Обрезанное кино («А зори здесь тихие…» / «Бриллиантовая рука» / «Бумбараш»)
Обрезанное кино
(«А зори здесь тихие…» / «Бриллиантовая рука» / «Бумбараш»)
Не секрет, что советский кинематограф считался если не самым, то во всяком случае одним из самых целомудренных в мире (во главе этого процесса до сих пор идет кинематограф Индии, где даже невинные поцелуи под запретом). Это целомудрие базировалось на исконных православных традициях, которые даже большевики-безбожники отменить не решились, более того – всячески их культивировали. Поэтому в советских фильмах женщин старались особо не раздевать, тем более не насиловать или еще как-нибудь сексуально унижать. Вместо этого советский кинематограф пел всяческую осанну слабой половине человечества, тем самым способствуя тому, чтобы она занимала достойное место в советском обществе. Подобная политика давала свои плоды. Так, в СССР долгие годы сохранялась высокая рождаемость, а уровень преступности на сексуальной почве был значительно ниже, чем в ведущих капиталистических странах, а особенно в США – такой же супердержаве, что и СССР. По последнему показателю Советский Союз выглядел в сравнении с Америкой настоящей провинцией.
Между тем с течением времени требования цензуры к показу обнаженных тел в советском кинематографе менялись. Особенно заметными эти изменения стали в 70-е годы, когда эпизоды с «обнаженкой» стали проникать в некоторые фильмы, причем даже в героико-патриотические. Например, если в киноэпопее Юрия Озерова «Освобождение» (1970) главная героиня в исполнении Ларисы Голубкиной была показана купающейся в реке лишь наполовину (показали только обнаженные ноги артистки), то в фильме Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие…» (1972) от обилия женской обнаженной натуры уже буквально рябило в глазах (камера оператора запечатлела их в бане), причем женские «прелести» были показаны чуть ли не полностью. Поскольку ничего подобного в советском кинематографе до этого еще не бывало, последний эпизод вызвал бурные споры цензоров по поводу необходимости его присутствия в картине. Однако Ростоцкий упорно стоял на своем, считая этот эпизод очень важным для всей идеи фильма: ведь этим красивым и юным девушкам скоро предстояло погибнуть от пуль фашистов. Но за свою точку зрения режиссеру пришлось изрядно побороться.
В первый раз это случилось 16 марта 1972 года, когда Ростоцкий представил черновую сборку фильма руководству Студии имени Горького. Обсуждение было настолько бурным, что продолжалось до раннего утра. В основном все присутствующие картину хвалили, и только две сцены вызвали неприятие, причем обе проходили по категории «обнаженки»: загорание девушек на берегу озера и в бане. Обе сцены были названы «нескромными». Поэтому в заключении по фильму редактор студии С. Клебанов написал следующее: «В эпизоде „баня“ акцентирование красоты женского тела приводит к тому, что эта красота начинает играть самостоятельную роль, выходящую за рамки эпизода. Еще более неоправданно это акцентируется в сцене, где женщины загорают на солнышке, лежа в кружочек на земле. Соображения мои по поводу обыгрывания юмора „ниже пояса“ понимания не вызвали ни у режиссера, ни у редактора».
Между тем 16 мая фильм был окончательно принят на студии. Правда, эпизода загорания в нем уже не было: Ростоцкий пожертвовал им, чтобы цензура не заставила его вырезать сцену в бане, которую он считал куда более значимой. На следующий день Т. Соколовская написала заключение на фильм, где отмечалось следующее:
«Худсовет восторженно принял картину, не высказав ни одного замечания по работе. Я же предложила группе продолжить работу над сокращением фильма (он демонстрировался 3 часа 10 минут!), а также выведением из него реплик – острот по поводу женщин и мужчин на войне. На мой взгляд, мотив этот, серьезно заявленный и основательно разработанный в фильме, излишне педалируется и смакуется во имя, как говорит режиссер, усиления драматургии (сначала, мол, зритель увидит героев не идеальными, чтоб была дистанция от первой фразы их экранной жизни к финалу). Многие реплики излишни, потому что разжевывают и без того ясные ситуации. Есть в фильме моменты декоративности (смерть Жени, например). Громогласной и прямолинейной показана музыка. В целом же я согласна с оценкой фильма худсоветом…»
На основе этого заключения Главное управление художественной кинематографии потребовало от Ростоцкого внести в фильм исправления. В частности, предлагалось полностью вырезать сцену в бане, а также сократить проход отряда по болоту и лесу. И если с последними правками режиссер был еще согласен, то по поводу «бани» заявил однозначно – выкидывать сцену не буду. А когда ему пригрозили карами, вспылил: «Будете настаивать – сниму свою фамилию из титров!» Только после этого руководство студии одумалось и сменило гнев на милость. Ростоцкого стали уговаривать хотя бы частично сократить «банный» эпизод. Он малость посопротивлялся, но в итоге сделал так, как его просили. Решил, что лучше пожертвовать малым, чем потерять все. В итоге от почти двухминутного эпизода в окончательный вариант фильма вошло чуть меньше минуты. 6 июля был подписан акт о выпуске фильма с монтажными исправлениями (метраж – 5132 метра).
Во всесоюзный прокат фильм «А зори здесь тихие…» вышел в самое удобное время – на излете курортного сезона, 26 августа 1972 года. Поскольку вокруг фильма давно ходили слухи как о настоящем шедевре (да еще с эротикой), народ повалил в кинотеатры рядами и колоннами. И мало кого из зрителей картина оставила равнодушным. Были случаи, когда ближе к концу сеансов в залах раздавались рыдания, некоторым становилось плохо. И сцена «в бане» практически ни у кого не вызывала желания позубоскалить.
В сентябре 1972 года «А зори…» был показан на кинофестивале в Венеции и был удостоен почетного приза. А вот взять «Оскара» в марте следующего года фильму было не суждено: американцы ленту «прокатили», не купившись ни на высокую трагедию, ни на эротику. И лучшим зарубежным фильмом была провозглашена картина Луиса Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии».
Между тем на родине фильму «А зори здесь тихие…» сопутствовал подлинный успех. В прокате 1972 года он собрал 66 миллионов зрителей и занял 1-е место. На Всесоюзном кинофестивале в Алма-Ате-73 он был удостоен Главного приза. Читатели журнала «Советский экран» назвали его лучшим фильмом 1972 года (83 % читателей назвали его лучшим, 1,6 % – плохим).
Ложку дегтя в бочку меда подлило родное телевидение. В субботу 26 апреля 1975 года оно показало «А зори здесь тихие…» на голубых экранах. Однако сцену «в бане» многомиллионная армия советских телезрителей тогда не увидела – ее вырезали полностью. Опыт в подобного рода «обрезаниях» у теленачальников к тому времени был накоплен богатый. В свое время точно так же были купированы некоторые фильмы вроде «Адъютанта его превосходительства»: как мы помним, из него вырезали постельную сцену с участием Кольцова и Тани и др. Теперь в этот список угодили и «Зори». Но теленачальники не учли одного обстоятельства, что Станислав Ростоцкий с этим категорически не согласится. Вскоре он затеет на страницах главного рупора интеллигенции – «Литературной газеты» – дискуссию на эту тему и выиграет ее. В редакцию придет столько писем от возмущенных произволом теленачальников зрителей (в том числе и от ветеранов войны), что во время следующей демонстрации фильма «А зори здесь тихие…» по ТВ сцена «в бане» будет восстановлена. Причем навсегда.
К слову, в те годы советское ТВ частенько «обрезало» шедевры отечественного кинематографа. Например, весной 72-го эта участь постигла сразу два фильма: «Бриллиантовую руку» и «Бумбараш». «Руку» показывали на «голубом экране» 8 апреля, в 18.15 по московскому времени. Это был третий показ этого фильма по ЦТ и, как оказалось, самый печальный. Цензоры с телевидения, вооружившись ножницами, обкорнали ленту, сократив ряд эпизодов, а именно – сцену соблазнения Горбункова белокурой красоткой в гостинице. Чем руководствовались цензоры, понять было сложно: ведь с момента выхода фильма на экраны страны, – а это случилось в 1969 году – его уже успели посмотреть практически все советские граждане.
Между тем в тот субботний вечер зрителем фильма был и исполнитель главной роли в нем Юрий Никулин. Увиденное его крайне огорчило. И спустя месяц, в интервью все той же «Литературной газете», он заявит: «Недавно шла по телевизору „Бриллиантовая рука“ в каком-то непонятном сокращенном варианте. Ощущение такое, словно держишь в руках любимую книгу, а кто-то взял и повырывал из нее страницы. Понимаю, что все это недоразумение, оплошности. Но нам, актерам, такие „оплошности“ кровь портят…»
Жертвой цензуры стал и телефильм «Бумбараш», премьера которого состоялась 1 мая 1972 года. Мало кто из собравшихся у экранов телевизоров знал, что эта премьера стала возможной благодаря случаю: один из членов Политбюро, который, увидев фильм, поклялся, что его покажут только через его труп, уехал в отпуск, чем и воспользовались телевизионщики. Правда, из фильма пришлось изъять одну весьма пикантную сцену – ту, где Бумбараш «облегчается» (чтобы заставить воздушный шар взлететь, он вынужден сходить по-малому). Блюдя нравственность зрителей, телечиновники эту сцену вырезали.
Между тем уже на следующий день после премьеры первой серии «Бумбараша» грянул скандал. Узнав, что из нее вырезали сцену «облегчения» главного героя, возмутился наследник автора произведения, по которому был поставлен фильм, – сын Аркадия Гайдара Тимур, который работал в газете, да не в какой-нибудь заводской многотиражке, а в самой «Правде». Он позвонил председателю Гостелерадио Сергею Лапину и высказал ему все, что думает по этому поводу. Обескураженный Лапин клятвенно пообещал восстановить справедливость и вернуть фильму первоначальное состояние. И не обманул: с тех пор «Бумбараш» будут показывать без купюр.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.