3 К КОНСТАНТИНОПОЛЮ, «ЦАРЬГРАДУ»

3

К КОНСТАНТИНОПОЛЮ, «ЦАРЬГРАДУ»

В тот год до нас стали доходить слухи о появлении франкских армий, идущих с Мраморного моря в неисчислимом множестве; так как эти известия следовали одно за другим не прекращаясь, люди пугались, узнав это, и теряли голову, слыша, что они продвигаются все дальше. Эти слухи подтвердил король Дауд Ибн Сулейман Ибн Котломуш, чьи земли располагались ближе всего к войскам упомянутых франков. Он принялся собирать армию, нанимать добровольцев и проповедовать священную войну, и призвал всех туркменов, кого только мог разыскать, прийти ему на помощь в борьбе против франков; многие из них отозвались, как отозвалась и армия его брата, что укрепило его дух и увеличило решимость. Он подошел к проходам, дорогам и путям, по которым они должны были пройти, и безжалостно убил всех, кто попал к нему в руки, и было их великое множество.

Ибн аль-Каланиси, История Дамаска с 1075 по 1154 г.

У Алексея не было времени отдохнуть, потому как до него дошел слух о приближении неисчислимых франкских войск. Он страшился их появления ибо хорошо знал неудержимость их натиска, их переменчивый и непостоянный характер, как и все, что было в природе кельтов, и все, что из нее вытекает; он знал, что они всегда готовы поживиться богатствами и что при первой же возможности они готовы без зазрения совести нарушить свои договоры. Тем не менее, василевс не терял мужества и принял все меры, чтобы приготовиться к сражению, если того потребуют обстоятельства. Действительность оказалась гораздо страшнее слухов. Ибо весь Запад, все варварские народы, живущие в странах, которые расположены по ту сторону Адриатики и до Геркулесовых Столпов, все те, кто кочевали большими толпами вместе со всей семьей, перейдя Европу, шли по Азии… Появлению такого количества людей предшествовал налет саранчи, которая пощадила урожай, но разорила все виноградники, истребив их. Это был знак, как предсказали прорицатели, что огромная кельтская армия не будет вмешиваться в дела христиан, но поразит, одолеет сарацинских варваров.

Анна Комнина, Алексиада

«С приближением срока, о котором Господь наш Иисус Христос ежедневно возвещает верующим в Евангелии, где говорит: Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, во всех областях Галлии сделалось большое волнение, и каждый, чистый сердцем и умом, кто желал следовать за Господом и верно нести за ним крест, поспешил встать на путь к Гробу Господню» (Аноним). Вот уже некоторое время красивая легенда о божественном повелении начать крестовый поход не в ходу среди историков. Образ Петра Отшельника, которому было откровение о том, что он должен освободить Гроб Господень, о чем он рассказал, главе христианского мира, годится лишь для иллюстрации детских сказок. История и легенда в этой эпопее средневекового христианства слишком часто перемешивались, поэтому нам стоит вернуться к концепции, более приближенной к реальности.

Ссылки на то, что турки плохо обращались с христианскими паломниками, притесняли их, едва ли будут звучать убедительно, хотя постоянные завоевания Святого города турками и Фатимидами отнюдь не облегчали доступ паломников в Святые места. За несколько лет до начала походов Иерусалим и основная часть Палестины, действительно, были присоединены к территориям персидского султана-сельджука, великого Мелик Шаха, сына Алп Арслана. Однако восточные христиане единодушно восхваляют достоинства его правления; эти похвалы тем более ценны, что исходят они из уст Матвея Эдесского, армянского монаха, чрезвычайно чувствительного к малейшим проявлениям антихристианской деятельности: «Мелик Шах проявил свою доброту, милосердие и благорасположение к верующим во Христа». Знаменитые притеснения западных путешественников, начавшиеся со времени захвата Иерусалима турками (1078 г.), все же не уменьшали количество паломников, отправлявшихся в Святую Землю. Разумеется, многочисленные путешественники сообщали папе о политических изменениях, происходящих в Леванте.

Первую причину начала крестовых походов следует искать в Испании. Как мы видели, ее дела вот уже полвека живо интересовали римских пап, которые многократно призывали французскую знать оказать содействие испанским христианам в ведении реконкисты. В их глазах вмешательство французского рыцарства было необходимым для удачного завершения реконкисты. Если папы быстро отказались от своих притязаний на суверенитет над завоеванными мусульманскими странами (испанские государи совершенно не намеревались увеличивать вотчину Св. Петра), то они обратили взор к переустройству религиозной иерархии на территориях, вновь ставших христианскими. Влияние испанской войны было решающим: опираясь на полученный опыт, Урбан II основывал свою политику борьбы с неверными на активном участии западного рыцарства.

Второй фактор: участие Святого Престола в восточной политике. Папство страдало от раскола и намеревалось сделать все возможное, чтобы вернуться к единству Церквей. Средства для достижения этой цели были столь же многочисленны, как и разнообразны: уступки в теологическом плане, военная помощь василевсу в борьбе со множеством врагов, а также, в случае необходимости, подчинение себе Византийской империи и Православной церкви более радикальными методами. Нет никаких сомнений, что папство с интересом и любопытством следило за попыткой нормандцев завоевать Константинополь.

Большинство современных исследований приписывают идею заключения соглашения с Алексеем Комнином папе Урбану II: западная военная поддержка компенсировала бы возвращение к единой Церкви. С этой точки зрения можно считать, что крестовый поход был задуман папой как военная экспедиция, в цели которой входило нанести удар по стратегически важной части мусульманского мира и помочь попавшему в трудное положение василевсу. Именно отсюда проистекает некая двойственность крестоносного движения. Что касается выбора Иерусалима, то лишь он один притягивал к себе христианский мир: завоевание этого города повредило бы исламу, поскольку Иерусалим и для этой религии был одним из святых городов.

Все эти политические мотивы будут скрыты за умелой пропагандой, основывающейся на excitatoria, документах, составленных постфактум. Их будут распространять после осады Антиохии, и особенно после успешного окончания похода. Чтобы добиться дополнительного притока войск, эти «листовки» будут ставить на первое место святость миссии крестоносцев; они будут обливать грязью турок и арабов с целью ускорить развитие священной войны, но помимо этого (именно в этом воплотятся все старания нормандской пропаганды) они заклеймят предательство Византии в отношении всего христианства в целом и крестового похода в частности, хотя, как они утверждали, последний и был начат по призыву василевса.

Краткий обзор политического положения на Западе подтвердит, что Святой Престол имел острую необходимость утвердить себя как высшую власть, авторитет и совесть христианского мира: долгая борьба с германскими императорами за инвеституру[6] уже несколько раз чуть было не привела его к полному краху, и это существенно отразилось на папской власти. Не являлся ли поход на Восток возможностью восстановить ее престиж и внушить почтение европейским правителям, напомнив им об императоре в Византии и взяв под свою эгиду лучших воинов западного рыцарства?

Похоже, что именно весной 1095 г. на соборе в Пьяченце Урбан II принял посольство от Алексея Комнина, описавшее ему печальное положение, в котором находилась Византийская империя. Кажется, для папы эта просьба о помощи была решающей. По окончании собора вся курия пересекла Альпы и направилась в Пюи. Там Урбан II долго совещался с епископом Адемаром Монтейским: последний родом был из южной знати, посвятившей себя войне в Испании; к тому же незадолго до 1087 г. он совершил паломничество в Иерусалим. Именно в Пюи, по всей вероятности, было принято решение начать крестовый поход. Папа со свитой снова отправился на юг, где встретился с графом Раймундом Тулузским, живущим тогда в Комта Венессин, на берегах Роны. Урбан II со свитой остановился в Клюни, где и был выработан порядок ведения похода. Наконец, осенью 1095 г. был созван Клермонский собор, который историки и хронисты считают отправной точкой крестоносного движения. Что бы там ни говорилось, первые заседания в Клермоне не вызвали никакого воодушевления; церковная терминология едва ли годилась для того, чтобы вызвать массовое воодушевление в народе.

Собор начался с рассмотрения различных проблем, стоявших перед Церковью. Интересный момент: путем голосования было принято решение даровать прощение грехов всем тем, кто предпримет поход в Святую Землю с благочестивыми целями. Немного позже папа объявил о своем намерении организовать вооруженную экспедицию в Палестину. Епископ Пюи взялся сопровождать войска, и Урбан II назначил его своим легатом. Несколько дней спустя посланники от Раймунда Сен-Жилльского сообщили о согласии своего господина присоединиться к ним. План, разработанный Урбаном, выглядел довольно скромным: он предполагал простое выступление маленькой армии рыцарей, которыми руководили бы Адемар Монтейский и Раймунд Сен-Жилльский. Он не рассчитывал на огромный подъем воодушевления, которое после несколько невыразительного начала похода охватит всю Западную Европу и значительно отодвинет сроки выполнения задачи.

Слова Deus lo volt! (Так хочет Бог!), выкрикнутые в Клермоне горсткой верующих, моментально стали известны по всей стране. Вскоре их стали повторять множество народных проповедников, таких как Петр Отшельник. В это время папа прилагал все усилия для подготовки провансальской экспедиции. Он назначил место и дату сбора войск — Пюи, 15 августа 1096 г. В поход могли отправиться лишь те, кто был в состоянии носить оружие, так как армия не нуждалась ни в женщинах, ни в стариках, ни в слишком молодых воинах. Монахи могли отправиться в поход лишь с позволения своего настоятеля, а миряне, прежде чем дать обет крестоносца, должны были просить совета у опытных духовных лиц. Но данный обет нельзя было взять назад, а отступничество каралось отлучением от церкви.

Это суровое обязательство компенсировалось тщательно разработанной правовой системой, носившей церковный характер (безусловно, сказывалось влияние Клюни) — крестоносцы обладали как духовными преимуществами (им было даровано прощение грехов), так и материальными: пока они будут отсутствовать, их имущество перейдет в руки Церкви (в данном случае в лице местного епископа), если бы кто-то попытался его присвоить, его бы отлучили; было запрещено привлекать их к суду; и на время своего отсутствия они должны были получить безоговорочную отсрочку всех своих долгов.

Благодаря множеству мер предосторожности провансальская армия, но только она одна, должна была состоять из крестоносцев, набранных в соответствии с пожеланиями папы; между тем на Восток уже двигались неуправляемые войска: банды Вальтера Неимущего достигли Константинополя в середине июля, вскоре к ним присоединилось ополчение Петра Отшельника, вышедшее из Кельна приблизительно в Пасху и состоящее из простолюдинов, пеших воинов, бродяг и преступников, которым Петр Отшельник отпустил их грехи: «Упомянутый Петр первым подошел к Константинополю третьего числа в августовские календы, вместе с ним подошло большинство германцев. Среди них были лангобарды и множество других. Василевс приказал снабдить их продовольствием по мере возможности города и сказал им: не переходите Рукав до прихода основной армии, ибо вас недостаточно, чтобы сразиться с турками. Но христиане повели себя недостойно — они разрушали и сжигали дворцы в городе, снимали свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам, так что император, разгневавшись, приказал переправить их через Босфор» (Аноним).

Оказавшись в Анатолии, эти странные паломники продолжили опустошать все вокруг. Вскоре разрозненные банды разделились на группы, говорящие на одном языке. Никейские турки быстро справились с действующими безо всякой согласованности войсками: в первую очередь были захвачены врасплох и разбиты лангобарды (т. е. южные итальянцы). Франки, пришедшие им на помощь, попали в засаду; обеспокоенная Анна Комнина сообщает, что «повсюду лежали трупы убитых воинов. Когда их собрали, это была не куча, не курган, и даже не холм, но гора огромной высоты, так велико было нагромождение тел». Что касается германцев, они тоже поняли, что воевать с турками было куда трудней, чем грабить их. Они укрылись в одной крепости. «Турки тотчас же осадили ее и лишили воды. И наши так мучились от жажды, что вскрывали жилы лошадей и ослов, чтобы напиться их крови; другие бросали пояса и одежду в отхожие места и высасывали из них влагу; некоторые мочились в руки товарищей и затем пили; были и такие, кто рыл сырую землю, так сильно их терзала жажда». Многие сдались и приняли ислам. «Все те, кто отказались отречься от Господа, были убиты; одних, захваченных живыми, отделили друг от друга, словно овец, другие стали мишенями для турок, третьи были проданы или раздарены, словно животные. Одни увели свою добычу домой, другие в Хорасан, в Антиохию, в Алеппо, туда, где они жили» (Аноним).

Узнав об этом поражении, василевс отрядил часть флота, чтобы спасти Петра Отшельника и его спутников — единственно уцелевших из огромного народного ополчения. Предупрежденный дипломатами и хорошо осведомленный Алексей Комнин понял, что должен обеспечить безопасность Петра, ибо легенды о нем уже давно превзошли реальную власть отшельника. Оказавшись перед лицом императора, монах обвинил «своих» крестоносцев во всех грехах: «Гордый латинянин обличил тех, кто не повиновался ему и следовал за ним лишь по своей прихоти; он назвал их ворами и разбойниками» (Анна Комнина).

Так закончился народный крестовый поход. Хотя другие войска, возглавляемые вождями-мародерами из долины Рейна, еще даже не дошли до византийской границы, они уже дали о себе знать чередой жутких избиений, как, например, уничтожение еврейских поселений в Шпайере, Майнце, Кельне, Трире и Вормсе. Эти банды, дурная слава о которых неслась далеко впереди них, были уничтожены, как только выступили на венгерскую территорию.

Вопреки плану, выработанному папой Урбаном II, образовались еще три феодальные армии: лотарингская, французская и нормандская, или южно-итальянская. Воины лотарингской экспедиции (пришедшие из Лотарингии, Нидерландов и рейнских земель) изначально представляли собой императорскую армию, но набор рыцарей велся независимо от конфликтов, имевших место между Генрихом IV и папством. Бесспорным лидером этой армии был Готфрид Бульонский, сын графа Булонского, сам бывший герцогом Нижней Лотарингии. Его сопровождали братья: Балдуин и Евстафий Булонские. Как отметил Рене Груссе, ядром экспедиции являлись валлоны. Французская армия состояла под началом Гуго де Вермандуа, брата короля Франции, поскольку Филипп I был отлучен от церкви и не мог принять участие в походе. В эту армию входили отряды из северной Франции и королевского домена: Нормандии, Шампани, Фландрии и Иль-де-Франса. Командовали ими граф Блуа, герцог Нормандии Роберт Коротконогий и граф Фландрии Роберт Иерусалимский. Наконец, нормандцы из Италии (лангобарды, как называет их Анна Комнина) тоже сформировали свою армию. Эти легкие на подъем воины, уже дважды нападавшие на Византийскую империю, не замедлили откликнуться на призыв с Востока. «Когда Боэмунд Победитель, осаждавший город Амальфи, услышал о прибытии состоящего из франков несчетного народа христиан, который желал отправиться к Гробу Господню и сразиться с язычниками, он приказал разузнать, каким оружием они пользуются в битве, какой символ Христа был у них в пути, каков их боевой клич. Ему ответили по порядку: у них оружие, надлежащее для ведения войны, на плече или на груди у них крест Христов, они одновременно испускают клич: Так хочет Бог! Так хочет Бог! Тотчас же Боэмунд приказал разрезать на кресты свой драгоценный плащ и раздать их воинам. Тогда множество рыцарей, осаждавших город, стремительно бросились к нему… Вернувшись на свою землю, сеньор Боэмунд стал усердно готовиться к походу к Гробу Господню» (Аноним).

Лотарингская армия выступила первой; она придерживалась пути, по которому несколько месяцев назад шли грабившие всех подряд отряды народного ополчения. Ее полководцам требовалось немало терпения и ловкости, чтобы ослабить недоверчивость и унять неприязнь, которые были вызваны их предшественниками. Тем не менее, проход через немецкие и венгерские земли не вызвал особых затруднений, и вскоре лотарингцы достигли византийских границ. Герцог Готфрид принял византийских послов где-то южнее Белграда и заключил с ними соглашение: армия обещала защищать земли Империи, при условии регулярного снабжения ее продовольствием на всей территории владений Алексея Комнина. Договор строго соблюдался до берегов Мраморного моря, где армия осадила и разграбила город Селимбрию (нынешняя Силиврия), что не могло не усилить опасения самодержца по отношению к латинянам.

Попытаемся понять цели и реакцию противостоящих сторон: император принимает крестовый поход как помощь, высланную папой, дабы ликвидировать последствия победы, одержанной турками при Манцикерте; однако он совершенно не предполагает совершить ответный шаг, который так ждет он него Рим — согласиться на объединение Церквей. Количество и сила лотарингских войск заставляют его опасаться за безопасность своего трона, столицы или всего государства; поэтому он пытается заручиться поддержкой крестоносцев и использует для этого такие же методы, какие применяли в течение столетий его предшественники по отношению к своим наемным войскам: золото, подарки и титулы для военачальников в обмен на клятву верно служить Империи; чтобы избежать беспорядков в рядах солдатни, всем мужчинам выплачивается жалование.

Было очевидно, что бароны не собирались просто так приносить императору потребованную у них ленную присягу: например, Готфрид Бульонский, крупный феодал Германской империи, откликнулся на призыв папы занять Иерусалим (уже продав большую часть своего имущества!); но он совершенно не знал о том, что крестовый поход мог быть рассмотрен как помощь Византии, впрочем, будучи вассалом западного императора Генриха IV, он не мог даже представить возможность принести клятву верности императору Востока. Итак, василевс хотел использовать крестовый поход в своих целях, а крестоносцы ждали его помощи и даже участия в походе на Иерусалим.

После разграбления Селимбрии василевс приказал Готфриду подойти вместе со своими войсками к подножию стен Константинополя и явиться к императорскому двору. Герцог охотно выполнил первый приказ, но от аудиенции уклонился. Лотарингцы встали у городских стен в конце декабря 1096 г. Кто знаком с климатом Стамбула, может легко представить мучения, обрушившиеся на пришедших с севера крестоносцев — дождь, туман, тающий снег, мелкий град, и довершал все северный шквалистый ветер с Босфора. Для того, чтобы заставить баронов уступить ему, Алексей прекратил поставку продовольствия крестоносцам; лотарингцы в ответ стали регулярно грабить окрестности. В конце концов уступил сам император; он возобновил снабжение армии провизией и позволил крестоносцам обосноваться на другом берегу бухты Золотой Рог, там, где сегодня возвышаются Пера и Галата. Несмотря на многочисленные ходы имперской канцелярии, Готфрид уклонялся от ответа. На самом деле он ждал прихода других латинских войск, чтобы заставить императора уступить. Вот что говорит об этом дочь василевса: «Итак, он ждал прихода Боэмунда и других графов. Ибо если Петр предпринял этот великий поход с целью поклониться Гробу Господню, то другие, особенно Боэмунд, давно питали ненависть к Самодержцу и искали удобного случая отомстить… на первый взгляд они шли в поход на Иерусалим, а на деле они хотели свергнуть Самодержца и захватить столицу. Василевс, давно знавший об их коварстве, уже собрал дополнительные войска; они должны были следить за тем, чтобы Готфрид не отправил послание Боэмунду или кому-то из графов, шедших за ним или навстречу ему, и преградить им путь».

Раздраженные имперскими придирками, лотарингцы перешли в наступление: спалив свой лагерь в Галате, они снова перешли Золотой Рог и обосновались напротив земляных крепостных валов. Между греками и латинянами начались стычки, хронисты обеих сторон оспаривают друг у друга победу; лишенные продовольствия, не имеющие никаких вестей от других армий, Готфрид с ближайшими помощниками были вынуждены сдаться. «Так Готфрид вскоре был принужден подчиниться воле василевса. Посему он отправился к нему и принес требуемую клятву, обещав, что все города, местности и крепости, которые он захватил, и которые до этого принадлежали империи ромеев, будут переданы военачальнику, специально назначенному для этого василевсом. Когда он дал эту клятву и получил много денег, он стал называться гостем и сотрапезником василевса; после богатого пира он переправился через Пролив. Тогда василевс приказал дать им провизии в изобилии» (Анна Комнина).

Так Алексею Комнину удалось совершить замечательный политический ход, по крайней мере, он был в этом убежден. Отныне для Константинополя латинский крестовый поход становился частью византийского похода. Поэтому византийцы будут неустанно требовать исполнения клятвы и возвращения некогда принадлежащих им земель, а именно всей Анатолии, Северной Сирии и, безусловно, Антиохии, Эдессы, быть может, Триполи и Иерусалима! Клятва Готфрида Бульонского легла тяжким бременем на все латинские поселения Леванта!

Едва лотарингская армия перешла на другой берег Пролива, как появились нормандские отряды Боэмунда Тарентского. Они пересекли Адриатическое море и в ноябре 1096 г. высадились в Валоне (нынешней Албании). Мы знаем, как византийцы боялись прихода нормандской армии и насколько император опасался «коварства» Боэмунда. Однако последний решил поставить все на карту крестовых походов и не захотел из-за рискованного поступка лишаться папского благоволения и покровительства, ни тем более подвергать опасности прекрасную армию, которая позволяла ему надеяться на приобретение восточных владений, что было гораздо более соблазнительно, чем завоевание нескольких балканских провинций, к тому же разоренных кампаниями его отца, Роберта Гвискара. «Тогда Боэмунд держал совет со своими войсками, вселяя храбрость, призывая их к милосердию и смирению, прося воздержаться от грабежа этой земли, которая принадлежит христианам, и не брать ничего лишнего, кроме того, что им нужно для пропитания» (Аноним).

Несмотря, на строгий порядок, поддерживаемый в нормандской армии, произошла стычка у Вардарского прохода, когда византийские наемники (турки), следившие за продвижением армии, внезапно напали на арьергард. Только храбрость Танкреда, который в сопровождении двух тысяч солдат бросился в реку и переплыл на другой берег, позволила сдержать натиск неприятеля. Боэмунд, по-прежнему придерживаясь миролюбивой тактики, отпустил пленников, захваченных его племянником, понимая, что возобновление военных действий разрушит его планы, и удвоил бдительность. Чтобы избежать любой неожиданности, нормандские военачальники приказали тщательно разведывать пути продвижения армии. Но подобная мера замедлила ее ход; и они были счастливы заключить новый договор с византийскими посланниками. В войсках постоянно стал находиться представитель императора: «…когда мы проходили мимо их городов, он давал приказ жителям Приносить провизию… но они никому из нас не позволялось пройти за городские стены» (Аноним).

Чтобы обрисовать состояние духа простых крестоносцев, интересно вспомнить, что приказы Боэмунда часто оспаривались: по дороге войска, которыми командовал Танкред, захотели разграбить город, где можно было взять богатую добычу; сыну Роберта Гвискара понадобилось употребить все свое влияние, чтобы противостоять им. Этот инцидент произошел вечером, а на следующее утро из города вышла процессия — жители с крестом в руках шли воздать почести Боэмунду, который радостно их принял и позволил им с ликованием уйти: вот еще один из незначительных фактов, которые упускаются теоретиками, но которые лишь усиливали намерение нормандца обосноваться на Востоке с помощью политики, защищающей интересы местных христиан.

Чем ближе нормандская армия подходила к Константинополю, тем больше становилось посланников; византийцы, все еще опасаясь нападения, постоянно требовали новых доказательств доброй воли, так что в Серресе (Македония) Боэмунд отдал приказ вернуть жителям всех животных, отобранных мародерами. Дабы устранить новые препятствия, князь Тарентский «оставил свою армию и, взяв с собой небольшое число рыцарей, направился к Константинополю, чтобы договориться с императором… Император, узнавший, что досточтимый Боэмунд пришел к нему, приказал с честью принять его и разместить со всевозможной обходительностью за городской стеной. После этого он призвал его к себе, чтобы втайне с ним побеседовать» (Аноним). Такова латинская версия событий, но насколько она разнится с тем, что говорит Анна Комнина! Она не только досконально знает о том, откуда Боэмунд родом, но и с глубоким удовлетворением отмечает, что он не благородного происхождения; чтобы унять страх византийцев, она подчеркивает слабость его помощников и скудость его военной казны.

Что касается Алексея, то он стремился заручиться поддержкой Боэмунда и отправить его армию в Анатолию, пока другие войска тоже не стали лагерем под стенами города; объединив силы, они могли под влиянием грозного нормандца попытаться осадить столицу. К его великому удивлению, Боэмунд проявил готовность к сотрудничеству и буквально на следующий день после своего прихода принес ту же клятву, что и Готфрид Бульонский. «Когда это свершилось, василевс выбрал зал своего дворца и приказал выложить весь пол всевозможными сокровищами: одеждой, золотыми и серебряными монетами, ценными вещами; зал был так наполнен, что невозможно было сделать и шагу. Придворному, который должен был показать все эти сокровища Боэмунду, император приказал незаметно открыть самые большие двери. Вид всех сокровищ ослепил гостя, который воскликнул: „Если бы я владел такими богатствами, я бы стал повелителем многих земель". — „Отныне это все твое, — отвечал ему тот, — по милости василевса"» (Анна Комнина).

В качестве награды за свое повиновение Боэмунд просил самый высокий титул в имперской иерархии: титул доместика Востока (верховного главнокомандующего всех армий азиатской части империи); подобное звание могло бы сделать его представителем имперской власти как по отношению к другим крестоносцам, так и по отношению к восточным христианам. Алексей, раскрыв хитрость Боэмунда, не стал отвечать ему прямым отказом, а обнадежил красивыми фразами: «Твой час еще не настал; но с твоим рвением и твоей верностью ждать осталось недолго». Как же потешался византийский двор над чересчур доверчивым нормандцем!

Однако ценное свидетельство кого-то из свиты Боэмунда говорит, что в армии лангобардцев ходили другие слухи: «Храбрейшему Боэмунду император пообещал, что если он добровольно принесет клятву, то получит от него помимо Антиохии, землю длиной в пятнадцать дней пути шириной в восемь; он поклялся, что если Боэмунд сдержит свою клятву, то он сдержит свою». Однако этот союз с автократором породил внезапный конфликт в военных кругах лангобардцев. Танкред, чтобы избежать клятвы верности, неожиданно перешел пролив и присоединился к лотарингцам, но другие вожди не проявили никаких угрызений совести, в чем их после горько упрекали «пехотинцы» крестового похода. Они знали о первом возмущенном отказе сеньоров принести присягу василевсу, затем об их скором союзе; вот откуда разочарование в словах Анонима: «Как столь храбрые и суровые рыцари смогли так поступить? Вероятно, их вынудила к тому жестокая необходимость. Быть может, снова случится такое, что наши вожди нас разочаруют. Что же в итоге они сделают? Они скажут, что в силу необходимости им пришлось волей-неволей подчиниться воле императора!»

Ропот простых воинов, бескорыстных крестоносцев, у которых не было за душой ничего кроме храбрости и страданий, которые не рассчитывали ни на богатые завоевания, ни на восточные владения и ради освобождения Гроба Господня рисковали только своей жизнью, будет все усиливаться. Зависть и эгоизм «предводителей» будут раздражать их все сильнее; и последние будут вынуждены волей-неволей с этим считаться. Этот «протест» делает одновременно ближе, человечнее и трогательнее настоящих неизвестных героев истории крестовых походов.

Провансальская армия прибыла третьей по счету. Раймунд Сен-Жилльский, граф Тулузы и маркграф Прованса, был первым крупным бароном, который поддержал планы понтифика. Потому он вскоре стал ревниво следить за остальными латинскими военачальниками. Его войска, набранные в Лангедоке и Провансе, выступили в поход в октябре 1096 г., но потеряли всю зиму в переходах через северную Италию, Хорватию и Далмацию. Продвигаясь вдоль побережья, они дошли до Дураццо (нынешняя Албания) и направились по Эгнатиевой дороге, где перед ними прошли нормандцы. Как за теми, так и за другими следили византийские наемники, с которыми иногда случались достаточно серьезные столкновения. Например, в Роцце (нынешнем Кесане) жители так враждебно встретили армию Тулузы, что воины не выдержали. С криками «Тулуза, Тулуза» они кинулись в атаку, овладели городом и разграбили его до основания; по иронии судьбы это был тот самый город, жители которого за десять дней до этого встречали нормандскую армию торжественной процессией!

Спустя несколько дней в Родосто (нынешнем Текеридаге) византийцы попытались отомстить. Их войскам был нанесен большой ущерб, а атака отбита. Именно тогда василевс призвал Раймунда Сен-Жилльского оставить своих воинов и прибыть в Константинополь. Как только граф Тулузский уехал, его армия вновь подверглась нападениям со стороны императорских войск, но на этот раз последние одержали победу. Уязвленный подобным предательством, граф Сен-Жилльский дерзко разговаривал с василевсом, выступая в качестве военачальника папской армии. Даже сама мысль о присяге Алексею привела его в ярость. Не для того взял он крест, говорил он, чтобы найти себе другого господина, вместо Того, ради которого он оставил свою страну и владения! С другой стороны, если бы василевс со своими силами присоединился к походу на Иерусалим, он охотно признал бы его главенство. Такому прямому и дерзкому предложению Алексей мог противопоставить всего лишь типично восточное словословие, говоря о невозможности присоединиться к армии. Категорический отказ графа Сен-Жилльского, т. е. единственного военачальника, назначенного папой Урбаном II, сильно уменьшал значимость клятв других графов. Латинский поход не стал подобием византийского похода. Не будет преувеличением сказать, что начиная с этого момента, равновесие сил на Востоке изменится в пользу латинян. Как только провансальские войска прибыли в Константинополь, граф Сен-Жилльский принялся искать подходящий случай, чтобы отплатить имперским войскам за предательство в Родосто. Потребовалась вся ловкость баронов и вся мудрость Адемара Монтейского, чтобы заставить его отказаться от этой идеи. Все, чего добились от Раймунда многочисленные послы василевса, — это простое обещание, данное им от своего имени и от имени своих воинов не наносить вред жизни и владениям императора Алексея!

Французские крестоносные войска последними зашли на территорию Византийской империи. В отсутствии своего главного предводителя, Гуго де Вермандуа, который вот уже около года пользовался императорским гостеприимством, поход возглавили Роберт Коротконогий, герцог Нормандии, и его шурин Стефан Блуаский. Они пришли в Италию, получили в Риме благословение понтифика, а затем через Бриндизи добрались до Дураццо. После этого они, следуя за лангобардами и тулузцами, направились по Эгнатиевой дороге к Константинополю. Ни одно происшествие не помешало продвижению французской армии, а отношения с греческим населением были настолько хорошими, что в хрониках нет ни одного упрека их поведению. Французским крестоносцам было даже позволено посещать основные церкви Константинополя… правда, небольшими группами и в строго определенное время! Мы охотно верим хронисту Фульхерию Шартрскому, когда он рассказывает о восхищении солдат, увидевших богатство императорского города. Бароны тоже могли получить награду в виде денег или разнообразных подарков, после того, как принесут клятву верности. Граф Блуа в письме к жене превозносит щедрость василевса, хвалится, что тот принимает его как собственного сына, и заканчивает письмо восторженным заявлением: «На земле сегодня нет человека, подобного императору Алексею». Действительно, Стефан Блуаский был далеко не блестящим полководцем и жизни в военном лагере предпочитал позолоченную роскошь константинопольского двора. После того, как последняя армия прошла в Анатолию, все войска находились в состоянии боевой готовности.