Глава 6 Тайники для ЦРУ на Родине

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 6

Тайники для ЦРУ на Родине

После возвращения из США в Москву Поляков, понимая, что на Родине он будет получать гораздо меньше, чем зарабатывал за границей, и горя желанием быстрее открыть дополнительный источник денежных вливаний в семейный бюджет, включается в агентурную работу. Несмотря на то что он хорошо усвоил слова американского президента Франклина Делано Рузвельта, как-то сказавшего, что деньги, которыми обладаешь, — оружие свободы, а вот те, за которыми гонишься, — орудие рабства, Поляков все же решился на гонку за «бумажными вездеходами».

«В Союзе при мизерной зарплате по сравнению с заграничным денежным довольствием мне будет труднее обеспечить семью. Хлебным мякишем крысиной норы все равно не заделаешь, а если это так, то нужно рисковать, пусть даже и предстоит, как говорится, облизать мед с лезвия ножа. Совершенство — добродетель мертвых!» — рассуждал он накануне проведения первой операции по связи в условиях столицы.

В теплый, сентябрьский день 1962 года он вышел из дома. Деревья стояли в природной позолоте. Кленовые и тополиные листья у дома выстелили многоцветную дорожку, по которой он прошел от подъезда к тротуару. Оглядевшись по сторонам, внимательно осмотрев обитавших во дворе знакомых старушек и бегавших возле них внуков и не найдя никаких настораживающих признаков (в смысле присутствия посторонних), он быстрой походкой направился к автобусной остановке. Вместо автобуса подошел троллейбус. На этом первом попавшемся транспорте Поляков доехал до станции метро «Парк культуры», лихо спрыгнул на тротуарную плитку и через центральный вход спокойно прошествовал к парку имени Горького.

У него был ответственный, а потому волнительный день: он запланировал заложить в столице для американцев первый тайник под кодовым названием «Гор» — непроявленную пленку в кассете, на которой были сфотографированы некоторые секретные документы, попавшие ему под руку во время работы. Корпус кассеты он загодя облепил пластилином оранжевого цвета, после чего обвалял свое детище в кирпичной крошке — получился окатыш терракотового оттенка, какие тогда очень часто встречались на посыпанных щебнем, галькой и осколками битого кирпича, еще до конца не заасфальтированных дорожках и площадках парка. Перед операцией по связи он сделал заранее рекогносцировку, поэтому знал, какого цвета нужен «камушек».

Ставка Полякова делалась на то, что ни один из посетителей парка не обратит внимания на его камуфляж, лежащий рядом с сородичами порой одного цвета, размера и формы у конкретной скамейки, указанной американцами в плане операции по связи через тайник…

Итак, с этой «драгоценной ношей» он вошел, как уже упоминалось выше, через входные ворота на территорию заполненного людьми парка и сразу же стал активно проверяться, внимательно всматриваясь в действия отдыхающих и их лица — боялся встретить соседа по дому или знакомого по службе. Затем он прошел мимо длинной скамейки, одиноко стоявшей у края площадки и означенной в плане связи. К его огорчению, на ней сидела влюбленная, щебечущая, наверное, о чем-то вечном парочка.

«Черт принес их не вовремя. Вот не повезло. Придется побродить, пока они нацелуются, наговорятся, — ворчал себе под нос „Бурбон“. — Отступать нельзя. Тайник я должен заложить именно сегодня. Второго более удачного захода не должно быть — это уже опасно. Сильному не нужно счастье — ему нужна четкая работа!»

Поляков всегда себя считал сильной личностью. Он понимал и принимал одну непреложную истину, что герой делает то, что можно делать. Другие этого не делают, а потому и остаются с носом.

Он долго выписывал круги вокруг лавочки. Вдруг в его голове неожиданно возникла спасительная мысль — он же сильная личность — согнать влюбленных. Делая вид, что устал, Поляков решительно направился к лавочке. Как только он присел, молодые люди поднялись и нехотя подались в глубь парка, по всей вероятности, чертыхаясь из-за появления внезапного наглого пришельца и ища себе новое гнездышко для любовного токования друг с другом.

Поляков развернул газету «Комсомольская правда» и стал бегло, по диагонали ее просматривать. Боковым зрением он держал бдительность на прицеле — просматривал пространство слева и справа. Потом неожиданно наклонился, как будто поднимая упавший из его рук какой-то предмет, и, изловчившись, положил контейнер с кассетой за задней, левой ножкой скамейки. Все действо произошло вполне правдоподобно и в одно мгновение. На земле под лавкой валялся ничем не привлекательный кирпичный окатыш.

Он еще несколько раз пробежал по страницам газеты, потом посмотрел влево — вправо: никого поблизости не было.

«Ну, кажется, все. Слава богу, свидетелей нет. И все же еще для порядка надо немного „почитать“ газету, а только потом уносить ноги, — успокаивал сам себя Поляков. — Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть, — и все будет нормально. Я так и сделал!»

Однако спокойствие никак не приходило. Противное напряжение сковало мышцы. Со страха появилось что-то наподобие ступора. Он смотрел в газету, но ни букв в текстах, ни лиц и фонов фоторепортажей не видел. В голове у виска от напряжения звонко застучала горячая жилка. До этого спокойное сердце готово было зайцем выпрыгнуть из рубашки. А он, как опытный охотник, не раз видел старты этих обреченных своих ушастых жертв. Холодная испарина появилась под рубашкой, ноги предательски затряслись. У него такое состояние было впервые.

«А может, это провидение мне подсказывает, что не стоит играть на этом поле, — рассуждал Поляков. — Оно крайне опасно».

Ему казалось, что на него смотрят все отдыхающие, что за ним из-за кустов и ларьков следят чьи-то цепкие, вражьи глаза, что его окружают переодетые в гражданское платье чекисты. А еще ему втемяшилось в голову, что неспроста согнанная им парочка сидела именно на его скамейке…

«Да, одно дело работать за границей, в Нью-Йорке, а другое — здесь, в Москве. Я сделал важное дело, и надо уходить, иначе можно „наследить“ и „вляпаться“, — скомандовал сам себе обуреваемый смутной тревогой агент „Бурбон“, а потом неожиданно добавил: — Говорят, как страшно чувствовать, что течение времени уносит все то, чем ты обладал! А мне радостно, что освободился от улики. Подняли бы вовремя этот камешек янки…»

Он встал и медленно двинулся к выходу, туда, где еще каких-то полтора часа назад входил в такое желанное место отдыха москвичей. Пошел теперь без улики — без того опаснейшего предмета при себе, которым еще недавно обладал.

За входными, теперь они стали для него — выходными, воротами он достал авторучку с фиолетовыми чернилами и на одном из столбов ограждения парка поставил метку-сигнал в виде полосы из чернильных брызг. Перед операцией он слегка подкрутил поршень авторучки для надежности акции. Со страха он так брызнул, что чуть ли не вылил все чернила. Метка получилась жирная, а значит, как он полагал, легко снимаемая разведчиком.

Это был сигнал для американских теперь его коллег о заложенном им тайнике. Заморские хозяева, работающие в посольстве США в Москве, хорошо были осведомлены, что обозначают эти чернильные брызги.

Обыграл он это действо тоже конспиративно. Вытащив блокнот из бокового кармана пиджака, он попытался что-то записать, но «авторучка не оставляла следа». Тогда он и решил ее «продуть» резким движением в сторону ограды. Получилось все естественно — на бетоне появилась полоса чернильных брызг…

Однако через несколько дней Поляков не нашел в обусловленном месте, очередном номере американской газеты, объявления — сигнала от цээрушников об изъятии тайниковой закладки. В первый раз за время тайного сотрудничества он так страшно испугался, что не находил себе места. Его буквально тряс озноб, потом затошнило, и неожиданно появилась «медвежья болезнь».

«Неужели на меня плюнули, как плюет солдат на беременную шлюху, чтобы не приставала с любовью? — сверкнула и такая мыслишка. — А может, я уже под „колпаком“ ребят с Лубянки?»

Однако голова не могла смириться с мыслью, что он где-то прокололся и все прошло не так хорошо, как было задумано. Через мгновение он себя успокаивал: «Не дрожи, операция будет закончена удачно».

И все же страх за целостность собственной шкуры нарастал и раздражал его. Он преследовал его, словно неотрывная тень в солнечный день. Даже голос у него подсел до такой степени, что звучал так, как будто он проглотил низкочастотный динамик, — неожиданно появилась хрипота от волнения.

Пугало Полякова страшное для него известие о разоблачении органами Комитета государственной безопасности СССР агента США и Великобритании, бывшего полковника ГРУ Генштаба Олега Пеньковского, которого он тоже знал по своей «конторе».

Две недели он ходил сам не свой. Переживал настолько болезненно, что даже осунулся в лице. Страшно боялся, что «камуфляж» его обнаружат и передадут в компетентные органы, после чего Лефортова ему не миновать, так как через содержимое кассеты без труда чекисты выйдут на исполнителя закладки.

«Ну, зачем я согласился с янки на такой вариант передачи информации? — корил себя полковник-„оборотень“. — Неужели мою закладку нашли гэбэшники? Тогда все — кранты… спекся».

Но вскоре шпион успокоился — в газете «Нью-Йорк таймс» от 20 сентября 1962 года, которая в числе других выписывалась открытой библиотекой ГРУ Генштаба, появилось долгожданное сообщение, свидетельствовавшее о получении американцами закладки из тайника под названием «Гор», — объявление некоего Мооди, адресованное Дональду.

Вот его перевод:

«Муди, Дональду.

Последнее новогоднее послание. Письмо из А. получили. У всех все прекрасно, за исключением кузена Ф., которого не разместили из-за проблем с участком. Возможно, ты сможешь разместить его. Дядя Д. посылает поздравления. Пожалуйста, свяжись с братьями Э. и Д.

Клостер».

Он засиял и, довольный, про себя вскричал — эврика! Это была, как он считал, первая победа над собой — он не побоялся Москвы. Он подавил страх перед советской контрразведкой. Он поверил в свои способности работать так же успешно в советской столице, как он это делал в американской.

Как говорится, аппетит приходит во время еды. Этот способ передачи информации без личного контакта понравился шпиону, и он стал активно использовать тайники в операциях по связи.

«Чего мне гнушаться такой работы? Я же не белоручка, берегущий чистоту своих манжет, — успокаивал себя Поляков, а потом, хихикнув, добавил: — Я не намерен портить отношения ни с небесами, ни с адом — у меня есть друзья и в той, и в другой местности».

В августе 1963 года «Бурбон» проводит вторую операцию по связи. Он закладывает небольшой магнитный контейнер в тайник под названием «Лес» с похищенной секретной информацией в центральном аппарате ГРУ. Заложил тайник он за телефонной будкой по улице Лестева у дома № 12.

Утро того выходного августовского дня выдалось на редкость пасмурным. Низкие тяжелые тучи свинцового цвета лениво проплывали над столицей, засевая город мелким, еще по-летнему теплым дождем. В связи с этим ему хотелось немного понежиться в постели и даже поспать, но Поляков должен был выполнить указание разведывательного Центра из США — заложить тайник для ЦРУ.

«Надо же такую погоду природа принесла, хотя, как говорится, у природы нет плохой погоды», — проворчал про себя шпион.

Он по-военному быстро вскочил с кровати, побрился, умылся, позавтракал и, объяснив жене, что должен отлучиться по службе, отправился в город. Опять долго проверялся, пересаживаясь с одного вида общественного транспорта на другой, и, наконец, на метро доехал до станции «Октябрьская». Побродив по площади, он впрыгнул в трамвай 47-го маршрута, на котором проехал по Шаболовке до улицы Шухова. После чего сошел и медленно, все время проверяясь, продефилировал по Шаболовке. Через несколько минут ходьбы он свернул налево и оказался на улице Лестева. Подойдя к металлической телефонной будке, стоящей у дома № 12, Поляков как бы споткнулся и был вынужден опереться за ее угол. В этот момент он незаметно ловким движением другой руки прикрепил с тыльной стороны будки магнитный контейнер. В нем находилась очередная порция собранной шпионской информации. Конспиративно, со знанием подлого дела огляделся по сторонам. В ближайшем окружении никого не было видно.

И в это время его, словно молния, обожгла мысль: «Все, я сделался вором-наркоманом, честь и совесть отброшена в сторону, но ради чего? Наверное, все же ради денег! А может, страх меня выпотрошил? Вполне вероятно, но это один из компонентов. Мне уже не остановиться — перед Америкой я должен себя показать, а перед Родиной — спрятаться, ведь слово дано человеку, чтобы скрывать свои мысли».

Зайдя в телефонную будку и проимитировав звонок, Поляков спокойно направился в сторону Даниловского универмага, где смешался с толпой, чтобы в ней осмелеть и заглушить последний крик собственной совести, которой у него уже к этому времени почти не было.

И в этот раз Полякову показалось, что контейнер прикреплен им неудачно, что его закладку в тайник могут обнаружить посторонние лица, и тогда — кранты ему как офицеру советской военной разведки и возможность обращения представителей правоохранительных органов к его собственной персоне — не «товарищ», а «гражданин» — вполне вероятно.

Но операция, к его радости, опять обошлась без осложнений. Американский разведчик, работавший в Москве с легальных позиций, благополучно обработал тайник — изъял закладку своего агента.

Через некоторое время, просматривая в открытой библиотеке ГРУ зарубежную периодическую печать, Поляков снова в газете «Нью-Йорк таймс» обнаружил зашифрованный под бытовое объявление сигнал — тайник «Лес» обработан.

Перевод публикации:

«Муди, Дональду.

Наше дело откроется 28 августа. Тебе следует повидать брата Б. Перед этим обговорить в деталях свою позицию в этом деле. Напиши тете Б. Мы посетим Б. после 28. 08. Все будет хорошо. Наилучшие пожелания Э. и Д.

Клостер».

Он был «на седьмом небе» от счастья. Крылья радости легко понесли его домой — в уютную квартиру, к семье, где его ждали жена и сыновья.

ЦРУ получило «товар» от своего агента — секретные данные по офицерам военной разведки и новым структурным подразделениям, образованным в ГРУ Генштаба.

Нужно заметить, что, согласно плану операций по связи, тайниковые закладки Поляков должен был осуществлять примерно раз в квартал в местах, подобранных американцами в основном по маршруту его следования на службу и обратно: в парке имени Горького, в районах улиц Большой Ордынки и Большой Полянки, у метро станции «Добрынинская» и на троллейбусной остановке «Площадь Восстания».

С 1962 по 1965 год Поляков провел шесть тайниковых операций. Этот вид контакта в линии агент — разведчик в условиях Москвы советский полковник считал наиболее подходящим.

О выемке тайников, заложенных Поляковым американцам, сигнализировали еще два объявления в газете «Нью-Йорк таймс»:

«Муди, Дональду.

Разочаровал тебя, не видел дядю Ч. Он был в прекрасном здоровье, хотя дело временно закрыто. Мы будем советоваться об открытии снова. Привет братьям.

Клостер».

И второе:

«Муди, Дональду.

Очень рад услышать о твоих успехах. Скоро приеду к тебе. Все прекрасно.

Джон».

Именно отсутствие личных контактов с сотрудниками американских спецслужб в советской столице помогло ему избежать неминуемого провала.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.