Глава двадцатая СТАЛИН УМЕР? ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХРУЩЁВ!
Глава двадцатая
СТАЛИН УМЕР? ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХРУЩЁВ!
Весь его облик был таков, что вызывал уважение к государству.
Перо Попиволда,
народный герой Югославии о Сталине
«Что вы всё о Сталине да о Сталине!
Да все мы вместе не стоим сталинского г…»
Заключительные слова Никиты Хрущева на июньском Пленуме ЦК 1957 года
(по свидетельству Д. Шепилова)
После похорон Сталина прошло всего лишь чуть больше недели, а 18 марта 1953 года в ЦК КПСС получили письмо, написанное на бланке одного из органов Военного Министерства СССР — газеты Военно-Воздушных Сил «Сталинский сокол»:
«Секретарю Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза
Тов. Поспелову П. Н.
В редакцию газеты «Сталинский сокол» поступило письмо от группы военнослужащих войсковой части 13638. В нем воины-авиаторы обращаются в Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза с просьбой создать серию кинофильмов, отображающих жизнь и деятельность великих вождей Советского Союза и трудящихся всего мира Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина.
«Эти фильмы, — пишут военнослужащие, — будут являться огромным вкладом советского киноискусства, будут иметь огромное воспитательное значение для советской молодежи, а также для всех трудящихся нашей Родины и мира. Фильмы эти будут воспитывать миллионы стойких борцов за счастье человечества».
Направляем это письмо на Ваше рассмотрение.
Редактор газеты
С. Устинов».
Письмо подписали четыре сержанта и четыре рядовых срочной службы, и оно было, безусловно, искренним, а не «подсказанным» замполитом — в последнем случае подписей было бы раз в десять больше…
Искренним это письмо было еще и потому, что ребята написали его после смерти Сталина.
25 марта Поспелов передал письмо на рассмотрение в Отдел художественной литературы и искусства ЦК, и 30 марта получил такой ответ:
«…Тов. Устинову и авторам письма сообщено, что советской кинематографией выпущен ряд фильмов, отражающих отдельные этапы жизни и деятельности В. И. Ленина и И. В. Сталина (можно подумать, что об этих, не раз виденных в стране каждым фильмах авторы письма не знали. — С.К.).
Выпуск такого рода фильмов будет осуществляться и в дальнейшем».
Это была отписка и по форме, и по сути. И фильма о Сталине ни в хрущевские, ни в более поздние времена так снято и не было.
Ни одного!
Впрочем, и о Ленине в эти времена почти ничего стоящего тоже снято не было.
В чем дело? В преодолении «культа личности» Сталина? Но идея «культа личности» была в СССР не раз осуждена задолго до того, как ее ввел в широкий оборот на XX съезде КПСС Никита Хрущёв.
Скажем, 16 февраля 1938 года в Детгиз при ЦК ВЛКСМ поступило письмо:
«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».
Книжка изобилует массой… преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны…
Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.
Советую сжечь книжку».
Под этим письмом стояла подпись «И. Сталин». Причем это не было позой — о том, что Сталин расценивал попытки создать культ его личности как происки эсеров, говорил уже после смерти Сталина на «антибериевском» Пленуме ЦК в июле 1953 года Микоян.
А поскольку это письмо Сталина было опубликовано в ноябрьском номере журнала «Вопросы истории» за 1953 год, нельзя говорить, что с такими взглядами Сталина на вопрос хрущевцы знакомы не были.
Собственно, Хрущев и компания могли бы вспомнить — среди многих подобных сталинских документов — и его, например, письмо К. Ф. Старостину, написанное 4 февраля 1935 года с такими словами:
«До ЦК партии дошли слухи, что коллектив метро имеет желание присвоить метро имя т. Сталина. Ввиду решительного несогласия т. Сталина с таким предложением и ввиду того, что т. Сталин столь же решительно настаивает на том, чтобы метро было присвоено имя т. Л. Кагановича …ЦК ВКП(б) просит коллектив метро не принимать во внимание протестов т. Л. Кагановича и вынести решение о присвоении метро имени т. Л. Кагановича.
Секретарь ЦК
И. Сталин».
Могли бы хрущевцы взять в руки и старый номер журнала «Большевик» — номер 17-й за 1934 год и перечесть запись беседы Сталина с писателем Гербертом Уэллсом, то место, где в ответ на замечание Уэллса: «Для большого плавания требуются капитан и навигатор», Сталин возразил: «Верно, но для большого плавания требуется прежде всего большой корабль. Что такое навигатор без корабля? Человек без дела»…
СКАЗАНО точно… И у «навигатора» Сталина такой «корабль» был… Теперь же все изменилось. «Корабль» оставался на плаву. Но кто же мог быть на нем «навигатором»?
В дни болезни Сталина прошел ряд заседаний Бюро Президиума ЦК и 5 марта — то 40-минутное совместное заседание пленума ЦК, Совмина и Президиума Верховного Совета СССР, на котором была сформирована «вахта» группы «навигаторов».
Председатель Совета Министров СССР — Маленков.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР — Ворошилов.
Наиболее сосредоточенный на «работе в Центральном Комитете КПСС» — Хрущев.
Берия, наряду с Молотовым, Булганиным и Кагановичем, назначался первым заместителем Маленкова и министром вновь объединенного Министерства внутренних дел, включившего в себя бывшее Министерство государственной безопасности.
Наступала эпоха вроде бы «коллективного руководства», но уже скоро стало ясно, что подлинным «навигатором» Советского Союза может быть лишь Берия. Не имея высших властных полномочий, он был не просто наиболее активен и деятелен. Он-то и был деятелен и инициативен!
В Президиум ЦК хлынула волна его докладных: о резком смягчении паспортного режима для освобождаемых из заключения; о сворачивании ряда дорогостоящих, но не первоочередных строек типа Большого Туркменского канала или подводного тоннеля на Сахалин; о выводе из МВД и передаче в отраслевые министерства всех производственных мощностей ГУЛАГа; о передаче самого ГУЛАГа в ведение Министерства юстиции — за исключением лагерей и тюрем для особо опасных государственных преступников; о резком ограничении прав репрессивного Особого Совещания; о необходимости опираться в прибалтийских республиках и западных областях Украины и Белоруссии на национальные кадры (в Литве, например, при 11-тысячной партийной организации из 85 начальников райотделов милиции было всего 10 литовцев); о необходимости реалистичной политики но отношению к ситуации в ГДР…
Деталь, но немаловажная: Берия предложил, а ЦК и Совмин были вынуждены согласиться с его предложением об отказе «от оформления портретами колонн демонстрантов, а также зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников» и об отмене «провозглашения с правительственной трибуны призывов, обращенных к демонстрантам». Берия точно уловил, что народная масса изменяется, становится образованнее, развитее, тоньше… И если ответное «Ура!» на Красной площади демонстрантов 30-х годов было искренним и немного наивным порывом, то теперь это «Ура!» в ответ на все более казенно звучащие призывы, произносимые бодрым и звучным голосом диктора, выглядело уже иначе…
Берия даже о новых национальных орденах задумывался — Низами, Навои, Шевченко, для поощрения прежде всего деятелей культуры национальных республик.
Главное же — в сфере государственного управления этот новый «навигатор» прокладывал курс на перенос высших управленческих прерогатив из партийной сферы в советскую и государственную, из ЦК в Совмин.
Затем ли антисталинские круги устраняли строителя социализма Сталина, чтобы получить на свою голову если не второго гениального, то второго компетентного «навигатора» Берию, способного вести государственный «корабль» к новым открытиям и успехам?
Заговор против Берии в «верхах» был и более открытым, и более массовым, чем заговор против Сталина. Хрущеву удалось спровоцировать против Берии практически всех.
26 июня Берия был арестован, со 2 по 7 июля прошел «антибериевский» Пленум ЦК и затем на массовых митингах «враг народа» Берия был политически казнен. Вскоре — не позднее, как я понимаю, начала августа 1953 года, он был казнен и физически, «суд» над ним в конце декабря стал лишь фабрикацией ряда необходимых завершающих «процесс» бумаг. Арестованных соратников Берии по МВД Меркулова, Кобулова, Деканозова, Гоглидзе, Мешика и Влодзимирского расстреляли в декабре.
А вскоре первой фигурой в СССР стал Хрущев.
СТАЛИН был гением, и это хорошо понимал внешний мир — даже острее порой, чем это понимала страна. Большое ведь всегда лучше видится «на расстояньи». Уже после смерти Сталина о нем было сказано много верного не только его единомышленниками, но и его умными антагонистами. Приведу оценки лишь двух из них…
Уинстон Черчилль: «Его влияние на людей было неотразимо. Когда он входил в зал на Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, вставали, и, странное дело, почему-то держали руки по швам».
Шарль де Голль: «Сталин имел колоссальный авторитет. И не только в России. Он умел «приручать» своих врагов, не паниковать при проигрыше и не наслаждаться победами».
Сталин умел найти такие аргументы, на которые у его внутренних и внешних политических оппонентов — у того же Черчилля, у Рузвельта, Трумэна, не находилось внятных контраргументов.
У Хрущева для внешнего мира не оказалось других аргументов, кроме ботинка (сын его пихнет — мягкой летней туфли), которым (ой) он стучал по пюпитру в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН.
Знающие ту эпоху не понаслышке, могут возразить мне хотя бы то, что Хрущев тогда же поразил ту же Генеральную Ассамблею советским планом всеобщего разоружения. Это было не декларативное, а вполне конкретное и продуманное предложение, поставившее Запад в положение «момента истины». Запад не выдержал этого испытания, но было ли обнажение его милитаристского мурла заслугой Хрущева?
Нет, пожалуй, и здесь на страну социализма работал Сталин — его идеи мирного и честного соревнования двух систем на равных.
Да, Сталин публично заявлял, что тезис Ленина о том, что империализм порождает войны, не устарел, что для того, «чтобы устранить неизбежность войн, надо уничтожить империализм». Но Сталин имел в виду уничтожение не силовое, а системное, то есть окончательную идейную, политическую, экономическую и социальную дискредитацию империализма, а на этой базе — его прогрессирующее всестороннее ослабление, делающее его агрессию невозможной.
Но если внешнеполитические идеи Сталина еще какое-то время были в СССР в ходу, то его внутриполитические идеи в СССР все более отвергались — не на словах, а на деле. Позднее, впрочем, — и на словах.
Абдурахман Авторханов отозвался об «Экономических проблемах социализма» пренебрежительно и заявил: «Никакая другая работа Сталина после войны так много не цитировалась советологами …но только одна она так и осталась непонятой на Западе». Однако он здесь, конечно, лукавил. Как раз Запад все понял верно, почему его агенты влияния, после смерти Сталина все более набирающие вес и силу как «референты» и «советники» Хрущева, и рекомендовали последнему делать все наоборот.
Хрущев и делал: Сталин был против передачи техники из государственных машинно-тракторных станций в колхозы, а хрущевцы вместо МТС создали колхозные ремонтно-тракторные станции, РТС.
Сталин был против формированной национализации колхозной собственности, а хрущевцы и брежневцы усиленно преобразовывали колхозы в совхозы.
Сталин считал целесообразным строить максимально приближенные к потребителю колхозные электростанции, хрущевцы их строительство закрыли. Зато в стране нарастало строительство гигантских ГЭС и дальних линий электропередачи типа ЛЭП-500, «обеспечивавших» стране большие потери энергии.
Журнал «Новый мир» в № 5 за 1991 год опубликовал записки гидроэнергетика-сибиряка И. А. Никулина. Он строил еще «сталинскую» Куйбышевскую ГЭС, и это была последняя, как пишет Никулин, «последняя великая гидротехническая стройка, заложенная и в значительной мере осуществленная при жизни Сталина». Что ж, Сталин в конце жизни не всегда оправданно увлекался суперпроектами, часть которых тут же свернул Берия. Но волжский каскад ГЭС был все же необходим восстанавливающей себя державе.
Никулин сообщает далее, что после смерти Сталина вокруг проблемы ГЭС возникли дискуссии, и в 1958 году на торжественном банкете, посвященном пуску Куйбышевской ГЭС, Хрущев высказался против дальнейшего их массового строительства. Но это ведь как раз при Хрущеве стараниями его «советников» и начались сибирские ГЭС. Вот оценка этой затеи И. Никулиным: «Сверхмощные ГЭС, которые превращают великие самоочищающиеся реки в непрерывные цепи гниющих рукотворных морей, и сверхдальние ЛЭП — две стороны одной медали».
Кто же «чеканил» эти «медали»?
Вот один из «чеканщиков», описанный все тем же И. Никулиным так:
«Я не знаю, почему первый секретарь Саратовского обкома партии Новиков в 1943 году был переведен в Москву в Наркомат электростанций на скромную должность начальника небольшого управления по снабжению запасными частями подчиненных ему объектов. Достоверно известно, однако, что в 1950 году Новикова исключили из партии (строительство дачи за государственный счет), сняли с работы и направили заместителем начальника строительства Горьковской ГЭС…
В опале Новиков оставался недолго, в 1954 году его назначили начальником управления строительства Кременчугской ГЭС.
Построив Кременчугскую ГЭС и назвав поселок при ней городом Хрущевом, И. Т. Новиков … в декабре (1958 года. — С.К.) назначается министром строительства станций».
Вот как и из кого формировал Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР Хрущев свою «когорту» «соратников».
Если Хрущев так все понимал, то почему же именно при нем начались Братская ГЭС и вообще весь каскад ГЭС в Сибири? А потом оттуда в Европу тянули ЛЭП-500, о которой пели, что это — «непростая линия». Да уж, непростая…
В 1962 году прошло бурное Всесоюзное совещание по вопросам энергетики — еще бурное, потому что костяк его участников составили питомцы эпохи Сталина, привыкшие жить государственными и общественными интересами. Но хрущевцы пренебрегли рекомендациями профессионалов.
Брежневщина же лишь развила непрофессионализм, заменив его прихлебательством.
А ЦЕЛИННАЯ «эпопея»? К 1954 году сельское хозяйство Средней России только-только выбралось, да еще и не до конца, из разрухи. А Хрущев и хрущевцы бросили огромные финансовые, материально-технические и людские ресуры в необжитые казахские степи… Ворошилов возражал, но кто такой был при «верном ленинце» Хрущеве какой-то Ворошилов, начинавший когда-то вместе с Лениным партию большевиков!
Тысячелетиями не знавшая плуга земля дала, конечно, поначалу такой небывалый урожай, что большая часть его просто сгнила, ссыпанная в овраги — элеваторов и зернохранилищ в достатке не построили. А уже в ближайшие годы началась эрозия почвы.
Сталин последовательно сокращал «начальственные» льготы и привилегии. Скажем, по мере отдаления страны от послевоенной разрухи цены на товары массового потребления снижались, результатом чего стало Постановление Политбюро от 29 декабря 1947 года о прекращении продажи промышленных товаров через закрытую сеть для членов и кандидатов в члены ПБ, секретарей ЦК ВКП(б) и других ответственных работников, снабжаемых через Министерство государственной безопасности.
Хрущевцы все это быстро восстановили, развили и бодрыми шагами двинулись к антисталинскому XX съезду КПСС.
Я не буду писать об этом фатальном съезде подробно. Скажу лишь, что сам съезд был вполне деловым и весь его ход не предвещал того конца, который тогда показался драматическим, а фактически стал началом конца державы.
Надо заметить, что доклад Хрущева обсуждался постаревшими соратниками умершего Сталина и до съезда, но в «озвученном» Хрущевым тексте оказалось много несогласованной отсебятины, автором которой формально был Хрущев, а фактически — черт его знает!
Тем не менее никто из сидевших в зале и знавших, что Сталин не запил с началом войны, что он не губил невинных в силу кровожадности, что он не планировал стратегические операции по глобусу, никто не встал и клевету Хрущева не опроверг. Стоит ли удивляться тому, что политическая смерть Сталина запрограммировала скорую политическую смерть его неверных соратников?
Уже весной 1957 года Ворошилов сказал Шепилову о Хрущеве: «Голубчик, да он же всех нас оскорбляет». Но говорилось это чуть ли не шепотом — избавившись от «тоталитарного наследия Сталина», хрущевцы организовали не выборочное, при необходимости — как при Сталине, а тотальное прослушивание правительственных телефонов, квартир, дач, машин…
Екатерина Фурцева прибегала к тому же Шепилову и хваталась за голову: «Что делать? Во главе совнархозов случайные люди! Все решения импульсивны, необдуманны»…
Ой ли, хочется возразить сегодня! А не были ли эти решения очень даже хорошо обдуманными, а люди, поставленные во главе образованных при Хрущеве региональных советов народного хозяйства, отнюдь не случайными, но решения и назначения обсуждались уже не только и не столько в Москве, в отделах ЦК КПСС, а и в «Вашингтонском обкоме»?
Причем и сам Шепилов был вполне достойным представителем не сталинского, а хрущевского стиля «руководства», болтаясь между Маленковым и Хрущевым.
Прошедший с 22 по 29 июня 1957 года Пленум ЦК «обсудил вопрос об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.» и вывел их из состава членов Президиума ЦК и из членов ЦК, а также «снял с поста секретаря ЦК КПСС и вывел из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и из состава членов ЦК т. Шепилова».
Вскоре последовала опала Ворошилова, Сабурова, Первухина.
А на очереди был помогший Хрущеву «разгромить антипартийную группу» еще один отступник от Сталина — маршал Жуков. Его черед пришел в октябре того же 1957 года.
ЛЮБИМЕЦ Сталина, армии и народа Константин Константинович Рокоссовский, вернувшись в СССР из Польши в 1956 году, уже после XX съезда КПСС, почти сразу оказался перед необходимостью выступать на Октябрьском (1957 года) пленуме ЦК, где закончилась карьера Жукова.
Рокоссовский выступил нелицеприятно, сказав о Жукове то хорошее, что можно было о нем сказать, и то неприятное, чего тоже не сказать было нельзя — если говорить честно. При этом Рокоссовский — я уверен, что не случайно, — сравнивал «вельможный» жуковский мат военной поры со спокойным тоном Сталина — «полководца, человека, — как отметил Рокоссовский, — который сам учитывает обстановку, в которой мы находились…»
Рокоссовский под конец своей речи и еще раз Сталина помянул, да еще и как:
«Мы всегда привыкли к тому, что во главе Политуправления Красной Армии… находится человек политически подготовленный, партийный, к которому относились бы с глубоким уважением…
Я вспоминаю слова товарища Сталина, который говорил следующее. Если партия принимала решение о назначении кого-то командующим, то он всегда задавал вопрос, а как его армия примет…»
Это были прямые солдатские слова о прошлом. Однако Константин Константинович сказал и о том, что он нашел в Советской Армии образца 1957 года, то есть в армии, воспитываемой уже не Сталиным, а Хрущевым и Жуковым:
«Товарищи, я семь лет был оторван от Советской Армии… Волей партии я был послан в Польшу, выполняя указания и директивы партии… В роли главного инспектора Министерства обороны пятый месяц. Мне удалось за это время побывать во многих местах…
Я не видел волевого командира, не видел командира, способного отстоять свою гордость, командира, который мог бы доказать и пробовал доказать, что он прав, заставил бы выслушать его…
Я был на крупном оперативном учении, где командиры, командующие армией смотрели в глаза старшему начальнику и старались угадать его мысли… Стоит только почувствовать, …что мнение вышестоящего расходится с его мнением, немедленно становится во фронт: так точно …немедленно исправлю…»
Это говорил полководец сталинской школы, который не отрицал своей к ней принадлежности, а подчеркивал ее!
Да когда!
Да где!
Да перед кем!
И коль он так говорил после антисталинского XX съезда, на Пленуме хрущевского ЦК перед Хрущевым и перед своими боевыми товарищами — фактически предавшими Сталина к тому времени своим молчанием во время клеветы на него Хрущева, то, значит, типичный командир сталинской Красной Армии был прямой противоположностью командиру хрущевской Советской Армии…
А ведь со дня смерти Сталина не прошло и пяти лет!
БРЕЖНЕВЩИНА оказалась лишь развитым и вошедшим в спокойные берега продолжением «волюнтаризма» Хрущева. Собственно, основные фигуры брежневской поры вышли из поры хрущевской, особенно если иметь в виду состав «референтов», «советников», «замзавов» и прочих аппаратных величин, где все более вольготно чувствовали себя крупные и мелкие агенты влияния и просто крупные и мелкие шкурники и карьеристы.
Удивляться не приходилось — ведь не только они воспитывали Хрущева и Брежнева, но и атмосфера хрущевской «Оттепели» и брежневского «Застоя» тоже воспитывала вполне определенный тип «деятелей»…
С 1953-го но 1964 год «воспитывал» их Хрущев — как раз тот минимальный срок для формирования крупной государственной фигуры, который определил в своей речи на пленуме 16 октября 1952 года Сталин. Но «воспитывали» их Хрущев и хрущевцы по-своему.
И воспитанники хрущевского времени, составив брежневскую «когорту», воспитали уже следующее поколение системных «внуков» Хрущева, то есть — Горбачева с Ельциным и горбачевцев с ельциноидами.
А уж им на смену сегодня приходят «правнуки»…
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ же похороны социализма произошли в 1965 году. И это надо пояснить…
Неизменно лгущий Авторханов лгал и в том, что якобы половина советских предприятий при Сталине была нерентабельной — якобы потому, что Сталин нацеливал экономику не на прибыль, а на человека с его потребностями.
Сталин понимал, что экономика не может работать себе в убыток, но он верно отмечал, что здоровой может быть лишь такая экономика, которая не увеличивает прибыль, а снижает себестоимость производимой продукции.
И может ли быть иначе? Экономически обоснованное снижение себестоимости означает и введение новой, «высшей», техники, и снижение энергоемкости, материалоемкости, трудоемкости на единицу продукции.
Если снизилась себестоимость, то можно снизить и розничную цену — если наша цель не получение прибыли собственником, а увеличение возможностей труженика по приобретению продуктов производства. И тогда — даже при неизменной оплате труда, если затраченный труд не увеличился — труженик сможет покупать больше и чаще, больше себе позволить.
Причем в соответствии с основным законом социализма, открытым Сталиным, новый человек будет испытывать потребность не столько в расширении материального, сколько духовного потребления ценностей жизни.
Но вот в 1965 году началась экономическая реформа, которую назвали именем Косыгина. Сентябрьский Пленум ЦК в 1965 году провозгласил, что необходимо «…улучшать использование таких важнейших экономических рычагов, как прибыль, цена, премия, кредит».
Но что это значило?
Делая прибыль, а не всесторонне развитого человека основным экономическим показателем оценки эффективности социалистической экономики и основной целью экономической деятельности, инициаторы экономической реформы 1965 года фактически игнорировали основной экономический закон социализма. И тем самым вполне научно закладывали тенденцию гибели социализма. Ведь производство прибыли — это экономический закон капитализма, и то, что эта прибыль инициаторами реформы была названа «социалистической», сути дела не меняло.
«Реформа Косыгина», теневым идеологом которой стал заурядный харьковский профессор Евсей Либерман, с чисто научной точки зрения, непреложно, с неумолимостью законов природы закладывала методологические основы уничтожения в среднем советском человеке человека и все большего пробуждения в каждом последующем поколении формально советских людей зверя капиталистической жадности.
Вряд ли это понимал сам Либерман — средней руки провинциальный экономист, автор заурядного учебника «Организация и планирование производства на машиностроительных предприятиях», профессор кафедры статистики Харьковского университета, которому к 1965 году уже исполнилось 68 лет.
И уж точно этого не понимал так и не ставший учеником Сталина Алексей Косыгин, которому ко времени начала реформы, названной по его имени, исполнился 61 год. Он ведь лишь «изучал» в свое время последнюю работу Сталина, но не изучил ее, как не изучили и не поняли ее и остальные коллеги Алексея Николаевича по управлению могучей социалистической державой.
Как не поняли ее ни папа Хрущев, ни его будущий ренегат сын — Сергей Хрущев. Этот уже много позже признавался, что вначале думал, что не в состоянии осилить труд Сталина, а уж потом-де сообразил — чепуха…
Но зато всё хорошо поняли в сталинской работе подлинные авторы и идеологи «реформы Косыгина», для которых Либерман был куклой — вольной или невольной. Эти идеологи заканчивали не Московский и не Харьковский, а Гарвардский и другие подобные ему университеты, но «Экономические проблемы социализма» они изучали не для сдачи зачета, а для научной организации гибели социализма! Ведь Сталин не изобрел, не сформулировал, не ввел, а открыл его основной экономический закон — так же как Ньютон открыл в свое время закон всемирного тяготения. И так же, как последний закон действовал и до его открытия Ньютоном, основной экономический закон социализма действовал в социалистическом обществе и до открытия его Сталиным!
Просто после того, как Сталин его открыл, стало возможным развивать и совершенствовать социализм на основе строго научного метода.
Никто из властей предержащих в СССР и никто из их окружения этого так никогда и не понял. А вот умные враги России и социализма на Западе это поняли прекрасно и практически использовали открытие Сталина после его смерти против социализма. Показательный факт. В 1982 году в Германии вышла в свет книга двух авторов: Георга фон Рауха и Густава Хильгера «Ленин. Сталин». Хильгер знал СССР прекрасно — он, например, переводил Гитлеру Молотова и Сталина Риббентропу. В целом книга была тем не менее лживой и к Советскому Союзу враждебной. Однако читать ее интересно, и вот что там было сказано об «Экономических проблемах социализма»:
«В преддверии XIX съезда партии… «Правда» преподнесла новую работу Сталина… Если у отдельных коммунистов создалось впечатление, что партия может смело пренебречь всеми экономическими законами, то Сталин поставил этих фантазеров на место. Это серьезное предупреждение прозвучало, в первую очередь, в адрес мощного хозяйственно-бюрократического аппарата…»
Как видим, на Западе работу Сталина поняли глубже, чем на Старой площади, в здании ЦК. Хотя это не значит, что и на Западе Сталина понимали во всем верно, потому что далее было сказано следующее:
«Интересно, что в высказываниях Сталина проскальзывает пессимистическая нота, признание существования законов, устранить которые не под силу даже коммунисту».
Никакого пессимизма Сталин не обнаруживал, его работа, напротив, была глубоко оптимистичной, но при этом реалистичной. Ведь признавать закон инерции и не становиться на пути летящего вперед поезда не означает быть пессимистом.
Да, к началу 60-х годов отчетность в советской экономике усложнилась до невозможного, а пределы ее централизации за счет «бумажного» управления были уже «на пределе»… Однако созидательная социалистическая альтернатива «реформе» Косыгина была. Ее еще в самом начале 60-х годов предлагали советские специалисты в области математических методов управления и вычислительной техники. В то время даже элементная база советских ЭВМ была неплохой, и мы вполне конкурировали тут — в начале 60-х годов — даже с США. По сути, уже тогда у нас была БЭСМ-6 и обрисовывалась конфигурация принципиально новой БЭСМ-12.
Что же до специалистов-программистов, то тут СССР был вообще вне конкуренции! Лишь сегодня стал иссякать исход наших программистов на Запад, потому что исчерпывается тот запас качества, который был заложен лучшей в мире системой народного и высшего образования, созданной в СССР Сталина.
С учетом этих достижений советские ученые, без кавычек, и инженеры предлагали Хрущеву создать сквозную тотальную систему учета и планирования народного хозяйства, в которой уже ничего нельзя было бы припрятать, придержать, сбыть «налево», украсть — в перспективе современные сети ЭВМ могли бы учитывать все до последнего гвоздя…
Еще Ленин говорил, что социализм — это учет и контроль. Теперь под общую формулу можно было подвести современную управленческую материальную базу. Однако вместо системы академиков Ефремова и Лебедева мы получили реформу профессора Либермана.
А избежавшая послевоенной сталинской вычистки из кресел «элита» все более загнивала и все более предавала Россию и ее народы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.