1581, провал Европы. Шведские мясники

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1581, провал Европы. Шведские мясники

В декабре 1580 — марте 1581 польско-литовская шляхетская конница совершает рейд по новгородской земле, доходя до озера Ильмень. В ходе этого рейда, в феврале 1581, отряд пана В. Жабки (звучное таки имя) внезапным ночным ударом захватывает городок Холм. В марте польско-литовская конница под командованием Филона Кмиты сжигает Старую Руссу, вскоре набег на этот город повторяется.

В псковской земле поляки и литовцы берут многострадальный город Воронеч (до этого его страшно опустошил Витовт), в Ливонии — замок Шмальтен. Вместе с войсками герцога Магнуса польско-литовские отряды опустошают Дерптскую область до Нейгаузена и русских границ.

В начале 1581 шведско-французский генерал Понтус Делагарди покидает разоренную им Западную Карелию и, теперь уже в Ливонии, осаждает крепость Везенберг, которая сдается в марте после сильного обстрела.

Для третьего решающего похода на Русь король Стефан Баторий берет деньги у герцога прусского, курфюрстов саксонского и брандебургского, этот последний выделил 50 тысяч талеров — причем, не за красивые польско-венгерские глаза. Бранденбургские Гогенцоллерны получили от поляков права на наследование Прусского герцогства. В феврале 1581, на сейме, король предлагает двухлетний побор на военные цели — шляхта соглашается, потому что надеется на огромную военную добычу в завоеванной Московии. Впрочем, деньги выколачиваются из податного населения.

Дневник пана С. Пиотровского, секретаря королевской канцелярии, участника походов Батория, дает нам любопытные сведения о стране «золотой вольности», высылающей массы «освободителей» на Русь.

Пиотровский пишет, что десятки московских «шпионов» в Литве во время пыток признались, что хотели «поджечь Вильно» и «убить самого короля», после чего были казнены. Черкасы поймали некоего православного Невенгловского, который хотел с семьей перейти в Московское государство. Иезуиты обращают этого человека в католичество, после чего его приговаривают к четвертованию, но, по просьбе отца иезуита Поссевино, с невинным поступают «милостиво», вначале казнят, а потом четвертуют. Епископ виленский собирает еретические книги, какие только есть в продаже, и публично сжигает. Король отнимает земли у полоцких русских церквей и отдает иезуитам, чтобы наставлять местное население «в христианском духе и нравственности».[59]

Стефан Баторий так уверен в победе над Россией, что всячески унижает русских послов. Для заключения мирного соглашения король требует себе всю Ливонию, себежский уезд в Псковской земле и 400 тысяч венгерских золотых в покрытие своих военных издержкек.

Некоторые польские воеводы предлагают королю идти к Новгороду, где служилые люди якобы готовы отложиться от Москвы. Однако Стефан Баторий решает, что поход на этот город, имея в тылу непокоренный Псков, будет слишком рискованным мероприятием. Да и польские мечты о возмущении служилого люда против царя Ивана всегда оказывались необоснованными, и это Стефан Баторий уже осознал.

Рассказ изменника Бельского о слабости укреплений Пскова приводит короля к решению идти на этот город. Захват Пскова позволил бы полякам пресечь сообщения Руси с Ливонией, а также начать наступление на Москву.

Не исключено, что побег Бельского вовсе не был уходом недовольного боярина на Запад, а являлся результатом игры Ивана Грозного по дезинформации короля. Царь использовал идеологическую доверчивость поляков к перебежавшим «жертвам тирании» — ну что ж, за что паны боролись, на то и напоролись. А вот псковские фортификации оказались далеко не так слабы, как рассказывал Бельский.

10 июня 1581 польская армия во главе со Стефаном Баторием выступила в третий большой поход на Русь.

В войске Батория, идущей к Пскову, по оценкам современныех авторов, около 50 тысяч воинов. Собственно представители Речи Посполитой — польско-литовская шляхта, казаки-черкасы, курляндское рыцарство — были в меньшинстве. Большую часть армии, 27 тысяч, составляли профессиональные наемные солдаты, поголовно вооруженные огнестрельным оружием и представляющие разные европейские страны. Преимущественно Германию и подвластную османам Венгрию, но также Данию, шведские владения, Нидерланды, Австрию, Англию, Шотландию. «Повесть о прихожении Стефана Батория на Псков» перечисляет состав вражеского войска: «литовские люди, польские люди, угорские люди, мазовшане, немцы цесарские, датские, свейские, сшлоцкие, бруцвицкие, любечские.». Всего в псковском военном меню — «четырнадцать орд». (Любопытно, что по национальному составу армия короля Стефана будет весьма напоминать войска Ваффен СС, активно задействованные Гитлером в том же северо-западном углу России в 1944.)

На сей раз направление главного удара Стефана Батория то ли разгадано, то ли известно царю с самого начала.

Русские воеводы, в том числе князь Дмитрий Хворостинин, выходят из Можайска и разоряют окрестности Дубровны, Школова и Могилева, сжигают Оршу, громят литовские войска и спокойно возвращаются в Смоленск. Пан С. Пиотровский, человек юморной и циничный, пишет по сему поводу: «Русские отлично вознаградили себя за вред, причиненный нами прежде».

Русский рейд не только задерживает Стефана Батория в лагере на р. Дриссе, но и ослабляет главные его силы. Король вынужден направить отряды воеводы Троцкого кастеляна Христофора Радзивилла на восточные границы Литвы. А русское командование успевает стянуть силы из Ливонии во Псков.

Каменные стены крепости Острова не устояли перед артиллерией Батория и она была взята 21 августа.

26 августа 1581 польские войска, во главе с королем и канцлером Яном Замойским, подошли к Пскову, где начальствовали воеводы Василий Федорович Скопин-Шуйский, Иван Петрович Шуйский, Андрей Иванович Хворостинин. Число осаждающих доходило теперь до ста тысяч, пополнившись многочисленными отрядами польско-литовской шляхты и черкасов, надеющимися на скорый грабеж.

Город Псков относился ко «двору» царя Ивана. Псковский гарнизон насчитывал 1000 дворян и детей боярских, 2500 стрельцов и 500 донских казаков атамана Черкашенина. В обороне принимало участие около 12 тысяч вооруженных горожан и жителей окрестных деревень, сбежавшихся под защиту крепостных стен. С запада, где протекала река Великая, стены города были деревянными и прикрыты дерном, спасающим от зажигания. С остальных сторон каменными. Поляки впервые столкнулись со столь мощными фортификациями у русских. С обеих сторон от псковских стен были возведены деревянные башни, за стенами стояли платформы-раскаты для крупнокалиберных орудий. На участке укреплений между реками Великой и Псковой находились «великие» пушки «Барс» и «Тескотуха», способные стрелять на версту.

Уже 26 августа поляки пытались начать осадные работы непосредственно у псковских стен, однако были отогнаны огнем со стен и башен окольного города.

Первого сентября поляки начали копать «борозды» (траншеи), чтобы подкатить осадную артиллерию ближе к крепостным укреплениям. Король и гетман Замойский решили штурмовать город с южной стороны окольного города, где находились Покровская и Свиная (Свинорская) башни.

В непосредственной близости от башен были заложены шанцы.

«Злоумышленно и очень хитро они (поляки) приблизились к городу, копая и роя землю, как кроты; из земли, которую выкапывали для траншей, они насыпали огромные горы со стороны города, чтобы с городской стены не было видно их передвижения. В насыпных земляных валах провертели бесчисленные окна, предназначенные для стрельбы во время взятия города и вылазок из города против них», — сообщает «Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков». Хитрость польская вытекала из тех курсов инженерных наук, которые преподавали во французских и итальянских военных училищах.

Однако и русским нашлось, что противопоставить польским ухищрениям. И это, конечно, была русская смекалка. Как пишет Пиотровский, защитники города построили высокую деревянную башню, зажгли ее и при таком искусственном освещении, даже ночью «осыпали наши окопы ядрами и пулями, что сильно затрудняло работу».

В ночь на четвертое сентября враги поставили туры напротив Свиных ворот, Покровской угловой башни, за рекой Великой напротив Покровского угла.

В ночь на пятое сентября в туры вкатили орудия и седьмого сентября поляки открыли стрельбу из двадцати пушек по русским укреплениям. Свиная и Покровская башни, а также стена между ними, были серьезно повреждены.

Восьмого сентября вражеские штурмовые колонны, состоящие из польских жолнеров, венгерских гайдуков и немецких солдат, пробили стену и пошли на приступ. Им удалось захватить Покровскую и Свиную башни. Однако кн. Иван Шуйский и печерский игумен Тихон умело организовали и вдохновили русские силы.

Дальнейший путь в город полякам перекрыла деревянная стена — через ее бойницы псковитяне расстреливали нападающих врагов. Русские орудия («Барс» и другие), установленные на Похвальском раскате, снесли верхнюю часть Свиной башни, занятую врагами.

Сделав подкопы, защитники города частично разрушили Свиную башню, в нижней части которой засели поляки, и подожгли Покровскую башню, где находились литовцы и венгры. «В едином порыве все, мужчины и женщины, бросились на оставшихся в Покровской башне литовцев, вооружившись кто чем, как бог надоумил: одни из ручниц стреляли, другие камнями литву побивали; одни поливали их кипятком, другие зажигали факелы и метали их в литовцев, и по-разному их уничтожали», — говорится в «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков».

Шел страшный бой в тесноте башен, в пороховом дыму и жаре, когда органами зрения и слуха уже не разобрать, где враг и где соратник, и спасает только какое-то сверхчувственное распознавание «свой-чужой». Может быть, сознание перестает руководить телом — теперь оно действует само, словно объединено в единый организм с телами всех защитников города…

Немногие уцелевшие жолнеры и гайдуки оставили захваченный участок стены и отступили.

Во время первого штурма Пскова осаждающие понесли большие потери. Погиб командир венгерских наемников Гавриил Бекеш. Защитники города оценили польские потери в 5 тысяч человек, а пан Пиотровский, «на глазок», в полтысячи. Истина, наверное, находится где-то посередине. Защитникам города отражение первого штурма обошлось в 863 человека. Русские горожане и ратники показали Баторию, что будут «За Псков град бится с литвой до смерти без всякие хитрости».

Отбив вражеский приступ, псковитяне восстановили разрушенную часть укреплений, «залатав» фортификации новыми деревянными стенами, и дополнили рвы частоколами из дубовых кольев.

23 сентября, в ходе «подземной» минной войны, русские с помощью специальных слуховых колодцев и ходов («слухов») обнаружили польские подкопы. Два подкопа, в районе Покровской и Свиной башен, были взорваны, остальные разрушены с помощью земляных работ.

В конце сентября на псковскую землю пришли первые холода. Далее в действиях осаждающих наступила вынужденная пауза, они ждали доставки боеприпасов.

После того, как герцог курляндский прислал королю порох и другую амуницию из Риги, враг начал обстрел города зажигательными снарядами из крупнокалиберных осадных орудий, установленных на левом берегу реки Великой, у Мирожского монастыря, и в Завелечье.

28 октября вражеские войска предприняли вторую попытку взять Псков. На этот раз они наступали со стороны реки Великой. На реке уже стоял уже крепкий лед (кстати, еще один пример похолодания климата во второй половине XVI века). «О Боже, вот страшный холод! Какой-то жестокий мороз с ветром: мне в Польше никогда не случалось переносить такого… Не знаю, что будет далее с нами; говорят люди, что это не морозы, а заморозки», — пишет в этот день Пиотровский, дуя на пальцы и растирая уши.

Венгерские наемники по льду пересекли реку и подошли к стене, стоящей между угловой башней и Покровскими воротами.

Венгры «закапываются в стену», то есть пытаются разрушить ее основание, но терпят неудачу — русские выдергивают вражеских солдат из стены специальными приспособлениями — с крючьями на конце. Венгров расстреливают из ручниц и колят копьями через «частые окна», которые защитники проделали в стене.

Венгерским гайдукам удалось разрушить часть стены, но за ней открылся ров и еще одна стена, деревянная.

Венгры пытаются штурмовать вторую линию укреплений, но русские забрасывают их самодельными гранатами (сосуды с пороховым зельем) и применяют весь арсенал вразумления осаждающих — льют на них кипяток и горячую смолу, бросают на них горящие просмоленные тряпки, бьют из пищалей через бойницы.

Второй штурм Пскова проваливается, венгры отступают с большими потерями.

Третьего ноября, после беспрерывной пятидневной бомбардировки города, происходит новый вражеский приступ. Поляки через замерзшую реку Великая подходят к разрушенному участку стены, но отброшены плотным огнем псковского гарнизона.

«Не знаю, кто-то из наших пустил в город стрелу со сломанным острием; русские обратно пустили ею в наш лагерь, с надписью: „худо стреляете, бл…“», — сообщает пан Пиотровский забавную подробность.

Не удалась Стефану Баторию и инженерная «минная война».

Наемные немецкие саперы копали подкопы для установления пороховых зарядов, однако защитники обнаруживали их при помощи «слухов» (эти «сонары 16 века» помогали определить направление и глубину подземных работ противника). Русские или заваливали землей обнаруженные вражеские подкопы, или взрывали их при помощи контр-подкопов. В ходе подземного контрнаступления, защитники города подводили под вражеские ходы свои встречные галереи и устанавливали там мины.

Параллельно с осадой Пскова войска Стефана Батория пытались овладеть Печерским монастырем, который защищал отряд стрельцов численностью около 300 человек, под командованием стрелецкого головы Нечаева, и тамошние монахи.

Польская артиллерия разрушила часть монастырской стены, но штурм, предпринятый 28 октября немецкими наемниками, захлебнулся. Среди врагов, попавших в плен к стрельцам, был племянник куряндского герцога Готарда Кетлера. Несмотря на посылку венгерских подкреплений, Печеры врагам взять не удается. «Тамошние монахи творят чудеса храбрости и сильно бьют немцев», — признается Пиотровский.

Неудача ждала Батория и под Изборском, где были разбиты венгерские отряды. Польские войска безуспешно осаждали Врев, Владимирец, Дубков, Вышгород, Выборец, Опочку, Гдов и Кобылье Городище.

Однако мадьяры берут приступом Мальский монастырь, где убивают всех, и монахов, и местных жителей, укрышихся за монастырскими стенами.

«Освободители» терзают псковскую землю. «Происходит много убийств и грабежей мирных сельских жителей, на них охотятся с большим азартом в лесах, забыв об охоте на диких зверей», — вскоре засвидетельствует иезуит Поссевино, прибывший на территорию, захваченную поляками. «Кто его (Ивана) поступки сравнит с делами этого войска, тот найдет, что там больше боятся Бога», — иезуит сравнивает московитов с поляками, и сравнение не в пользу последних.

Через 150–250 лет спустя потомки ливонских аристократов, шведско-финляндских баронов и литовских панов, ливших русскую кровь в ливонскую войну, дружно войдут в состав российского дворянства, станут ядром вестернизированного правящего класса. Только изменится ли их отношение к русскому народу? К потомках тех стрельцов и крестьян, что бились против них на последнем этапе ливонской войны, которую можно без всяких натяжек назвать отечественной войной?

До наступления настоящих русских морозов отбит 31 приступ поляков на Псков — так что польским историкам, в данном случае, не следует сетовать на «генерала Зиму». Русскими воинами и горожанами совершено 46 вылазок против врага.

При защите города погиб славный донской атаман Михаил Черкашенин, человек достойный романа, герой Молодинской битвы. «Убили Мишку Черкашенина, а угадал себе сам, что ему быти убиту, а Псков будет цел. И то он сказал воеводам». Но в нашем отечестве собственных героев как-то не принято ценить, нечесанный он, сиволапый, разве ж его можно сравнить с блистательными панами?

А вот пан С. Пиотровский выражал удивление по поводу стойкости защитников Пскова. «Не так крепки стены, — писал он, — как (их) твердость и способность обороняться». К его мнению присоединялся иезуит Антонио Поссевино, несколько раз побывавший в окрестностях осажденного Пскова. «Русские решительно защищают свои города, — писал отец-иезуит, — женщины сражаются вместе с солдатами, никто не щадит ни сил, ни жизни, осажденные терпеливо переносят голод».

Русские обороняются не как рабы — рабы сдают города, как делали это римские невольники в годы крушения империи. Не стоит за каждым псковитянином заградотрядовец-опричник.

Шестого ноября обстрел Пскова был прекращен, также как и осадные работы, от холодов противник забился в палатки и уцелевшие избы. Эти холода польские участники похода описывали, как ужасные и нестерпимые, но, видимо, речь идет о климатической норме для северо-западной России того времени. Усилилась активность русских партизан, которые перехватывали польских мародеров, или, как их еще можно назвать, снабженцев. «Много гибнет наших фуражиров, так что в течение одной недели в разных местах погибло их несколько сотен», — сообщает Пиотровский. Наемники, мягко выражаясь, посылают в задницу эту войну, ведь им задерживают выплату денег. Мысли польских панов заняты уже не осадой, а дележкой хлебных должностей в ливонских городах и польских воеводствах. Вообще, при прочтении записок польских воинов о псковском походе, бросается сперва в глаза их кураж. Для них война — это приключение, игра с хорошими материальными призами. Русские для них — охотничья добыча, не совсем люди. Но когда война превращается в тяжелый ратный труд, требующий постоянной стойкости, психологической устойчивости, силы духа, то польские бойцы, от жолнеров до ясновельможных панов, ломаются. А русские воины — нет.

Первого декабря Стефан Баторий отъезжает в Литву (повторяя в кратком варианте зимний отъезд Наполеона из России в 1812 г).

Командование армией король передает гетману Яну Замойскому, выпускнику падуанского университета. На совести этого высокообразованного человека, любящего цитировать римских классиков, была уже великолукская резня. (Сколько еще выпускников западных университетов будет заливать кровью Россию, ставя русских за пределами гуманизма, преподанного им европейскими профессорами.) Этот пан отличается просто-таки нечеловеческим упорством и зверской принципиальностью в отношении завоевания России.

В конце 1581 г. военные действия идут в Ливонии, Новгородской области, на верхней Волге.

Туда проникают отряды Христофора Радзивилла, профессионального разорителя Филона Кмиты и пана М. Гарабурды (королевского секретаря).

Вражеская конница под командованием Х. Радзивилла, состоящая в основном из черкасов, проходит окрестностями Ржевы Володимеровой и достигает городков Зубцова и Старицы в тверской земле. С ней действует перебежчик 1560-х годов Умар Сарыхозин.

Сам Иван Грозный в это время с семьей и сыном-младенцем находился в Старице. Литовские командиры знали о местоположении царя и явно ставили целью его захват.

Вражеская конница сожгла деревни поблизости от его старицкой резиденции царя, так что Иван мог видеть зарево пожаров. Факты всегда опровергают назойливо повторяемые байки псевдориков о боязливости царя. Иван Васильевич отослал жену с младшим сыном, а сам с 700 стрельцов и дворян стал готовиться к отражению нападения. Однако поляки и литовцы убоялись русских сил, состредоточенных под Ржевой, и ушли к Пскову на соединение с королевским войском. Удивительно, но некоторые современные российские историки, как например Волков В. А., радуются лихости панских набегов и ставят их в пример неповоротливым московитам.

Тем временем шведские силы активно действовали против русских в Ливонии. Шведы взяли города Лоде, Фиккель, Леаль, Габзель, лишенные сообщения с Россией.

4 сентября Понтус Делагарди захватил Нарву, где было вырезано от 7 тысяч до 10 тысяч русских, как сообщала ливонская хроника — «русских бюргеров, жителей и их жен и детей и всякой челяди».

В конце ливонской войны шведы ведут против русских войну на уничтожение, проводя раз за разом массовую резню, сравнимую с кровожадным буйством Батыя. Также, как и батыевым монголам, шведам не нужны города с живыми русскими. Однако и наши, и западные псевдорики по сей день стараются не заострять внимание на кровавых банях в шведском стиле. Относительно объективный Скрынников вообще не удостаивает нарвскую и корельскую резню своим вниманием, хотя наверняка знаком с фундаментальным трудом С. М. Соловьева, где все эти сведения есть.

Шведский генерал французского происхождения П. Делагарди — весьма уважаемая фигура в военной истории. Но пора уже сказать прямо, Понтус Делагарди — военный преступник. Шведская армия времен ливонской войны была дисциплинированной, также как германский вермахт во вторую мировую войну. Она с удовольствием выполняла команду зверствовать, только если команда поступала. Команда на уничтожение русского населения давалась шведским командованием, королем Юханом III и генералом Делагарди.

17 сентября 1581 воевода А. Бельский сдает шведским войскам Ивангород — прямо скажем, патриотическое поведение было не свойственно этому славному роду литовского происхождения. Пушки Волк-1 и Волк-2 мастера Андрея Чехова, захваченные Понтусом Делагарди в Ивангороде, и ныне стоят во Грипсгольмском замке близ Стокгольма.

Помимо Ивангорода Делагарди берет Ям 28 сентября и Копорье 14 октября. В ноябре шведы берут Вейссенштейн (Пайде), поголовно истребляя там русских ратников и «бюргеров».

К концу 1581 г. русские были полностью отрезаны шведами от побережья Финского залива.

В том же году состоялся большой ногайский набег. Вместе с ногайцами во вторжении участвовали крымцы и азовцы. Численность нападавших доходила до 25 тысяч человек. В июне 1581 г. крымские послы уведомили шведского короля, что захватили в России 40 тысяч пленных. Ногайский князь Урус продал прибывшего к нему царского посла Девочкина в рабство в Бухару. Перед нами практически идиллическое единение христианейших королей Европы с азиатскими кочевниками.

Тем временем идет борьба и в дипломатической сфере. Боец не слишком видимого фронта, иезуит Антонио Поссевино уже отличился на поприще уничтожения вальденсов в Савойе и при организации шведско-польского взаимодействия. Папа Григорий XIII направляет столь испытанного бойца в Россию. 18 августа 1581, повстречавшись по дороге с Тедальди, весьма объективным наблюдателем русской жизни, Поссевино прибывает в Старицу. Отец иезуит, конечно, же на стороне польского короля — об этом свидетельствуют его записки, лежащие в Ватиканской библиотеке. Иное было бы странным, учитывая прямое вовлечение Поссевино в антирусские интриги. Одновременно он, как человек весьма умный, понимает, что продолжение войны принесет полякам только неприятности. И сейчас отец иезуит хочет добиться дипломатическими средствами того, чего не удалось достичь польскому королю при помощи войны.

Поссевино требует от царя передачи полякам Ливонии и выражает недовольство действиями православной паствы в Западной Руси. Оказывается, на Волыни, в Подолии, Литве и Самогитии православные жители, хотя имеют господ-католиков, публично молятся о даровании победы единоверцам-московитам. Ну, это же, конечно, происки царских агентов… Московские переговорщики сообщают иезуиту, что без Ливонии не будет у русских пристаней морских, чтобы ссылаться с папой.

В декабре 1581 г. в деревне Киверова Гора — в 15 верстах от Запольского Яма, на Луцкой дороге между Порховым и захваченном поляками Заволочьем — начались переговоры России и Польши. С польской стороны участововали Януш Збаражский, кн. Альбрехт Радзивилл, секретарь Великого княжества Литовского М. Гарабурда. Посредничество осуществлял папский посланник Поссевино, который, пообщавшись с царем и русскими, стал лучше понимать их.

В это время и король осознает, что его «освободительный» поход в Россию окончательно накрылся, что ему противостоят не «рабы», а огромная страна, где будет сражаться каждый город и каждый житель со всей русской смекалкой и с полной мотивацией — за веру, царя и отечество. Теперь уже и королю ясно, что с наемной армией, у которой «время — деньги», ему не хватит никакого европейского кредита для того, чтобы продвинуться хотя бы еще на двести миль.

По результатам переговоров было достигнуто соглашение о перемирии. Поляки должны были вернуть захваченные русские города — Великие Луки, Заволочье, Холм, Ржеву Пустую, псковские пригороды Остров и Красный, Воронеч и Вельи, а также Себеж. Русские войска и русские жители должны были покинуть 41 город в Ливонии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.