ГЛАВА ПЕРВАЯ Европейские государства после Франкфуртского мира

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Европейские государства после Франкфуртского мира

Последствия войны. Германия

С 17 марта император-главнокомандующий победоносной армии вернулся в Берлин, а 16 июня происходило торжественное вступление войск в столицу нового Германского государства — событие, во всей Пруссии вызвавшее соответствующие празднества. 18 июня, день битвы при Ватерлоо, был объявлен днем всеобщего благодарственного богослужения во всей Германской империи. События, так быстро следовавшие в последнее время одно за другим, давали обширную пищу ораторскому искусству духовных лиц, в этот день обращавшихся с проповедями к пастве. Длинный ряд побед, заглаживавших собой некогда пережитый позор революционных и наполеоновских войн, живая связь, сказавшаяся между разрозненными германскими народами и в борьбе с общим врагом, и в общих заботах по уходу за больными и ранеными, масса замечательных людей, проявивших свою деятельность за это время, — все это переполняло сердца германцев понятной гордостью и патриотическим сознанием собственного достоинства. Всем было приятно сознавать, что в трудную годину войны, войска и народ проявились как нечто целое и нераздельное, и во главе народа выступил целый ряд выдающихся деятелей — полководцев, дипломатов, государственных людей: 73-летний император Вильгельм, кронпринц Фридрих Вильгельм, кронпринц Саксонский, великий герцог Мекленбургский и принц Фридрих Карл, с одной стороны; а с другой — Бисмарк, Мольтке, Роон и множество других, менее выдающихся и менее заметных деятелей, которые, однако же, всюду проявили себя хорошо подготовленными к своему делу и добросовестно исполнили свой долг даже и в весьма непростых случаях и положениях.

Вильгельм I, германский император, прусский король

Фридрих, великий герцог Баденский

И вот нация вдруг сознала себя богатой силами и неистощимой в средствах. Плод этих побед, союзное государство, объединенное в виде новой Германской империи, уже совсем созревший упал с дерева. 21 марта 1871 года собрался первый сейм воссоединенной Германии; 4 апреля была готова имперская конституция, приспособленная к новому положению дел: президентом союза стал германский император, число членов союзного совета повышено с 43 до 58, а выборных в рейхстаг представителей доведено до 382; южным германским государствам предоставлены некоторые особые несущественные права; каждый гражданин одного из германских государств признан гражданином и всех остальных.

Впрочем, в Германии нимало не обольщались тем, что с этой войной и этим миром и для остальной Европы должно было наступить время полного удовлетворения и спокойствия. Однако же одновременное учреждение сильного германского и более или менее сильного итальянского национальных государств сулило возможность упрочения европейского мира в ближайшем будущем. Появление этих двух новых государств в центре Европы как бы существенно исправляло созданное Венским конгрессом положение дел, уже и ранее измененное в некоторых менее важных пунктах — учреждением королевства Бельгии, королевства Греции, устранением нидерландского, датского и, в особенности, австрийского вмешательства в управление Германией; Австрия должна была ограничиться своими исключительными государственными задачами; Франция была ослаблена, ее высокомерие и властолюбие ограничено и тем самым обеспечен был нейтралитет меньших государств — Швейцарии, Бельгии и Голландии. Вот почему период последнего 25-летия от 1870 года и почти до конца XIX века, составляющий последнюю часть нашей книги, по крайней мере по отношению к западноевропейским странам, прошел довольно мирно.

Зато не было недостатка в различных проявлениях иной, не воинственной борьбы. Наоборот, ее было более чем когда-либо: громадная перемена в отношениях европейских государств, произведенная вышеописанными событиями, должна была неизбежно вызвать, как и реформации XVI века, сильное оживление, ожесточенную борьбу противоположностей в области религиозной, политической и общественной жизни. Однако же мы должны решиться закончить набросанную нами картину, ибо главная выгода, какую мы можем извлечь из всемирно-исторического обозрения, в том именно и заключается, чтобы обозревающий имел возможность познать и окружающую его жизнь, и свою собственную, и те обязанности, какие он на него возлагает в общей связи с историей человечества; а к этому познанию он может прийти только тогда, когда ознакомится с окружающей жизнью в форме исторического изложения.

Германия — империя

В Германии скоро освоились с ролью центральной и до некоторой степени первенствующей европейской державы, так как эта роль весьма естественно ей и подобала по ее географическому положению, по численности населения, по обширному пространству и по гармоническому распределению высшего образования среди этого 40 000 000 населения. Политическое единство, как это выяснилось впоследствии, оказалось довольно хорошо подготовленным в народе в течение последних четырех десятилетий: в маленьких государствах народонаселение с радостью и с пониманием почувствовали себя членами единой великой державы, созиданию которой содействовали и они тоже. И между тем как прежняя империя рушилась вследствие противоборства территориальной силы с централизующей, — в новой империи проявилось здоровое и вполне гармоническое соотношение между элементами центристскими и федералистскими.

Идея единения, элемент централизации, в период времени до 1876 года (к которому мы подойдем позже) сделала еще несколько существенных успехов и положительных приобретений: так, проведен был германским рейхстагом военный закон (1874 г.), определивший состав войска в мирное время на последующие 7 лет в количестве 401 000 человек; закон о ландштурме (1875 г.), которым завершилась военная реорганизация Германии; выкуп бумажных денег, принадлежащих отдельным государствам, государственный закон о печати, распространение гражданского брака и введение общей дворянской книги на всем пространстве империи, банковый закон с учреждением имперского банка и его отделений (1876 г.); важнейшим же приобретением были четыре судебных закона, которыми второй рейхстаг привел к надлежащему концу такое дело, о котором со времен Карла Великого никто в Германии и помыслить не дерзал (1876 г.). Эти законы, после многолетней и основательной подготовки в особых комиссиях, создали общий для всех порядок гражданского процесса, конкурсных дел, судопроизводства и уголовного процесса — и 190 голосами против 100 были проведены вопреки всяким доктринёрам сутяжничества, всяким тайным и явным врагам новой Германской империи.

Отдельные европейские государства

И в отдельных государствах прогресс не был приостановлен. В Пруссии в 1874 году был введен гражданский брак и гражданская запись о состоянии, а в 1875 году законом об организации управления в 5 старых провинциях (Пруссии, Померании, Бранденбурге, Силезии и Саксонии) проведена была окончательная реформа внутреннего управления, с ее провинциальными собраниями, провинциальным комитетом, провинциальным советом и окружными советами, с ланд-директором и правительственным устройством для каждой провинции в отдельности; таким же образом в 1877 году было введено и новое синодальное устройство для всей евангелической Церкви в Пруссии.

В Баварии законодательная работа была несколько замедлена особыми условиями местного парламентского устройства, так как там, во второй палате, в результате выборов 1875 года, оказались две противоположные партии почти в равном числе: 79 клерикалов и 77 либералов. Очень энергично, хотя и не совсем благополучно, поведена была та же законодательная работа в новом небольшом государстве, присоединенном к империи вследствие войны, — в Эльзас-Лотарингии, которая, как непосредственная часть империи, как имперская земля, имела свой союзный совет и признавала императора своим непосредственным государем, однако же и в рейхстаг посылала своих депутатов. С 1874 года в Эльзас-Лотарингии было допущено и свое собственное представительство, по которому выборные собирались в местный комитет для одобрения предлагаемых законов. Главной задачей здесь было, по мнению Бисмарка, возможное онемечивание приобретенной области: однако же нельзя сказать, чтобы это дело велось особенно успешно.

Новые порядки здесь, как и везде, натолкнулись на такого противника, борьба с которым составляет основной интерес внутреннего развития Германии в это первое десятилетие — на ультрамонтанизм, на партию Рима.

Победа, одержанная там иезуитами 18 июля 1870 года, теперь дала себя знать. Ни один из немецких епископов не нашел в себе достаточно мужества, чтобы продолжать сопротивление внедрению в массы учения, в котором они не могли не признать искажений действительного, первоначального учения католической Церкви, а некоторые из них даже открыто и признавали. Однако же к чести германской нации следует отметить, что она не подчинилась с рабской беспрекословностью папско-иезуитскому абсолютизму: в Германии возникло так называемое старокатолическое движение и во главе его стал один из ученейших католических богословов Германии, Игнатий Дёллингер в Мюнхене, а вокруг него сформировалась партия серьезных и самоотверженных людей, которые в противоположность иезуитскому искажению, объявили себя сторонниками старокатолического учения. Конференция различных ферейнов и общин этой партии, собравшаяся в Кёльне 4 июня 1873 года, придала партии известного рода организацию, избрав епископа Иосифа Губерта Рейнкена, который был посвящен в этот сан епископом янсенистской Церкви в Голландии и с тех пор служит достойным представителем этого доброго дела, — дела, которому нелегко было обосноваться, ввиду твердой организации римской Церкви, а также — слабохарактерности и зависимого положения большинства духовных лиц, и, конечно, ввиду равнодушия мирян (особенно правящих классов) к общим церковным вопросам.

Игнатий Дёллингер

Старокатолицизм. Церковный спор

Обнародование догмата о непогрешимости имело значение как бы объявления войны: эту войну новая Германия должна была принять, и она заняла весьма видное место в ряду парламентарных работ и обсуждений, начиная с 1871 года. С клерикальной партией — партией центра, как она себя называла, связаны были все партикуляристические и все враждебные силы империи, как, например, эльзасцы и поляки; и все эти силы нашли себе очень ловкого и ничего не стесняющегося вождя в лице бывшего ганноверского министра, Лудвига Виндгорста; завязавшаяся по этому поводу борьба велась преимущественно на прусской и баварской почве. 5 июля 1872 года император подписал имперский закон, не допускавший деятельности иезуитского ордена в пределах империи, а в 1873 году новый прусский министр вероисповедания, доктор Фальк, представил на рассмотрение рейхстага четыре законопроекта, которые были приняты и 11 мая утверждены императором.

Лудвиг Виндгорст

Доктор Фальк

Эти законопроекты поставили назначение духовных лиц на местах в некоторую зависимость от известного рода подготовки, от посещения местных учебных заведений, от сдачи государственного экзамена по наукам; более того, они обязывали духовные власти представлять список предлагаемых ими кандидатов на должности священников обер-президенту, который в отдельных случаях мог и не допускать некоторых кандидатов на замещение определенных мест; наконец, эти законопроекты требовали учреждения специального коронного суда для рассмотрения церковных вопросов. За этими законами (когда епископы заявили, что они им подчиниться не могут) последовали другие, еще более суровые: так, например, когда папа 5 февраля 1875 года объявил эти майские законы негодными, в ответ на это был издан закон «запретный» (Sperrgesetz), по которому не дозволялось из коронных касс производить какие бы то ни было платежи духовным лицам, не подчиняющимся вышеупомянутым законам; а позднее — даже и отмена тех пунктов прусской конституции, которые давали право римско-католической Церкви, наравне с евангелической, самостоятельно распоряжаться «своими делами». В то же время запрещены были на прусской территории всякие ордена и конгрегации. В 1877 году прусские епископские кафедры, отчасти вследствие смещения епископов, отчасти вследствие их кончины, ограничивались уже только четырьмя.

Социал-демократия

Тем временем возросло и до известной степени окрепло другое зло, которое само собой проявилось, подобно крестьянским движениям в XVI веке, на почве, взрыхленной усиленной борьбой и всякого рода переворотами; это зло — социал-демократия. Мы уже познакомились на французском примере с теми воззрениями, которые нашли себе в кружках рабочих обширное распространение и притом враждебно относились ко всему существующему государственному и общественному строю: на германской почве эта партия получила свою организацию благодаря весьма талантливому и самоуверенному демагогу, Фердинанду Лассалю, который не любил затруднять себя дискуссиями с какими-либо авторитетами и уважал лишь свои собственные мнения.

Эта партия в данное время и воспользовалась общим правом подачи голосов себе на пользу: при выборах в рейхстаг в 1876 году подано было 379 000 голосов социал-демократами. На конгрессе в Готе (май 1875 г.), эта партия, которая присвоила себе название партии рабочих, еще более усовершенствовала свою организацию. Представители этой партии порвали связи с национально-правовым порядком, как и вообще со всем существующим порядком. Они стали называть себя партией «интернациональной» и оттолкнули от себя все прочие партии, консервативную и либеральную, и так называемую партию прогресса, а равно и клерикалов, так как они давно порвали отношения со всем, что могло иметь хоть что-нибудь общее с Церковью и религией.

Нельзя сказать об этой партии того же, что в значительной степени можем сказать о крестьянстве 1524 и 1525 годов, а именно то, что нужда заставила их быть радикалами. Фабричная и поденная работа никогда не переживала лучшего времени и не вознаграждалась так щедро, как в первые годы после войны, когда промышленность получила вдруг такой сильный толчок и вызвала множество безрассудных предприятий или основанных на самообольщении их основателей: только при естественной реакции, последовавшей за этим преувеличенным порывом, появилась в рабочем классе та бедность, против которой так громогласно ораторствовали руководители и обольстители этой партии.

В таком положении находились дела в 1876 году, не представляя ничего особенно утешительного, но зато ничем и не угрожая. Церковные пререкания и распространение идей социализма в некотором смысле имели даже те благоприятные последствия, что, в качестве общегерманских зол, способствовали сближению правительств, а также и тому, что партии во всей Германии утратили свои местный, областной оттенок. И по крайней мере в одном пункте, во внешней политике, достигнут был немалый успех — полная уверенность в том, что мир не будет нарушен. Князю Бисмарку удалось путем частых свиданий и съездов побудить императоров Австрии и России, а также короля Италии достигнуть соглашения о поддержании общеевропейского мира. Нарушения мира никак нельзя было ожидать со стороны Франции, не только потому, что она сама более всего заботилась о мире, но и потому, что ее испытания не закончились заключением мира 1871 года. Прежде чем французское правительство могло приступить к обустройству приниженной и расстроенной страны, ему еще предстояло вырвать Париж из рук обезумевшей черни и ее вожаков, овладевших столицей сразу после того, как она была покинута прусскими войсками.

Франция. Восстание коммуны

Парижская чернь в значительной степени была избалована своеобразными условиями своей жизни во время осады: при небольшой работе, получая полное содержание, она не знала над собой никакого правительства, а в течение нескольких часов это правительство находилось даже во власти черни, которая была сильно отуманена возмутительными речами и лестью своих вожаков. К тому же и чернь, и вожаки ее, во время той же осады, кое-чему научились и в военном смысле: они захватили большое количество пушек, свезли их на Монмартр и укрепили эту часть города; а когда дело дошло до того, что власти стали восстанавливать в Париже порядок, стали принимать меры к собиранию пошлин и взысканию платежей за наем квартир и т. п., чернь на эти законные требования «буржуазного государства» отвечала открытым сопротивлением.

Между тем национальное собрание и правительство переселились из Бордо в Версаль. Но войска в Париже оказались не очень надежными; один из полков, выступивший, чтобы отбить у черни пушки, захваченные ею, примкнул к восстанию, которым руководил невидимый «центральный комитет национальной гвардии», другие полки дали себя обезоружить, и вот, 18 марта, с расстрела двух генералов, бунт разразился уже открыто. На всех общественных зданиях появился красный флаг, в здании ратуши образовано было временное правительство, которое 26 марта было утверждено выборами «парижской коммуны» (общины), и от имени этой коммуны 19 апреля обнародовано воззвание, в котором громогласно возвещалось о полном уничтожении правительственного и церковного мира, солдатчины, чиновничества, биржевой игры, монополий и привилегий, придавая этому новому движению черни название «общинной революции» и противопоставляя его как «добровольное соединение всех местных начинаний» — тягостной централизации монархической и парламентарной Франции.

Попытка дальнейшего распространения этого движения не удалась; этому восстанию суждено было, как и некогда восстанию анабаптистов в Мюнстере в 1535 году, выгореть дотла в пределах своего собственного очага. Версальское правительство приступило к делу с величайшей осторожностью, так как в его распоряжении еще не могло быть достаточного количества войск. Между тем, как войска приступали к осаде Парижа, внутри самого города на время проявились все ужасы первой революции, которым коммунары старались подражать. С начала мая войска стали одолевать осажденных; 21 мая один из напуганных террором граждан Парижа указал войскам незащищенный пункт в ограде Парижа, и войска ворвались в город: началась резня на баррикадах, а между тем безумные коммунары задумали предать город огню — или, как они выражались — «устроить достойные поминки свободе».

Бои в городе длились пять дней, с 23 по 28 мая; и между тем, как войска очищали себе путь к ратуше, шайки специально для этого предназначенных «поджигателей и поджигательниц» (petroleurs et pertroleuses), по заранее определенному плану, зажгли пожары в различных концах города, и пожары эти уничтожили прекраснейшие здания города и наиболее драгоценные из национальных памятников: Тюльерийский дворец, ратушу, часть Лувра, церкви, монастыри, бангофы и частные дома. В иных местах города другие из этих безумцев, которым поручено было привести в исполнение приговоры коммуны, граждане Рауль Риго и Режэр, избивали несчастных, которых захватили как заложников: среди них находился и парижский архиепископ. 28 мая, наконец, эта борьба была прекращена, и только тогда правительство могло подумать об окончательном приведении страны в порядок.

Республика Тьера

Накопление денег для уплаты контрибуции, исцеление всех остальных ущербов и убытков (то и другое исчисляли в сумме 13 миллиардов) — не доставило особых затруднений для богатой страны. Представлялась возможность тотчас обеспечить уплату 5 миллиардов Германии и таким образом немедленно избавиться от оккупации. Но Тьер вовсе не спешил воспользоваться этими благоприятными условиями, так как немецкая оккупация помогала ему управляться с собранием и его партиями. Однако же уплата была все-таки произведена в весьма краткие сроки, и уже 16 сентября 1873 года ни одного немецкого солдата не оставалось более на французской территории. Не только эти тягости, но и громадные единовременные затраты по армии, об увеличении и преобразовании которой страна тотчас же стала заботиться, были приняты народом весьма охотно, конечно, с тем, что значительная доля всех этих расходов была распределена и на будущие поколения. Но вопрос об окончательном устройстве страны и управлении ею оставался открытым… На прокламацию свергнутого императора от 4 февраля отвечали из Бордо суровым актом низложения, и 9 января 1873 года Наполеон III умер в своем изгнании в Чайслгёрсте, не дождавшись даже и каких-либо проблесков надежды на возможность восстановления его во власти. Франция, фактически, являлась республикой, и правившее ею собрание из 700 выборных, в большинстве своем вовсе не расположенное к республиканскому образу правления, вынуждено было 17 марта назначить Тьера главой исполнительной власти, но при этом положительно воздержалось от предрешения той формы правления, которую Франция должна была окончательно принять. Эта «республика господина Тьера» (в сентябре он был удостоен и титула президента) не могла похвалиться особенно прочными основами: основы ее были чисто отрицательного свойства. Эта республика, по словам самого Тьера, коренилась на том неоспоримом, но не особенно плодотворном факте, что «монархия невозможна, так как на трон нельзя было вступить троим претендентам разом». И лишь на весьма короткое время ему удалось собрать вокруг себя умеренных представителей различных партий. Из вышеупомянутых трех претендентов на французский престол Бонапарты были на время совсем устранены; Орлеаны, главой которых был граф Парижский, внук Людовика Филиппа, заняли свои места в народном собрании и позаботились прежде всего о восстановлении расстроенных финансов своей фамилии; преданной и весьма усердной партией был окружен только один из представителей чистого роялизма, в обыденной жизни известный под именем графа Шамбора, а на языке роялистов под именем Генриха V, который около этого времени вдруг и выдвинулся на первый план и привлек на себя общее внимание.

А. Тьер, президент Французской республики

Граф Шамбор

Проделки клерикалов

Самым ревностным приверженцем этого роялистского лагеря оказалось духовенство со всеми своими сторонниками и пособниками. Во Франции возобновились вновь явления, давно забытые в народной жизни. Духовенство стало распространять в народе слухи о всевозможных чудесах, совершавшихся в различных местах, и поощряло странствования к этим местам: в Пиренеи, к Лурду, например, где Св. Дева будто бы являлась в одной из пещер. Измышлен был даже целый новый культ — культ «сердца Христова» (Sacre Coeur), которое будто бы тут и там являлось некоторым избранным в пламенном виде… И эти явления и чудеса духовенство связывало очень ловко с сокрушениями об утраченных провинциях и с упованиями на возможность их возвращения Франции. Вразрез этому настроению, во главе положительных республиканцев выступил Гамбетта, которому не по душе была «консервативная республика» («республика будет консервативной или не будет существовать» — известная фраза Тьера); однако же он остерегался выступить прямым противником Тьера. Но зато большинство собрания выказывало себя все более и более враждебно настроенным по отношению к Тьеру, находя его слишком умеренным, слишком мало обращавшим внимания на подавление радикализма, да и клерикалы тоже не доверяли ему, как старинному вольтерианцу. Дополнительные выборы в собрание в большей части своей пали на республиканцев; и таким образом Тьер, в мае 1873 года, был свержен коалицией, во главе которой стоял герцог Брольи: 360 голосами против 344 ознаменовало собрание свои последние назначения министров, избранных в среде умеренных республиканцев. Президент подал в отставку, и на место его был избран престарелый и заслуженный маршал Мак-Магон.

Мак-Магон — президент

Мак-Магон предоставил себя в полное распоряжение большинства, которое навязало ему на руки «правление борьбы и установления морального порядка» — орлеанистов, легитимистов, бонапартистов: сам маршал несколько увлекся ролью охранителя верховной власти собрания. Правление маршала с одной стороны ознаменовалось не совсем чистым процессом против маршала Базена, как государственного изменника, хотя поводы к его действиям во время войны и остались далеко не выясненными, а с другой стороны тем, что 5 августа 1873 года во Фрошдорфе, близ Вены, совершился акт первостепенной важности: граф Парижский посетил главу предполагаемой французской династии, Генриха V (графа Шамбора), как бы признавая этим преимущество его права, и во Франции проявилось весьма определенное течение в пользу восстановления легитимистской монархии. В Палате депутатов можно было даже ожидать некоторого, незначительного перевеса большинства в пользу этого переворота. Дело шло, по-видимому, уже только о пустяках — о возможности (в случае этой перемены) удержать национальное трехцветное знамя; но из-за этих пустяков, за которыми, конечно, крылись гораздо более глубокие и важные противоречия, и произошло крушение «великой реставрации». Граф Шамбор не пожелал отказаться от белого знамени, украшенного лилиями прежней монархии, не согласился быть «легитимным королем революции». Так как из-за таких мелочей восстановление монархии оказалось невозможным, то проявилось стремление противоположное: желание укрепить основы республики. Маршал не без основания указывал на то, что при существующем порядке вещей можно было ручаться за спокойствие лишь в данную минуту — и Палата депутатов 378 голосами против 310 решила продлить полномочия маршала на семь лет (так называемый септеннат), т. е. приняла такую форму правления, которую едва ли не следует считать наиболее разумной из мер, принятых палатой до 1880 года. Но положение дел оставалось и незаконченным, и не вполне удобным, и потому Мак-Магон потребовал от собрания «организации своих полномочий» — некоторого рода конституцию. В начале 1875 года нечто подобное было выработано; конституция эта, вследствие различных дополнений и поправок, внесенных в нее депутатом Валлоном (он первый имел мужество назвать в ней Францию республикой), получила название «конституция Валлона», и 24 февраля подавляющим большинством 448 голосов против 241, она была принята, и рядом с палатой во главе управления страной поставлен был сенат. На этом, 31 декабря 1875 года, и закончилась временно деятельность палаты, которая оказалась, при существующих условиях, весьма устойчивой и прочно поставленной.

Септеннаты

Нельзя сказать, чтобы за это первое время существования республики Франция сделала слишком быстрые и заметные успехи в деле внутреннего устройства и даже восстановления своего военного могущества, хотя миллионов не жалели, и цифры — 704 000 действующей армии, 510 000 резервов, 582 000 территориальной армии, 625 000 резервов к ней — возрастали до громадных размеров. Однако же, благодаря преобладанию клерикального большинства в этой палате, ни обязательное обучение, ни необходимое дополнение к воинской повинности не могли быть проведены, а между тем в заключение своей деятельности палата приняла закон, ко которому клерикалы получили возможность учреждать католические «свободные» университеты, с правом присвоения молодежи академических степеней. Но и противоположные клерикалам партии немногим были лучше их: насколько те прикрывали свои личные цели внешним благочестием, настолько же эти блистали радикализмом на словах; о действительном возрождении страны не могло быть еще и речи, потому что никто не хотел признать себя виновным в тех тяжких испытаниях, какие перенесла страна в течение «ужасного года». Все партии от подобного сознания были одинаково далеки и весьма охотно слагали друг на друга общую вину.

Выборы 1876 г.

20 февраля 1876 года произведены были новые выборы в Палату депутатов. Новый состав оказался враждебно настроенным против консервативного министерства Бюффе и 8 марта палата 414 голосами выбрала в свои президенты Жюля Греви, республиканца по убеждению. После некоторой попытки войти в соглашение с палатой, маршал снова призвал к управлению реакционное министерство и это министерство, имея герцога Брольи во главе, распустило палату (25 июня 1877 г.). В Европе стали даже носиться слухи о подготавливаемом во Франции новом перевороте, но они оказались совершенно ложными. Когда в новой палате, после новых выборов, 14 октября, преобладающее большинство оказалось опять на стороне республиканцев (320 голосов против 203), то маршал-президент примирился с существующим фактом и образование нового министерства предложил умеренному республиканцу Дюфору (в декабре).

Австрия с 1870 г.

В то время как Франция начинала собираться с силами и стремиться к единению значительно расшатанных элементов своего государственного механизма при помощи сильно развитого национального сознания, в Австрии совершалось нечто совершенно противоположное. Там до такой степени сильно проявлялось брожение в среде различных народностей, что Австрийской империи грозило чуть не распадение или, по крайней мере, превращение в совершенно бессильный союз государств.

Франц Иосиф, австрийский император

Ввиду германских побед, быстро следовавших одна за другой, Австрия отказалась от опасной попытки союза с Францией и Италией, о которой подумывал граф Бейст, желая восстановить значение, утраченное Австрией в 1866 году; но и министерству графа Потоцкого, правившему делами в Цислейтании с мая 1870 до февраля 1871 года, не удалось отыскать того философского камня, который здесь был так необходим для объединения автономий отдельных стран, входящих в состав империи. Министерство Потоцкого было замещено министерством графа Гогенварта, составленным из людей не парламентарных и до того времени ничем себя не заявивших; это министерство выступило перед рейхсратом с очень фразистой и самоуверенной программой, которая и была здесь принята весьма неблагосклонно. Наиболее затруднений к осуществлению ее представилось со стороны Богемии, или королевства Богемского, в пятимиллионном населении которого оказалось 3/5, принадлежащих к чешскому племени, и 2/5 — к германскому. Чешское большинство пражского сейма потребовало для королевства Богемского и принадлежащих к «короне Венцеслава» земель, Моравии и Силезии, такого же самостоятельного положения, какое занимало королевство Венгрии по отношению к другой половине империи. В этом именно смысле комиссия, избранная чешским сеймом, выработала некоторые «основные параграфы», которые и были приняты богемским сеймом. Немногое бы уцелело от империи и ее единства, если бы эти параграфы были утверждены правительством, тем более, что это стремление к обособлению распространилось и далее и почти каждая из стран, входивших в состав Габсбургской монархии, — Моравия, Тироль, Крайна, Галиция — стали выступать поочередно с подобными же заявлениями своих исторических прав или, по крайней мере, выказали некоторое расположение к тому. Дело зашло уже настолько далеко, что привело к известному императорско-королевскому рескрипту 14 сентября 1871 года, в котором император выказывал себя чрезвычайно расположенным к уступкам в пользу чешских требований. В нем Франц Иосиф изъявил готовность признать «права этого королевства» и закрепить их «своею коронационною присягою»; а это, конечно, послужило бы сигналом к распадению австрийской монархии на составляющие ее маркграфства, графства и иные владения. И еще раз удалось отклонить эту опасность. В совете министров, 20 октября того года, в котором совещались и вырабатывали ответ на заявленные чехами требования, удалось выяснить императору, что бы значило с его стороны — уступить этим требованиям, и, по-видимому, именно графу Бейсту принадлежит честь этой заслуги. Вследствие этого, министерство Гогенварта было распущено, а несколько дней спустя, ради умиротворения Богемии, и граф Бейст подал в отставку. Его место занял венгерский министр-президент граф Андраши, а для Цислейтании было составлено преданное идеям конституции министерство с князем Адольфом Ауэршпергом во главе. Чехам же было только отвечено, что их сейм может посылать своих представителей в рейхсрат. Попытались достигнуть объединения противоположным путем. Оказалось сразу крайне неудобным пополнение рейхсрата депутатами из местных сеймов — главных очагов партикуляризма: сообразно этому предложен был закон, касавшийся реформы в выборах, по которому число депутатов в рейхсрате было повышено с 203 до 351, и эти депутаты, на будущее время, должны были избираться непосредственно из всего населения империи. Закон был принят не без протестов и сопротивлений — 37 поляков при обсуждении его покинули зал заседания рейхсрата — однако же 120 голосами против 2 в Палате депутатов, а 93 против 14 — в Палате господ: это было большой победой в смысле объединения империи и утверждения дуализма Австро-Венгрии. И вот, наконец, новые выборы, произведенные на основании нового закона, в октябре, дали действительно желательное правительству большинство, составленное из элементов, верных идее единства империи. В тронной речи, которой открыт был следующий рейхсрат, не даром было сказано: «После многоразличных превратностей судьбы и тягостной борьбы, Австрия является нам обновляющейся, внутри и внушающей всем почтение извне…» В дополнение к сказанному заметим, что в 1874 году Австрии удалось достигнуть в религиозном вопросе весьма важного успеха: уничтожения конкордата 5 ноября 1855 года, замененного майскими законами, которые, пройдя все парламентские инстанции, удостоены были одобрения императора. Этими законами полагался предел всяким проискам и притязаниям духовной иерархии по отношению к разным вопросам внутреннего управления.

Граф Андраши

Венгерская половина империи была полностью умиротворена. Окончательное соглашение с Хорватией было здесь установлено в 1873 году и военная граница включена в состав королевства Венгрии в 1872 году. В лице Коломана Тиссы (в феврале 1875 г.), до того времени стоявшего во главе левой, Венгрия нашла себе именно такого государственного человека, какой ей был необходим. Он вполне усвоил себе патриотические воззрения Деака и соединением левой с партией Деака достиг того, что на стороне его оказалось громадное большинство. Энергически проводя идеи мадьярского единения, наперекор меньшинству славян и немцев, он повел дела в весьма либеральном и преобразовательном духе. Таким образом австрийская монархия оказалась в положении довольно благоприятном, когда в 1875 году вновь поднялся один из труднейших для Австрии вопросов внешней политики — вопрос восточный. Тут впервые Австрии пришлось пожать плоды той политики, которая была последствием 1866 и 1870 годов: — очень важным условием для нее оказалось то, что она теперь состояла с Германией и Италией в мирных и дружественных отношениях, которые умудренный опытом граф Бейст постарался скрепить. В Германии и в Италии отлично поняли, что Австрия окончательно отказалась от притязаний на свое прежнее положение в обеих этих странах, и потому, конечно, как тут, так и там, весьма охотно оказали Австрии поддержку в ее враждебных России отношениях к восточному вопросу. Нечего было, конечно, и обольщать себя тем, что этот вопрос исчерпан или отсрочен на слишком продолжительное время: на это, отчасти, должен был указывать уже упомянутый нами выше эпизод германско-французской войны, хотя в дипломатической ноте (31 октября 1870 г.), которой князь Горчаков возвещал, что Россия не считает более условия Парижского мира 1856 года, по отношению к Черному морю, для себя обязательными — добавлялось, что российский император тем самым не думает касаться восточного вопроса.

Министр Коломан Тисса

Государственный канцлер князь Горчаков

Россия, с 1870 по 1877 гг.

На Лондонской конференции, созванной по почину Бисмарка, Россия, к великому удовлетворению русского национального сознания, действительно отстояла это решение, высказанное в вышеупомянутой ноте. Многие пытались это объяснить как бы взаимной услугой, оказанной Бисмарком России в отплату за нейтральную политику ее во время франко-прусской войны, доставившую Пруссии возможность разгромить Францию. Но, в сущности, гораздо правильнее будет взглянуть на результат Лондонской конференции, как на вынужденную уступку державе, которая в данный момент были сильнейшей, и ввиду сильного расширения соседних держав, не требовала себе никаких территориальных приобретений, а мирным путем добивалась только вполне справедливой отмены унизительных для нее условий трактата, которой она легко могла добиться силой. Вообще говоря, отношения России с Германией за это время оставались дружественными, и внутри она пользовалась полным спокойствием, при котором безостановочно продолжалась также гуманная преобразовательная деятельность императора Александра II. Вслед за освобождением крестьян, введением земских учреждений и преобразованием судов, о которых мы говорили выше, император Александр II в 1874 году издал манифест, по которому защита отечества от внешних врагов была признана обязанностью всех сословий государства, иначе сказать, введена была общая воинская повинность, необходимость которой обусловливалась тем, что такой способ пополнения вооруженных сил государства, по примеру Пруссии, был уже введен во всех государствах Европы. Главным государственным деятелем, наиболее потрудившимся по введению у нас общей воинской повинности, был Д. А. Милютин, военный министр и один из ближайших советников императора Александра II. Одновременно с введением этой реформы обращено было особое внимание на широкое распространение школьного образования в народе. По почину России в том же 1874 году собрался даже конгресс в Брюсселе, с целью усовершенствования Женевской конвенции. Все это конечно не препятствовало, хотя и медленному, но безостановочному ходу процесса приравнивания всех народностей, входящих в состав обширного царства, по отношению к их правам и обязанностям в смысле общегосударственном, начавшемуся еще со времен польского «повстанья» 1863 года. Не вполне затихла и закончилась и давняя борьба с Англией в Центральной Азии, где так быстро и сильно распространилось русское влияние. В январе 1874 года, однако же, Российский царствующий дом впервые вступил в родственные связи с английской королевой.

Александр II, российский император

Д. А. Милютин

Англия

Великобритания, впрочем, была за этот период времени также избавлена от тяжких забот в своей внешней политике, кроме вышеупомянутых отношений в Центральной Азии, да разве еще мелкой борьбы с варварскими племенами в своих собственных владениях (например, усмирение ашантиев в Верхней Гвинее, 1873 г.). За великим поединком между Германией и Францией Англия следила с напряженным любопытством, но безучастно. Второй частью войны, после 4 сентября 1870 года, Англия не преминула воспользоваться для осуществления выгодных сделок с оружием и боеприпасами. Заключительным результатом войны Англия могла быть вполне довольна: Германии ей нечего было опасаться, Франция же надолго лишалась всякой возможности вызывать какие бы то ни было опасения в Англии. Министерству Гладстона удалось провести некоторые реформы: например, введение тайной подачи голосов при парламентских выборах; при нем и ирландский вопрос вступил в новый фазис развития, благодаря поднятию дублинским адвокатом Буттом агитации в пользу установления на острове самоуправления (Home-rule). Церковные и богословские кружки Англии были за это время сильно возбуждены ватиканскими декретами и старокатолическим движением, проявившимся в Германии; этому движению со стороны английских обществ была оказана и поддержка, и поощрение, каких оно в самой Германии почти не удостаивалось, благодаря полному равнодушию правящих классов к церковным вопросам. В 1874 году выборы дали перевес ториям и Дизраэли явился во главе нового правления, приступившего к власти именно с той целью, чтобы придать более энергичное направление внешней политике, как бы находившейся в некотором пренебрежении за последнее пятилетие. Это новое направление отчасти и проявилось в том, что королева английская приняла титул императрицы индийской, льстивший ее щепетильному самолюбию; а также и в том, что Англия сделала отличный финансово-политический оборот, скупив разом у вице-короля египетского все принадлежавшие ему акции Суэцкого канала, чем и обеспечила за собою решающий голос в делах этого торгового пути, против проведения которого она так долго ратовала.

Эдуард Гладстон, английский премьер-министр

Испания с 1870 г.

В то время как в Европе совершались важные события, изменившие весьма существенно взаимные отношения между державами, в то время, когда создавалась сильная Германская империя, когда Италия начинала приобретать значение великой державы — Испания оставалась все на том же уровне политического ничтожества и крайней неопределенности условий своего внутреннего строя. 2 января 1871 года новый король испанский, Фердинанд Амедей, второй сын Виктора Эммануила, торжественно въезжал в Мадрид; а уже 12 февраля 1873 года он спешил покинуть Мадрид и удалиться к себе на родину. При самом добросовестном отношении к обязанностям своего сана, он убедился в том, что ему не справиться с этим хаосом, среди которого постоянно враждовали друг с другом не только республиканцы, карлисты, конституционалисты, прогрессисты, но еще и отдельные кружки, на которые эти партии распадались, и самые вожди этих партий; вследствие чего и министерства сменялись одно за другим — Серрано, Зорилья, Сагаста — и опять Серрано, и опять Зорилья — и только им самим, по-видимому, были известны поводы их смены. Дошло дело до того, что Испания очутилась республикой против воли: выборы в кортесы в мае 1873 года ввели в состав этого собрания 360 таких ярых республиканцев, которые почитали свободу лишь в том случае обеспеченной, если бы история Испании могла повернуть вспять и вся Испания распалась бы на известное число федеративных республик, наподобие Соединенных Штатов Америки. Президентом этой республики был Пи-и-Маргал, ее законодателем — Кастеляр. Возрастающее разложение государства, которое выражалось в беспрерывных переменах правления (Пи-и-Маргал, Сальмерон, Кастеляр), с одной стороны, ободрило сторонников парижской коммуны (intransigentes, как они себя называли), анархистов, которые в Картахене захватили власть в свои руки; а с другой стороны — карлистов, которые вместе с королем своим, Дон Карлосом V, овладели всем северо-западом Испании, а в июле 1874 года стали уже перебираться и за Эбро. Нашелся, однако же, такой энергичный солдат, который положил конец этой путанице речей и внутренней смуте: генерал Павия, 3 января 1874 года, разогнал кортесы, не пролив ни капли крови, а в декабре того же года другой генерал, Мартинец Кампос, разрешил все затруднения, провозгласив королем Альфонса XII, принца астурийского, сына Изабеллы. В этом и был ключ к разгадке: ниоткуда не последовало никаких возражений, и 14 января 1875 года этот юноша, только что достигший совершеннолетия, торжественно въезжал в Мадрид.

Италия

Виктор Эммануил торжественно совершил свой въезд в Рим, и этот факт несомненно стоял в тесной связи с ослаблением влияния Франции на итальянские дела. Парламентарные перемены, и здесь также очень частые, не представляют собой ничего особенно существенного и важного; они только служили поводом к тому, чтобы показать, в какой степени была богата талантливыми государственными деятелями страна, выводившая на парламентскую арену таких людей, как Мингетти, Селла и Депретис. Прогресс сказался во всех областях государственных: под давлением общегосударственного порядка стало быстро исчезать романтическое разбойничество; обязательное обучение было введено в 1877 году и поставлено вне всякой зависимости от деспотического гнета духовной опеки. Дальнейшей и весьма существенной школой для всего населения Италии было созданное общей воинской повинностью новое войско (1875 г.), перед которым исчезла прежняя национальная гвардия, сделавшаяся излишней; значительно улучшились и финансы, и в тронной речи 1876 года уже возвещено было о равновесии, установившемся между государственными расходами и доходами. Прежние итальянские государи были всеми забыты — в такой степени они были чужды местных интересов — и у них не оказалось никаких сторонников, никакой партии, которая могла бы препятствовать работе прогресса: это видно было даже и в Риме, где папа увидел себя ограниченным в своих действиях и своем влиянии стенами Ватикана, которые, однако же, нимало не стесняли его сношений со всем миром. Едва ли нужно упоминать о том, что никакое соглашение между папским престолом и национальным королевством Италией не могло состояться, и время от времени из Ватикана исходил только бессильный протест против утеснений «Церкви» со стороны «приальпийского королевства». Но эти протесты не приводили ни к каким серьезным затруднениям, и правительство устраняло все то, что в церковных порядках или учреждениях могло вредно отзываться на государстве (так, например, были упразднены католические монастыри): действовало, вообще говоря, справедливо и гуманно. В смысле внешних политических отношений все устраивалось и складывалось очень благополучно: Франция была ослаблена, Австрия — ничуть не страшна, а новоучрежденная Германская империя являлась для Италии естественной союзницей, которой было выгодно Италию поддерживать.

Остальные европейские государства с 1870 г.