Эпилог

Эпилог

За Февралем пришел Октябрь, но еще много десятилетий распутинская «черная легенда» торжествовала. Та же ложь, навороченная вокруг начала Первой мировой войны, преспокойным образом перекочевала из писаний «столпов империи» в советские исторические труды. Монархии не стало, но упорно продолжали сохраняться и лелеяться иные штампы, порожденные ею ради собственного обеления. По-прежнему считалось, что это злая Германия коварным образом напала в четырнадцатом году на беззащитную, белую и пушистую Россию.

Почему так было сначала ответить легко. Очень многие из российских «ястребов», старательно, долгие годы разжигавших европейский пожар, уютно устроились и при большевиках, да не просто устроились - занимали серьезные посты. И генерал Поливанов, и генерал Бонч-Бруевич, и генерал Брусилов, и многие другие, которых просто невозможно перечислить. Вполне естественно, им никак не хотелось вспоминать о своей роли поджигателей войны, гораздо выгоднее было предстать жертвами тевтонской злобы. Да и собственную бездарность, собственные промахи и откровенное головотяпство очень удобно было сваливать и на тевтонов, и на черного монстра Распутина. Один-единственный пример: генерал Поливанов, еще будучи царским военным министром, приказал военному интендантству привезти из Сибири огромное количество мяса — но не позаботился предварительно выяснить, хватит ли в столице холодильников. Холодильников не хватило, чертова уйма необходимого фронту мяса протухла. Тогда Поливанов, чтобы не оказаться крайним, поднял адский шум: мол, во всем виноваты немецкие агенты, устроившие диверсию…

Ну а потом пришел сорок первый год - и после Отечественной стало даже как-то и неудобно говорить во всеуслышание, что в Первой мировой русские виноваты даже больше, чем немцы. Две войны поневоле изменили в русском массовом сознании образ немца, отныне «тевтон» представлялся вечным агрессором, историческим противником, якобы только и порывавшимся столетиями сокрушить Россию. И никто уже не старался специально поддерживать миф об «извечном враге» - люди и в самом деле забыли, что с немцами наши предки как раз и находились столетиями в особых отношениях добрососедства, что долго, очень долго не было у нас никого ближе немцев. И только в 1914 году, целенаправленными трудами «ястребов», обе монархии столкнулись в кровопролитной бойне, которая их и погубила. Столкнулись ради миражей, ради насквозь вымышленной идеи «славянского братства», ради шкурных целей Англии и Франции, ради мастерски наловчившихся эксплуатировать высокие словеса сербов-захребетников…

Ну а правдочка все же видела свет иногда, но малыми тиражами. Как это было с работой академика Тарле «Европа в эпоху империализма», где попадаются прямо-таки еретические фразы вроде «долгих и прямых сербских провокаций к войне» и проводится абсолютно правильная мысль: «Все виноваты», нет ни безвинных страдальцев, ни злых агрессоров…

Правда, вплоть до недавнего времени у нас не издавались воспоминания великого князя Александра Михайловича. Человек как раз из тех, кого примято называть «неоднозначными». Казнокрад, прямо скажем, был фантастический, даже на тогдашнем общем фоне миллионы из казны военно-морского ведомства присвоил. Но, с другой стороны, был, пожалуй, самым трезвым и не поддававшимся штампам исследователем. Именно он, кстати, категорически выступал против сказочки о «кучке большевиков», якобы разваливших сытую, веселую и довольную жизнью Российскую империю. Главную вину великий князь возлагал как раз на «элиту», «образованное общество», дворянство российское. Себя, правда, к виновникам не причислял и про забавы с казной умалчивал — ну, все мы люди, все человеки.

Великий князь о причинах Первой мировой:

«1. Причиной мирового конфликта являлись соперничество Великобритании и Германии в борьбе за преобладание на морях и совокупные усилия „военных партий“ Берлина, Вены, Парижа, Лондона и С.-Петербурга. Если бы Принцип не покушался на жизнь австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, международные сторонники войны изобрели бы другой повод. Вильгельму II было необходимо, чтобы война началась до выполнения русской военной программы, намеченной на 1917 г.

Император Николай II сделал все, что было в его силах, чтобы предотвратить военные действия, но не встретил никакой поддержки в своих миротворческих стремлениях в лице своих ближайших сподвижников - военного министра и начальника Генерального штаба.

До полуночи 31 июля 1914 г. британское правительство могло предотвратить мировую катастрофу, если бы ясно и определенно заявило о своем твердом намерении вступить в войну на стороне России и Франции».

И в заключение о Распутине. Даже в самые что ни на есть оголтело-большевистские времена, в 1924 г., появилась книга, явно отклонявшаяся от могучих штампов «черной легенды».

«И Распутин, при всем своем распутстве, был не хуже, а лучше, даже честнее и умнее тех, которые толпились в его передней, всячески унижались и заискивали у него… Этот темный мужик своим немудреным крестьянским умом понял, что за мразь эти сановники и министры, все эти дамы и государственные люди. И он по праву презирал и третировал их, видя, какая гниль скрывается за всем этим блеском и треском чинов, положений, родовитости, внешней культуры и „образованности“. Презирал он, надо думать, и Николая, и Александру Федоровну. Ибо он все же был умнее».

Собственно говоря, что же мы наблюдаем в случае Григория Ефимовича Распутина?

Да просто-напросто очередную не особенно оригинальную, немудреную историю о том, как пахнувший разложением мегаполис, столица догнивающей империи, набитая вовсе уж сгнившей «элитой», сожрал, погубил и после смерти ославил потоками лжи очередного приезжего из провинции, вначале преисполненного самых благих намерений…

До самого конца Распутин не был ни святым, ни демоном. Сначала в его характере и душе вообще не было ни малейшей червоточинки: классический деревенский «ходок за правду», хлопотавший и о «мирских делишках», и о «притесняемых жидках». В юности нагрешивший, но после искренне обратившийся к Богу.

Огромный город его сломал. Его пытались использовать в своих целях прохвосты и политические авантюристы, казнокрады и великосветские мистики. Распутин, конечно, не стал тем монстром, каким его до сих пор малюют, но вся эта поганая коловерть, в которую он оказался затянут, не могла не впустить изрядно гнили в его душу. Он не отверг нахлынувшей на него камарильи, наседавшей, как нечистая сила на Хому Брута - он поддался. С одной стороны, явно сопротивлялся в душе «городской гнили», с другой - стал ее частичкой.

Он сломался и в чем-то изменился. В этом и только в этом заключается реальная, а не мнимая трагедия Григория Ефимовича Распутина - он поддался дьяволу, как Фауст поддался Мефистофелю. Дьяволу в лице холодного Санкт-Петербурга последнего десятилетия российской монархии, и тех мелких бесов, что щеголяли в раззолоченных мундирах, бальных платьях и безукоризненных фраках. Ну, а выиграть у дьявола нельзя изначально, во что бы ни играли. И, когда Распутин в последний раз попытался стряхнуть этот морок, совершить что-то доброе, прекратись войну, было уже поздно. Дьявол пересилил. Игра, вдобавок ко всему прочему, шла не только собственными картами дьявола, но и в его обиталище. Так что шансов не было ни малейших, перехитрили и переиграли. А напоследок еще и оклеветали безмерно.

Вот и вся разгадка, если не обращать внимания на «черную легенду»: трагедия незаурядной личности, оказавшейся не в том месте и не в то время — и не нашедшей в себе сил уйти.

И потому мне Григория Ефимовича Распутина по-человечески жаль.

И что-то, подозреваю, осталось недосказанным, но мы не знаем что…

Красноярск, август 2005

Данный текст является ознакомительным фрагментом.