VIII

VIII

Брак все-таки влияет на людей, даже выдающихся. Наполеон изменился. Он стал тщательнее одеваться, пытался похудеть… Констан должен был прыскать на него одеколоном и тереть его щеткой для растирания тела много чаще, чем раньше. Император даже сделал попытку поучиться танцевать. Он определенно остепенился. Во время его кампании 1809-го у него в Шенбрунне гостила Мари Валевская, и визит ее не остался бесплодным – она родила ему сына. Наполеон вызвал ее в Париж, но тут забеременела Мария-Луиза – и все встречи с Мари были отложены, а мальчику был дан титул имперского графа. По сравнению с римским королем – немного.

С Мари, однако, захотела повидаться Жозефина – и та вместе с сыном действительно навестила ее в Мальмезоне. Наполеон, пылко любивший в свое время их обеих, не приехал…

Вообще-то, надо сказать, его занимали дела. В бесконечной, тянущейся год за годом войне с Англией прогресса не наблюдалось, она велась на истощение. Наполеон же всегда придерживался стратегии сокрушения, он искал и искал способ нанести Англии последний, сокрушительный удар – и думал, что нашел его в «континентальной блокаде».

Англичане, надо сказать, на редкость практичный народ. Конечно, удар по их производству был нанесен, и удар гигантской силы – они лишились лучших рынков Европы. Однако открывались и встречные возможности – например, открылись новые возможности в Южной Америке, куда теперь не доходили товары из Германиии, Голландии, Италии, Испании и так далее.

А y побережья Германии был захвачен остров Гельголанд. Он был укреплен, оборудован – и стал огромной торговой базой. Туда доставлялись английские товары, которые потом уходили через целую сеть контрабандной торговли в порты в устье Везера и Эльбы, а потом шли по всей Германии. Всегда находилось укромное местечко, где можно было разгрузиться и обменять товары на деньги или на другие товары. Что только не делалось для маскировки: подделывались и торговые марки, и документы, и лицензии – лишь бы поток не прерывался…

Даже чиновники, занимавшиеся снабжением Великой Армии, и то были вовлечены в такого рода сделки. Скажем, кожу, необходимую для изготовления дождевых накидок или пошивки сапог для солдат, добывали с помощью негласной торговли с англичанами. «Континентальная блокада» разоряла немцев, голландцев, русских, но себе Наполеон позволял «выписывать лицензии» на сделки с Англией, строго воспрещая их для своих «союзников». Когда в 1810 году французские таможенники закрыли возможности использовать порты у Везера, англичане передвинули торговлю подальше, к Гетеборгу, у западного побережья Швеции, и центр тяжести нелегальной торговли перешел с Северного моря на Балтику. Теперь торговые пути шли через балтийское побережье Эстляндии, Ливонии или Финляндии в Литву, оттуда – в Великое Герцогство Варшавское, а потом – в Саксонию, на рынки Лейпцига или Дрездена.

К концу 1810 года Наполеон получил надежные сведения о том, что через русские порты прошло около 2000 судов с английскими товарами. В общем, все это в сумме вызвало резкое недовольство – и когда Наполеон начал свое очередное «…изгнание английской торговли из Европы…», ликвидировав королевство Голландии и поставив под свой прямой контроль ганзейские порты, он прихватил заодно и герцогство Ольденбургское. Герцогу было предложено возмещение в виде владения в Эрфурте, но вместо 170 тысяч подданных он получал всего около 40 тысяч человек, вчетверо меньше. Мало того, что это лично оскорбляло Александра, – это было еще и нарушением договора, заключенного в Тильзите. Александр ответил – запретил ввоз предметов роскоши и официально разрешил ввоз в Россию так называемых колониальных товаров – кофе, чая, сахара и так далее – в случае, если они доставлялись на американских судах. То, что без английского разрешения двигаться по морям затруднительно, можно было проиллюстрировать хотя бы на примере брата Наполеона, Люсьена, перехваченного в море на борту судна, приписанного к порту в Массачусетсе. Так что было и без слов понятно – «американская» торговля просто прикрывает своим флагом английскую. А запрет на предметы роскоши, напротив, бил по лионскому шелку и по парижским производителям всевозможных шляпок и прочих модных уборов.

Последствия затеянной торговой войны были Александру понятны – она легко могла перейти в войну вполне настоящую. Интересно, что он получил совет не ждать нападения, а двинуться в Польшу самому, и совет этот ему дал не какой-нибудь горячий сорвиголова, вроде князя Петра Долгорукова, бывшего в его свите в несчастном 1805 году, году Аустерлица. Совсем нет – совет давал трезвый, спокойный, даже несколько флегматичный человек, генерал Михаэль Андреас Барклай де Толли, в российской службе именуемый Михаилом Богдановичем. Семья его происходила из Шотландии, встала на сторону Карла Второго в его борьбе с Кромвелем и была вынуждена бежать. Питер Барклай де Толли переселился в Ригу. Род его там и осел, пустил корни – и дед генерала был уже бургомистром Риги. До начала 1810 года он был командующим русской армией в Финляндии, а 20 января царь назначил его военным министром – уж очень он был надежным, трезвым в суждениях и спокойным, толковым человеком.

И вот сейчас он все так же трезво, толково и спокойно доказывал царю, что быстро проведенная атака в Польшу силами первого эшелона армии имеет все шансы на успех, что неизбежное, по-видимому, столкновение с Наполеоном лучше начать на Висле, а не на Немане и что политические меры могут снискать России и поддержку поляков.

Нечто подобное в 1805–1806-м говорил царю и князь Адам Чарторыйский – «…провозгласить восстановление Польши…». Имелось в виду, что поддержку польского общества можно обратить на пользу России – князь Адам мыслил себе новое польское королевство, связанное с Россией личной унией. Внешне, собственно, это походило на схему, уже использованную Наполеоном, который одновременно был императором Франции и королем Италии, – Александр был бы императором России и королем Польши. Александр написал князю Чарторыйскому длинное и обстоятельное письмо. Князь в то время уже ушел со своего поста российского министра иностранных дел и жил недалеко от Гродно, в одном из своих многочисленных поместий. Территориально округ Гродно входил в состав Великого Герцогства Варшавского.

Сейчас в это было бы невозможно поверить: царь Александр Первый написал своему другу, живущему на территории «потенциального противника», личное письмо, в котором излагался стратегический замысел военной операции огромного масштаба.

Он сообщил князю Адаму, что, если считать вместе с конницей и казаками, он может двинуть в Польшу 100 тысяч человек немедленно и еще 124 тысячи – через недолгое время, как второй эшелон. К этому предполагалось добавить 50 тысяч поляков, формирующихся сейчас в Великом Герцогстве Варшавском, 50 тысяч пруссаков, которые, бесспорно, встанут на сторону России, и, возможно, 30 тысяч датчан. В сумме у царя окажется в подчинении 230 тысяч человек, против которых окажется не больше 60 тысяч французов, разбросанных по Германии и Голландии, и примерно 90 тысяч солдат германских государств – Саксонии, Вюртемберга, Баварии, Вестфалии и так далее, которые состоят в союзе с Наполеоном и чья верность ему поколеблется в случае его неудач. Царь с нетерпением ждал ответа, мнение князя Адама Чарторыйского, несмотря на то, что они уже не были в столь дружеских отношениях, как раньше, имело в его глазах немалый вес.

А пока началось движение русских войск к западным границам Российской Империи.

Все это очень беспокоило министра иностранных дел Наполеона, Маре, получившего от своего повелителя титул герцога Бассано. Талейран говорил, что глупее Маре есть только один человек во Франции – это герцог Бассано. Что было остроумно, но несправедливо – Маре было о чем беспокоиться. Все происходящее выглядело очень тревожно, и он пытался выяснить, как на все это посмотрит Австрия. К его сожалению, Меттерних уже покинул свой пост австрийского посла в Париже – теперь он руководил всей внешней политикой Австрии.

Талейран писал ему в 1811 году:

«…Как жаль, что вас нет в Париже. Вы не преминули бы утешить герцога Бассано в его дипломатических неудачах и госпожу Жюно после отъезда ее мужа. У каждого из них свое горе, а у вас есть лекарство от всего…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.