Революция или водевиль?

Революция или водевиль?

Миллионы людей принимали за чистую монету эту борьбу – кто за «демократический социализм», кто против коммунизма. Они искренне считали, что борются за демократию, что они могут на что-то реально влиять, что их мнение значимо для выбора будущего страны.

В их представлении народ выдвигал своих лидеров – Бориса Ельцина и его окружение, восставал против тоталитарной диктатуры КПСС, свергал эту диктатуру, торжествовал зарю новой жизни.

События 18–22 августа 1991 года некоторые деятели гордо называют «Преображенской революцией». А была ли она, революция?

Уже тогда, в смутные дни августа 1991 года, раздавались голоса более трезвые. Очень уж странной была эта революция: бескровной. Действительно: почему бездействовала армия? Почему ничего не сделали спецслужбы?

В дни «августовского путча», когда вылез ГКЧП – «Государственный Комитет по Чрезвычайному положению», – один мой знакомый очень активно изучал ситуацию в Москве. Сын офицера русского флота, оставшегося в Тунисе после 1917 года, американский гражданин Костя Гальской представлял в России «Ридерс дайджест». 19 августа он запасся всеми возможными документами – корреспондентским удостоверением трех крупных информационных агентств, паспортом гражданина США и ходил решительно везде.

В эти дни я сидел то дома, то в редакции «Красноярской газеты» и обзванивал всех знакомых москвичей. Большинство из них готовились к участию в боях. Двое моих знакомых в этот день «на всякий случай прощались» со мной, готовые принять смерть за освобождение России из-под ига Советского Союза.

– Напротив министерства стоят танки… Вон, дула движутся! Андрей, прощайте! Тут начинается такое!!! – орал один мой знакомый из Министерства образования – стало быть, главной цели правительственных танков. И таких истерик было много – кстати, мужчины вели себя обычно хуже дам.

Вот опытный журналист международного класса, бывавший в разных странах мира, видевший войны и революции Костя Гальской сказал так:

– Андрей… Это все просто водевиль… Причем водевиль гораздо худший, чем наши предки показывали в провинциальных театрах в XIX веке, про двенадцатый год…

Для такого мнения есть очень много оснований. Многое в «Преображенской революции» было явным продуктом режиссуры. В последние годы об этом начали писать, и довольно откровенно.

Скажем, 21 августа, когда толпа после «победы демократии» пошла на здание КГБ на Старой площади, Хазанов выступил по телевизору… Он легко убедил дорогих телезрителей, что штурмовать КГБ не надо, во имя демократии необходимо уничтожить памятник Дзержинскому на Старой площади! Это самое главное! Человек, который весьма много знает, комментирует: толпа кинулась сносить памятник, штурма здания КГБ не было – соответственно, не было и многотысячных жертв[228].

Допустим, КГБ – это враги демократии; они отводили от себя гнев народа, чтобы он пал на памятник, которому все равно, а не на них.

Но, во-первых, чтобы проводить такие операции, необходим колоссальный властный ресурс. Не говоря ни о чем другом, нужен и «свой» Хазанов, и «свое» телевидение. И свои «агенты влияния» в толпе, которые будут кричать, что им велено.

Во-вторых, при таком-то властном ресурсе кто мешал потопить в крови восстание? Почти безоружная толпа – а против нее стоят танки. Танки, кстати, вели в Москву без боевого комплекта: практически безоружными. Солдаты не могли стрелять в толпу. Толпа не получила бы оружие, захватив танки.

К тому же потом выяснилось: был приказ даже личное оружие в ход не пускать, танками на толпу не наезжать. Демонстрация угрозы без последствий.

Естественно, потери были совершенно ничтожными – при том, что по Москве шли самые настоящие танки. Одного борца за демократию зашибло насмерть резко откинувшимся люком танка, еще двое погибли примерно при таких же обстоятельствах. И это было все… По всей Москве.

В Красноярске 18 августа «демократические силы» собрались в штаб-квартире демократов на центральной улице Мира. «Комендантского часа» никто не объявлял, но вечерние улицы были совершенно пустынны. «Демократическая общественность» накапливалась в полуподвальном помещении… У входа – два здоровенных дядьки откровенно уголовного вида, только пулеметных лент через плечо не хватает для полного сходства с балтийскими матросами. И чудовищный смрад перегара…

– Товарищ! Вы возьмете оружие?!

– Конечно, – отвечаю я. – За ним и пришел.

Пожали мне руки и впустили, дали спуститься по нескольким каменным ступенькам. Внутри пластами плавает сизый табачный дым, гомон нетрезвых голосов. Мой бог! Двустволки между колен, пара карабинов, небрежно повешенных на плечо, автомат с рубчатым откидным прикладом… И настроены люди куда как решительно, только не очень пока знают, в кого стрелять. Склоняются больше, что в милицию и в каких-то неопределенных «сторонников гэкачэпэ». Причем вести себя стараются, непроизвольно подражая советским «историческим» фильмам про Гражданскую войну.

Отхлебываю самогона, проникаюсь духом начинающейся гражданской войны и все острее вспоминаю, что мои сыновья – еще подростки, гибнуть мне как-то рано… Не дай бог милиция и правда сюда сунется! Не говоря о таких же вооруженных, но сторонниках другой силы…

Тут какая-то расхристанная, расстегнутая до пупа и нетрезвая девица, светя розовым лифчиком, едва налезающим на колоссальные груди, издает дикий вопль: из телетайпа пошла лента!!! Народ загомонил, с ревом сорвался, дико толкаясь, полез к телетайпу. А я сбежал, значительно сказав стражам у входа:

– На задание…

Они серьезно так кивнули… и больше я их никогда нигде не видел.

Улицы по-прежнему пустым-пустехоньки, никого. Ни одного патруля, ни одного вооруженного. Раза два прошли поздние парочки, какие-то загулявшие ребята… Только около часу ночи на огромной скорости промчался одинокий БТР. Куда и откуда мчалась эта одиночная военная машина – понятия не имею и уже никогда не узнаю. Очевидно, что не на боевое задание и не с боевого задания. Промчался броневик неведомо откуда и бесследно исчез. А я пошел домой, звонить в Москву….

Намного позже я узнал, что милиции был строгий приказ: ни под каким видом не шататься по улицам, не показывать оружия, тем более не применять. Приказ правильный хотя бы в одном смысле – не провоцировать. Потому что горячих голов хватало, и чуть что – могло кончиться какой угодно уголовщиной, насилием, стрельбой, лужами крови на мостовой.

«Митинг победителей» 22 августа 1991 года в Москве собрал до миллиона участников. Люди искренне считали себя победителями, они ясно чувствовали вкус своей победы! Вон какую махину одолели! Но складывалось полное впечатление не войны, а именно умелой режиссуры. Причем режиссуры скорее доброжелательной. Режиссуры, в которой «народным массам» давали побесноваться, сколько им хочется, похвататься за оружие и попринимать героические позы… Но были приняты меры, чтобы стволы не стреляли, крик и сумятица не переходили в реальную бойню.

Действительно, что мешало властям СССР вывести на улицы Москвы танки с полным боекомплектом? Бросить на пусть сколь угодно большую толпу умелых и решительных людей из спецназа? Против мирных и безоружных спецназ мог бы и не пойти, а вот отловить заправил, стащить с танка забравшегося туда Ельцина, погасить самые шумные митинги – мог бы. Если «ГКЧП» и вообще все советское руководство было такое враждебное народу и злое – кто мешал?

А ведь правительство даже и не попыталось начать реальную гражданскую войну. Оно демонстрировало… даже непонятно что. Не получившие боевого задания танки, неизвестно зачем введенные в город… Как символ своей несуществующей готовности. Просто поразительно, как легко правительство СССР сдало свои позиции… В этой легкости много странного, даже подозрительного – но что бы ни стояло за кулисами «Преображенской революции», дело оказалось сделано – после августа 1991 года Советский Союз был обречен на 100%.