Глава 14 Последний раунд

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 14

Последний раунд

Столкнувшись с великим испытанием – уступавшим только Ганнибаловой войне, – Рим искал нового спасителя в лице старого. Если опасность была меньше и не столь близка, то риск должен был казаться больше, ибо римские армии отправлялись в неизвестное. Арена для первой великой пробы сил между Римом и азиатской цивилизацией была готова, и театр военных действий отодвинулся в тревожную даль, связанную с отечеством только длинными и небезопасными линиями коммуникаций. Чрезвычайные обстоятельства обостряют память, и Рим в час нового испытания вспомнил о человеке, который несколько лет стоял наготове, ожидая опасности, о которой он кричал в глухие уши. Однако сам Сципион не стал баллотироваться в консулы – трудно сказать почему. Быть может, он считал завистников слишком сильными и не хотел рисковать, быть может, привязанность и сочувствие к своему брату Луцию, побежденному на выборах годом раньше, побудило Сципиона дать последнему шанс. Наш герой имел достаточно славы и всю жизнь готов был поделиться ею со своими соратниками. Он оставлял зависть к чужой славе менее значительным людям. Его целью было служить отечеству, и в любом случае он знал, что, если Луций будет консулом, он, Сципион, будет осуществлять реальную власть – Луций мог оставить себе свой номинальный триумф.

Избрание брата было гарантировано заранее, и с ним, как плебейский консул, был избран Гай Лелий, старый соратник Сципиона. Возможно, Сципион к этому и стремился – чтобы, кому бы ни досталась Греция, иметь решающее влияние на операции. Случилось так, однако, что двойные выборы поставили его в неприятное положение – приходилось поддерживать брата против друга. Ибо оба консула, естественно, хотели Грецию, которая означала командование в войне с Антиохом. Лелий, имевший могущественную поддержку в сенате, просил сенат вынести решение – жребий был слишком сомнителен на его вкус. Луций попросил отсрочку, чтобы посоветоваться, и обратился к Сципиону, который посоветовал ему «без колебаний предоставить решение сенату». Затем, когда все предвкушали долгие дебаты, Сципион поднялся в сенате и сказал, что, «если они присудят провинцию его брату Луцию Сципиону, он поедет с ним как один из его помощников». Предложение было встречено «почти всеобщим одобрением», решило спор и было принято почти единогласно.

Хотя ясно, что Сципион планировал такой результат, это не снижает нашу оценку благородства человека, который, будучи самым знаменитым полководцем в римской истории, согласился занять подчиненное положение. Если средства были дипломатическими, то мотив был чистейшим – спасти свою страну, предоставив награду другому. Кроме кровного родства, он, без сомнения, чувствовал, что будет более уверенно управлять событиями через брата, чем через Лелия, хотя упрямство Луция в конфликте с этолянами опровергает приговор Моммзена – «человек из соломы». Два сильных лидера в одной команде – не лучшая комбинация. Многое говорит о Сципионе и Лелии тот факт, что все это не поломало их дружбу, и доказательством великодушного характера последнего, а также высших качеств первого служит то, что в позднейшие годы Лелий дал Полибию такие свидетельства величия Сципиона.

В дополнение к двум легионам, которые он забрал в Греции у Ацилия, консулу было выделено 3 тыс. римских пехотинцев и сотня всадников плюс еще 5 тыс. пехоты и 200 всадников от Латинской конфедерации. Далее, как только стало известно, что в поход идет Сципион Африканский, 4 тыс. ветеранов Ганнибаловой войны явились добровольцами, чтобы служить «под командой любимого вождя».

Экспедиция отправилась в марте (римский июль) 190 г. до н. э., но бросок в Азию пришлось задержать, по причине упрямого нежелания сената дать разумные условия мира этолянам, что заставило их вновь взяться за оружие и продолжать упорную войну в своих горных крепостях. Любопытно, что Сципион, который всегда облегчал себе решение военной задачи с помощью умеренности политических требований, теперь был блокирован из-за неумеренности других.

Когда братья высадились в Эпире, они обнаружили, что благодаря Ацилию армия полностью погрязла в партизанской войне. Сципион двинулся вперед, брат следовал за ним с главными силами. По прибытии в Амфиссу их встретили афинские послы, которые, обращаясь сначала к Сципиону Африканскому, а потому уже к консулу, умоляли о снисходительности к этолянам. «От Сципиона они получили довольно мягкий ответ, ибо ему нужен был почетный предлог, чтобы кончить этолийскую войну, – он устремлял свои взоры в Азию и к царю Антиоху». Очевидно, он, привычно предугадав события, сам вдохновил оба посольства Афин – к себе и к этолянам. Сципион мог бы дать несколько очков вперед даже полковнику Хаусу, выступавшему как посол мира, дающего средства к победе. В результате афинских уговоров этоляне прислали большое посольство в римский лагерь и получили от Сципиона самый ободряющий ответ. Но когда, как полагалось, обратились за решением к консулу, он дал непримиримый ответ, порвав ударом кулака всю паутину, которую его брат так деликатно сплел. Второе посольство столкнулось с таким же упрямым отказом. Тогда глава афинского посольства посоветовал этолянам просить просто о шестимесячном перемирии, чтобы они могли направить посольство в Рим. Реальный источник этого совета слишком очевиден, чтобы гадать. Этолийские послы, соответственно, вернулись назад и, «обратившись сперва к Публию Сципиону, получили от консула через него согласие на прекращение военных действий на желательное время».

Так с помощью дипломатии Публий обезопасил коммуникационные линии и высвободил армию; решимость, с которой он искал мирного решения и не желал путаться в побочные конфликты, есть предметный урок экономии сил и верности подлинной цели.

Консул, приняв армию от Ацилия, решил вести войска в Азию через Македонию и Фракию, избрав длинную сухопутную дорогу вместо короткой морской, ибо Антиох имел один флот в Эфесе, а Ганнибал собирал другой в Финикии, специально чтобы помешать морской переправе. Публий, одобрив эту дорогу, заметил брату, что теперь все зависело от Филиппа Македонского; «ибо, если он будет верен нашему правительству, он предоставит нам проход и всю провизию и материалы, необходимые армии в дальнем походе. Но если он подведет тебя в этом, ты не найдешь безопасности нигде во Фракии. Поэтому, по моему мнению, прежде всего нужно выяснить намерения царя. Лучше всего испытать их, послав к нему кого-нибудь с неожиданным визитом, без предварительной договоренности».

Согласно этому совету, порожденному инстинктивной заботой о безопасности и психологическим чутьем, консул отправил Тиберия Гракха, пылкого и смелого юношу, который, меняя на пути коней, мчался так быстро, что доскакал от Амфиссы до Пеллы – от Коринфского залива почти до Салоник – менее чем за трое суток. Он застал Филиппа в разгаре пира, «не слишком трезвого». Это помогло устранить подозрения, что царь готовит контрудар, и на следующий день Гракх увидел готовые склады провизии, мосты, наведенные через реки, и отремонтированные горные дороги, готовые к приходу римской армии.

Он помчался назад, навстречу армии, которая могла спокойно двинуться через Македонию. В своих владениях Филипп встретил римлян и сопровождал их, причем Ливии замечает, что «много радушия и доброжелательства проявлялось в нем, что очень понравилось в нем Сципиону – человеку, который, будучи безупречным в других отношениях, не мог устоять перед светской любезностью, не сопровождаемой роскошью». Затем армия, через Фракию, вышла к Геллеспонту – Дарданеллам – пройдя, очевидно, той же дорогой, что Ксеркс, но в противоположном направлении.

Переправа через Дарданеллы была настолько же облегчена римлянам ошибками Антиоха, как и действиями их собственного флота. Ливии, командующий римским флотом, отплыл к Дарданеллам, согласно инструкциям, чтобы захватить крепость, охранявшую узкую часть пролива. Сестос – современный Медос – был уже занят римлянами, а Абидос – теперь Чанак – вел переговоры о сдаче, когда Ливии получил известия о поражении, в результате внезапной атаки, союзного родосского флота на Самосе. Он оставил свою главную цель – что могло расстроить планы Сципиона – и отплыл на юг, чтобы восстановить положение в Эгейском море. Однако, после некоторых довольно бесцельных морских операций, прибытие Ганнибалова флота и его разгром в его первой и последней морской битве очистили горизонты в Средиземноморье. В августе вторая победа, на этот раз над эгейским флотом Антиоха, обеспечила римлянам господство на море.

Потеря его заставила Антиоха сделать ход, направленный к безопасности, но фактически в противоположном направлении. Отчаявшись защитить захваченное за Дарданеллами, он приказал гарнизону отступить от Лисимахии, «чтобы не быть отрезанным римлянами». Лисимахия стояла поблизости от места, где ныне стоит Булаир, и нет нужды подчеркивать, как трудно было бы проломить древние булаирские укрепления, господствующие над перешейком Галлиполийского полуострова. Гарнизон вполне мог продержаться до зимы. Возможно, другим фактором, кроме поражения на море, была неудачная попытка заключить союз с Прусием, царем Вифинии – страны, побережье которой лежало частично на Черном море и частично на Мраморном. Антиох пытался сыграть на его страхе быть проглоченным Римом, но стратегическое видение Сципиона позволило ему предугадать и этот ход и принять меры для его нейтрализации. За месяцы до прибытия в Галлиполи Сципион отправил Прусию письмо, рассеивающее такие страхи: «Мелких племенных вождей в Испании, которые стали союзниками, он оставил царями. Масиниссу он не только восстановил на троне отцов, но и отдал ему владения Сифака» – тонкий намек!

Двойная новость о морской победе и эвакуации Лисимахии достигла братьев по прибытии в Энос. С легким сердцем они двинулись вперед и заняли город. Подождав обоз и больных, они двинулись вдоль Херсонеса (Галлиполийскго полуострова), достигли пролива и без помех переправились в Малую Азию. Переправились они, однако, без Публия, которого задержали религиозные обязанности салия. Правила его ордена обязывали его во время праздника Священных Щитов оставаться там, где он находился, до конца месяца. Без него армия потеряла движущую силу, так что «он сам был источником задержки, пока не нагнал ее». Ненужная задержка была далека от его военных обычаев, так что инцидент предполагает, что благочестие было искренним чувством, а не просто психологическим инструментом, помогающим вдохновлять войска. Пока армия его ждала, в лагерь явился посол от Антиоха и, поскольку царь приказал ему обратиться сперва к Сципиону Африканскому, посол ждал его прибытия, прежде чем обсудить свою миссию с консулом!

«На Публия царь возлагал величайшие надежды; величие его души и полнота его елавы заставляли его склоняться к миру; всем нациям было известно, каков он был в роли завоевателя, в Испании и позже в Африке; наконец, его сын был пленником у Антиоха» (Ливии). Как сын был захвачен в плен, неизвестно, то ли в дальней кавалерийской разведке, то ли еще раньше, в море, как предполагает Аппиан.

На военном совете посол Антиоха изложил основу мира: Антиох отдает греческие города в Малой Азии, как уже оставил Европу, и оплачивает римлянам половину военных издержек. Совет счел эти уступки недостаточными, постановив, что Антиох должен отдать все греческое побережье Эгейского моря и, чтобы установить широкую и безопасную нейтральную зону, отказаться от всех владений в Малой Азии к западу от гор Тавра. Далее, он должен оплатить все военные издержки, ибо именно он вызвал и начал войну.

Получив такой отпор, посол добился, следуя приказу, личного свидания с Публием. «Прежде всего, он сказал ему, что возвращает ему сына без выкупа; и затем, равно незнакомый с характером Сципиона и с римскими обычаями, пообещал ему громадную сумму золотом и, не считая царского титула, абсолютное партнерство во власти, если Сципион Африканский, через свои средства, добьется мира». На эти авансы Сципион ответил: «Я тем не менее удивлен, что ты не знаешь римлян вообще и меня, к которому ты был послан… ты не понимаешь военной ситуации человека, от которого ты пришел. Вы должны были удержать Лисимахию, чтобы помешать нашему вступлению на Херсонес, или противостоять нам у Геллеспонта, чтобы помешать переправиться в Азию, если вы хотели просить о мире людей, неуверенных в исходе войны. Но, оставив путь в Азию открытым и позволив надеть на себя не только узду, но ярмо[6], как вы можете ожидать переговоров на равных? Вы должны повиноваться приказам. Я считаю моего сына очень щедрым подарком, говорящим о великодушии царя. Я молю богов, чтобы мои обстоятельства никогда не потребовали других даров: мысль моя, конечно, никогда их не потребует. За такой акт великодушия он найдет меня благодарным, если за личную любезность он примет в ответ личную благодарность. Но в моей публичной позиции я никогда ничего от него не приму и ничего не отдам. Все, что я могу дать сейчас, – это искренний совет. Иди и пожелай ему от моего имени прекратить враждебные действия и не отказываться ни от каких условий мира» (Ливии). Полибий приводит последнюю фразу в несколько ином виде: «В ответ на его обещание относительно моего сына я дам ему намек, который вполне стоит милости, которую он мне предлагает, – пусть идет на любые уступки, делает что угодно, лишь бы не сражаться с римлянами».

Совет не оказал влияния на Антиоха, который решил ускорить военные приготовления, которые уже шли полным ходом. Консульская армия тем временем двинулась на юго-восток, мимо Трои, к Лидии. «Они разбили лагерь вблизи истока реки Каик, готовя провизию к быстрому походу на Антиоха, чтобы сокрушить его прежде, чем зима помешает операциям». Антиох ждал их у Тиатиры (современный Ахиссар). В этот момент, как раз перед подъемом занавеса к последнему акту, когда Сципион должен был пожать плоды своей стратегии, в дело вмешалась судьба. Он был сражен болезнью, и пришлось перевезти его в Элею, на побережье. Услышав об этом, Антиох послал эскорт, чтобы возвратить ему сына. Неожиданное возвращение сына сняло такую тяжесть с души Сципиона, что ускорило выздоровление. Эскорту он наказал: «Скажите царю, что я шлю ему свою благодарность, что в настоящее время я не могу отплатить ему ничем, кроме доброго совета: пусть не начинает боя, пока не узнает, что я присоединился к армии». Под этим Сципион, очевидно, подразумевал, что, если он будет на месте, хотя бы жизнь Антиоха будет в безопасности.

Хотя царь имел огромную армию – 62 тыс. пехоты и более 12 тыс. конницы, – он счел этот совет достаточно разумным, чтобы отступить за реку Герм и там, у Магнесии – современная Минисса, – разбить сильно укрепленный лагерь. Хотя у римлян было только два собственных легиона плюс (по численности) два союзнических легиона и несколько местных отрядов – всего около 30 тыс. бойцов, – вердикт их был единодушным. «Еще никогда римляне так не презирали врага». Однако им не пришлось штурмовать лагерь, ибо на третий день, опасаясь дурного влияния бездеятельности на моральный дух войск, Антиох вывел их из лагеря и предложил битву.

Хотя конечная победа римлян была решающей, им явно не хватало тактического мастерства Сципиона Африканского, и одно время им пришлось бороться с неприятностями, если не с опасностью поражения. Ибо в то время, когда римляне устремились на центр врага, а их конница атаковала его левый фланг, Антиох сам, с конницей правого крыла, пересек реку, оставленную почти неохраняемой, и напал на левый фланг консула. Только решительность трибуна, оставленного здесь, остановила врагов и отражала опасность, пока не подошли подкрепления. Отброшенный в этом месте и видя мощные силы, сосредоточенные против него, Антиох бежал в Сарды, остатки разбитой армии последовали за ним. Дальнейшее сопротивление было безнадежно: все западные владения рушились вокруг него, а подчиненные государства спешили заключить мир с Римом. Он отступил в Апамею и оттуда послал миссию мира к консулу в Сарды, куда прибыл из Элей Публий, оправившийся от болезни.

Условия мира были согласованы еще до прибытия миссии, и решено было, что изложит их Сципион Африканский. «Сципион начал с того, что победа никогда не делала римлян более суровыми, чем прежде». Условия были те же самые, что предлагались перед Магнесией, когда вопрос был еще открытым, ни капли не суровее из-за нынешней беспомощности Антиоха. Антиох должен был удалиться по другую сторону Тавра; выплатить пятнадцать тысяч эвбейских талантов как компенсацию за военные издержки – частью сразу, а остальное двенадцатью ежегодными платежами; и выдать двадцать избранных заложников в обеспечение верности договору. В дополнение Антиох должен был выдать Ганнибала, поскольку «было ясно, что римляне никогда не могут надеяться на прочный мир, пока он на свободе». Ганнибал, однако, получив весть об этом условии, укрылся на Крите.

Замечательной чертой условий мира – так же, как в Африке и Греции, – было то, что римляне искали только безопасности и процветания. Пока Сципион направлял политику Рима, аннексий, со всеми их опасностями и трудностями, избегали. Целью его было просто обеспечить мирное преобладание римских интересов и влияния и гарантировать их от внешних опасностей. То была поистине великая стратегия, которая, вместо попытки аннексировать исконные владения Антиоха, просто заставила его отойти за идеальную стратегическую границу – горную цепь Тавра – и построила цепь суверенных буферных государств как вторую линию обороны между Тавром и Эгейским морем. Это определенно были союзники Рима, а не его подданные, и мир в Малой Азии был создан путем усиления и вознаграждения союзников, остававшихся верными в течение войны. Как мог бы измениться ход истории, если бы наследники не дали обратный ход политике и не встали на фатальный путь аннексий? Когда начались вторжения варваров, пришельцы обнаружили, что средиземноморский мир состоял из государств, так глубоко романизированных, что они давно забыли о своих оковах, однако из-за этого настолько ослабели, что сделались обузой для Рима. Вместо кольца боевых аванпостов, задуманного Сципионом, возник кружок политических евнухов.

Забавным комментарием к усмирению Антиоха и устранению последней угрозы Риму в Средиземноморье было избрание Луцием Сципионом по возвращении в Рим титула «Азиатский», «чтобы не уступать брату даже в этом». Он также принял меры, чтобы его триумф выглядел пышнее и роскошнее, чем триумф Публия над Карфагеном. Единственной наградой нашего героя было то, что его в третий раз назначили принцепсом сената.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.