Тропой тысячи солнц

Тропой тысячи солнц

И «Пегая Орда» перестает существовать. Одулы и вадулы по-прежнему ничего не боятся, они, как и встарь, любят и умеют валить белых медведей и бурых медведей, но сила солому ломит. На значительной части бассейна Анадыря и сопредельных районов Чукотки к середине XVIII века юкагиры были истреблены и вытеснены. Не помогла даже «мобилизация» женщин, ставших в это время «мужчинами без члена», геройствующими в битвах, а в некоторых родах даже получивших титул ханичэ. Былых хозяев Белого Безмолвия выбивают с берегов Берингова моря, поставив точку на существовании «клина». Их оленей угоняют едва ли не в открытую, причем уже с двух сторон, вынуждая покориться и стать чем-то вроде ассимилируемых клиентов. Единственной же надеждой немногих не желающих исчезать родов с этого момента становятся русские, «добрыми собаками, верными оленями» которых они с этого момента начинают себя называть. Но. Как ни странно, даже в таких обстоятельствах, когда от помощи «государевых людей» зависит выживание всех-всех, потомки омоков остаются теми, кем были. Они готовы служить верой и правдой, они и служат, но, «собаки» или нет, с ними, как и раньше, лучше вести себя по-человечески, потому что обид они по-прежнему не прощают. Страницы «Описания Земли Камчатки» Степана Крашенинникова, видевшего многое своими глазами, а уж слышавшего, так и вовсе из первых уст, полны поминаниями о юкагирских бунтах, случавшихся лишь оттого, что казачьи командиры вели себя с юкагирами неподобающе сверх допустимого.

С этим столкнулся Атласов, славившийся жестокостью и самодурством: «На Палане изменили ему его союзники юкагиры, 3 человек служивых убили, да 15 человек и его, Атласова, ранили, однако ж намерения такого, чтоб всех побить, не имели и не исполнили» (то есть не война, что-то типа предупредительной забастовки). С этим, получив по максимуму, столкнулся и Афанасий Петров, нравом даже более крутой, нежели Атласов: «Декабря 2 дня 1714 года бывшие с Афанасием Петровым юкагиры, не доходя до Акланского острожка, на Таловской вершине убили его Петрова со служивыми, и камчатскую казну разграбили». И так далее. Если уж доставали – по-настоящему. Причем если самих юкагиров для «предупреждения» оказывалось мало, они находили иные средства: «Будучи трое, сами не возмутились, но угрозами склонили тамошних коряков числом десятка с два к измене и убийству камчатских приказчиков» (иными словами, репутация юкагиров никуда не делась и при соотношении три к двадцати коряки делали то, что бывшие гегемоны им приказывали). Русское начальство, кстати, судя по всему, этот нюанс понимало и учитывало: виновников описанных инцидентов, конечно, изловив, наказывали, но не очень круто, стараясь максимально выяснить, почему дошло до крайности. Более того, чуть ли не ежегодно выходили инструкции, предписывавшие «юкагирский тот мирный люд и править миром, без нужды никаких утеснений не чиня». В связи с чем бунты были очень редки.