Все очень непросто

Все очень непросто

Не будем упрощать. Жизнь многомиллионного человеческого сообщества бесконечно сложнее любой схемы. Были и энтузиазм, и патриотический подъем, и сотни тысяч добровольцев. Фраза — «как один человек, весь советский народ» — годится только для песни. Советское общество было весьма и весьма неоднородно.

Были мальчишки-старшеклассники, которые мечтали о подвигах и очень боялись «опоздать на войну». Были. Именно о них наши «инженеры человеческих душ» и написали груды душещипательных книжек, тонко и незаметно подводящих читателя к представлению о том, что вот эти настроения оглушенных пропагандой подростков и есть «глас народа».

Были офицеры и генералы (виноват — красные командиры, «офицерами» они стали чуть позже), которые стремились (так же как и их коллеги во всех странах и во все времена) к славе, почестям, званиям и орденам. Для них война, любая война — с «финляндской козявкой», с «белокитайцами», вместе с вермахтом, против вермахта — была почетной работой.

Было разнообразное и многоликое начальство — парторги и директора, писатели и председатели, завкомы и завхозы, которых Хозяин приучил не просто соглашаться, но и искренне верить в то, что написано в передовице очередного номера «Правды». А так как в империи Сталина «теплое место» терялось обычно вместе с головой, то у тех, кто вылез «из грязи в князи», и выбора-то практически не было: только любить родную партию, любить до самой смерти.

Наконец, были у нас «выдвиженцы». Энергичная, честолюбивая молодежь, дети дворников и сторожей, которым революция открыла дорогу к вершинам социальной пирамиды. К 1940 г. из 170 тысяч студентов, получивших высшее образование в годы первой пятилетки, руководящие посты занимали 152 тысячи, из 370 тысяч инженеров, закончивших вуз во вторую пятилетку, — 266 тысяч (т.е. 2 из 3 получали назначение на руководящую должность через 3 года работы) [136, с. 258]. Такими были реалии «социальной мобильности» сталинской эпохи. Советская власть была для них — инженеров, стахановцев, молодых поэтов и актеров — «нашей родной советской властью». На тернистой тропе к успеху они без тени смущения рвали глотки друг другу (проще и обыденнее говоря — строчили доносы и выступали с «критикой» на партсобраниях), с той же боевитостью готовы они были встретить и внешнего врага, посягнувшего на их светлое будущее.

Эти четыре категории граждан составляли порядка 5—10% взрослого населения страны. Что совсем и не мало. По крайней мере, в средние века в любой стране Европы численность военного сословия (дворян-рыцарей) выражалась в еще меньших процентах. По крайней мере, огромный резерв для восполнения потерь в командном составе армии и промышленности у Сталина был.

Наконец, автор вовсе не предлагает свести всю историю войны только лишь к описанию психологических эффектов и аффектов.

"Но знаешь ли, чем сильны мы, Басманов?/ Не войском, нет, не польскою помогой,/ А мнением; да! мнением народным», — говорит один из персонажей пушкинского «Бориса Годунова». Золотые слова, но не стоит забывать о том, что армия держится не только на «мнении народном», но еще на приказе и дисциплине. Роль военачальника огромна, и там, где командиры и комиссары смогли сохранить порядок и управляемость, смогли уберечь своих солдат от заражения всеобщей паникой, — там враг получил достойный отпор уже в первых боях.

Такие дивизии, полки, батальоны, эскадрильи, батареи нашлись на каждом участке фронта. Вспомним поименно хотя бы некоторых из многих тысяч героев.

Трижды выбивала немцев из пограничного Перемышля 99-я стрелковая дивизия полковника Н.И. Дементьева. Только 28 июня, в тот день, когда немцы уже заняли Минск и Даугавпилс, дивизия Дементьева отошла от берегов пограничной реки Сан.

На самом острие немецкого танкового клина, рвавшегося к Луцку и Ровно, встала 1 -я противотанковая бригада К.С. Москаленко — и ни одного раза не удалось врагу пробиться через боевые порядки 1-й ПТАБ.

На подступах к Дубно в первые же дни войны гнали и громили гитлеровцев 43-я и 34-я танковые дивизии под командованием полковников Цибина и Васильева.

До конца июня встречали врага огнем гарнизоны ДОТов Гродненского, Брестского, Струмиловского, Рава-Русского пограничных укрепрайонов. Оказавшиеся во вражеском тылу, без связи, без продовольствия и воды, они сражались до последнего патрона и последнего человека.

На северных подступах к Минску 25 июня 1941 г. заняла оборону 100-я стрелковая дивизия генерал-майора И.Н. Руссиянова. Накануне, вследствие неразберихи среди вышестоящего командования, вся артиллерия дивизии, до батальонной включительно, была из дивизии изъята и передана на другой, пассивный участок фронта, откуда ее удалось вернуть только во второй половине дня 27 июня. Вот в таком, практически безоружном состоянии, бойцы дивизии Руссиянова встретили удар 39-го танкового корпуса немцев. Три дня удерживали они свой рубеж обороны, стеклянными фляжками с бензином жгли вражеские танки, уничтожили до полка мотопехоты, в ночном бою разгромили штаб 25-го танкового полка вермахта.

2 июля 1941 г. по переправлявшимся через Березину у г. Борисова немецким танковым частям нанесла внезапный удар 1-я мотострелковая Московская Пролетарская Краснознаменная дивизия полковника Я.Г. Крейзера. Удар был такой силы, что двое командующих немецкими танковыми группами, Гот и Гудериан, не сговариваясь отмечают в своих мемуарах и этот бой, и то, что «здесь впервые появились танки Т-34».

Последнее замечание дважды удивительно. Во-первых, на вооружении мотострелковой дивизии по штату должны были быть только легкие танки (в 1-й Московской это были новейшие БТ-7М). Никаких «тридцатьчетверок» мотодивизии не полагалось. Во-вторых, на вооружении 6-го и 11 -го мехкорпусов Западного фронта числилось 266 танков Т-34. Что же, выходит, немцы их даже не заметили? И тем не менее Гот с Гудерианом в данном случае не врут. Дело в том, что во время выдвижения дивизии от Смоленска к Березине Крейзер обнаружил на станции Орша 30 бесхозных «тридцатьчетверок». Эти-то тридцать танков, водители которых первый раз в жизни сели за рычаги Т-34, и произвели на немцев «впечатление» гораздо более сильное, нежели сотни танков 6-го и 11-го мехкорпусов.

На крайнем северном фланге войны, в далеком Заполярье героически сражалась 14-я армия под командованием генерал-лейтенанта В.А. Фролова. Не будет лишним еще раз повторить, что эта армия выполнила поставленную ей довоенными планами прикрытия задачу, остановила уже в приграничной полосе наступление врага, фактически обескровила и разгромила элитный горно-егерский корпус Дитля.

То, что мы здесь упомянули, — это только несколько эпизодов только первых двух недель войны. Эти эпизоды связаны с боевыми действиями крупных соединений (дивизия, армия) и поэтому достаточно подробно описаны в военно-исторической литературе. Тысячи героев 1941-го года сражались почти в одиночку, оставшись в хаосе всеобщего бегства без соседей, без связи — и без надежды остаться в живых...

Самое же трагичное заключается в том, что война в одном отношении очень сильно отличается от других человеческих занятий. Если из 12 гребцов весельной лодки 10 отдыхают и только двое гребут, то лодка все равно движется. Медленнее, чем могла бы, но — движется. Когда же из 120 гарнизонов Брестского укрепрайона 20 бьются до последнего патрона, а 100 — «отходят в Бельск», то укрепрайон как оперативная единица просто перестает существовать. Ну не были немецкие командиры столь глупы, чтобы заваливать трупами своих солдат амбразуры сражающегося ДОТа, если его можно было преспокойно обойти — хоть слева, хоть справа. Практически на каждом участке огромного фронта начавшейся 22 июня войны находились те, кто среди общего хаоса и панического бегства стоял насмерть. Но, как ни горько такое писать, если «сопротивление противнику оказывали отдельные части, а не какая-то организованная армия», то и самопожертвование безымянных героев не могло изменить общую обстановку, не могло остановить продвижение врага в глубь страны, не могло даже спасти бегущие толпы от плена и гибели.