пришелся на восстановление росписей стен и перекрытий, выполненных известными итальянскими художниками Д. Скотти и А. Виги темперой, клеевыми красками и маслом как по штукатурке, так и по искусственному мрамору.

Бригада художников-реставраторов в составе А.Н. Ступина, Я.А. Казакова, М.В. Швабского и Б.А. Окорочкова сумела мастерски справиться с весьма сложной, ответственной работой и вернуть первоначальный облик старинным росписям на площади 400 кв. метров.

В декабре 2010 года петербургские газеты опубликовали сообщение, порадовавшее жителей нашего города: «Эрмитаж расширил свои владения: восточное крыло Главного штаба стало современным музейным пространством. Здесь сделана уникальная система естественного освещения. В музее также создали Большую анфиладу атриумов с 14-метровыми дверями и грандиозную лестницу».

Вы уже знаете, что этот комплекс («восточное крыло») зданий спроектировал и построил Карл Росси для министерств финансов и иностранных дел. Реконструкцию зданий министерств по проекту «Студии 44» ведет группа компаний «Интарсия» во главе с генеральным директором Виктором Смирновым, заявившим корреспондентам газеты «Метро», что «в мире найдется немного зданий с таким количеством комнат нарочито неправильной конфигурации и острыми углами, необъяснимыми искривлениями стен. К тому же в XIX и ХХ столетиях шедевр России не был под охраной государства и обращались с ним вольно. Поэтому строителей в процессе работы поджидало немало сюрпризов в виде трещин в стенах, дефектов и расслоений кирпичной кладки. Укреплять и усиливать пришлось практически каждую конструктивную деталь этого грандиозного сооружения».

Перед началом реконструкции рабочим пришлось 3 месяца вывозить из зданий горы бытового мусора, накопившегося за долгие годы. Строители вспоминают, что среди всевозможных бытовых отходов они, к примеру, находили даже лапти.

Первую очередь работ в восточном крыле на Мойке завершили в декабре 2010 года, и обновленное здание оборудовали под музей по последнему слову техники. Так, в верхнем, четвертом этаже бывшего Министерства иностранных дел, где до революции 1917 года были квартиры чиновников, реставраторы и строители устроили первую в России систему световых ловушек. Для этого чердачные помещения (там жила прислуга) реконструировали таким образом, что получились конусообразные вертикальные шахты, через которые свет будет попадать в экспозиционные залы. Ведь прямые солнечные лучи губительны для картин. Здесь разместится коллекция полотен художников-импрессионистов.

На третьем этаже будет демонстрироваться живопись XIX столетия. Здесь сохранены парадные интерьеры бывшей резиденции политического канцлера России графа Нессельроде и отремонтировано 26 старинных печей. На втором этаже разместятся шедевры декоративно-прикладного искусства.

Интересно организовано пространство для выставок современного искусства. Окна здания, предусмотренные проектом К.И. Росси, теперь могут быть закрыты оригинальными специальными ставнями, превращающими экспозиционный зал в «шкатулку».

В одном из этих помещений будет постоянно экспонироваться «Черный квадрат» Каземира Малевича, полотно восемь лет тому назад купил для Эрмитажа на аукционе российский олигарх Владимир Потанин. Его же «Благотворительный фонд» частично финансировал реконструкцию старинного здания.

Особо следует упомянуть о грандиозной парадной лестнице, которой не было в проекте Росси. Из фойе она ведет к 14-метровым дубовым дверям, открывающимся специальными моторами в течение полутора минут. Эти двери во всю высоту зала вводят в новую анфиладу больших смотровых залов филиала Эрмитажа.

После сдачи строителями первой группы реконструированных помещений Эрмитаж получил в свое владение 32,5 тысячи кв. м отремонтированных залов.

Пресс-секретарь Эрмитажа Лариса Корабельникова в 2010 году заявила: «Все, что показали на днях строители, – это еще не музей, а музейное пространство. Эрмитаж не сможет начать перевозить в отреставрированные помещения восточного крыла Главного штаба предметы искусства, пока не завершится вся реконструкция. Это опасно: ремонт подразумевает вибрацию, повышенную влажность и пыль. Предполагается весь объем перестроечных работ завершить в 2014 году, после чего и будет торжественно открыт прекрасный филиал Эрмитажа».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.