Фаворит Александр Дмитриев-Мамонов. Путешествие в Тавриду
Фаворит Александр Дмитриев-Мамонов. Путешествие в Тавриду
Преемником Ермолова на стезе фаворитизма стал двадцативосьмилетний капитан гвардии Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов – дальний родственник Потемкина. Благодаря последнему обстоятельству, Дмитриев-Мамонов и был назначен в 1786 году адъютантом Светлейшего, имея скромный чин поручика гвардии. Не желая повторения ситуации, произошедшей с Ермоловым, Потемкин решил сделать флигель-адъютантом Екатерины Мамонова, на которого, как ему казалось, он мог вполне положиться. В августе 1786 года Мамонов был представлен Екатерине и вскоре назначен ею флигель-адъютантом. Современники отмечали, что Дмитриев-Мамонов был единственным из фаворитов, которого нельзя было причислить к разряду красавцев. Он был высок ростом, крепок физически, имел скуластое лицо, чуть раскосые, «калмыковатые» глаза, которые светились умом и лукавством. В отличие от многих прочих, был он хорошо образован, и беседы с ним доставляли императрице немалое удовольствие. Через месяц стал он уже прапорщиком кавалергардов и генерал-майором по армии. Первые почести не вскружили голову новому фавориту – он проявлял сдержанность, такт и сразу же завоевал репутацию умного и осторожного человека. Отмечали и его прекрасное образование – Дмитриев-Мамонов хорошо говорил на немецком и английском языках, а французский знал в совершенстве. Кроме того, Александр Матвеевич заявил себя и как недурной стихотворец и драматург, что особенно импонировало Екатерине. Благодаря всем этим качествам, а также и тому, что Мамонов непрестанно учился, много читал и пытался серьезно вникать в государственные дела, особенно в дела внешнеполитические, он стал вскоре незаменимым советчиком императрицы, и когда в начале
1787 года Екатерина собралась в путешествие на юг – в Крым и Новороссию, – Мамонов в течение всего этого вояжа ни на минуту не оставлял ее.
* * *
Об этом путешествии необходимо рассказать подробнее. Подготовка к нему началась за два с половиной года.
Во всяком случае, уже в октябре 1784 года Потемкин приказал готовиться к приему императрицы – к сбору лошадей на станциях, к строительству путевых дворцов, к подготовке квартир для размещения свиты в разных городах и т. д. Десятки тысяч людей стали ремонтировать дороги, строить гавани и причалы, а многим городам: Кременчугу, Екатеринославу, Херсону, Николаеву – следовало придать блеск больших, давно обжитых городов. На Днепре строилась целая флотилия речных судов, на которых императрица должна была плыть вниз, к Черному морю.
И в губерниях, расположенных ближе к столицам, тоже велись приготовления к встрече Екатерины, но Потемкин затмил всех.
Путешествие началось по санному пути и было прервано на три месяца в Киеве в ожидании, когда на Днепре сойдет лед и можно будет продолжать путь на кораблях. Еще по дороге в Киев, и в каретах, и на почтовых станциях, и в путевых дворцах, выстроенных в губернских городах, и во дворцах местной знати царила непринужденная атмосфера, неотличимая от нравов Эрмитажа и Царского Села. Казалось, что Екатерина и множество придворных отправились в середине зимы для развлечений, легкомысленных светских бесед, забав и веселья. Анекдоты сменялись занимательными рассказами по истории, географии, земледелию, статистике, изящной словесности и философии. На стоянках писали шарады и буримэ, вечерами устраивали любительские спектакли, именуемые тогда «живыми картинами».
Особенно преуспевали в этих затеях французский посланник в Петербурге, поэт и историк граф Луи-Филипп Сегюр д’Огессо и австрийский посланник граф Людовик Кобенцель. Вкупе с Екатериной и хорошо образованным Дмитриевым-Мамоновым, они составляли ядро того утонченного и высокоинтеллектуального общества, которое медленно, с многодневными остановками продвигалось на юго-запад.
И все же невозможно было отрешиться от большой политики, и волей-неволей и Екатерина, и Мамонов, и другие ближайшие его сотрудники должны были обсуждать и Восточный вопрос, и политику Пруссии, и плачевное, взрывоопасное положение Франции, стоявшей на пороге революции. Причем Мамонов очень часто оказывался на высоте положения, с каждым днем завоевывая все больший авторитет у императрицы и у иностранных вояжеров, прочивших фавориту блестящую дипломатическую карьеру.
Переезжая из одной губернии в другую, постоянно сопровождаемые толпами восторженных россиян, бесконечными торжественными въездами, триумфальными арками, фейерверками, иллюминациями, артиллерийскими салютами, военными парадами, звоном колоколов, пышными процессиями духовенства, повсюду встречаемые верноподданническими речами, экзотически разнаряженными в национальные одежды депутациями коренных и малых народов, Екатерина и ее спутники приходили в восторг от всего увиденного и услышанного, воочию убеждаясь в колоссальном прогрессе, проделанном Россией за четверть века ее царствования.
В Киеве, отпраздновав день рождения Екатерины, огромная флотилия из восьмидесяти судов 22 апреля двинулась вниз по Днепру. Вот как описывал это Сегюр: «Впереди шли семь нарядных галер огромной величины… Комнаты, устроенные на палубах, блистали золотом и шелками. Каждый из нас имел комнату и еще нарядный, роскошный кабинет с покойными диванами, с чудесною кроватью под штофною занавесью и с письменным столом красного дерева. На каждой из галер была своя музыка. Множество лодок и шлюпок носились впереди и вокруг этой эскадры, которая, казалось, создана была волшебством.
Мы подвигались медленно, часто останавливались и, пользуясь остановками, садились на легкие суда и катались вдоль берега вокруг зеленеющих островков, где собравшееся население кликами приветствовало императрицу. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей. Порою на береговых равнинах маневрировали легкие отряды казаков. Города, деревни, усадьбы, а иногда простые хижины так были изукрашены цветами, расписаны декорациями и триумфальными воротами, что вид их обманывал взор и они представлялись какими-то дивными городами, волшебно созданными замками, великолепными садами. Снег стаял, земля покрылась яркой зеленью, луга запестрели цветами, солнечные лучи оживляли и украшали все предметы. Гармонические звуки музыки с наших галер, различные наряды побережных зрителей разнообразили эту роскошную и живую картину. Когда мы подъезжали к большим городам, то перед нами на определенных местах выравнивались строем превосходные полки, блиставшие красивым оружием и богатым нарядом. Противоположность их щегольского вида с наружностью румянцевских солдат (армия Румянцева располагалась на Украине. – В. Б.) доказывала нам, что мы оставляем области этого знаменитого мужа и вступаем в места, которые судьба подчинила власти Потемкина.
Стихии, весна, природа и искусство, казалось, соединились для торжества этого могучего любимца».
Через Канев, где состоялась встреча Екатерины с польским королем Станиславом Августом Понятовским, с которым она не виделась тридцать лет, Екатерина затем проследовала в село Кайдаки, в коем ожидал ее австрийский император Иосиф II, скрывавшийся под именем графа Фалькенштейна. Он сначала приехал в Херсон, осмотрел там арсенал, казармы, верфи и склады и затем выехал навстречу Екатерине. После дружеского свидания в Кайдаках Иосиф II вместе со всеми доплыл до Херсона, где состоялось нечто вроде конгресса, в котором приняли участие Иосиф II и Екатерина, а также посланники Франции и Англии.
Затем, через Перекоп и Степной Крым путешественники проследовали в столицу Гиреев – Бахчисарай, а оттуда – в Севастополь.
Еще в 1782 году Екатерина писала Потемкину, что нужно воспользоваться первым удобным случаем для захвата Ахтиарской гавани, названной потом русскими Севастопольской бухтой.
В 1784 году военно-морской порт и крепость, созданные при участии Потемкина, Суворова и Ушакова, были названы Севастополем, что в переводе с греческого означало «Величественный город» или «Город Славы».
Когда Екатерина и ее спутники увидели Севастополь и его гавань, они были более всего поражены многочисленными линейными кораблями и фрегатами, стоявшими в бухте и готовыми за двое суток оказаться на рейде Константинополя.
Проехав после посещения Севастополя по другим городам Крыма, Екатерина возвратилась в Петербург. И тут, в первые же недели по возвращении, ей был вручен ультиматум султана с требованием возвратить Турции Крым и признать грузинского царя Ираклия II вассалом султана.
* * *
13 августа 1787 года Турция объявила войну России, а 12 сентября манифест о войне с Турцией подписала Екатерина.
Потемкина не было с нею рядом, он находился на юге, при армии, и Мамонов как мог поддерживал императрицу, но все же – далеко было ему до Светлейшего. В самом начале войны, 1 октября, Суворов разбил под Кинбурном турецкий десант, но на том очевидные успехи русских войск закончились.
В январе 1788 года войну туркам объявила и Австрия, пославшая на помощь Потемкину экспедиционный корпус принца Кобургского. В июне Потемкин и австрийцы осадили Хотин, а в начале июля и Очаков, но военные действия шли довольно вяло.
Воспользовавшись тем, что главные силы русской армии оказались вовлеченными в войну с турками, их северный союзник – шведский король Густав III 21 июня начал военные действия, двинув против 19-тысячной армии графа Мусина-Пушкина 38 тысяч своих солдат и офицеров.
А в это время сибарит Мамонов безмятежно купался в удовольствиях и успехах. После возвращения из путешествия милости посыпались на него, как из рога изобилия: он стал шефом Санкт-Петербургского полка, а с 4 мая 1788 года, будучи генерал-поручиком, пожалован был в генерал-адъютанты.
25 мая того же года Иосиф II, сохранивший о Мамонове за время путешествия наилучшие впечатления, возвел фаворита в графское достоинство Римской империи. Затем Екатерина наградила его орденом Александра Невского, усыпанным бриллиантами, стоимостью в 30 тысяч рублей. Доходы его с поместий, жалованье и содержание составляли не менее 300 тысяч рублей в год. Одни только бриллиантовые аксельбанты генерал-адъютанта Мамонова стоили не менее 50 тысяч рублей.
И в дипломатической карьере фаворита наметился очевидный взлет – Екатерина готовила его к должности вице-канцлера. Однако все разрушил Его Величество Случай. Тридцатилетний фаворит перестал пылать к шестидесятилетней самодержице, променяв ее на юную прелестницу-фрейлину, княжну Дарью Федоровну Щербатову.
Екатерина не сразу узнала о случившемся, хотя ей показались подозрительными частые недомогания ее любимца, когда он неделями не показывался в алькове императрицы.
Наконец, весьма осторожно, но совершенно однозначно обманутой самодержице сообщили о коварном изменнике, поправшем и любовь ее, и служебный долг, ибо пост фаворита уже давно почитался государственной должностью.
Мамонов почувствовал, что Екатерина все знает, и, предвосхищая вызов для объяснения, однажды утром нарядился в красный бархатный кафтан, который особенно был ему к лицу, надел все ордена и бриллианты и явился к Екатерине. По его виду Екатерина поняла, что предстоит объяснение, и, не дожидаясь этого, сама завела разговор о неожиданном для нее охлаждении. Мамонов сначала, как делал это и раньше, сослался на болезнь, а потом заявил, что он недостоин ее, но о любви своей к фрейлине – не сказал.
После того как они расстались, уязвленная Екатерина села к столу и написала Мамонову:
«Пусть совершается воля судьбы. Я могу предложить вам блестящий исход, золотой мостик для почетного отступления. Что вы скажете о женитьбе на дочери графа Брюса? Ей, правда, только 14-й год, но она совсем сформирована, я это знаю. Первейшая партия в империи: богата, родовита, хороша собой. Решайте немедленно. Жду ответа».
Через полчаса она получила ответ Мамонова, написанный им из соседней комнаты:
«Дальше таиться нельзя. Должен признаться во всем. Судите и милуйте. На графине Брюсовой жениться не могу. Простите. Более году люблю без памяти княжну Щербатову. Вот будет полгода, как дал слово жениться. Надеюсь, поймете и выкажете милосердие и сострадание.
Несчастный, но вам преданный до смерти. А.»
Роман Мамонова стоил Александру Матвеевичу утраты положения фаворита, но не более того, ибо после состоявшегося объяснения и признания в любви к Щербатовой Екатерина купила молодым несколько деревень более чем с двумя тысячами крестьян, подарила невесте драгоценности и сама обручила их.
Дарья Федоровна и Александр Матвеевич, держась за руки, встали на колени перед своей благодетельницей и искренне заплакали.
Поднимая их с колен и обнимая обоих, вместе с ними плакала и Екатерина.
Потом императрица разрешила им обвенчаться в дворцовой церкви и сама присутствовала при венчании.
На другой день после молодые уехали в Москву. Однако семейная жизнь его не была счастливой. Объяснялось это вздорным характером Дмитриева-Мамонова, его несдержанностью и вспыльчивостью. Екатерина однажды сказала о нем: «Он не может быть счастлив: разница – ходить с ним в саду и видеться на четверть часа или жить вместе». Жизни вместе со Щербатовой у него не получилось, хотя он и не расставался с нею до ее смерти. Она умерла совсем молодой в 1801 году. Мамонов пережил ее всего на два года, скончавшись тоже весьма рано – сорока пяти лет и оставив пятнадцатилетнего сына и тринадцатилетнюю дочь.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.