Танкисты маршала Кулика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Танкисты маршала Кулика

Германское руководство, по достоинству оценивая успехи немецких войск на северо-западном ТВД, стремилось придать операции по захвату Ленинграда не только военное, но и политическое значение. 21 июля 1941 года во время посещения группы армий «Север» Гитлер говорил, что Ленинград является одним из символов большевистской революции и что «дух славянского народа в результате тяжелого воздействия боев будет серьезно подорван, а с падением Ленинграда может наступить катастрофа». 12 августа в дополнении к Директиве ОКВ № 34 было записано: «До начала наступления на московском направлении следует завершить операции против Ленинграда». Таким образом, судьбу города на Неве нацисты намеревались решить в ближайшие недели. Осталось только претворить планы в жизнь.

Когда германские войска захватили Мгу и вышли к Неве у ее излучины, а финская армия пробилась к реке Сестре, в немецкой ставке посчитали, что Ленинград можно будет взять буквально в течение нескольких дней. Нацисты были так уверены в его захвате, что уже назначили своего коменданта города. А этот инициативный и исполнительный немец (порядок же прежде всего. — Примеч. авт.) поспешил заготовить и раздать высшим чинам группы армий «Север» специальные пропуска на автомашины для проезда по Ленинграду.

Верховное германское командование настолько было уверено в быстром падении города на Неве, что на совещании генералитета 4 сентября Гитлер заявил о достижении немецкими войсками своих целей под Ленинградом (а через день он подписал директиву о подготовке генерального наступления на Москву. — Примеч. авт.). После этого совещания 5 сентября в дневнике у начальника генерального штаба сухопутных войск (ОКХ) генерала Гальдера появилась следующая запись: «1. Ленинград. Цель достигнута. Отныне район Ленинграда будет второстепенным театром военных действий»[7]. Также «всегерманский фюрер» распорядился, чтобы командование группы армий «Север» не позднее 15 сентября передало группе армий «Центр» часть находящихся у него в распоряжении танковых, механизированных и авиационных соединений.

Но, как показали последующие события, германское командование переоценило возможности своих войск.

Политическое руководство страны и защитники города (в отличие от руководства Генштаба РККА и Ленинградского фронта) в большинстве своем в августовский период и не помышляли о возможности того, что «колыбель большевистской революции» может быть так быстро сдана врагу.

Учитывая угрозу продвижения противника к востоку от Волхова и необходимость восстановления связи с Ленинградом, 2 сентября 1941 года Ставка ВГК издает директиву № 001563 о формировании 54-й армии и ее задачах. Вновь формируемое объединение сосредоточивается в районе Новая Ладога, Волховстрой, Городище, Тихвин и подчиняется непосредственно Верховному Главнокомандованию. Руководство 54-й армией возлагалось на героя Гражданской войны, бывшего заместителя наркома обороны, маршала Г. И. Кулика. Начальником штаба армии был назначен начальник оперативного отдела штаба Северо-Западного фронта генерал-майор A. B. Сухомлин.

В самом руководстве Ленинградского фронта, который в начале сентября отбивался от немецко-финских войск сразу на четырех направлениях, также произошли изменения. В связи с ликвидацией Северо-Западного направления 5 сентября комфронта стал товарищ Кулика по Гражданской, бывший нарком обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов (возможно, Сталин полагал, что двум боевым соратникам при налаживании взаимодействия будет легче достигнуть положительного результата. — Примеч. авт.).

54-я отдельная армия под командованием Маршала Советского Союза Г. И. Кулика начала свое срочное формирование со 2 сентября 1941 и предназначалась для действий на северо-западном ТВД. Предполагалось, что основной задачей 54 А должно было стать преграждение дороги на восток немецким соединениям, «оседлавшим» Октябрьскую магистраль и вышедшим на ближние подступы к Ленинграду в районе Колпина.

В новое армейское объединение, формировавшееся на базе управления 44-го стрелкового корпуса, первоначально предполагалось включить 285, 286, 310, 314-ю стрелковые (все из 52 А) и 27-ю кавалерийскую дивизии, 122-ю танковую бригаду, 119-й танковый батальон (в боевых действиях сентября 1941 года не участвовал, вероятно, охранял штаб 54-й отдельной армии. — Примеч. авт.), 881, 882, 883-й корпусные артполки, другие части и подразделения.

Но занятие 39-м моторизованным корпусом вермахта Мги и тем самым прерывание последней железнодорожной связи Ленинграда со страной заставили Ставку изменить задачи армии. Согласно директиве Ставки от 2 сентября, уже 6 сентября 1941 года 54 А силами одной стрелковой дивизии при поддержке танковой бригады, наступая вдоль железной дороги Волхов — Мга, должна была овладеть станцией Мга и не дать нацистам возможности осуществлять блокаду Ленинграда.

54-ю отдельную армию стали срочно усиливать. В ее состав передали соединения и части реорганизуемой 48-й армии, а также резервы для этого объединения: 1-ю стрелковую дивизию войск НКВД и прибывшую 5 сентября из резерва Ставки 286-ю стрелковую дивизию. Видимо, также из резерва, в 54 А несколько позже передали 3-ю и 4-ю гвардейские дивизии Красной армии. Только что назначенный командующим 48-й армией генерал-лейтенант М. А. Антонюк в связи с расформированием армии был переведен командующим оперативной группой в составе 54-й отдельной армии — ее ударным «кулаком» в будущем наступлении.

Фактически первые свои контрудары по врагу 54-я армия стала наносить со дня формирования штаба — 7 сентября 1941 года. Да по-другому и быть не могло: Сталин надеялся, что бывшие герои Гражданской войны не подведут его на самых опасных участках советско-германского противостояния, тем более что значительная и более образованная часть руководства Красной армии уже была уничтожена вождем во время «чисток» конца 30-х годов.

Григория Ивановича Кулика репрессивная машина не коснулась. Сложно объяснить, почему так произошло, но, скорее всего, перипетии его судьбы напрямую связаны с биографией и психологическими особенностями характера нашего героя.

Итак, Г. И. Кулик родился 28 октября (9 ноября) 1890 года на хуторе Дудниково Полтавской области в Малороссии (ныне Украина). Все его образование составили двухклассное училище в 1904 году и ознакомительные военные курсы советского периода: ВАК высшего комсостава РККА в 1924 году, особая группа Военной академии им. М. В. Фрунзе с 1930 по 1932 годы. Так как военную службу в царской армии (с ноября 1912 года) он начал рядовым в артиллерии эта «специализация» закрепилась за ним и в рядах РККА.

Во время Гражданской войны территория Малороссии прославилась тем, что дала стране не столько героев белого и красного движений, сколько различных банд и локальных режимчиков, постоянно дравшихся между собою и решавших проблемы собственного материального обогащения. Тем ценнее был для революции Кулик, который уже в ноябре 1917-го стал «организатором и командиром красногвардейского отряда в районе Полтавы». Затем он занимал в Красной армии несколько различных должностей, но карьеру его определила служба начальником артиллерии 10-й армии при обороне Царицына (1918–1919) и Первой Конной армии (июнь 1920 г. — июль 1921 г.), где он близко познакомился со Сталиным, Ворошиловым, а затем и с Буденным.

Однако до 1937 года судьба не особо баловала Григория Ивановича карьерным ростом. Только после начала массовых репрессий в РККА командир-комиссар 3-го стрелкового корпуса Красной армии вдруг неожиданно в мае 1937 года назначается начальником артиллерийского управления РККА. В условиях продолжающихся репрессий влияние Кулика постепенно растет. Уже с января 1939 года его должность стала именоваться иначе — заместитель народного комиссара обороны СССР и начальник Главного артиллерийского управления (на этой должности он находился по август 1941 года. — Примеч. авт.). Тут же как из «рога изобилия» посыпались награды — 3 ордена Ленина (в 1937, 1938 и 1940 годах), звание Героя Советского Союза (указ от 21 марта 1940 года). Звание Маршала Советского Союза Г. И. Кулик получил 7 мая 1940 года[8].

Что же это был за человек? В целом его можно охарактеризовать как достаточно типичного советского управленца конца 30-х годов. В этот период Сталин руководил различными сферами жизни Советского Союза практически единолично, поэтому ему были нужны помощники-исполнители умеренно компетентные для претворения его решений в жизнь, но ограниченно образованные (или не имеющие соответственного политического веса) для реализации собственных идей общественного мироустройства. Григорий Иванович с его двухклассным образованием (а ведь мировоззрение формируется прежде всего в семье) в эту схему вписывался идеально.

Создатель знаменитой дивизионной пушки ЗиС-3, известнейший отечественный артиллерийский конструктор В. Г. Грабин, сам обладавший сложным характером, так писал о своих взаимоотношениях с Куликом: «Нужно отдать ему должное. Властность и нетерпимость не исчерпывали характер Кулика. В отличие от некоторых своих подчиненных он не боялся ответственности и порой, исходя из своего собственного понимания интересов дела и задач повышения обороноспособности страны, принимал решения более чем рискованные»[9].

За время его руководства артуправлением, несмотря на многочисленные скандалы и нервозность взаимоотношений армии и промышленности, наша артиллерия достаточно интенсивно развивалась. За короткое время были разработаны и приняты на вооружение: 76,2-мм дивизионная пушка образца 1939 г. (Ф-22УСВ), 107-мм корпусная пушка образца 1940 г. (М-60) и 210-мм пушка образца 1939 г. (Бр-17), 280-мм мортира образца 1935 г. (Бр-5) и 305-мм гаубица образца 1939 г. (Бр-18).

Важнейшим достижением, в том числе и Кулика, следует считать усовершенствование и полное освоение поступивших в войска перед войной минометов: 50-мм ротных образца 1938 г. и образца 1940 г., 82-мм батальонного образца 1937 г., 107-мм горно-вьючного образца 1938 г. и, наконец, одного из лучших в мире 120-мм полкового миномета образца 1938 г. В 1939–1940 гг. завершилась разработка и было налажено производство новых артиллерийских боеприпасов различного назначения. Войска начали получать новые приборы наблюдения, управления огнем, подготовки исходных данных для стрельбы. Была создана и полевая реактивная артиллерия (артиллерия залпового огня). Каждая такая боевая установка, самая распространенная версия которой имела индекс ВМ-13 и название «Катюша», залпом за 8–10 секунд выпускала 16 снарядов калибра 132 мм, а батарея из 4 установок — 64 снаряда. Серийное производство реактивных снарядов и боевых установок началась за несколько дней до начала войны[10].

Кто-то может возразить, что вся эта положительная работа была проведена вопреки мнению Кулика, и только личное вмешательство Сталина позволило внедрить в РККА новые образцы артвооружений. Наверное, такие доводы не лишены оснований. Но весь объем проведенной деятельности не мог быть проконтролирован вождем, поэтому даже «исполнительский» вклад начальника артуправления в дело развития орудий и минометов в предвоенные годы довольно значителен.

Решения Кулика часто давали веские основания для критики. Дважды Герой Советского Союза, Маршал Советского Союза A. M. Василевский в своих воспоминаниях «Дело всей жизни» отмечал: «Генеральный штаб и лица, непосредственно руководившие в Наркомате обороны снабжением и обеспечением жизни и боевой деятельности войск, считали наиболее целесообразным иметь к началу войны основные запасы подальше от государственной границы, примерно на линии реки Волги. Некоторые же лица из руководства наркомата (особенно Г. И. Кулик, Л. З. Мехлис и Е. А. Щаденко) категорически возражали против этого. Они считали, что агрессия будет быстро отражена и война во всех случаях будет перенесена на территорию противника. Видимо, они находились в плену неправильного представления о ходе предполагавшейся войны. Такая иллюзия, к сожалению, имела место».

Очевидно, что подобное поведение связано со многими причинами: наивной верой в сталинские идеи, узким историко-политическим кругозором и слабом представлении о военном потенциале нацистской Германии.

В августе 1941 года, вслед за своими соратниками по Первой Конной К. Е. Ворошиловым и С. М. Буденным, Маршал Советского Союза Г. И. Кулик был отправлен на фронт реализовывать свой обширный опыт гражданских войн в России и в Испании (его псевдоним там был генерал Купер). Участие в нескольких военных кампаниях само по себе является «капиталом», поэтому предполагалось, что 54-я отдельная армия выполнит поставленную ей важнейшую задачу и не даст немецкому командованию окружить и изолировать Ленинград от остальной территории Советского Союза.

Пока формировался штаб 54 А и определялись задачи переподчиняемым соединениям, боевые действия на мгинском направлении не прекращались ни на минуту. 20-я моторизованная дивизия из 39-го корпуса вермахта продолжала рваться вперед, расширяя свой контроль над участком у излучины Невы и далее по южному берегу Ладожского озера. С 1 по 6 сентября 1-я стрелковая дивизия войск НКВД полковника С. И. Донскова и 1-я горнострелковая бригада, поддерживаемые огнем крейсера «Максим Горький» и эсминцами «Строгий» и «Стройный», стрелявших с Невы, отражали непрерывные вражеские атаки в районе Мги. Усилив свою группировку танками, противник при мощной поддержке авиации нанес удар в северном направлении и 8 сентября захватил Шлиссельбург (впоследствии Петрокрепость), блокировав Ленинград с суши. С этого дня сообщение города со страной стало возможным только через Ладожское озеро и по воздуху. 8 сентября также официально считается началом 900-суточной Ленинградской блокады[11].

В этот же день Гальдер записал в свой дневник: «Корпус Шмидта занял Шлиссельбург. Финны подошли к Лодейному полю». Действительно, между немецкими и финскими армиями лежало расстояние всего в 60 км. Однако преодолеть его врагу так и не удалось: все попытки немцев переправиться через Неву были отбиты 1-й дивизией НКВД и частями 115-й стрелковой дивизии (в ночь на 4 сентября была переброшена из резерва фронта в район деревни Манушкино) генерал-майора В. Ф. Конькова; финны не смогли взять Карельский укрепленный район 23 А.

Но положение было очень тяжелым, тем более что с 4 сентября противник начал обстреливать Ленинград из дальнобойных орудий.

Уже 10 сентября после двух-трех дней советской активности в дневнике начальника главного штаба сухопутных войск (ОКХ) генерала Гальдера появляется следующая запись: «…южнее Ладожского озера атаки противника и ожесточенные бои»[12].

Развертывание двух новых советских армий (54-й и 52-й) к востоку от реки Волхов не стало секретом для германского командования. Так, в «летописи» генерала Гальдера за 11 и 12 сентября появились следующие фразы:

«Севернее ж/д магистрали Москва — Ленинград отмечены две новые армии»;

«В районе нижнего течения р. Волхов замечены бивачные костры и передвижение войск противника»[13].

Естественно, германское командование стало принимать контрмеры и усилило свою группировку войск.

Ударным «кулаком» наступающей группировки — а она называлась Оперативной группой войск под командованием генерал-лейтенанта Антонюка, являлась 122-я танковая бригада. Это соединение было сформировано по штату № 010/78, утвержденному 23 августа 1941 года. Оно состояло из одного танкового полка трехбатальонного состава, мотострелкового батальона и пяти отдельных рот. Всего в отдельной бригаде насчитывалось 93 танка — 7 KB, 22 Т-34, 64 Т-30/Т-40С. В 122 тбр имелось 92 танка (не хватало одного штатного Т-40С). Но даже в таком «усеченном виде» подобная бригада по своей боевой мощи была эквивалентна танковой дивизии вермахта. Только 6 сентября 122 тбр (командир — подполковник М. И. Рудой) прибыла на станцию Войбокало под разгрузку, а на следующий день наши войска уже атаковали врага[14].

Фронт 54-й армии протянулся на 35 км — от деревни Липки, что находилась между Старо- и Новоладожскими каналами, до Пчевы, что в 12–13 км севернее Киришей[15]. Ударная группа под командованием генерал-лейтенанта Антонюка состояла из 128, 310-й и 286-й стрелковых дивизий, 1-й горнострелковой бригады, а также частей 3-й и 4-й гвардейских стрелковых дивизий. 128, 311 сд, 21 тд без танков, 1 гсбр были переданы в 54 А из 48-й армии и «представляли из себя нумерацию и только». Их наскоро пополнили л/с и командирами и снова ввели в сражение. Остальные соединения оперативной группы Антонюка были достаточно неплохо укомплектованными. Танки 122 тбр придавались пехотным соединениям мелкими группами в пределах численности взвода.

По докладам Г. И. Кулика стало известно, что против частей 54-й армии действовали с севера 20-я моторизованная, 12-я танковая (район Мги), 21-я пехотная (южнее Мги) дивизии и что в район Турышкина прибыла 8-я танковая дивизия вермахта.

Совокупно на этом участке германские войска имели около 250 танков[16]. В 12 тд на 26 августа 1941 года было 96 боеспособных танков: 7 Pz. Kpfw.I, 25 Pz. Kpfw.II, 42 Pz. Kpfw.38(t), 14 Pz. Kpfw.IV и 8 командирских машин. 8 тд на 10 сентября 1941 года имела 154 боеспособных танка: 8 Pz. Kpfw.I, 36 Pz. Kpfw.II, 78 Pz. Kpfw.38(t), 17 Pz. Kpfw.IV и 15 командирских машин. Выполняя собственную задачу по недопущению прорыва войск 54-й армии, немецкое командование группы армий «Север» разворачивало на этом участке в составе 16-й полевой армии вермахта 39-й моторизованный (в различных советских и зарубежных изданиях нередко германские моторизованные корпуса именовались танковыми. — Примеч. авт.) корпус. Стратегические маневры сторонами были выполнены, началось банальное тактическое противоборство.

7 сентября 122 тбр прибыла в район действий 54-й отдельной армии. Только танкисты разместились и замаскировались, пришел приказ — батальону средних танков Т-34 уничтожить «30 прорвавшихся на путиловском направлении танков противника». Причем генерал-лейтенант Антонюк прибыл на КП бригады и отдал этот приказ лично[17].

Спешно организовав разведку и боевое охранение, батальон выдвинулся искать врага, но немцев на указанном участке не было. Как впоследствии выяснилось, никакого прорыва танков противника не имелось вовсе. Зато наши танкисты обнаружили себя, и вражеская авиация в течение 9 сентября методично и беспрерывно бомбила расположение танкового полка бригады. К счастью, потерь в материальной части бригада не имела, а убитых было всего двое.

10 сентября войска 54-й армии начали наступление. В нем участвовали 128, 310, 286-я стрелковые дивизии, 1-я горнострелковая бригада, 3-я и 4-я гвардейские дивизии Красной армии. Все эти соединения усилили небольшими группами танков (не более взвода) из 122-й танковой бригады. Доводы комбрига о неправильном использовании танковой бригады с дроблением соединения на мелкие «отряды» до двух танков включительно генерал-лейтенантом Антонюком во внимание не принимались. Маршал Г. И. Кулик, также присутствующий при этом разговоре, прекратил прения, сказав: «Снимем танки, не устоит пехота»[18].

В наступлении на Синявино танки с пехотой использовались в составе трех эшелонов. Пехота скрытно преодолела полосу охранения и расположилась вблизи главного узла сопротивления — н/п Гонтовая Липка. После того как артиллерия и реактивные минометы М-8 произвели огневой налет, красноармейцы при поддержке танков бросились в атаку.

В этот день удача сопутствовала нашим войскам. Боевые машины 122-й танковой бригады, уничтожив противника в Гонтовой Липке, освободили Рабочий поселок № 7, который и удерживали самостоятельно в течение трех часов, пока танковые командиры не организовали наступление пехоты из 128-й стрелковой дивизии, остановившейся в километре от Рабочего поселка № 7.

11 сентября наши войска закреплялись на достигнутых рубежах и пытались уяснить обстановку на вверенном им участке фронта, В этот день лично генерал-лейтенант Антонюк послал в разведку 2 тяжелых танка КВ. Последние выдвинулись по лесной дороге Вороново — Турышкино и пропали. Вторая группа из двух Т-34, также отряженная для выполнения разведки Антонюком, выдвинулась для оценки обстановки по дороге Вороново — Карбусель. Из этого отряда только на 5-й день после убытия вернулся один танк. Оказалось, что группа из двух Т-34 наткнулась на противника и приняла неравный бой. Причем в штабе генерал-лейтенанта Антонюка к утру 12 сентября уже были сведения, что два наших танка в районе н/п Карбусель разгромили до роты противника и ведут бои в окружении, так как один из танков был подбит, а другой экипаж прикрывал товарищей. Но штаб группы немедленно этих сведений в АБТВ или бригаду не передал и сам не организовал помощи по выводу «тридцатьчетверок» из окружения.

12 августа случилась новая беда. Германские войска атаковали наши позиции на различных участках и на одном из них добились успеха. После их дальнейшего давления на нашу оборону случилась катастрофа — полностью разбежались два полка 286-й стрелковой дивизии. Войдя в прорыв, пехота и батальон танков врага последовательно захватили деревни Вороново, Поречье, Хандрово. Маршал Кулик приказал начальнику АБТВ полковнику Старокошко восстановить положение. Для контрудара выдвинулись 3 KB и 8 Т-34, на которых разместились две роты мотострелково-пулеметного батальона бригады, а также бронепоезд № 82.

Взаимодействие было организовано в течение 20 минут по следующей схеме: короткий огневой налет бронепоезда и танков с места, атака двух рот мотопехоты с разных направлений совместно со взводом танков.

Успех наших войск был полным. Батальон пехоты противника был частично перебит, частично разбежался. Только на поле боя наши войска захватили 21 легкий и средний танк врага. Так как контратака 122 тбр началась в 18.30, преследование противника шло до наступления темноты и закончилось захватом Хандрово и аэродрома. 13 сентября была проведена аналогичная операция, но с меньшими трофеями, по овладению Гайтолово[19].

По итогам четырех дней боев можно сделать вывод: войска 54 А сражались в общем-то неплохо (только 122 тбр за эти бои наградили 24 человека), а руководство армией достаточно твердо руководило вверенным ему объединением.

Между тем катастрофическая ситуация складывалась по периметру обороны Ленинграда. Наши войска оставляли одну оборонительную линию за другой, и кольцо вокруг города сжималось. Казалось, еще день, и город будет сдан.

Вот в такой сложнейшей обстановке Ставка ВГК, убедившись в неспособности комфронта выправить положение, вечером 11 сентября издала директиву об освобождении маршала Ворошилова от обязанностей командующего Ленинградским фронтом и назначении на эту должность генерала армии Г. К. Жукова (с освобождением последнего от обязанностей командующего Резервным фронтом). Начальником штаба Ленинградского фронта назначался заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант М. С. Хозин.

Такая рокировка последовала не случайно. Жукова вместе с группой опытных генералов (М. С. Хозин, И. И. Федюнинский, П. И. Кокорев и др.) прислали в Ленинград для буквального спасения города. Позднее Георгий Константинович вспоминал, что «… всю ночь с 10 на 11 сентября мы провели с A. A. Ждановым, К. Е. Ворошиловым, адмиралом И. С. Исаковым, начальником штаба фронта, некоторыми командующими и начальниками родов войск фронта, обсуждая дополнительные меры по мобилизации сил и средств на оборону Ленинграда»[20].

13 сентября передававший дела К. Е. Ворошилов связывался с Куликом. При разговоре присутствовал и Жуков. Кулик проинформировал Ворошилова о том, что его 54-я армия четыре дня вела ожесточенные бои с противником, имея продвижение в среднем на 2–3 км. Район Синявина и Рабочие поселки № 5 и № 1, по словам командарма 54, были сильно укреплены, и он проводил перегруппировку войск для нового наступления.

Во время этого разговора К. Е. Ворошилов сообщил, что рядом с ним находится новый командующий Ленинградским фронтом Жуков и начальник штаба Хозин, «оба вчера прибывшие в Ленинград» (?), и он от лица всех троих советует Кулику «мощным ударом опрокинуть противника на вашем левом фланге и, овладев Шлиссельбургом, бить врага в направлении Мга и далее за Запад».

Без сомнения, это был «жуковский» план. Но поскольку Кулик был ему не подчинен, генерал армии Г. К. Жуков мог только просить маршала о согласованных действиях. Так и не дождавшись какой-либо активности в течение 14 сентября, в ночь на 15 число Жуков сам позвонил Кулику.

После взаимного информирования об обстановке на Ленинградском фронте и положении 54-й армии Георгий Константинович в твердом, «жуковском», тоне сказал: «Григорий Иванович, спасибо за информацию. У меня к тебе настойчивая просьба — не ожидать наступления противника, а немедленно организовывать контрподготовку и перейти в наступление в общем направлении на Мгу».

В ответ на возражения Кулика, что ему надо подтянуть артиллерию, проработать на месте взаимодействие, вывести все части на исходные позиции, а поэтому в наступление 54-я армия сможет перейти только 16–17 сентября, Жуков ответил: «Я понимаю, что у вас большие заботы о благополучии 54-й армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под Ленинградом… Для меня ясно, что я рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не должен. Буду решать задачу сам»[21].

Так как Жуков несколько раз в сутки докладывал о положении Ленинграда в Ставку, там, видимо, по его просьбе, тоже решили поторопить Кулика, одновременно донельзя упростив ему задачу. 16 сентября Г. И. Кулик получает от Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина и начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова новое указание. Сообщив, что они изучили его предложение о нанесении удара сначала на Шлиссельбург, затем о выходе на реку Мга, Сталин и Шапошников считали, «что вам необходимо оставить заслон со стороны Шлиссельбурга, главными силами ударить в направлении станции Мга, прикрывшись одновременно на своем левом фланге со стороны Шапки, Сологубовка. И не задерживать подготовку к наступлению, а вести его решительно, дабы открыть сообщение с Жуковым».

Что оставалось делать Кулику? Только «щелкнуть» каблуками и ответить: «Главный удар наношу тремя дивизиями и горнострелковой бригадой в направлении Мги, прикрываясь справа в направлении Шлиссельбурга, обеспечивая себя слева в направлении Турышкино».

Одновременно Кулик информировал Ставку, что, по сообщению штаба Карельского фронта, «противник форсировал р. Свирь в районе Подпорожье и захватил железнодорожный мост через р. Свирь… Противник также навел мост через реку Важенка у устья» (примерно 12–15 км от Подпорожья, вниз по течению реки Свирь. — Примеч. авт.).

В заключение разговора начальник Генштаба Б. М. Шапошников сообщил, что 54-я армия получает из Калинина еще две боевые дивизии после укомплектования (возможно, это и есть ранее указанные 3-я и 4-я гвардейские стрелковые дивизии. — Примеч. авт.), а И. В. Сталин обещал «в случае прорыва или обхода обороны Мги» дать «от нас две кадровые дивизии и, может быть, новую танковую бригаду» (16-я танковая бригада. — Примеч. авт.).

Видимо, наступление опергруппы генерал-лейтенанта Антонюка (128, 310, 286 сд; 1 гсбр; 3, 4 гв. сд; 122 тбр)началось 17 сентября 1941 года. Наступавшие войска поддерживали артиллерийским огнем бронепоезда № 60 и № 82 (последний из состава войск НКВД). Атакуя, наши танки строились в специальный боевой порядок — «углом вперед», дающий хорошие результаты при прорыве германской обороны: впереди шли «прорывные» 1–2 KB, за ними 3–4 Т-34, а фланги на «расширении угла» охраняли 5–6 Т-30/Т-40С. Бронепоезда придавались стрелковым соединениям, наступавшим вдоль железной дороги[22].

Однако немецкие войска оказывали ожесточенное сопротивление. У них было достаточно много противотанковой артиллерии, и они уничтожили советские танки, в том числе и тяжелые KB, «термитными» (кумулятивными) снарядами. Авиация врага непрерывно бомбила наши боевые порядки и нанесла существенный урон танкистам и бронепоездам (было разбито два бронепаровоза и одна бронеплощадка).

20 сентября маршал Г. И. Кулик сообщал в Ставку, что целый день вел бой за взятие Синявино и Вороново, и что противник контратакует. По его словам, враг заменил 20-ю моторизованную и 21-ю пехотную дивизии на «свежие» 126-ю и 122-ю дивизии и отдельную бригаду, которые дерутся лучше. По советским оценкам, их поддерживали до 100 самолетов люфтваффе.

И здесь Григорий Иванович впервые категорически высказывает свое мнение, во многом определившее, по-видимому, его дальнейшую военную карьеру: «Докладываю, что наличными силами, без ввода новых частей, станцию Мга не взять. За 4 дня боев у нас убыло около 10 тысяч убитыми и ранеными. Поэтому я сегодня приказал закрепиться на существующих позициях, зарыться в землю».

Между тем в это же время Г. К. Жуков продолжал активно действовать. В ночь на 20 сентября части 115-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Ф. Конькова и 4-й бригады морской пехоты генерал-майора В. П. Ненашева форсировали Неву, захватили на ее левом берегу плацдарм в районе поселка Московская Дубровка. Так возник легендарный впоследствии «Невский пятачок».

Быстро продвигаясь на восток, к Синявину, указанные части должны были соединиться с войсками 54-й армии и тем самым деблокировать Ленинград.

Уже на второй день нашего наступления противник при поддержке танков и авиации начал контратаковать смельчаков, засыпая их градом мин и снарядов. В отдельные периоды защитники «Невского пятачка» отражали по 12–16 контратак противника в день. На них обрушивалось до 50 тысяч снарядов, мин и авиабомб в сутки. Лишенные поддержки танков, надлежащего авиационного прикрытия и налаженного взаимодействия с артиллерией, высадившиеся на левый берег части несли большие потери.

Для упорядочения организации сил на «пятачке», координации усилий наших войск 22 сентября учреждается Невская оперативная группа (НОГ) под командованием генерал-майора В. Ф. Конькова. 22–23 сентября активные наступательные действия опять начала 54-я армия, которой сначала сопутствовал успех. Так, 24 сентября 310-й стрелковой дивизии под командованием полковника Н. М. Замировского при решительной поддержке подразделений 122-й танковой бригады удалось отбить у немцев утерянный ранее поселок Гайтолово — важный в тактическом плане пункт вблизи восточного склона Гайтоловских высот — и оттеснить противника за речку Черную.

Как раз в это время в состав 54 А прибывает обещанная Сталиным 16-я танковая бригада. В отличие от 122-й это соединение было организовано по «усеченному» штату № 010/87 от 13 сентября 1941 года, согласно которому танковый полк состоял из двух батальонов и имел 61 танк (7 KB, 22 Т-34, 32 легких танка, в данном конкретном случае БТ). Но из-за нехватки боевых машин во 2-м батальоне танкового полка легкие танки БТ-7/БТ-7М на 50 % были заменены на отремонтированные БТ-2 и БТ-5. Бригаду, сформированную во Владимире, сначала возглавлял подполковник Пибин.

25 сентября 16 тбр выгрузилась на станции Войбокало и стала сосредотачиваться в районе н/п Бабаново, Вейпола, Компы. В этот же день ей было приказано поддержать огнем 4-ю гвардейскую дивизию, которая контратаковала германские соединения, прорвавшиеся в район Гонтовой Липки и н/п Синявино.

И тут с 16-й танковой бригадой стали происходить малообъяснимые вещи. В отчете о боевой деятельности танковых войск 54-й армии прямо сказано: «Были факты перед вступлением в бой: отказы экипажей участвовать в бою по причине неисправности танка, умышленное сворачивание с дороги в болото при следовании на исходные позиции, трусость и невыполнение приказа командующего бывшим командиром бригады». Возможно, обычное неумение в условиях той нервозной обстановки принимали за злой умысел, но у 16 тбр появился новый командир — полковник Барышников. Танковое соединение поддержало 4 гсд в контратаке на немецкие позиции, и врага удалось остановить[23].

Причем немцы размещали свои оборонительные позиции прямо перед домами и в домах населенных пунктов. Чтобы уничтожить врага, наши танкисты нередко таранили «хаты» с помощью тяжелых танков КВ. В боях выяснилось, что сносить танком надо только угол дома, после чего и происходило его обрушение. Ранее несколько наших танков КВ на полном ходу проламывали стену дома и въезжали в центр строения. Падающая крыша тут же накрывала танк, и его приходилось откапывать целому взводу красноармейцев.

26 сентября Ставка ВГК, сознавая, что между Ленинградским фронтом и 54-й отдельной армией нет должного взаимодействия, издает две директивы. В первой из них она извещает генерала Жукова, что срочно отзывает Кулика и поручает командующему войсками Ленинградского фронта руководство 54-й армией. Второй директивой № 002357 Ставка ВГК приказывает 54-ю армию с 26 сентября подчинить командующему Ленинградским фронтом, включив ее в состав фронта; командующим 54-й армией назначить начальника штаба Ленинградского фронта генерал-лейтенанта М. С. Хозина.

В принципе, если объективно оценивать ситуацию, Г. И. Кулик неплохо управлял армией (но надо учитывать, что его своевременно пополняли существенными для того времени резервами. — Примеч. авт.): наступление немцев успешно отражались, у врага было отбито несколько важных в тактическом отношении населенных пунктов. Но личностного взаимодействия с Г. К. Жуковым достигнуто не было.

Локальные успехи войск 54 А и создание «Невского пятачка» на левом берегу Невы встревожили высшее германское командование, так как они (успехи) ставили под угрозу план осады Ленинграда. 26 сентября Гитлер приказывает немедленно отправить самолетами в Южное Приладожье 2 полка парашютистов, 20 тысяч мин, передислоцировать из группы армий «Центр» 250-ю испанскую пехотную дивизию («Голубую дивизию»), из Франции — 227-ю и 212-ю пехотные дивизии[24]. С их прибытием и в район Ленинграда борьба стала еще более напряженной и ожесточенной.

Обе танковые бригады, несмотря на ежедневное участие в боях, сохраняли боеспособность. На 1 октября в 122 тбр были исправны один KB, четыре Т-34 и 11 легких Т-30/Т-40С. 16 тбр располагала 7 KB, 5 Т-34 и 25 легкими танками семейства БТ[25]. Что же касается судьбы маршала Г. И. Кулика, то здесь все сложилось совсем не просто.

После снятия с должности командарма он попадает в опалу у Сталина. 19 февраля 1942 года Кулика лишили звания Маршала Советского Союза. Началась его «генеральская эпопея». 17 марта 1942 года он стал генерал-майором и находился в распоряжении народного комиссара обороны. Через год, 15 апреля 1943 года, — генерал-лейтенантом, назначенным командовать 24-й (4-й гвардейской) армией (с апреля по октябрь 1943 года), а затем до конца 1944 года находившийся в распоряжении Главного управления кадров НКО СССР.

В годы войны Кулик был лишен своих наград, и лишь постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года ему были возвращены два ордена Ленина, полученные в 1937 и 1938 гг., и три ордена Красного Знамени, полученные в 1919, 1920 и 1930 гг.

С января по апрель 1945 года Г. И. Кулик — второй заместитель начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Красной армии. В наградном листе начала 1945 года он был представлен своим начальником генерал-полковником Смородиновым как «опытный и всесторонне подготовленный генерал».

Однако через несколько месяцев этот же генерал-полковник, докладывая заместителю народного комиссара обороны генералу армии H. A. Булганину, придерживался уже другого мнения: «…изучая внимательно на протяжении года работу и личное поведение т. Кулика, прихожу к выводу о необходимости немедленно снять его как несоответствующего должности…»[26]

Сначала он был отстранен, а в начале июля 1945 года — и освобожден от занимаемой должности и зачислен в распоряжение ГУК НКО. Тут же, 9 июля 1945 года, вышло постановление СНК, где генерал-лейтенант Г. И. Кулик был «восстановлен» в звании генерал-майора.

С 19 июля 1945 года по 26 июня 1946 года он являлся заместителем командующего Приволжским военным округом, но 28 июня был уволен из рядов армии в отставку. В 1947 году Г. И. Кулика арестовали.

По справке Главной военной прокуратуры, он был расстрелян 24 августа 1950 года и похоронен в Куйбышеве.

28 сентября 1957 года постановлением Президиума Верховного Совета СССР Г. И. Кулик был посмертно восстановлен в звании Маршала Советского Союза.