3. СОЗДАНИЕ САТЕЛЛИТА: 1954–1960 гг.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. СОЗДАНИЕ САТЕЛЛИТА: 1954–1960 гг.

На этом этапе, когда восьмилетние усилия американцев по оказанию помощи французам ни к чему не привели и когда все старания французов оказались напрасными, а войска Французского союза потеряли 50 тысяч человек убитыми и 100 тысяч ранеными, Соединенные Штаты могли бы заметить признаки необходимости отказаться от участия в делах Индокитая. Свежим примером тщетных стараний был Китай, когда более продолжительные и масштабные усилия направить развитие этой страны в нужное русло оказались сметены коммунистической революцией. Но никаких выводов из китайского опыта (например, что желания Запада неприменимы к данной ситуации и что внешняя политика есть искусство возможного) американцы не сделали. Американское правительство реагировало не на сами китайские беспорядки или вьетнамское национально-освободительное движение, а на запугивания со стороны крайне правых у себя дома и на распространенный среди населения США страх перед коммунизмом, который использовался в корыстных целях и находил отражение в политике. Социальные и психологические первоисточники этого страха не являются предметом нашего исследования, но именно они послужили глубинной основой американской политики во Вьетнаме.

У Соединенных Штатов и в мыслях не было отказываться от участия в делах Индокитая или признавать решения Женевской конференции. Первоочередная задача, как ее видел Даллес, была двоякого свойства: во-первых, создать из бывших колоний Юго-Восточной Азии договорную, наподобие НАТО, организацию, которая должна заблаговременно получить полномочия для коллективной обороны (или ее видимости), направленной на предотвращение продвижения коммунизма в данном регионе; во-вторых, гарантировать функционирование ныне действующего национального государства в Южном Вьетнаме, способного сдерживать Северный Вьетнам и в конце концов воссоединить под своим началом всю страну. Еще до принятия итогового заявления Женевской конференции госсекретарь приступил к работе в обоих направлениях.

Уже в мае Даллес начал громкую кампанию в пользу создания пакта взаимной безопасности стран Юго-Восточной Азии, что было частью его плана противодействия Женевской конференции. Сознательно или нет, но он стремился поставить Соединенные Штаты в положение государства, контролирующего ситуацию и в этом смысле заменяющего колониальные державы. Он хотел обеспечить международную правовую базу для интервенции, как было в Корее, где такую базу предоставила ООН по причине нарушений границы. Последствия подобной политики тревожили наблюдателей, в частности газету «Сент-Луис пост диспэтч», которая в серии редакционных статей, опубликованных до подписания в Женеве соглашения о перемирии, задавалась вопросом, ставит ли Даллес целью «найти какой-нибудь нелегальный способ, чтобы Соединенные Штаты смогли вмешаться в Индокитайскую войну». Желает ли народ Соединенных Штатов «способствовать применению вооруженных сил против внутреннего мятежа такого масштаба, что положил начало Индокитайской войне?» Дав на этот вопрос отрицательный ответ, «Пост диспэтч» неоднократно повторяла мысль, что «от этой войны надо держаться подальше». Газета предсказала, что вмешательство заставит США вести «ограниченную» войну, которую, по всей вероятности, «можно выиграть, только сделав ее неограниченной». Чтобы еще больше выделить эту мысль, газета поместила выполненную Дэниелом Фицпатриком карикатуру Дяди Сэма, который пристально разглядывает темное болото с надписью «ошибки, сделанные французами в Индокитае». Подпись под рисунком гласила: «Не совершить бы еще одну ошибку». Тот факт, что эта карикатура удостоилась Пулитцеровской премии, говорит о том, что идея, которую она несла, была отлично понятна уже в 1954 году.

Свидетелем трагедии более глубокой, чем ошибка, стал в том же году наблюдатель, который проявлял самый живой интерес к отношениям Америки и Азии. В своей книге под названием «Разыскивается: азиатская политика» Эдвин О. Райшауэр, специалист по Дальнему Востоку и будущий посол США в Японии, усмотрел трагедию в том, что Запад не воспрепятствовал тому, что национально-освободительная борьба в Индокитае стала делом коммунистов. Эта трагедия стала результатом американской помощи французам, в «их крайне неэффективной и, в конечном счете, оказавшейся безнадежной защите статус-кво». Результат «показывает, как чудовищно мы неправы, когда боремся с азиатским национально-освободительным движением, вместо того чтобы ему помогать».

При жестком давлении со стороны Даллеса была организована конференция по учреждению Организации договора стран Юго-Восточной Азии (СЕАТО). Она состоялась в Маниле в сентябре 1954 года. Среди участников этой конференции были всего три азиатские страны, только две из них (Таиланд и Филиппины) представляли Юго-Восточную Азию (третьей был Пакистан) и только одна граничила с Индокитаем, тогда как сам Индокитай на этой конференции вообще не был представлен. Поэтому с самого начала данной организации не хватало определенной аутентичности. Другими участниками блока стали Великобритания, Франция, Австралия, Новая Зеландия и Соединенные Штаты. В обычной для него агрессивной манере Даллес сообщил делегатам: их цель состоит в том, чтобы заранее дать согласие на ответные шаги, «поскольку тогда мы будем настолько едины, сильны и хорошо подготовлены», что любая агрессия, направленная на зону ответственности данной организации, принесет агрессору больше потерь, нежели выигрыша. Поскольку азиатские страны-участницы конференции не обладали сколько-нибудь серьезной военной мощью, а остальные либо в силу своего отдаленного географического местоположения не могли ею воспользоваться, либо уже были вытеснены из региона, и поскольку сами Соединенные Штаты так и не смогли взять на себя постоянные обязательства в отношении применения силы для защиты Юго-Восточной Азии, требование госсекретаря представляло собой не более чем попытку выдать желаемое за действительное. В статье IV устава, где речь шла о рабочей группе этой организации, Даллес прописал, что каждый из ее членов берет на себя обязательство «встречать общую опасность в соответствии с установленными организацией процедурами». Впрочем, это обязательство никак не могло стать для них спасительным мечом Эскалибуром.

В отдельном протоколе Даллес сумел взять присоединившиеся страны Индокитая под защиту статьи IV и, к собственному удовлетворению, определить востребованные обязательства как «ясное и определенное согласие подписавшихся сторон» прийти на помощь любому члену пакта, подвергшемуся агрессии. Но, по словам представителя министерства обороны вице-адмирала Дэвиса, после создания этой организации Юго-Восточная Азия «не стала лучше прежнего подготовленной к тому, чтобы отразить коммунистическую агрессию».

Между тем официально вступил в должность новый премьер Южного Вьетнама, который с самого начала и до ужасного конца был американским сателлитом. Выбранный не из тех, кто жил в стране, а из вьетнамских эмигрантов, которые пребывали за пределами Вьетнама, он продвигался вверх по карьерной лестнице благодаря манипуляциям французов и американцев, причем Франция весьма неохотно принимала в этом участие. Чтобы придать Южному Вьетнаму большую энергию и уверенность в своих силах, Соединенные Штаты решительно вознамерились устранить французское присутствие. Впрочем, в качестве прискорбной необходимости они были готовы оставить в стране французские вооруженные силы до того момента, когда на смену им придет надежная, укомплектованная офицерским составом и хорошо обученная вьетнамская армия. По женевским соглашениям французам вменялось в обязанность наблюдать за выполнением условий перемирия и будущих выборов. Было трудно представить, что в этот переходный период их торговые, административные и культурные связи можно поддерживать и развивать, двигаясь в направлении добровольного включения Индокитая в состав Французского союза.

Совсем иные желания были у Соединенных Штатов, которые сделали ставку на Нго Динь Дьема (Зьема), ярого националиста из католической семьи местного чиновника. При императорском дворе Аннама его отец был кем-то наподобие лорда-канцлера. Дьем находился на французской колониальной службе и был губернатором одной из провинций. Кроме того, при Бао Дае он занимал пост министра внутренних дел, но в 1933 году ушел в отставку, тем самым выразив протест против французского правления и отмены обещанных реформ. Он уехал на отдых в Японию, а после возвращения отказался от сделанного японцами в 1945 году предложения сформировать правительство под предводительством всегда доступного Бао Дая. Являясь не только ярым националистом, но и убежденным антикоммунистом, он столь же решительно отверг возможность перейти на сторону Хо Ши Мина, который предложил ему пост в своем правительстве в Ханое. Подобная несговорчивость привела к тому, что он был схвачен представителями Вьетминя и полгода находился под арестом. Признанный ведущим антикоммунистом и националистом, он отказался служить проводником Елисейских соглашений, поскольку те были несовместимы с независимостью, и в 1949 году снова уехал в Японию. В 1950 году он приехал в Соединенные Штаты, где благодаря брату, который был католическим епископом, вступил в контакт с кардиналом Нью-Йоркским Спеллманом.

После того как кардинал представил его влиятельным кругам, Дьем познакомился в Вашингтоне с членом Верховного суда США Дугласом. Это случилось вскоре после того, как Дуглас открыл «пять фронтов» Юго-Восточной Азии. Представления Дьема о будущем своей страны, которое он связывал с независимостью и проведением социальных реформ, произвели впечатление на Дугласа: тот посчитал, что нашел человека, который способен стать подлинной альтернативой и французской марионетке Бао Даю, и коммунисту Хо Ши Мину. Он поделился этим открытием с ЦРУ и представил своего кандидата сенаторам Мэнсфилду и Джону Ф. Кеннеди. И тот и другой были католиками. После этого Дьем начал продвигаться наверх.

И вот, наконец, появился американский кандидат, настоящий вьетнамский националист, франкофобия которого избавляла его от любых подозрений в симпатии к колониализму, а благоприятное отношение кардинала Спеллмана являлось подтверждением его антикоммунистических взглядов. Он не попался на глаза сенатору Маккарти, поскольку в 1953 году отправился в Европу, чтобы продвигать свою кандидатуру среди вьетнамских эмигрантов во Франции и активно лоббировал ее в Париже в 1954 году. Тогда, во время женевских переговоров, требовалось срочно найти перспективного национального лидера. Дьем явно не был приемлемой для французов кандидатурой, но потребность Франции в прекращении огня оказалась сильнее ее неприязни к этому кандидату. При поддержке американцев и использовании закулисного нажима на различные группировки эмигрантов, а также в условиях, когда назначенный Мендесом-Франсом крайний срок неумолимо приближался, Дьема, хотя и неохотно, все же признали приемлемым вариантом. Как раз перед подписанием Женевских соглашений Бао Дая, который все еще оставался главой государства и весьма неплохо проводил «дни затворничества» на Ривьере, уговорили назначить Дьема премьер-министром.

На протяжении следующих девяти лет именно этот политический деятель безуспешно пытался построить в Южном Вьетнаме жизнеспособное демократическое и самостоятельное государство. Оказалось, что Дьем для этого недостаточно подготовлен. Обладая лишь теоретическими представлениями и высокими принципами, он не располагал опытом строительства независимого национального государства. Он разделял распространенную в народе неприязнь к французам, хотя и не отвергал колониального наследия в виде целого общественного класса, извлекавшего выгоды из колониального правления, класса, к которому он и сам принадлежал. Он был набожным католиком в стране, где главным образом исповедовали буддизм. Ему пришлось бороться с сеявшими рознь сектами и с криминальными группировками, наподобие мафии, у которых были собственные армии и которые пользовались гангстерскими методами. Непреклонно следуя своим принципам, он не умел идти на компромиссы и не был знаком с практикой демократического управления. Он умел вести дела с инакомыслящими и оппозицией, только прибегая к принуждению и силе. Однако высокая должность порой вынуждает изменять и самым благим намерениям, и, как это ни печально, обстоятельства превратили этого человека в диктатора, не наделив его железной волей.

Теперь, когда в Сайгоне был американский посланник, работавший в полноценном посольстве, и постоянно увеличивалось число советников и различных агентств в дополнение к уже имевшейся «Группе советников по оказанию военной помощи» (ГСОВП), политика Соединенных Штатов в этой стране стала более целенаправленной, чем когда-либо прежде. И первая задача этой политики состояла в том, чтобы подготовить боеспособную и, как надеялись, преданную «идеалам свободы» и заинтересованную в сотрудничестве вьетнамскую армию. ГСОВП хотела сделать это в одиночку, без участия французов, исходя из предположения, что благодаря этому американское влияние будет восприниматься отдельно от французского. Тогда мы не задумывались о том, что нам в наследство достанется та неприязнь, которую вызывало любое вмешательство белых. Американцы считали, что они «отличаются» от французов и что им будут оказывать радушный прием как людям, которые желают, чтобы вьетнамцы добились независимости; при этом факт, что именно Соединенные Штаты помогли французам вернуться во Вьетнам и финансировали их войну, был просто вычеркнут из памяти. Считалось, что, помогая независимому Южному Вьетнаму обрести «мышцы», мы сможем подтвердить свои добрые намерения.

Дискуссия о программе подготовки армии выявила нежелание военных стратегов в Вашингтоне принимать большее участие в делах Вьетнама. Но, получив задание, хороший солдат его выполняет, не задавая лишних вопросов. Начальник ГСОВП генерал О’Дэниел составил перечень мероприятий и требований к программе подготовки, а также обратился с просьбой направить во Вьетнам увеличенный контингент личного состава, прежде чем войдет в силу принятый на Женевской конференции запрет на ввод в страну дополнительных войск.

Весьма пространные отчеты о настроениях во вьетнамской армии и о невозможности определить степень ее лояльности вызывали вполне скептическое отношение представителей Объединенного комитета начальников штабов, которые не желали брать на себя ответственность за провал осуществления программы подготовки этой армии и, что страшило сильнее, за введение в бой американских войск, которым в случае прямого столкновения пришлось бы выручать не отвечающие требованиям вьетнамские вооруженные силы. В составленном в августе 1954 года недвусмысленном меморандуме они пришли к заключению, что «абсолютно необходимо» иметь «под своим контролем довольно сильное и устойчивое гражданское правительство» и что «нет никаких оснований надеяться на то, что миссия Соединенных Штатов по обучению вьетнамской армии будет успешной», если заинтересованное в ее успехе государство не может эффективно выполнять все функции, необходимые для комплектования армии личным составом и ее содержания. Они предсказывали «полный военный вакуум» в том случае, если французские вооруженные силы будут выведены из страны, и «нежелательную ответственность за все неудачи, связанные с программой подготовки» в случае, если их заменят Соединенные Штаты. В заключение они делали вывод, что Соединенным Штатам «не следует принимать в этом участие», но поспешили добавить, что при наличии контроля со стороны государственных советников эти выводы нельзя считать однозначными и что если «доминирующими являются политические соображения», тогда они «согласны на проведение миссии по обучению вьетнамской армии». В бюрократической системе из желания избежать определенности обычно стремятся давать расплывчатые советы, позволяющие принимать любое решение.

Последовали жаркие споры о том, какое количество войск следует обучать, какими должны быть расходы на содержание французской армии в Индокитае (в 1955 году они составили 100 миллионов долларов, а в 1956-м — уже 193 миллиона) и как по времени распределить поэтапный вывод французской армии. Между тем сомнения комитета начальников штабов в успехе становились все сильнее. В ноябре 1954 года, когда для внутриполитической ситуации во Вьетнаме был характерен хаос, они обнаружили, что «нет никакой уверенности… в наличии лояльности правительству Дьема и оказания ему эффективной поддержки», иными словами — в «политической стабильности в Южном Вьетнаме». Если сами вьетнамцы не проявят волю к сопротивлению коммунизму, «никакое внешнее давление или помощь не смогут надолго оттянуть полную победу коммунистов в Южном Вьетнаме». Оглядываясь назад, задаешься вопросом, почему американское правительство оставило без внимания советы тех, кому было поручено давать советы.

Затравленному нападками оппонентов внутри страны и уставшему от повсеместной некомпетентности, постоянных разногласий и коррупции, Дьему пришлось также иметь дело с наплывом почти миллиона беженцев с севера; этот наплыв, организованный согласно положению Женевской конференции о перемещении населения, продолжался в течение 300 дней. В результате пропаганды католиков, всюду говоривших о том, что «Христос и Дева Мария тоже переселились на юг», масса перемещавшихся с севера беженцев на 85 % состояла из католиков. Эти беженцы представляли собой значительную группу тех, кто не хотел жить при коммунизме, и, оказывая Дьему массовую поддержку, они фактически помогали ему укреплять свою власть. Впрочем, его благосклонное отношение к ним вызывало неприязнь тех, кто занимал официальные посты. Соединенные Штаты взяли на себя значительную часть бремени, связанного с беженцами. Военно-морской флот перевез 300 тысяч беженцев, а их переселение было обеспечено благодаря щедрому финансированию со стороны католических благотворительных организаций и других структур.

Согласно одному из докладов, после визита в Сайгон «высокопоставленные официальные лица из Вашингтона» в частных беседах высказывали мнение, что «Вьетнам, по всей вероятности, придется списать со счетов как банкрота». Забрасываемая противоречивыми советами, пытавшаяся решить, как укрепить и стабилизировать правительство Дьема, как оставить в стране французские вооруженные силы и в то же самое время игнорировать интересы французов, что делать с подготовкой вьетнамской армии и в какой степени финансировать это мероприятие, американская политика увязла в непролазной трясине. Французы, которые никогда не любили Дьема, считали его, по словам их премьер-министра Фора, «не только недееспособным, но и безумным». С другой стороны, сенатор Мэнсфилд, вернувшись из второй ознакомительной поездки во Вьетнам, назвал Дьема «истинным националистом», сохранение которого необходимо для американской политики. Однако доклад Мэнсфилда Сенату оказался более пессимистическим, чем тот, который он сделал годом ранее. Он указал, что ситуация «серьезно ухудшилась» по причине «постоянной недооценки» политической и военной мощи Вьетминя. Из-за недовольства политикой Дьема «надежды на то, что наши цели в Индокитае будут достигнуты в ближайшем будущем, значительно уменьшились». Мэнсфилд был убежден, что, если режим Дьема падет, его преемники будут еще менее демократичным, и в этом случае Соединенным Штатам «надо будет рассматривать вопрос о немедленной приостановке любой помощи Вьетнаму и находящимся там вооруженным силам Французского союза». Из этого он делал вполне здравый вывод: «Если не будет оснований ожидать, что наши цели достижимы, постоянное расходование средств граждан США является неоправданным и непростительным».

Эйзенхауэр испытывал колебания. В октябре он направил Дьему письмо, в котором выразил серьезную озабоченность по поводу будущего страны, «временно разделенной в соответствии с противоестественным принципом военного противостояния» (а не межгосударственной границей, как любили заявлять его преемники). Он также уведомил о том, что готов выработать вместе с Дьемом «разумную программу американской помощи, направляемой непосредственно вашему правительству», — при условии, что Дьем обеспечит соответствие «критериям эффективного использования», которое его правительство станет соблюдать, если помощь будет предоставляться. Не слишком доверяя обещаниям, президент направил во Вьетнам генерала Дж. Лоутона Коллинза, с которым работал еще во время Второй мировой войны и которому доверял, поручив ему специальную миссию по установлению отношений с французами и разработке «критериев», соблюдение которых должен был гарантировать Дьем.

Доклад Коллинза носил негативный характер. Он считал, что Дьем «не готов отстаивать тот стиль руководства, который сможет объединить эту страну и дать ей шанс конкурировать с жесткой, эффективной и централизованной властью Хо Ши Мина». В отношении американской политики генерал видел следующие возможные варианты: либо еще некоторое время поддерживать Дьема, не обременяя себя обязательствами, либо, если он не добьется успеха, вернуть Бао Дая, а если это неприемлемо, то Коллинз «рекомендовал бы пересмотреть наши планы по оказанию помощи Юго-Восточной Азии, обратив особое внимание на сделанное раннее предложение», а именно, на «постепенное прекращение оказания поддержки Вьетнаму». Это «самый нежелательный вариант, [но] по чести говоря, принимая во внимание все то, что я здесь до сих пор наблюдаю, это может быть единственным решением».

Когда спустя пять месяцев его попросили задержаться в стране еще на какое-то время, чтобы вместе с французским командующим генералом Эли разработать программу оказания поддержки, Коллинз на совещании снова привел свои выводы. Он докладывал, что Вьетнам нельзя спасти от коммунизма, если не будет реализована надлежащая программа политических, экономических и военных реформ, основанная на искреннем сотрудничестве вьетнамцев, американцев и французов. Если этого не будет, то «по моему мнению, нам следует уйти из Вьетнама».

Почему, несмотря на все сомнения и негативные оценки, Соединенные Штаты все-таки не воспользовались возможностью уйти? Вовсе не потому, что, как не уставали твердить политики, если американская поддержка прекратится, Южный Вьетнам распадется, а фронт, сдерживающий проникновение коммунизма в Индокитай, рухнет, едва столкнувшись с новой угрозой. Разразившийся в то время кризис из-за расположенных у берегов Китая островов Кинмен и Мацу снова ввел Даллеса в параноидальное состояние и, по его собственному выражению, поставил США «на грань» войны с Красным Китаем. Кризис заставил забыть о всяком реализме при оценке положения дел во Вьетнаме и отбил желание рассмотреть альтернативный вариант генерала Коллинза.

Сам Коллинз, хотя и убежденный в недееспособности Дьема, энергично работал над тем, чтобы сделать его режим американским сателлитом, которому стоит оказывать поддержку. В результате оказываемого давления был составлен проект земельной реформы, а для составления проекта конституции созвали временное собрание. Вашингтон ухватился за эти признаки прогресса и, движимый желанием сорвать переговоры французов с соперниками Дьема, официально заявил о поддержке его правительства. Тогда же, в феврале 1955 года, было принято решение взять на себя подготовку «совершенно автономной» вьетнамской армии; тем самым был сделан шаг в направлении еще более глубокого вовлечения во вьетнамские дела.

Предполагаемая причастность американцев уже сделала их тайными участниками всех интервенций и секретных операций. В Северном Вьетнаме действовала боевая группа, которая называла себя «Сайгонской военной миссией». Общее руководство этой группой осуществлял генерал О’Дэниел, а непосредственным ее командиром был полковник Лэнсдейл, офицер ВВС, а позднее ЦРУ, который ранее возглавлял активные действия против партизанских отрядов Хукбалахап на Филиппинах. Задуманные и организованные еще до Женевской конференции, операции этой группы продолжались в течение года после того, как условия Женевского соглашения сделали их незаконными. Первоначально задача миссии состояла в том, чтобы «предпринимать полувоенные операции против врага», хотя, формально говоря, у Соединенных Штатов, как у невоюющей стороны, не было никакого «врага». После Женевы цель изменилась и теперь состояла в том, чтобы «подготовить средства» для проведения диверсионных операций. Для этого отряд Лэнсдейла проводил диверсии на автодорогах и железнодорожных путях, осуществлял комплектование, подготовку и переброску через границу тайных южновьетнамских «военизированных» групп и готовил для них тайники с запасами контрабандных товаров, оружия и боеприпасов. Поскольку Женевское соглашение запрещало ввоз в страну после 23 июля 1954 года любых видов военного снаряжения и личного состава, а Соединенные Штаты торжественно обязались «не нарушать» эти условия, после указанной даты отряд Лэнсдейла действовал вопреки данному обещанию. Само по себе это выглядело не столь уж отвратительно и даже было бы вполне нормально для страны, ведущей войну, но это нарушение положило начало целой серии вероломных поступков и лживых утверждений, число которых увеличивалось до тех пор, пока они не стали подрывать репутацию США и угрожать нации потерей самоуважения.

Существовала реальная альтернатива выбору слабого сателлита, и на самом деле ею попытались воспользоваться французы. Теперь они не скрывали того, что их целью является заключение договоренностей с Ханоем. Последние были нужны не только ради сохранения французских капиталовложений и торговых интересов, как на Севере, так и на Юге, но также и для того, чтобы подвергнуть испытанию предложенную Мендес-Франсом политическую философию мирного сосуществования. Согласно поступившему из Парижа сообщению посла Дугласа Диллона, французское правительство все более и более «склонялось к изучению и рассмотрению… возможного сближения Севера и Юга» и для достижения этой цели направило в Ханой такого влиятельного политика как Жан Сентени. Бывший офицер колониальной армии, а во время войны офицер армии «Сражающейся Франции», он поддерживал отношения с Хо Ши Мином и во время Индокитайской войны служил французским уполномоченным представителем на Севере. Для прикрытия его миссия в Ханое состояла в том, чтобы защищать интересы французского бизнеса. Но посол Диллон знал: Сентени убедил свое правительство в том, что Южный Вьетнам обречен и что «единственное возможное средство спасения имущества и вложений — играть по правилам, установленным Вьетминем, и добиться того, чтобы он порвал связи с коммунистами в надежде создать во Вьетнаме нечто похожее на режим Тито. Таким образом, страна продолжала бы сотрудничать с Францией и, может быть, даже осталась бы во Французском союзе».

Хотя решение создать подобие режима Тито сейчас кажется иллюзорным, оно было не более иллюзорным, чем вера американцев в возможность превращения государства во главе с Дьемом в сильную и жизнеспособную демократическую альтернативу режиму Хо Ши Мина. Оба эти сценария можно было бы легко опробовать на практике. Но французская программа так и не была реализована, потому что в 1955 году Мендес-Франс лишился власти, а французские бизнесмены, не способные извлекать прибыли при введенных коммунистами ограничениях, постепенно сворачивали дела на Севере, тогда как в целом французское влияние снижалось благодаря политике Соединенных Штатов.

Впрочем, неудача вовсе не означает, что цель недостижима. В то время первостепенная задача Хо Ши Мина состояла в том, чтобы добиться независимости от Франции и сохранить эту независимость, точно так же как в свое время маршал Тито добивался независимости Югославии от России. Если Соединенные Штаты смогли помочь Тито, то почему бы им не сокрушить Хо Ши Мина? Дело в том, что сработало самовнушение: наряду с неясным предчувствием «желтой опасности», надвигавшейся вместе с ордами обратившихся в коммунизм китайцев, американцы испытывали ощущение, что коммунизм в Азии есть нечто совсем уж мрачное. Являясь проводником коммунизма, Северный Вьетнам оставался «врагом».

Между тем сателлит вел себя не лучшим образом. Попытка государственного переворота, совершенная противниками Дьема в апреле 1955 года, кризис в кабинете министров и активное неповиновение начальника штаба вьетнамской армии снова заставили американцев встревожиться. По словам корреспондента «Нью-Йорк таймс», правительство Дьема «оказалось некомпетентным, неэффективным и непопулярным, а шансы спасти его уменьшились», в то время как «кровопролитная гражданская война грозит разорвать страну на части». Когда генерал Коллинз уезжал во Вьетнам, чтобы занять свой пост, Даллес сказал ему, что «наши шансы спасти положение не более чем один к десяти». Предвидя дальнейшие затруднения Дьема, Даллес пришел к заключению, что «единственная серьезная проблема, которую мы еще не решили, — это проблема местного руководства». Ему и в голову не приходило, какие последствия будет иметь эта сногсшибательная оценка.

Вашингтон находился в затруднительном положении. Тщетно пытаясь найти альтернативу Дьему, США испытывали сомнения в том, стоит ли вкладывать средства в оказание поддержки столь неустойчивому режиму. Генерала Коллинза отозвали для консультаций. Во время пресс-конференции президент Эйзенхауэр позволил себе проявить мучавшие его сомнения и неуверенность: «Во Вьетнаме случилось множество затруднений. Люди ушли из кабинета министров и тому подобное… это странная и почти необъяснимая ситуация… Какими окажутся точные детали нашей будущей политики, я не могу вам сказать».

В тот момент была возможность дать задний ход. Правительство Дьема не действовало согласно «критериям выполнения», а именно соответствие этим критериям Эйзенхауэр сделал условием предоставления американской помощи. Последствия поражения французов, отказ британцев брать на себя обязательства по участию в совместных действиях, вялое содействие стран-участниц НАТО, — почему администрация Эйзенхауэра не сопоставила все эти факты, когда президент обладал огромным авторитетом у себя в стране, и не отказалась от заведомо проигрышной позиции? Нет сомнений, что в бюрократическом аппарате возобладал страх проявить «нерешительность в отношении коммунизма».

Успешный разгром заговорщиков войсками, преданными Дьему как гаранту щедрой американской помощи, дал некоторую передышку. Дьем сделал правительство послушным инструментом, включив в него трех своих братьев, заменивших оппозиционеров, и старался выглядеть сильным политическим деятелем. Соединенные Штаты избавились от головной боли, связанной с пересмотрами и последующими публичными подтверждениями своего решения оказывать поддержку, прежде всего из-за опасений того, какие последствия может вызвать падение Дьема. Новый посол в Сайгоне, Дональд Хит, точно сформулировал этот выбор: «Свыше 300 миллионов долларов плюс наш национальный престиж» за сохранение свободного Вьетнама — явная авантюра, но отказ в поддержке представлял собой еще худший вариант, потому что содействовал захвату власти коммунистами. Выбор, как это часто бывает, приходилось делать из двух зол.

Вынужденный выбор всегда опасен тем, что он вызовет шумные протесты дома. Сообщалось, что влиятельный сенатор Мэнсфилд «верит в Дьема», также считалось, что реакция кардинала Спеллмана будет резко отрицательной, если его протеже свергнут. «Горе недавно преданным миллионам индокитайцев, которые теперь должны узнать от своих энергичных коммунистических хозяев о таком ужасном явлении как рабство», — заявил Спеллман после Женевской конференции. Индокитайцам предстоит испытать «мучения, которым подверглись несчастные жертвы бесчеловечной тирании, царящей в Красной России». Осуществляя план по захвату мирового господства, коммунизм следовал «точному расписанию». Красные правители с «ужасающей ясностью» знали, чего именно они хотят, и с «неистовым упорством» шли к своей цели. Кардинал продолжал в том же духе, вспомнив о стремлении Американского легиона «оказывать сплоченный отпор». Но в середине 1955 года, когда Эйзенхауэр готовился выставить свою кандидатуру на второй срок, у него не было никакого желания слушать подобные тирады.

Признание сателлита сделало Соединенные Штаты заложниками важного решения Дьема отказаться от проведения всеобщих выборов, которые, согласно принятым в Женеве решениям, были назначены на 1956 год. В отличие от Юга, где проживали 12 миллионов человек, Север с его пятнадцатимиллионным населением и пользующимся громадной популярностью Вьетминем, вполне мог рассчитывать на то, что в результате выборов возьмет под контроль всю страну. Когда в июле 1955 года Вьетминь пригласил главу Юга на консультации, он отказался на том основании, что никакие выборы при существующем в Ханое режиме не позволят провести свободное голосование, а их фальсификация даст результат, намного превышающий число голосов, отданных на Юге; в любом случае, Дьем никак не связан Женевским соглашением. Хотя в тот момент его возражения имели веские основания, но уже спустя три месяца они утратили убедительность. Тогда, в ходе референдума, проведенного на Юге с целью сместить отсутствующего Бао Дая с должности главы государства и возложить обязанности президента на Дьема, желаемый результат был достигнут с помощью методов, которые один зарубежный наблюдатель назвал «возмутительными». Эти методы принесли Дьему 98,8 % голосов. Вполне очевидно, что ни в том, ни в другом случае на свободное волеизъявление избирателей никто не полагался. Впрочем, по-другому и не могло быть в стране, не имевшей никакого опыта демократического управления. Призванные разрешить вьетнамский гражданский конфликт выборы (которые предлагалось проводить под наблюдением не обладавшей влиянием Международной контрольной комиссии) так и остались шарадой, придуманной в Женеве только для того, чтобы сделать возможным временное разделение страны и заключить перемирие.

По словам одного официального лица, никто не сомневался в том, что если бы выборы были проведены, «подавляющее большинство вьетнамцев проголосовало бы за коммунистов». Возражая против предоставления равных условий коммунистическому режиму, сенатор Джон Ф. Кеннеди в своей речи признал «популярность и политический вес» партии Хо Ши Мина «во всем Индокитае» — это обстоятельство казалось ему основанием для того, чтобы не допускать партию к участию в работе общенационального правительства. Эйзенхауэр, получивший от своих советников данные о том, что Хо Ши Мин безусловно победит на выборах, «отказался дать согласие» (как выразился генерал Риджуэй) на их проведение. Хотя по этому вопросу Дьем не нуждался в американских советах, за его отказом проводить выборы стояли американцы. К 1956 году в распоряжении администрации оказались новые многочисленные свидетельства применения на Севере суровых мер, в том числе и проводившиеся по примеру Китая убийства землевладельцев. Вполне можно было предположить, что и на выборах применялись бы методы запугивания. В июне 1956 года Госдепартамент официально заявил, что «мы полностью поддерживаем позицию президента Дьема, который считает, что когда нет условий, которые могли бы препятствовать „запугиванию или принуждению“… не может быть и свободного выбора».

Поэтому, не добившись объединения страны путем выборов, Северный Вьетнам обратился к другим средствам — подстрекательствам к мятежу, за которым должна была последовать так называемая освободительная война. Большей недальновидности от Соединенных Штатов нельзя было ожидать, поскольку, поддержав решение Дьема, Америке пришлось разделить с ним ответственность за то, что критики войны впоследствии называли «бесстыдным подавлением» народной воли. Тем самым США не оставили Северу иного выбора, кроме разжигания мятежа. Впрочем, «подавления народной воли» не было, хотя бы потому, что ее некому было высказывать. Непроведение выборов стало поводом, а не основанием для возобновления войны. «Мы добьемся целостности, — еще в Женеве предупредил заместитель премьер-министра Севера Фам Ван Донг. — Никакие силы на свете, ни внутренние, ни внешние, не заставят нас свернуть с нашего пути».

На протяжении следующих пяти лет американцы финансировали от 60 до 75 % южновьетнамского бюджета, в том числе все затраты на содержание армии, а также на поддержание торгового баланса, который оставался отрицательным. В эти годы Южный Вьетнам мог похвастаться таким внутренним спокойствием и процветанием, которых никто не мог от него ожидать. Под настойчивым давлением Соединенных Штатов французские вооруженные силы постепенно уходили из страны в соответствии с планом поэтапного вывода; в феврале 1956 года французское верховное командование в этой стране было полностью ликвидировано. «Американские друзья Вьетнама» — организация, созданная Католической конференцией США и Международным комитетом по спасению (первоначально сформированным для спасения жертв нацизма и обладавшим списком самых уважаемых либералов, имена которых стояли на его фирменном бланке) — распространяла информацию с помощью находившегося в Сайгоне доверенного лица, которое занималось установлением связей с общественностью. За предварительный гонорар в сумме 3000 долларов ежемесячно это лицо делилось с миром сведениями о южновьетнамском «чуде». На протяжении пяти лет казалось, что достигнут значительный прогресс и что сделанная ставка себя оправдывает.

Но это чудо скрывало совсем не привлекательные факты. Плохо спланированные земельные реформы больше восстанавливали крестьян против правительства, чем оказывали помощь. Программы «разоблачений коммунистов», осуществляя которые соседей побуждали доносить друг на друга, а также бесконечное назойливое вмешательство коррумпированных чиновников в жизнь крестьян настраивали против Дьема. Критиков режима и диссидентов арестовывали и отправляли в «лагеря для перевоспитания» или усмиряли другими способами. Поток оплаченного Соединенными Штатами импорта использовался как инструмент завоевания поддержки среднего класса, представителей которого щедро снабжали потребительскими товарами. В одной исследовательской работе, написанной американскими политологами, сообщалось, что Южный Вьетнам «становится постоянным попрошайкой», зависимым от внешней поддержки. В заключение утверждалось, что, «оказывая помощь, американцы построили замок из песка».

Недовольство крестьян создавало питательную среду для мятежников. Постоянно находившиеся в разъездах ярые сторонники Вьетминя, которые были родом с Юга и после разделения страны остались по южную сторону границы, формировали подпольные группы. В эти группы вливались партизаны, которые во время разделения страны ушли на Север. После прохождения обучения и идеологической обработки они снова переходили границу, возвращаясь на Юг. К 1959 году мятежники контролировали обширные районы Южного Вьетнама. «Если провести малярной кистью по всему Югу, каждый волос этой кисти заденет сторонника Вьетминя», — сообщал агент разведки сенатору Мэнсфилду.

Север в эти годы также страдал от недовольства населения. Одной из причин этого стала нехватка продовольствия, вызванная прекращением поставок риса с Юга, другой причиной был коммунистический гнет. В 1956 году в публичном признании товарищам по партии генерал Нгуен Зиап сделал следующее заявление: «Мы казнили слишком много честных людей… прибегали к террору… дисциплинарным наказаниям… пыткам». В силу внутренней напряженности Ханой был слишком занят тем, что творилось на его собственной территории, чтобы развязывать войну против Юга, но воссоединение страны оставалось неизменной целью. Подавляя сопротивление и устанавливая контроль в период с 1955 по 1960 год, Ханой увеличивал численность своих вооруженных сил и занимался их обучением, а также накапливал поступавшие из Китая вооружения и постепенно укреплял связи с мятежниками Юга.

Считалось, что к 1960 году на Юге действовало от пяти до десяти тысяч партизан, которых сайгонское правительство называло вьетконговцами, то есть «вьетнамскими коммунистами». В то время как вьетнамская армия, следуя рекомендациям американских советников, в основном сосредоточилась вдоль разделительной линии, чтобы не допустить нападения, подобного случившемуся в Корее, мятежники сеяли разрушения по всей стране. По данным Сайгона, только за год они убили 1400 чиновников и гражданских лиц, а еще 700 человек похитили. Оказались неэффективными все предпринятые Дьемом суровые меры, в числе которых были смертные приговоры, применявшиеся против террористов, подрывных элементов и «распространителей слухов», а также переселения крестьянских общин в укрепленные деревни. Население не испытывало верноподданнических чувств в отношении Дьема, а с другой стороны, его не вдохновляли идеи коммунизма и оставляла равнодушным перспектива объединения страны. Людям нужна была безопасность, земля и урожаи зерновых. В январе 1960 года американское посольство сообщало: «Положение в стране может характеризовать тот факт, что правительство имеет тенденцию относиться к собственному населению с подозрением и применять к нему методы принуждения, а в ответ получает со стороны населения безразличное или неприязненное отношение».

В том же году появился призывавший к отставке Дьема и проведению радикальных реформ «Манифест восемнадцати». Этот манифест был составлен Комитетом за прогресс и свободу, в который входили десять бывших членов кабинета министров. Все они были арестованы. Через полгода имела место попытка военного переворота с целью свержения Дьема на том основании, что он «показал себя неспособным спасти страну от коммунизма и защитить идею национального единства». С помощью войск, вызванных в город, Дьем за 24 часа подавил этот заговор. Он получил поздравления Вашингтона, а также выражение надежды на то, что, укрепив свою власть, он теперь сможет приступить к «быстрому проведению радикальных реформ». Американцы выражали эту надежду с занудным постоянством, намекая на то, что продолжение оказания помощи зависит от «критериев выполнения». Однако когда стало ясно, что реформы не будут проведены, американская помощь не прекратилась из-за опасений того, что, если она будет приостановлена, режим Дьема падет.

Американское доверие к Советскому Союзу было в очередной раз подорвано в 1957 году, когда русские запустили «Спутник», который со скоростью 18 тысяч миль в час вращался вокруг Земли по орбите, проходившей на удалении 560 миль от поверхности планеты. За год до этого ошеломляющего события советские вооруженные силы вошли в Венгрию, тогда как Соединенные Штаты, несмотря на все хвастливые заявления Даллеса, оставались в роли пассивного наблюдателя. Через год после запуска «Спутника» коммунисты под руководством Фиделя Кастро захватили Кубу. И США вновь беспомощно наблюдали за происходящим, хотя на этот раз события разворачивались всего в 90 милях от их собственной территории. А вот коммунисты в далеком Вьетнаме воспринимались ими как прямая угроза американской безопасности.

В ходе консультаций между Вашингтоном и Сайгоном был разработан план противодействия партизанам и мятежникам, призванный координировать деятельность американских служб с вьетнамской армией. По этой программе численность специалистов, входивших в состав группы военных советников, была удвоена и составила 685 человек. А вот нового посла США Элбриджа Дэрброу одолевали дурные предчувствия. Он не считал, что следует оказывать дополнительную военную помощь Югу, к чему призывал упомянутый план, и был убежден, что эта помощь не окажется эффективной без улучшения политической обстановки. Но Дьем следовал порочному правилу слабого: чем больше у тебя проблем, тем больше требуй помощи. И эту помощь он получал. Особенностью зависимых отношений является то, что протеже всегда может держать под контролем покровителя, угрожая ему своим падением.

В сентябре 1960 года съезд коммунистической партии в Ханое призвал к свержению режима Дьема и «американского империалистического правления». В сентябре состоялось создание Национального освободительного фронта (НОФ) Южного Вьетнама. Формально считаясь южновьетнамским, он следовал призыву Севера свергнуть Дьема и «замаскированный колониальный режим американских империалистов» и объявил о принятии состоявшей из десяти пунктов программы марксистских социальных реформ, которые, как всегда, были украшены призывами к «демократии», «равенству», «миру» и «нейтралитету». Таким образом, как раз в тот момент когда в Соединенных Штатах вступил в должность новый президент Джон Ф. Кеннеди, во Вьетнаме фактически началась гражданская война.