ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ ЗОЛОТАЯ ОРДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ЗОЛОТАЯ ОРДА

Чтобы разобраться в происходящем, необходимо вернуться лет на сто назад и взглянуть на Хубилай-хана. Вернее, на монгольскую империю во времена Хубилая.

Завоевания Чингиза были такими стремительными и громадными, что один человек не мог долго управлять ими. Хотя его внук Хубилай и являлся ха-ханом, повелителем своих братьев, под властью его, в сущности, находился только Китай. Из своей столицы, Ханбалыка{18}, он правил пустыней Гоби, собственно Китаем и Корреей. Во всех остальных местах другие Чингизовы внуки грызлись между собой.

Это были внутренние раздоры, жестокие, непрекращающиеся и обычно безрезультатные. Различные уделы монголов оставались в целости, между ними разъезжали послы, по торговым путям непрерывно шли караваны. Длинная северная дорога из Рима до Москвы, оттуда через степи до Алмалыка, затем через пустыню до Ханбалыка была открыта. Дорога из Багдада до Ханбалыка тоже. Четверть века спустя после смерти Хубилая предприимчивый арабский марабут{19} Ибн Баттута проделал более длинный путь, чем Марко Поло. В тысяча триста сороковом году нунции папы Бенедикта Двенадцатого совершили путешествие ко двору великого хана в Китае. В Алмалыке, столице ханов джете, существовала почти забытая, однако процветающая христианская миссия.

Однако одно звено в цепи монгольских владений уже лопнуло. На юго-западе, от Иерусалима до Индии, правили ильханы. К этим ильханам в тысяча триста пятом году прибыли послы от Эдуарда Первого Английского, короля Арагонского, греческого императора в Константинополе и армянского царя — дабы сохранить расположение «великого и прославленного монгольского владыки».

В это время под ударами иранских властителей — арабов, мамлюков и персов — изнеженные роскошью ильханы пали. Началась анархия. Тем временем китайцы изгнали из своей страны великого хана, и его монголы постепенно отходили в родные степи, в Гоби. Их сила была подорвана китайской цивилизацией, они утратили секрет победы; удивленные и упрямые, они вновь оказались за Великой стеной, иногда возмущались, но уже никогда не шли по дорогам как завоеватели.

Тамерлан с телохранителем и танцовщицей

Самым маленьким был удел джете — так стали называть потомков Джагатая, сына Чингиза. Казган утратил южную половину их земель вокруг Самарканда. И теперь, в тысяча триста семьдесят пятом году, Тимур вытеснил монголов с гор вокруг Алмалыка.

В своем продвижении на север Тимур не только пересек горные преграды, но и завладел большими дорогами Азии. Не сознавая того или не придавая этому значения, он положил конец нашествиям северных варваров. Скифы, аланы и гунны — тюрки{20} и монголы, — все они вышли из чистилища степей. Они были его предками, и он одержал верх над своими молочными братьями. Горожанин оттеснял варваров в пустыню.

В это десятилетие, тысяча триста семидесятый — триста восьмидесятый годы, три четверти старых монгольских владений исчезло с карты, и дороги были закрыты. Однако самая грозная четверть осталась нетронутой. Находилась она к северо-востоку от земель Тимура и называлась Золотая Орда.

Она создалась вокруг Джучи, старшего сына Чингиза. И получила название Золотой потому, что Вату Великолепный, сын Джучи, покрыл свой большой куполообразный шатер вышитой золотом тканью. Существовала эта орда вполне благополучно, русские и среднеазиатские степи вполне удовлетворяли нужды этих кочевников; она расширялась, наращивала поголовье скота и в течение полутора веков доставляла Европе сильное беспокойство.

При рождении Тимура Золотая Орда находилась на вершине своего могущества. Жизнь на открытых равнинах, постоянные разъезды верхом делали эти кочевые племена закаленными и более чем агрессивными.

Они странствовали по заснеженным землям, их хлестали ветры северной тундры — женщины и дети находились в запряженных волами кибитках, воины ехали на конях рядом. Таким образом передвигались целые города, дымящие кухни на телегах, куполообразные мечети из серого, разукрашенного флагами войлока. Иногда на севере, где синеющий лес обозначает границу лугов и пастбищ, они селились в многобашенных крепостях из сосновых бревен.

Они были полуязычниками. Длинноволосые шаманы с железными амулетами на поясе сидели рядом с муллами, ручные медведи колдунов спали под повозками-мечетями. Несчетные табуны коней заполняли их сменяемые пастбища, овец, которых пасли собаки, никто не считал.

Монголами были только правящие семейства. Остальные являлись уроженцами всего того севера, который наши предки именовали Страной Пфака. Имена их звучат словно перекличка гипербореев{21} — кипчаки (люди пустыни), канглы (высокие телеги) и киргиз-кайсаки, мордва, булгары, аланы. Среди них были цыгане, генуэзцы — купцы, выходцы из Европы — небольшое количество армян и много русских. Главным образом, там были тюрки и татары, но проще всего называть всех этих людей золотоордынцами.

Они походили на татар Тимура — были узкоглазыми, редкобородыми, решительными и алчными. Одевались они в меха и стеганый шелк, владели превосходным оружием. И были менее отсталыми, чем русские того времени — чеканили для русских монеты, которыми те выплачивали им дань, поставляли счетные приспособления, на которых русские подсчитывали, что им причитается, и бумагу, на которой писали ярлыки для русских великих князей.

Русью они правили издали — из Сарая на Волге и Астрахани. Русские князья сами приезжали к ним с подарками и данью; как правило, они отправлялись на Русь лишь когда дань не поступала — жечь, убивать и наполнять переметные сумы всем, что приглянется.

Политическое равновесие Восточной Европы находилось в руках ордынцев, в недавнем прошлом они совершили внезапный набег в центр Польши под командованием хана, женатого на дочери греческого императора. К их двору в Сарае приезжали агенты предприимчивых генуэзцев и венецианцев, которые основали торговые поселения по всей их территории.

Единственный отпор их власти дал Дмитрий, великий князь московский, собравший войско численностью в сто пятьдесят тысяч. На Дону он сразился с ханом Мамаем и разбил его. Для русских настал день славы, но скоро кончился. И они могли бы сказать: «Мы, поднявшие меч, пострадали больше, чем наши отцы, покорно гнувшие шею».

В то время Тохтамыш, крымский хан, бежал от своих родственников в Золотой Орде. Убежище он нашел у Тимура. По его пятам явился военачальник на белом коне, посол Золотой Орды.

— О Тамерлан{22}, — воскликнул посол, — вот что говорит Урус-хан, владыка востока и запада, Сарая и Астрахани, повелитель Синей Орды, Белой Орды и Сибири — слушай его слова: «Тохтамыш убил моего сына и нашел у тебя убежище. Выдай его мне, иначе я пойду на тебя войной, и поле битвы будет выбрано».

Это устраивало Тимура как нельзя лучше. Его завоевания коснулись ордынских владений, и борьба за господство стала неизбежной. Иметь на своей стороне хана чингизовой крови было большой удачей, да и в любом случае Тимур ни за что не выдал бы человека, попросившего у него убежища.

— Тохтамыш, — ответил он, — отдался под мое покровительство. Я защищу его. Возвращайся к Урус-хану, скажи, что я слышал его слова и готов к войне.

Тимур устроил пир в честь Тохтамыша, назвал его своим сыном, дал ему две крепости на северной границе, беков и воинов. Кстати, оба эти города Тимур отбил у монголов. Ко всему этому он добавил блестящее снаряжение — оружие, золото, сбрую и доспехи, верблюдов, шатры, барабаны и знамена.

Экипированный таким образом Тохтамыш выступил и потерпел от ордынцев сильное поражение. Тимур снова обеспечил его всем, и он вновь оказался разбит, переплыл в одиночестве реку Сыр на Гнедом Тимура и прятался раненый в камышах, пока отправленный на разведку барласский сотник не обнаружил его и не привел к шатру эмира. Затем колесо Фортуны сделало оборот.

Урус-хан умер, и Тохтамыш стал главным претендентом на трон Золотой Орды. Поддержанный теперь половиной северных племен, усиленный частью войск Тимура, он вкушал победы. Безудержный, жестокий, не знающий угрызений совести, Тохтамыш пронесся по степям черной бурей. Прогнал Мамая и занял его дворец в Сарае на Волге.

Он потребовал дани от русских князей, которые помнили свою победу на Дону два года назад и не желали больше покоряться. Огнем и кровью Тохтамыш утвердил свою власть над ними, прошел сквозь дым горящих деревень к Москве, осадил ее, взял обманом и разграбил, оставив великого князя в глубокой скорби. После этого в Сарай к Тохтамышу поехали сыновья русских князей в качестве заложников и дворяне Генуи и Венеции просить торговых привилегий.

Колесо Фортуны повернулось вновь. Тохтамыш — повелитель Золотой Орды не был беглецом Тохтамышем. Он видел величие Самарканда и татарские павильоны. И пошел войной на Тимура без предупреждения и без мысли о таком отвлеченном понятии, как благодарность.

Кое-кто из военачальников пытался его отговорить. «Дружба Тимура помогла тебе. Один лишь Аллах знает, не переменится ли твое счастье снова и не возникнет ли у тебя вновь нужда в его дружбе».

Но Тохтамыш не сомневался в успехе — к тому же Тимур захватил некогда принадлежавший Золотой Орде Ургенч. Тохтамыш шел на войну со всей осторожностью, с тщательными приготовлениями, которым учили монгольские предания. Несколько отрядов Золотой Орды появилось у Каспийского моря, где тогда находился Тимур. Но вскоре в лагерь Тимура прискакал измотанный, еле державшийся в седле гонец. Он преодолел девятьсот миль за семь дней. И сообщил, что Тохтамыш с основными силами переправился через Сыр и вторгается в родную землю Тимура, от Самарканда его отделяют несколько переходов.

Тимур так быстро возвратился по большой хорасанской дороге, бросая охромевших лошадей, что появился раньше, чем Тохтамыш успел подойти к Самарканду.

Несколько пограничных крепостей выстояло против захватчиков с севера. Омар-Шейх, старший сын Тимура, встретился с ними в бою и проявил необычайную храбрость, однако потерпел поражение, и его воины рассеялись среди холмов, когда весть о приближении Тимура дошла до Тохтамыша, его тумены были разъединены, задача их была выполнена не до конца. Ордынцы сожгли дворец на окраине Бухары и ушли обратно за реку.

Но земли Тимура оказались частично опустошенными — войско Тохтамыша вытоптало посевы, захватило лошадей и пленников. А когда появились украшенные рогами знамена Золотой Орды, поднялись и знамена мятежа. На западе ургенчские Суфи — родственники Хан-Заде — выступили против эмира. На востоке племена джете из высокогорных долин сели на коней и устремились вниз грабить.

Назревала решительная борьба за власть. Тохтамыш, потомок Чингиза, приверженец ясы, надежда кочевников, привлек на свою сторону монгольские силы. Тимур, сын вождя небольшого племени, располагал только связанными с ним узами верности людьми из татарских племен.

Тем временем Тохтамыш скрылся в своих степях быстро, как лиса в логовище. Предугадать, где он нанесет очередной удар, было невозможно.

Тимур созвал к себе всех, кто командовал в боях и потерпел поражение от ордынцев. Наградил выказавших отвагу военачальников, а единственного бежавшего с поля боя наказал на свой манер — причесал как женщину, раскрасил ему лицо румянами и белилами, после чего отправил ходить босиком в женской одежде по улицам Самарканда.

Потом в самые лютые зимние холода Тохтамыш подошел с громадным войском к реке Сыр. Европейский монарх на месте Тимура отступил бы в Самарканд, бросив окружающие земли на произвол судьбы. Но Тимур не позволял себе никогда — даже во время обороны Карши — укрываться за стенами.

С ним была только часть войска — другая очищала восточные ущелья от джете. Уйти в Самарканд и предоставить Золотой Орде мерзнуть на открытой равнине представлялось самым безопасным. Но отдать страну во власть такому хану, как Тохтамыш, было бы катастрофой; зимние переходы были для северян самым обычным делом, а Суфи и ханы джете присоединились бы к ним. Военачальники советовали Тимуру отойти на юг и ждать, пока не сможет собрать воедино свои разрозненные тумены.

— Ждать! — воскликнул эмир. — Чего? Разве сейчас время ждать завтрашнего дня?

Приняв командование, он рассредоточил имевшиеся в его распоряжении войска и повел их к реке Сыр. Воины ехали под дождем и снегом, лошади по брюхо проваливались в сугробы. Они нападали на ордынские сторожевые заставы, пробирались между туменами Тохтамыша и громили его тылы. При умелом маневрировании Тимура они казались передовым отрядом большого воинства.

Узнав об их действиях в своем тылу, Тохтамыш решил, что за ними идут более сильные войска. И чтобы не сказаться отрезанным от северной дороги в такое время года, быстро отступил. Тимур отправил следом отряды с приказом не терять его из виду и поддерживать связь.

Весной, когда дороги просохли, Тимур выступил в поход сам, но на запад. Вошел в земли Суфи и осадил Ургенч. Несмотря на потери, город был взят и предан мечу. Теперь уж никаких поединков! Городские стены были подкопаны и повалены, дворцы и приюты сожжены, от Ургенча остались дымящиеся руины с обгорелыми телами. Уцелевших жителей увели в Самарканд.

После этого Тимур пошел на восток и отогнал джете за Алмалык, чтобы они в течение многих лет не тревожили его границы.

И лишь теперь, обезопасив себя на флангах, Тимур целиком отдался борьбе с Тохтамышем. Не дожидаясь появления Золотой Орды в своих землях, он собрал войска и устроил смотр на большой самаркандской равнине. Здесь эмир объявил о своем намерении. Он решил идти на север, в земли Золотой Орды, и там встретиться с ханом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.