МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ
МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ
Болгария в X в. была огромной страной, охватывая большую часть нынешней Румынии, Хорватии, Сербии, Македонии. Но могущество ее было подорвано. Если при Симеоне Болгария 30 лет воевала с Византией и только усиливалась, то 30 лет «дружбы» с Византией хватило, чтобы привести страну к полному развалу. В Западной Болгарии началось движение «комитопулов» — сыновей комита Шишмана, и она фактически отделилась. В Восточной правительство царя Петра по-прежнему держалось провизантийской линии, но существовала сильная оппозиция. Как сообщают летописи, имевшиеся в распоряжении Татищева, Святослав задумал войну еще до обращения к нему Константинополя, «толико по своей обиде» — Болгария была союзницей Хазарии, оказала ей какую-то помощь, приняла хазарских беженцев. И князь двинул на нее войско в 966 г. Но узнав, что его полки выступили к Дунаю, восстали вятичи. Видать, они были не против освобождения от хазар, но и Киеву подчиняться не желали. И Святослав повернул назад, снова на Оку, «вятичей победи» и «дань на них возложи».
Однако тем временем произошли и перемены в византийско-болгарских отношениях. Никифор Фока решил, что соседняя держава уже достаточно разложилась, и пора с ней говорить другим языком. Болгарская царица Мария, жена Петра, умерла. А ромейская дань была замаскирована под ее содержание. Петр же искал пути установить какие-нибудь другие родственные связи с Константинополем. Например, женив одного из сыновей, Бориса или Романа, на византийской царевне. Но когда его послы явились к императору, чтобы получить очередную «субсидию» и переговорить о браке, Никофор их грубо обругал, велел бить их по щекам и выгнать вон. Обозвал болгар «бедным и гнусным народом скифским». Объявил, что мир может быть сохранен только при двух условиях — если Болгария обязуется не пропускать через свою территорию венгров, совершающих набеги на Византию, и Петр пришлет сыновей заложниками в Константинополь.
Выполнить требования было невозможно, потому что Петр и сам не контролировал всей своей территории. Был не в силах останавливать мадьяр. А его подчиненные охотно пропускали их — пусть лучше разоряют греческие, чем болгарские земли. Никифор счел предлог достаточным и выступил на Болгарию. Овладел несколькими приграничными пунктами, но, дойдя до Балканских гор, вдруг обратился вспять. Причину ромейские хроники называют уклончиво. Дескать, император осознал трудности дальнейшей войны, вот и вернулся. Хотя он был опытным военным и должен был представлять трудности до начала войны. Скорее, получил крепкий отпор. Потерпел поражение при попытке проникнуть в горные проходы. Тогда-то и возник план обратиться к Святославу. Что позволяло убить «четырех зайцев». Побить болгар чужими руками. Стравить их с русскими. Отвлечь Русь от византийских владений в Северном Причерноморье. А византийцам высвободить силы для дальнейшего развития успехов в Сирии.
В Константинополь был вызван сын херсонесского стратига Калокир. Херсониты часто контактировали с русичами, знали их обычаи и язык. Возможно, Калокир уже вел с ними переговоры во время боевых действий в 965 г. Теперь же, чтобы придать посольству достаточный ранг, Никифор присвоил ему высокий сан патрикия. И выдал огромную сумму в 15 кентинариев золота (1 кентинарий — 36 кг). Лев Диакон пишет — «для раздач и подарков». Пожалуй, многовато на подарки-то. Никифор слыл очень скупым властителем. Но если мы вспомним старую расценку, 1 кентинарий — оплата 700 воинов, то выходит, что Калокиру поручалось нанять армию в 10 тыс. бойцов и бросить ее на болгар.
Святославу посол понравился, как и он Калокиру. Между ними возникла личная дружба. Но утверждение Диакона о тайном соглашении, что патрикий при помощи русских будет возведен на императорский трон, расплатившись с ними сокровищами казны, нужно отбросить как ложь. Хотя бы по той простой причине, что Святослав с греками в ближайшее время воевать не собирался и еще несколько лет не предпринимал против них враждебных действий — в течение всего царствования Никифора. А вот война с болгарами была предрешена еще до приезда Калокира. Так что цель посольства совпала с целью самого Святослава.
И в 967 г. он выступил на юг. Ход кампаний на Балканах весьма подробно и толково проанализирован А. Н. Сахаровым [177]. Поэтому не буду здесь повторять его разбора и доказательств, а изложу только общий ход войны. Согласно Иоакимовской летописи, болгары готовились встретить Святослава и выставили против него не только свою армию, но и хазар, ясов и касогов — тех самых, что бежали в Болгарию. И князь обнаружил, что объединенные силы противников ожидают его на Днестре, прикрыв переправы. Но он боя не принял, а повернул к верховьям реки. Где встретил шедших к нему союзников — венгров, «с угры же имеа любовь и согласие твердое». Русские, усилившись мадьярами, наголову разнесли разношерстные болгарско-хазарские рати.
Царь Петр обратился в Константинополь, умоляя о помощи, но Никифор оставил его призывы без внимания. Святослав захватил город Переяславец. Нестор указывает, что он взял 80 городов. А византийские хроники — будто князь опустошил и захватил всю Болгарию, «многие города и селения болгар разрушил до основания, захваченную огромную добычу обратил в свою собственность». Хотя греки противоречат сами себе. Города, якобы уничтоженные Святославом, впоследствии оказываются целыми, церкви не разрушенными, сокровища не разграбленными. На Западную Болгарию боевые действия вообще не распространились, она осталась в стороне от конфликта. И 80 взятых городов — слишком много. Столько было во всей Восточной Болгарии. Брать осадой и штурмом 80 крепостей слишком долго и сил не хватило бы.
Очевидно, понеся поражения, Петр капитулировал, и 80 его городов принесли Святославу вассальную присягу. Но Болгария при этом сохранила политическую самостоятельность, столицей ее по-прежнему осталась Великая Преслава. Святослав же отхватил от нее только приморскую Добруджу (ныне в составе Румынии). И резиденцию свою разместил в Малом Переяславце, у устье Дуная. Об этом же дружно сообщают все летописи — «Повесть временных лет», Устюжская, Волынская и др: «Сев князь там в Переяславце, емля дань на грецех».
Да, вот тут Святослав напомнил византийцам, что по прежним договорам о «дружбе и союзе» они обязаны платить. И ромеи получили совсем не то, чего хотели. Вместо наемной армии, которая погромит болгар и уйдет (или завязнет в войне с ними, что тоже неплохо) — соседство с сильной Русью. Болгарское царство стало ее вассалом, то есть получило покровительство Святослава. Изменилась и внутренняя ситуация в самой Болгарии. Там продолжалась борьба партий, но та из них, которая была антивизантийской, стала теперь ориентироваться на Святослава, превратилась в «прорусскую». В общем, призадумаешься.
В Италии произошло столкновение Византии с Германией. Причем русские послы в 968 г. снова посетили Оттона I, заключив с ним союз. А основные силы ромейской армии оставались на Востоке. Вели успешное наступление, заняли Кипр, осадили крупнейший и богатейший город Сирии Антиохию. Снимать оттуда армию и жертвовать плодами побед не хотелось. Но в арсенале греков всегда имелись и другие средства. Они снова начали обрабатывать болгар!
К царю Петру было направлено посольство Никифора Эротика и епископа Евхаитского. Напомнило о «дружбе», выразило согласие связать болгарских царевичей брачными узами с ромейской династией. И слабовольный Петр снова клюнул, пошел на поводу у греков и окружающей его провизантийской партии. Внешне сохранялся мир. Никаких требований к русским в 967–968 г. не выдвигалось. Лиутпранд Кремонский, посол императора Оттона, посетил Константинополь летом 968 г. и оставил записки. Рассказал, что посольство болгар на приеме было посажено «выше» германского, что очень оскорбило Лиутпранда (как видим, Болгария отнюдь не была завоевана и сохранила суверенитет — принимала послов, направляла своих к грекам). Лиутпранд видел два русских купеческих корабля, стоявших в гавани Константинополя. Значит, и с русскими был мир. Но внимательный дипломат подметил, что греки исподтишка готовятся к войне. Подправляют укрепления столицы, устанавливают стрелометы, перегораживают вход в гавань цепью.
И удар по русским был нанесен тоже исподтишка, чужими руками. Были отправлены дипломаты к печенегам, купили их, и тем же летом 968 г. степные орды нахлынули на Киев. Обложили город, не успевший изготовиться к осаде, теснили его. Воевода Претич сумел собрать рать на Левебережье, но недостаточную, чтобы деблокировать столицу. Осажденные терпели нужду в продовольствии, изнемогали. И, заметив подход подкрепления, выслали мальчика, умевшего говорить по-печенежски (отсюда, кстати, еще раз видно, что печенеги были не тюрками, а европеоидного обличья — осколком древних скифо-сарматских племен Турана). Отрок с уздечкой в руках, спрашивая, не видели ли его коня, прошел вражеский стан и бросился в реку. Только тогда печенеги разобрались, принялись пускать стрелы, но он доплыл до своих. Рассказал о тяжелом положении в городе, о том, что среди киевлян сильны капитулянтские настроения.
И Претич, не считая себя в силах дать сражение, решил хотя бы вывезти княгиню Ольгу с княжичами. Рано утром устремился на ладьях к Киеву, затрубив в трубы. Радостно закричали й горожане, увидев его прорыв. Печенеги сочли, что вернулся Святослав с армией, и бросились наутек. Ольга и дети князя смогли выйти из Киева. Но враги вскоре разобрались, что пришедших мало. Печенежский князь осторожно вступил в переговоры. И Претич заверил его, что возглавляет передовой отряд, а Святослав идет следом. Печенег предложил дружбу, обменялся с Претичем оружием. Но степняки не ушли. Расположились на Лыбеди, «так что нельзя было вывести коня». Выжидали — не солгал ли воевода. И отрабатывали плату, полученную от греков, для которых и было нужно, чтобы Святослав покинул Болгарию.
По «Повести временных лет», излагающей события последовательно, литературно, киевляне только после этого направили гонцов к князю: «Ты, княже, чужея земля ищеши и блюдеши, а своя ся охабив…» Скорее, это произошло раньше, в начале нашествия. Святослав, узнав о нападении, «вборзе седе ня коне с дружиною своею и приде Киеву». Основную часть войска он оставил в Болгарии, но на Руси быстро собрал воинов, «и прогна печенеги в поле, и бысть мир».
Около года, а то и двух, князь оставался в Киеве. Хотя вынашивал планы перенести свою резиденцию в Переяславец. Действительно, местоположение города было очень выгодным. Он контролировал устье Дуная, а значит, и торговый путь по этой реке. Русские установили бы полное господство над Черным морем. И Святослав указывал, что Переялавец может стать торговым перекрестком, куда будут стекаться товары из Чехии, Венгрии, Руси, Греции. Но Ольга была против. Уход князя на далекую окраину ослабил бы центральную власть. Держава, сшитая «на живую нитку» из разных племен и народов, могла снова распасться и стать жертвой соседей. Святослав стоял на своем, и мать махнула рукой: «Когда похоронишь меня, отправляйся куда хочешь».
Св. Ольга была тяжело больна, предвидела свой уход из этого мира и преставилась 11 июля 969 г. По ее завещанию, она была похоронена по-христиански, без тризны. А Святослав находился на Руси еще некоторое время. Готовился к походу, занимался устроением своей земли. Летопись сообщает, что он оставил в Киеве сына Ярополка, в страну древлян направил Олега. Но и новгородцы потребовали себе князя — угрожая, что в противном случае выберут князя сами. Нестор пишет, что Святослав находился в затруднении, Ярополк и Олег идти к новгородцам отказались, но имелся и внебрачный сын Владимир от Малуши. Дядькой при нем был брат Малуши Добрыня. Он посоветовал новгородцам просить Владимира, и Святослав согласился.
Почему же Новгород предъявил такое требование, да еще и в жесткой форме? Напомню, что согласно Константину Багрянородному этот город являлся резиденцией самого Святослава. Можно вспомнить и то, что Игорь познакимился с псковитянкой Ольгой во время охоты. Откуда можно предположить, что он тоже какое-то время жил на севере. Напрашивается гипотеза, что Новгород по традиции был «столицей» наследников престола. А это давало ему ранг второго по значению центра Руси. Перевод под управление наместника понижал его статус до уровня одного из многих городов. Из-за чего новгородцы и обеспокоились, прислали посольство «качать права».
Ну а пока суть да дело, резко изменилось положение на Балканах. В Болгарии умер Петр, царем стал Борис. Западная часть страны окончательно отпала. А в восточной взяла верх византийская партия. Борис с братом Романом появлялись в Константинополе, договорились о заключении мира и союза. Но произошли перемены и в Византии. Она все еще успешно воевала с арабами. Патрикий Петр Фока взял Антиохию, подвергнув ее обычному для греков грабежу и резне, 10 тыс. молодых и красивых горожан обоего пола отобрали для продажи в рабство, значительная часть прочего населения была перебита.
Однако царствование Никифора Фоки уже кончалось. Император-солдат пришелся ромеям совершенно не по душе. Он одерживал победы, но война, как и тайная дипломатия, требовали больших средств. Увеличились налоги. В 969 г. случилась засуха, вызвавшая голод. А брат Никифора Лев спекулировал хлебом, что увеличило недовольство. Впрочем, это бы еще полбеды, хищничали в Константинополе многие. Но Никифор пытался ущемить интересы крупных землевладельцев. Урезал выплаты и пошлины, которые шли в пользу сенаторов. Обратил внимание, что епископы, скупая земли крестьян, уменьшают тем самым число свободных воинов Византии. В общем, нажил могущественных врагов.
Лев Диакон писал: «Многие ставили ему в вину тот недостаток, что он требовал от всех безусловно соблюдения добродетели и не допускал ни малейшего отступления от строгой справедливости. Вследствии этого он был неумолим в отмщении и казался страшным и жестоким по отношению к погрешившим (т. е. преступникам) и несносным для тех, кто привык беспечно проводить день за днем». Распутную Феофано тоже не устраивал муж, даже во дворце живший по-спартански, спавший на полу, укрывшись солдатским плащом.
И вызрел заговор. Во главе его встал Иоанн Цимисхий — двоюродный брат императора, его ближайший сподвижник и любовник Феофано. Причем заговор был раскрыт. Но Никифор великодушно ограничился тем, что удалил Цимисхия из столицы. А он тайно вернулся. Люди Феофано ночью спустили со стены на веревках корзину, и Цимисхий с несколькими заговорщиками проник во дворец. Убийцы прошли к спавшему Никифору, стали бить его ногами. А когда проснулся, Лев Волант рубанул его мечом. Иоанн воссел на царское ложе, приказал притащить к нему Никифора. После издевательств он был убит.
Константинополь воспринял переворот вполне спокойно, без каких-либо волнений и возмущений. А патриарх Полиевкт для венчания на царство предъявил Цимисхию четыре условия. Отменить законы Никифора по ограничению церковных привилегий и собственности. Восстановить епископов, которых прежний император снял за те или иные прегрешения. Удалить из дворца Феофано и наказать убийц Никифора — а то уж слишком некрасиво получалось. Но такого человека, как Цимисхий, условия ничуть не затруднили. Любовницу, которая сплела заговор в его пользу, Иоанн отправил в заточение в дальний монастырь. А единственным убийцей Никифора объявил своего товарища Льва Воланта и казнил его. Требуемые законы были отменены. И у патриарха ни малейших претензий больше не было.
В это же время, в начале 970 г., в Болгарии вспыхнула война. Она была подготовлена еще при Никифоре, но старт, очевидно, дал Цимисхий. Болгарские войска выступили против русских. Корпус во главе с воеводой Волком стоял в Переяславце, в других городах гарнизонов не было. Болгары осадили Переяславец, ратники Волка оборонялись. Но у них кончалось продовольствие, а внутри города активно действовала «пятая колонна», помогая болгарам. Тогда Волк сумел вывести войско из Переяславца, прорвал блокаду и стал отступать на Русь. И в низовьях Днестра встретил Святослава, идущего с подмогой [177].
Князь, приняв на себя командование объединившимися силами, двинулся на Переяславец. Возле него состоялось тяжелое сражение. Сперва одолевали болгары, но к вечеру Святославу удалось одолеть их. Он «взял копием» город и казнил изменников, из-за которых Волку пришлось оставить крепость. После этого царь Борис оробел, при его дворе снова воспрянула прорусская партия, и Восточная Болгария совершила поворот на 180 градусов, перекинувшись на сторону Святослава. А он от пленных узнал, «что греки болгар на него возмутили», осерчал и объявил ромеям войну: «Хочю на вы идти и взять град ваш, яко и сей» (Переяславец). Призвал союзных угров, возможно и поляков. Уговорил примкнуть печенегов. Направил гонцов в Киев, чтобы прислали еще войска. И болгар тоже поднял на войну. Скилица в своей хронике писал, что Святослав действовал «сообща с болгарами», Лев Диакон — что болгары сражались «вместе с русами», а армянский историк Степанос Таронский вообще указывал, что болгары «при помощи русов вышли против кир-Иоанна» (Цимисхия).
Последовало вторжение в пределы Византии, был взят ряд городов. Лев Диакон сообщал, что в Филиппополе Святослав поразил всех «врожденной свирепостью», так как, «по слухам», посадил на кол 20 тыс. пленных. Чему верить вовсе не обязательно. Если даже Диакон, любитель приврать, счел нужным оговориться — «по слухам». Ведь Филиппополь был болгарским городом, это Пловдив, захваченный византийцами в 866 г. Уж конечно не в интересах князя было терроризировать и отпугивать болгар, своих союзников. Да и с чисто технической точки зрения слишком уж нереально. Русских было всего 10 тыс., они вступили в войну. И вместо ведения боевых действий занялись массовыми казнями? Да еще столь сложными, устанавливая 20 тыс. кольев и рассаживая на них местных жителей?
Цимисхия вторжение обеспокоило, он направил к русским посольство. Святослав к нему тоже. Как считали те и другие, миссии имели разведывательные цели. Русские стремились «выведать дела ромеев», греки — численность войска русских (наверняка так и было). В ходе переговоров Святослав требовал огромной контрибуции, выкупа за захваченные города и «уложенной погодной дани», «чего неколико лет не изправили». В противном случае грозил поставить шатры перед воротами Константинополя и выгнать греков из Европы, «им не принадлежащей», в Азию. Кстати, только в это время Калокир мог выдвинуться в претенденты на престол. Он был же ставленником Никифора, а Цимисхий являлся убийцей и узурпатором. Да и то подобный расклад представляется сомнительным. Слова об изгнании из Европы, «им не принадлежащей», показывают, что Святослав реанимировал программу Симеона о «болгарско-ромейской империи», поэтому его марионеточным кандидатом на престол был не Калокир, а болгарский царь Борис.
Переговоры кончились ничем. Византийцы торговались, сыпали обещаниями, тянули время и «не дали дани». В общем-то все легко объяснимо. Чуть позже, в XI в., греческий полководец Кевкамен в своем труде «Стратегикон» описал подобную тактику: «Если враг ускользает от тебя день ото дня, обещая либо мир заключить либо дань заплатить, знай, что он ждет откуда-то помощи и хочет одурачить тебя». Цимисхий и впрямь ждал помощи. Он сделал то, на что не решился Никифор — снял лучшие войска с Востока. В результате арабы отобрали назад Антиохию, другие приобретения Никифора, но солдаты восточных фем форсированными маршами двигались к столице и перебрасывались во Фракию.
Русская летопись рассказывает о блестящей победе Святослава. Византийцы — о своей победе. Но А. Н. Сахаров справедливо обратил внимание, что ромейских армий было две, патрикия Петра Фоки и Варды Склира. И одна из них «исчезла». Откуда следует вывод, что и сражений было два, хотя каждая сторона описала только одно из них. Первым на Святослава обрушился патрикий Петр, герой взятия Антиохии. Силы его превосходили в несколько раз. Как сообщает Иоакимовская летопись, «ибо венгры и поляки, идущие в помощь, и от Киева еще не пришли».
Многочисленность врага смутила воинов, но Святослав сказал: «Нам некуда уже деться, хотим мы или нет, должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму не имут. Если же побежим — срам нам будет. Так не побежим, но станем крепко, а я пойду впереди вас. Если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь». Дружина ответила: «Идеже глава твоя, ту и свои главы сложим». «И бысть сеча велика, и одоле Святослав, и бежаша греци». Имя патрикия Петра с этого момента ни в одной ромейской хронике больше не упоминается. Он «исчез», как и его войско. А к русским присоединились союзники, «и поиде Святослав ко граду, воюя и грады разбивая». Ко граду — к столице, Константинополю.
В спорах о ходе войны важное доказательство того, что Святослав «за малого бе не дошел до Царьграда», нашел Ф. И. Успенский. Он указывает на надпись, которую сделал в это время митрополит Мелитинский Иоанн на гробнице Никифора Фоки: «Но восстань ныне, царь! И устрой пеших, и конных, и копейщиков, твое воинсктво, фаланги и полки. На нас устремляется русское вооружение, скифские народы в бешенстве наносят убийство, грабят всякое племя, твой город, между тем прежде их страшил твой образ, начертанный перед воротами Цареграда. Не презри этого, сбрось камень, который покрывает тебя. Если же нет, то вскрикни хоть раз из земли своим голосом, может быть, и это одно рассеет их, если же и это тебе неугодно, то прими нас всех в свою гробницу». Успенский отмечает: «Если поставить рядом этот документ с русской летописью, то последняя, понятно, много выиграет, и наоборот, хвастливая речь Льва Диакона потеряет значение» [208].
В дополнение бедствий среди войск, перебрасываемых с востока, поднял мятеж Варда Фока. И положение Цимисхия стало совсем шатким. Но в ходе наступления его противники рассредоточились. Согласно византийским источникам, Святослав отделил угров, печенегов, часть болгар и русов. Скорее, не отделил, а это был авангард, вырвавшийся вперед. И возле городка Аркадиополь (совсем рядом с Константинополем) отряд был встречен армией Варды Склира. У него было 10 тыс. воинов, против него, по греческим данным, 30 тыс. Но основу ромейской армии составляли закованные в броню всадники-катафрактарии. Их удара не выдержали печенеги, покатились назад. А следом отбросили и легкую конницу угров.
Поражение авангарда под Аркадиополем охладило и Святослава. Он согласился на возобновление переговоров, и был заключен мир. Греки дали большую контрибуцию на войско, в том числе и на погибших — «род его возьмет», выплатили задолженность по ежегодной дани. Зато Святослав удалился в Болгарию, а Цимисхий смог перебросить армию Варды Склира в Азию и раздавить мятеж Варды Фоки.
Почти год никаких боевых действий не велось. Святослав был удовлетворен условиями мира. Греки признали поражение и платили. Но… еще раз обратимся к книге «Стратегикон» Кевкамена: «Если неприятель пошлет тебе дары и приношения, коли хочешь, возьми их, но знай, что он делает это не из любви к тебе, а желая за это купить твою кровь». Да, византийцы сами расписались в традициях своей политики. Так поступал и Цимисхий. Он готовился. Сформировал особую гвардию, «бессмертных». Потрудилась и дипломатия, щедро перекупив печенегов и опять перенацелив их против русских. И весной 971 г. Цимисхий нанес внезапный удар. На Пасху. Проходы в Балканских горах не охранялись. Небрежность Святослава? Нет, тут была не его территория, а болгарская. Ну а болгарских бояр греки, видимо, купили, и они сняли пограничные гарнизоны праздновать Светлое Воскресение.
Войско императора неожиданно нагрянуло на Великую Преславу — столицу Восточной Болгарии. Святослав не успел ни угров призвать, ни сам подойти. В русских летописях описания этой войны нет, а в византийских встречаются сплошные «неутыки». Сообщалось, например, что во время первой войны с болгарами Святослав разрушил и разграбил их столицу до основания. Но теперь грекам пришлось штурмовать ее два дня. В городе был русский гарнизон воеводы Свенельда, но и болгары отчаянно обороняли Преславу. И все же ромеи одолели, ворвались в город. Свенельд с остатками дружины вырвался и ушел.
В Преславе византийцы взяли царя Бориса — со всеми регалиями, в царской одежде. Следовательно, русские его вовсе не низложили, он оставался на своем престоле. Цимисхий якобы заявил, что он воюет вовсе не против болгар, а за их освобождение от русских. Но тут же описывается обратное. Лев Диакон гордо заявляет, что Цимисхий «покорил мисян» (болгар). Рассказывает, что с боем был взят дворец, и ромеями была захвачена «хранимая там казна». Значит, и ее русские не взяли. А византийцы хапнули. Овладев городом, «греческие воины ходили по улицам, убивали неприятелей и грабили их имения». Уж наверное, грабили и убивали не русских, а болгар. Командующий армией Иоанн Куркуа грабил «многие в Мисии церкви, обратив ризы и священные сосуды в свою собственность». То есть и церквей русские не тронули, в отличие от греков. Взятую Преславу Цимисхий переименовал в свою честь в Иоаннополь и оставил «достаточную стражу». Так кто же был в Болгарии завоевателем? Русские? Или византийцы?
Войско Цимисхия двинулось на Святослава. По дороге разоряло города — Плиску, Динею. Нигде, кроме столицы, русских гарнизонов не было. Никакой русской оккупации не существовало. В древней Плиске находился памятник царя Симеона, 16 колонн с названиями городов, перешедших под его власть от ромеев. Теперь же победители-византийцы расколошматили колонны на такие мелкие кусочки, что археологи в XIX в. смогли прочитать надписи лишь на 4 колоннах. Святослав повел было свою рать навстречу Цимисхию, но к Преславе не успел, узнал о многочисленности врагов и занял оборону в г. Доростол (Силистрия) на Дунае. Диакон пишет, что здесь он казнил 300 человек из знати, подозревая в измене, а всех остальных болгар во избежание бунта заковал в железо и посадил в темницу. Скилица уточняет, что заковал и посадил он 20 тыс. человек. Интересно, где бы нашлась такая темница? И столько кандалов и цепей? И кто стал бы охранять, обслуживать, кормить такое количество заключенных? Видимо, 20 тыс. составляло все население Доростола.
Тут произошло несколько сражений. Как пишет армянин Степанос Таронский, в первом из них русские смяли и обратили в бегство оба фланга византийской армии, и лишь подвиги «бессмертных» выправили положение. Греки описывают только победы, но со множеством недомолвок. Осада была долгой. Святослав не давал врагу приблизиться и поставить осадные машины, отбивался на вылазках. 2 тыс. русских совершили рейд по Дунаю, вышли ночью, собрали продовольствие и сумели вернуться обратно, разгромив вражеские посты. Среди погибших в боях ромеи находили и женщин, сражавшихся плечом к плечу с мужчинами. Уж конечно не русские своих жен сюда привели. Значит, это были болгарки. И горожане вовсе не сидели в мифической огромной темнице, а помогали оборонять Доростол.
Среди убитых русских начальников Диакон называет «третьего среди русских после князя» Свенельда. Рассказывает о тяжелой ране Святослава. Хотя Свенельд остался жив и здоров, а Святослав в последующих описаниях никаких ран не имеет. Зато у византийцев погиб Иоанн Куркуа — командующий всеми вооруженными силами во Фракии. Ясное дело, он не рубился в первой шеренге. Выходит, русские прорывались к византийской ставке. Кстати, как раз в связи с этим Диакон проговорился, что Куркуа понес кару «за безумные преступления против священных храмов» в Болгарии.
Но силы русских иссякали в боях. А Цимисхий планомерно обкладывал крепость полевыми укреплениями. Подошел по Дунаю и его флот с огненосными судами, окружение стало полным. К императору один за другим присылали посольства болгарские города, изъявляя покорность. В последнем бою и природа была против русичей — в лицо им задул сильный ветер с пылью, и они потерпели поражение. Диакон описывал, как они после этого боя подбирали павших и ночью сжигали их, «причем по господствующему у них обычаю закололи над ними множество пленников из мужчин и женщин. Совершая по мертвым жертвоприношения, они топили в реке Истре грудных младенцев и петухов». Что ж, отправить на тот свет с воином пленницу или пленника могли. В остальном Диакон опять приврал. Петухов иногда резали — это была жертва Перуну. Но обряда утопления младенцев и петухов у славян никогда не было. Да и откуда бы взялись петухи в осажденном голодающем городе?
Когда последняя битва завершилась неудачей, Святослав созвал «комент» из старших воинов. И летопись приводит его речь, которую невозможно читать без волнения: «А Руска земля далече, а печенези с нами ратни, а кто нам поможет?…» Поступило предложение заключить мир с императором. «Ведь они обязались уже платить дань, того с нас и хватит. Если же перестанут нам дань платить, то снова из Руси, собрав множество воинов, пойдем на Царьград». Цимисхий предложение о мире принял с радостью. Его рать тоже несла тяжелые потери. А вдруг неприятель получит помощь с Руси или от венгров? Переговоры вели с русской стороны Свенельд, с византийской — синкел Феофил. Греки требовали от Святослава уйти в свои пределы «и к Боспору Киммерийскому». Он выдвигал ответные условия.
Сошлись на том, что русичи оставляют Доростол, отпускают пленных, обязуются не нападать на Византию, Херсонес и Болгарию. А император свободно пропускает их на родину, не наносит ударов своими огненосными судами, снабжает хлебом на дорогу, по 2 меры на человека. И признает «по-прежнему друзьями и союзниками ромеев». Условная фраза, подразумевавшая выплату «субсидий». А разрешение уйти «к Боспору Киммерийскому» говорит о том, что Константинополь признал за Святославом завоеванные хазарские города Самкерц и Таматарха. И запретов зимовать в устье Днепра договор 971 г. тоже не содержит. Византии пришлось смириться с выходом Руси к морю. В договор был включен и пункт, что греки обязуются уладить вопрос о пропуске русичей печенегами…
Напоследок, по просьбе князя, состоялась его личная встреча с Цимисхием. Византийцы прибыли пышной, разнаряженной свитой. Святослав — на лодке, где греб наряду со своими войнами. О чем они говорили с императором, остается неизвестным. Ромейские хроники уклончиво сообщают, что «о мире». Калокир, приглашавший Святослава в Болгарию, бежал. (Но отнюдь не исчез. В 996 г. из Константинополя к германскому императору Оттону III было направлено посольство, и одним из тех, кто возглавлял его, был патрикий Калокир. Видимо, тот самый. Его враг, узурпатор Цимисхий, уже умер, и дипломат снова занял важное место).
Участь «освобожденной» Восточной Болгарии была печальной. Цимисхий расставил гарнизоны и своих начальников во всех городах. А в Константинополе справил пышный триумф. По поводу победы над русскими? Нет, над болгарами! На колесницах везли награбленные трофеи, главные болгарские иконы и святыни. В императорском дворце Борис сложил с себя царские одежды и обувь, его корону Цимисхий отдал в храм св. Софии. Борису был присвоен византийский чин магистра, его брата Романа оскопили. Государственность Восточной Болгарии была ликвидирована, она превращалась в ромейскую провинцию.
А Святослав с остатками войска двинулся к Днепру. Где его ждали печенеги. Цимисхий тоже хорошо понимал, что князь, набрав на Руси новых бойцов, всегда может вернуться. И предпринял меры, чтобы этого не произошло. Правда, Нестор указывал, что печенегов предупредили жители Переяславца. Но в данном случае греки сами проговорились о своем вероломстве. Как сообщает хроника Скилицы, Цимисхий во исполнение договора со Святославом послал к печенегам епископа Феофила. Корабль отправился с Дуная, то есть действительно отчалил из Переяславца или делал там остановку.
Феофил изложил вождям степняков предложения — восстановить союз с империей, впредь не заходить за Дунай, не разорять Болгарию и «позволить русам пройти через их земли в свое отечество». Печенеги же «согласились на все, кроме последнего». Но Святослава-то греки об этом не предупредили! Он шел к Днепру, считая, что все исполнено. А получилось, что и впрямь посольство Феофила лишь оповестило печенегов — русские с большой добычей будут идти через их территорию. Так что в любом случае коварство ромеев налицо. Почему же Цимисхий, желая уничтожить врага, не сделал это сам, не сжег эскадру огненосными судами? Но об этом наверняка узнали бы на Руси. Последовала бы месть, война, морские набеги. Умнее — руками печенегов. Пусть месть ляжет между русскими и ними.
По летописи, Свенельд якобы предупреждал: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги». А Святослав не послушал его, пошел в ладьях. Свенельд же с конной дружиной двинулся степным путем, по Южному Бугу, и благополучно достиг Киева. Почему Святослав не сделал то же самое? Да ведь он вез огромные богатства. Дань, полученную от греков, трофеи похода на Константинополь, деньги для семей погибших. Наконец, разве мог князь ускакать налегке, бросив на произвол судьбы свою пехоту? И раненых, больных? Он был уверен, что договоренность со степняками достигнута. Но когда стали подниматься по Днепру, выяснилось, что пороги «заступили печенеги» большими силами. Малочисленным остаткам войска было не пробиться.
Пришлось возвращаться к устью реки, зимовать на «Белобережье» — Кинбурнской косе. В рыбачьих землянках и куренях, понастроенных тут русскими моряками. Зимовка была трудной. «И не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову». И Иоакимовская летопись вдруг сообщает, что Святослав грозился, добравшись до Киева, разорить церкви… Стоп. А с какой стати? В Болгарии князь церкви не трогал. И к существовавшим в Киеве относился терпимо. Почему же теперь на них озлобился? Ответ один. Он осознал измену. Чтобы увидеть это, надо поставить еще несколько вопросов. Почему Святослав отпустил Свенельда, дополнительно ослабив тем самым свои силы? И почему зимовал в неприютном Белобережье? Почему не отплыл в тот же Самкерц или Таматарху? Он ждал помощи. Из Киева. За тем и отправил Свенельда. От столицы до устья Днепра не так уж и далеко. Но помощи не было. В Киеве знали, что князь возвращается, а подмоги не выслали…
На Руси византийская агентура имелась. Естественно, действовала и через греческих священников. Отсюда и гнев Святослава. Мы не знаем, насколько были замешаны в заговоре священники, но зловещая роль Свенельда просматривается четко. И ведь именно он вел переговоры с Феофилом. Который потом поехал к печенегам… Кстати, а откуда стало известно, что Свенельд предупреждал князя об опасности, предлагал обойти ее? Только от самого Свенельда. Те, кто остался со Святославом, погибли. Так откуда же стало известно об угрозах князя церквям, о грядущих расправах? Может, и эту версию внедрил Свенельд? Для оправдания своего поведения?
По весне ослабевшие, измученные ратники, так и не дождавшись помощи, пошли на прорыв. Вероятно, печенеги схитрили. Сделали вид, будто отошли от порогов. А то как бы князь и впрямь не ушел к другим берегам. Но когда воины высадились, разгрузили ладьи и стали перетаскивать их волоком, на них напали. Тут и была последняя сеча Святослава, в которой сложили головы он и его соратники. Из черепа князя печенежский вождь Куря сделал чашу и пил из нее. Что ж, великий князь Святослав Игоревич и его витязи умерли героями. Правда, язычниками. А за язычников по православной традиции молиться не положено. Но помянуть чаркой, по-русски, наверное, можно. Они ведь сражались за Россию…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.