Противоречия схоластики: опасность подражания древним

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Противоречия схоластики: опасность подражания древним

Не менее трудными и чреватыми кризисами были противоречия духа схоластики.

Этот дух был рациональным, но, основываясь на античной мысли, не всегда умел от нее отойти, перенести проблемы из уже не существующего исторического контекста в контекст актуальный. Даже св. Фома нередко остается пленником Аристотеля. Все же было некое противоречие в том, что для разъяснения христианства, для его приспособления к нуждам времени прибегали к учениям, предшествующим самому христианству.

Примеров тому можно привести сколько угодно. Приведем всего лишь три из них.

Как мы пытались показать выше, для университетских мэтров не было ничего важнее проблемы труда — с того момента, как сами они стали тружениками. Но для древних труд был прежде всего ручным и презренным трудом раба, эксплуатацией которою жили античные общества. Св. Фома перенимает у Аристотеля теорию рабского труда, а Рютбеф, беднейший из поэтов-школяров, гордо восклицает: «Я не из тех, кто работает руками». Схоластика не сумела определить место физического труда, и это — наиболее важный ее грех, поскольку, обособляя привилегированный труд интеллектуала, отделяя его от других участников городской стройки, она тем самым подрывала фундамент университетского существования.

Требующее смелости и страстной пытливости ума ремесло интеллектуала, если и должно было уметь умерять свои порывы, то все равно оно ничего не выигрывало, заимствуя у древних мораль посредственности, ту «meden agan» греков, из которой извлек свою «aurea mediocritas» Гораций. Но часто интеллектуалы проповедовали именно мораль золотой середины, признак обуржуазивания и мелкого самоотречения. Кто ни на что не претендует, — читаем мы в Романе о Розе, — притом, что ему есть, на что жить со дня на день, тот довольствуется своим доходом и не думает, что ему чего-то не хватает… Золотая середина носит имя достаточности: в ней пребывает изобилие добродетелей. Так сужается горизонт, так гибнут праведные порывы.

В динамичном мире XIII в., в унисон с которым схоластика выстраивала свои творения, она не сумела отойти от античной теории искусства как подражания природе, не признавала творчеством человеческий труд и стесняла его.

Искусство не производит столь истинных форм, — пишет тот же Жан де Мен. — На коленях перед Природой, внимая ей, искусство вымаливает у нее и получает, подобно нищему или вору, лишенному знания и власти, но старательно ей подражающему в том, чему она хочет его научить — ухватывать действительность посредством и изображений. Оно наблюдает за работой Природы, ибо желало бы сотворить нечто подобное, и оно ей подражает, обезьянничает, но его гений слишком слаб, чтобы создавать живое, каким бы простым оно ни казалось… Увы, вот искусство, пожелавшее быть фотографией.