ГЛАВА ПЕРВАЯ ЗА РЕКОЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЗА РЕКОЙ

«Это, — писал славный рыцарь Клавихо, — одна из четырех рек, вытекающих из Рая. И страна эта очень солнечная, многоцветная и красивая».

Над головой безоблачное небо — вдали синеют горные хребты с заснеженной вершиной, именуемой Величие Соломона. Волнистые предгорья изобилуют лугами, по ним струятся реки, все еще хранящие горный холод. В этих предгорьях паслись овечьи отары под присмотром пастухов на косматых лошадях. Крупный скот теснился ниже в буйной траве долин около деревень.

Река вьется среди массивов известняка. Замедляя течение, вливается в протяженную долину, темную от тутовых деревьев и густых виноградников. От нее к рисовым полям, бахчам и волнующемуся ячменю тянулись арыки — оросительные каналы, где скрипучие колеса медленно поднимали воду.

Руй Гонсалес де Клавихо — испанский путешественник по Востоку

Называется река — Аму. Она с незапамятных времен служила границей между Ираном и Тураном — югом и севером. К югу от нее лежит Хорасан, Страна Солнца, где иранцы говорили по-персидски и возделывали землю. Все они, и знать, и бедняки Древней Азии, носили тюрбаны.

Севернее, за рекой, лежит Туран, из глубин которого вышли кочевники, племена всадников и скотоводов — люди в шлемах. Других границ, кроме реки, не существовало, земля к северу от реки называлась Мавераннахр — «За рекой».

Здесь путешественник переправлялся через реку, чтобы ехать в Самарканд. Пробирался сквозь лощины, густые дубравы и въезжал в узкое ущелье, где над головой вздымались на шестьсот футов хребтообразные стены песчаника, и эхо передразнивало его. В самом узком месте этой рыжей теснины, — ее называли Железными Воротами, — где с трудом могли разминуться два навьюченных верблюда, смуглолицые люди, опираясь на копья, взирали на путешественников.

Это были крупные люди с редкими усами, спускающимися к широким подбородкам; говорили они медленно, растягивая слова; носили кольчуги, шлемы, украшенные конскими хвостами, и были стражами Татарии.

Первый караван-сарай за Железными Воротами находился на клочке плодородной земли с речушкой, среди холмов. Называлось это место Зеленый Город^{1}. Его опоясывал заполненный водой ров, из гущи цветущих фиговых и абрикосовых деревьев вздымались белые купола гробниц и копьевидные минареты, служившие заодно сторожевыми башнями.

Тамерлан родился в Зеленом Городе и любил его. Он жил в глинобитном доме с обнесенным дувалом двором, в котором находился сад. Крыша дома была плоской, с парапетом, за которым мальчик мог улечься, чтобы его никто не видел, и в сумерках, когда овец и коров гнали с пастбищ, слушать протяжный призыв муэдзина на молитву.

На крышу поднимались и бородатые мужчины в ярких шелковых халатах, расстилали подстилки и вели разговоры о караванах, о происшествиях и неизменно о войне. Потому что тень войны нависала над долиной Зеленого Города.

«Эреин мор ниген буи», — часто слышал Тамерлан. — «У человека только один путь».

Особенно он над этим не задумывался — как и над торжественно читаемыми нараспев стихами Корана. Эти слова старших являлись законом, но мальчики любили смотреть на их оружие, размышлять о лезвии лежащего в ножнах талвара^{2} или отчего оказалось сломанным древко копья.

Эти мальчики росли среди лошадей и устраивали скачки в лугах за самаркандской дорогой. Охотились с луками на куропаток и лисиц, свою добычу хранили в собственной крепости среди скал под нависающим утесом. Там они играли в осаду, собаки их тем временем дремали, а кони паслись. Тамерлан неизменно бывал вождем — у него было всего три-четыре товарища в этой военной игре.

Во время игр он был не на шутку решительным и никогда не смеялся. В своей труппе являлся первым наездником, хотя его лошади были не самыми лучшими. А когда подрос настолько, чтобы носить охотничью саблю, быстро научился мастерски владеть оружием.

Возможно, эта серьезность объяснялась его почти одинокой жизнью. Мать его умерла, когда он был еще маленьким, а отец, эмир племени барласов, большую часть времени проводил за беседой с людьми в зеленых тюрбанах, они совершили хадж и стали святыми. У сына были соколы, собаки и товарищи. Но в доме — всего двое слуг, а лошади не заполняли и половины конюшни. Отец не управлял племенем; он происходил из рода прославленных воинов, но был беден.

Мальчик часто уезжал верхом и сидел в своей крепости среди скал, глядя на самаркандскую дорогу. По ней проезжали кавалькады богатых персов, вооруженные слуги охраняли их закрывающих чадрой лицо жен — татарские женщины чадры не носили. Сухощавые арабские купцы сопровождали караваны с грузом парчи из Китая, сырого шелка и ковров из северных земель. В желтой пыли двигались также невольничьи караваны, нищие с посохом и миской и святые, ищущие учеников.

Иногда на дороге появлялся еврей с мулами или стройный индус, рассказывающий об афганских разбойниках. В часы сумерек они разбивали шатры среди своих животных и разводили костры для приготовления ужина, пахнущие кизяком и полынью. Опустясь на колени и сев на пятки за их кругом, Тамерлан слушал разговоры о ценах и мире Самарканда. Когда отец журил его за общение с караванщиками, он отвечал:

— У человека только один путь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.