75. Пассионарный перегрев

75. Пассионарный перегрев

Если момент пассионарного толчка незаметен самим людям, им затронутым, то дата начала фазы пассионарного подъема фиксируется историей региона как своеобразный перелом, а конец фазы подъема ограниченной группы этносов и переход в акматическую фазу пассионарности — это несчастье для всех соседей. Не заметить его нельзя.

Романо-германский, «христианский» суперэтнос в X в. только защищался от окружавших его врагов, викингов, арабо-берберских пиратов и венгров, отраженных только в 955 г. Оттоном Великим. Но в XI в. этот суперэтнос начал расширяться. Языческие славяне были оттеснены за Эльбу, у арабов отняли Сицилию в конце XI в., Англию те же французские нормандцы захватили в 1066 г., покончив с реликтом эпохи Великого переселения народов. Но это были события, связанные с собственным регионом, предчувствие перегрева, а еще не сам перегрев.

А число пассионариев на территории Франции и Германии росло. Они становились неуправляемыми и свирепствовали по своему усмотрению, разбрасывая генофонд по популяции, что грозило еще более жестокими последствиями. Чтобы спасти от них трудящееся население, требовалась этнопсихологическая доминанта, попросту цель, которая локализовала бы избыточную энергию и сбросила ее на сторону. Люди XI в. были умны и решительны. Они сообразили, что надо сделать.

Как происходит смена фазы и стереотипа поведения, подробно описал аббат Гвиберт Ножанский: «По закрытии Клермонского собора — а он был созван в ноябре месяце — (1095 г.), в восьмой день после праздника святого Мартина, по всем провинциям Франции разнеслась о нем большая слава, и каждый, кому быстрая молва доставляла папское предписание, шел к своим соседям и сородичам, увещевая (их) вступить на стезю господню, как называли тогда ожидаемый поход.

Уже возгорелось усердие графов, и рыцарство стало подумывать о походе, когда отвага бедняков воспламенилась столь великим рвением, чти никто из них не обращал внимания на скудость доходов, не заботился о надлежащей распродаже домов, виноградников и полей; всякий пускал в распродажу лучшую часть имущества за ничтожную цену, как будто он находился в жестоком рабстве, или был заключен в темницу, и дело шло о скорейшем выкупе.

…В прежние времена ни темницы, ни пытки не могли бы исторгнуть у них того, что теперь сполна отдавалось за безделицу… Многие, не имевшие еще сегодня никакого желания пускаться в путь… на другой день, по внезапному побуждению… отправлялись вместе с теми.

…Что сказать о детях, о старцах, собиравшихся на войну? Кто может сосчитать девиц и стариков, подавленных бременем лет? — Все воспевают войну… все ждут мученичества…».[413]

«Весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столпов, — сообщила в «Алексиаде» Анна Комнина, дочь императора и талантливый историк, — все вместе стали переселяться в Азию. Они двинулись в путь целыми семьями и прошли всю Европу».[414] Знали ли крестоносцы, на что они идут? Может быть, кто-то из них и понимал опасность, да и тщетность этого похода, но увлеченный стихийным потоком, шел на верную гибель вместе с остальными. Из неорганизованной массы, ведомой Петром Амьенским и рыцарем Вальтером Голяком, уцелели единицы — те, кто успел бежать от сельджукских сабель. Организованное рыцарское ополчение Годфрида Бульонского, Раймунда Тулузского и Боэмунда Тарентского одержало несколько побед и заняло Иерусалим, но из 110 тысяч воинов, переправившихся через Босфор, до Иерусалима дошло 10 тысяч. И часть их погибла при штурме города, хотя гарнизон Иерусалима состоял из одной тысячи египетских мамлюков.

И на этом успехи крестоносцев, отборного воинства католической Европы, — прекратились. Сельджуки, уже потерявшие импульс своего этнического натиска, а с ним общую организацию, качество руководства и даже поддержку своих восточных соплеменников, а равно арабов и персов, остановили наступление крестоносцев, даже не нуждаясь в объединении своих многочисленных эмиратов. Греки воевали с мусульманами куда более удачно. И ведь нельзя обвинить французских рыцарей в недостатке храбрости, а итальянских — в нехватке хитрости и изворотливости. Иерусалимские короли сумели привлечь на свою сторону горцев Ливана — маронитов, отколовшихся в VII в. от греческой церкви, но мужественно отстоявших свою свободу от арабов. Марониты объединились с Римской церковью. Рыцари-монахи: тамплиеры и иоанниты освоили тактику войны в пустыне. Европа сто лет слала лучших бойцов в «Заморскую землю», но успеха не было. Почему?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.