Судьба резидента

Судьба резидента

В общем, ситуация сложилась аховая.

Речь Посполитая к этому времени опасно усилилась. Новый глава ее военного ведомства Ян Собеский, еще не признанный Европой великим полководцем (это будет позже), но уже имеющий весьма серьезную репутацию, не скрывал, что намерен покончить с бардаком на «польской» части Periferia. «Проваршавский» Ханенко, оказавшийся неплохим хозяйственником и приличным человеком, быстро набирал популярность. Никуда не делись и татары, а Москва чуралась всякого вмешательства в дела Правобережья как черт ладана.

Однако у Дорошенко, как выяснилось, имелся туз в рукаве — Блистательная Порта, под руководством визирей из рода Кепрюлю преодолевшая кризис середины века и намеревавшаяся реанимировать программу Сулеймана Великолепного «Вена — Рим». Идея возникла не спонтанно. Впервые Дорошенко аккуратно озвучил ее еще в январе 1668-го, а после левобережного триумфа, в августе, представил концепцию уже в совершенно оформленном виде. Типа, а что? Живут же под турками Молдавия, Валахия и Трансильвания, да и Крым. Туркам от малых мира сего нужны только лояльность, сабли и деньги, во внутренние дела они не лезут и веру не навязывают, а нам воевать, в общем, все равно с кем, что же до сумм прописью, так тут можно и поторговаться. Как сообщают очевидцы, войско ответило «диким криком», истолкованным знающим свой народ гетманом, как осознанное согласие, и уже осенью в Стамбуле прошли переговоры. Кроме вменяемых условий, Дорошенко потребовал от султана гарантировать помощь в установлении своего контроля над всеми «русьскими» землями и освободить будущий протекторат от всех видов дани. А также руководствоваться мнением гетмана (!!!) во внешней политике, касающейся отношений с Россией, Крымом и Польшей. Поскольку считать Дорошенко идиотом оснований нет, остается предположить, что эти пункты оказались в проекте соглашения, чтобы падишах Мухаммед IV имел что вычеркнуть.

Так и вышло. От дани султан, конечно, не отказался, пояснив, что такая льгота положена только вассалам, исповедующим истинную веру, а все прочие платят и будут платить, пока не просветлятся, ограничивать свободу своей внешней политики тоже, разумеется, не стал (моська слона не учит), но в целом отредактированный Портой текст соответствовал Гадячскому договору. Поправки Петр Дорофеевич принял без возражений, тем более что лично ему даровалось не только пожизненное (как просили послы), но наследственное гетманство. И тут же окольными путями переслал в Москву (вот, мол, вам!) копию первоначального проекта, выдав ее за окончательную редакцию (вот, мол, вам еще раз).

В целом формальности были улажены быстро, и в конце марта 1669 года в Корсуне состоялась Рада с участием делегатов Левобережья из числа не подлежавших амнистии. Дебатов не случилось. После речи почетного гостя, доставленного из Стамбула под конвоем Юрия Хмельницкого («Ах, как жаль, что папенька не дожил…»), Дорошенко присягнул Блистательной Порте в качестве «полного гетмана», владыки обоих берегов Днепра, и — избавившись, наконец, от татарской докуки, — впал в головокружение от успехов.

Первой целью окрыленного стал Ханенко. Теперь он ничего не боялся и лез напролом. Когда же в августе 1671-го поляки дали сдачи, последовал султанский ультиматум, а весной Мухаммед IV, официально объявив Польше войну «за то, что наносит обиды моему верному слуге Дорошенко», ввел на Правобережье огромную, почти 200-тысячную армию, тут же выросшую в полтора раза за счет Орды и людей «верного слуги». Пала мощная крепость Каменец (вечная память пану Ежи Михалу Володыевскому!), осажден Львов, открыта дорога в Малую Польшу. В октябре 1672-го Речи Посполитой пришлось подписать похабный Бучачский мир, уступив Подольское воеводство и «навечно» отказавшись в пользу османов от Правобережья. Сейм, правда, отказался ратифицировать договор, но, несмотря на победу Собеского при Хотине, турки давили, и новый, Журавинский, договор стал калькой с Бучачского. Огромные территории Малой Руси превратились в пепелище, людей уводили в рабство сотнями тысяч.

В этот момент с неожиданной стороны проявил себя Михайло Ханенко. Имея от султана гарантии безопасности в случае если будет сидеть тихо, он все же попытался помочь осажденному Каменцу, преградив путь Орде и Дорошенке. В бою у Четвертиновки крохотная армия Михайлы Степановича была рассеяна, однако и «верному слуге» эта победа, а тем более грянувшие вслед за нею дикие, на уровне геноцида (вплоть до массовой сдачи детей в янычары) репрессии в городах, поддерживавших конкурента, популярности не прибавила. Султан, конечно, был весьма доволен и даже прислал «верному слуге» парчовый халат, но мирное население, измученное «розбудовою держави» и уставшее просить защиты от татар у гетмана, присылавшего «на подмогу» тех же татар, начало в массовом порядке бежать на Левобережье. Земли «гетмана обоих берегов» пустели, несмотря на вездесущие отряды «кордонной варты», высланных для перехвата и возвращения «предателей».

А тем временем зашевелилась и Москва. Быстрое приближение к Днепру турок не могло не беспокоить государя с боярами, да и правобережные города криком кричали о спасении, но Андрусовский мир связывал российскому правительству руки. Лишь после того, как Бучачский договор освободил Москву от обязательств перед Польшей, ранней весной 1674 года, войска Ромодановского и нового левобережного гетмана Самойловича (почему не Многогрешный, расскажем после) форсировали Днепр, отогнали татар и под радостные вопли уцелевших мещан заняли никем не защищаемые города Правобережья.

В конце марта при участии почти всех правобережных полковников состоялась уже третья по счету Переяславская Рада, в ходе которой Ханенко, прибыв с разрешения польского правительства, сдал Самойловичу гетманские клейноды и… почему-то присягнул «великому государю», попросившись поселиться в «русской» зоне. Просьба была уважена, а Самойлович провозглашен «полным» гетманом. Против чего решительно выступил только запершийся в Чигирине «верный слуга», подкрепив протест вызовом из Подолии турок, вынудивших российские войска отступить за Днепр. Некоторые авторы полагают, что по инициативе Ромодановского, которого турки шантажировали жизнью находящегося в плену сына, но, учитывая нравы русских вельмож того времени, думается, армию все-таки отозвала Москва, еще просто не готова к открытому столкновению с находящейся на пике могущества Портой.

Призрачная власть Дорошенко над почти опустевшим правым берегом (все, кто мог, ушли на левый вслед за Ромодановским) на какое-то время была восстановлена. Но держался некогда сверхпопулярный, а теперь всенародно проклинаемый лидер исключительно на насилии в совершенно турецком стиле. В октябре, пользуясь уходом янычар на зимние квартиры, Ян Собеский, уже король, без боя занял Periferia, но, явно не зная, что делать дальше, ограничился поднятием польского флага и, зафиксировав таким образом реставрацию законной власти, вернулся восвояси, оставив Periferia уже ничего не контролирующему Дорошенко. А еще через полтора года, в августе 1676-го, устав сидеть в качестве непонятно кого в на много миль вокруг окруженной пустыней крепости, Петр Дорофеевич, отослав на Сечь булаву и бунчук, сдался русским войскам, присягнув на верность «великому государю».

Вот, наконец, мы и приблизились к будоражащей тайне. Сдавшись Ромодановскому, Петр Дорофеевич, вопреки настоятельным возражениям Самойловича, желавшего держать пленника под присмотром, был истребован в Москву, где не был ни казнен, ни брошен в тюрьму, а всего лишь «сослан в сельцо Ярополча Волоколамского уезда, где и умер в ноябре 1698 года», как сообщают особо оранжевые авторы. Забывая, что, во-первых, «сельцо Ярополче» в реале было солидным городком, окруженным соляными копями (по тому времени, не знавшему иных средств консервирования пищи, примерно то же, что в наши дни нефтяные скважины), а во-вторых, между 1676 и 1698 годами лежат долгие 22 года, в течение которых бывший гетман, сразу после прибытия в ворожу Москву получивший боярство и по воле государя женившийся третьим браком на девице Еропкиной, успел серьезно поработать на ответственных постах, включая воеводство в Вятке и Думу. Более ответственные (или менее оранжевые) исследователи, стесняясь замалчивать эти общеизвестные факты, делают вид, что ничего особо странного в сюжете нет. Дескать, «большую часть жизни Дорошенко провел в битвах на территории, от которой царь сам же отказался в Андрусове; против извечного врага России — Речи Посполитой».

Верно. С Москвой бывший гетман в самом деле он не воевал (а что вопил громко, так на то и политика), более того, Москве не изменял, поскольку, будучи гетманом, ни разу и не присягал (разве что договор в Гадяче подписал, еще будучи полковником, так на такую мелочь и внимания обращать не стоит). Карать и впрямь не за что. Но ведь и поощрять тоже. В крайнем случае, для близиру дать пару имений, как Ханенке (хотя тот был награжден за «радение во имя Христа», а Дорошенко, мягко говоря, не Христу радел). А тут — целая россыпь щедрот. Богатый городок на кормление, воеводство, брак, делающий чужака своим в кругу высшей московской знати (и, хотя этого никто не мог знать, прапрадедушкой «солнца русской поэзии). Боярская шапка, наконец, которой в свое время при всех своих признанных заслугах не удостоился даже Кузьма Минин, пожалованный всего лишь в думные дворяне.

Не чересчур ли?

Явно чересчур.

И понять что-то можно, лишь проанализировав итоги деятельности экс-гетмана с точки зрения чистого — не замутненного идеологией — прагматизма.

Итак.

Откажемся от допущения, что Дорошенко был идиотом, не понимавшим, к чему приведет назначение Многогрешного и чем чревато вторжение янычар. А отказавшись, проверим сухой остаток.

Первое: «проверка на вшивость» Брюховецкого, завершившаяся устранением ненадежной марионетки и окончательным подавлением сепаратистских настроений в «русской» сфере влияния.

Второе: переориентация татарской активности с московских границ на польские.

Третье: втягивание «поднявшейся с колен» Порты в изматывающую войну на истощение с историческим противником Москвы.

Наконец, четвертое: предельное ослабление турецкими руками Польши, надолго выводящее ее из числа активных врагов, и превращение одни неприятности приносящего Правобережья в ничейную зону.

Нет, друзья, как хотите, а лично мне преференции, полученные Петром Дорофеевичем в Белокаменной, напоминают отнюдь не милость к падшему. Скорее уж, заслуженную награду ветерану невидимого фронта, потратившему жизнь на служение Отечеству.